— Говори...

Серёжа любил, когда по вечерам в комнатах оставались лишь они с Олегом, пока все нормальные дети ушли есть запеканку на ужин и запивать её компотом, в коем плавали выглядящие как маленькие ожившие монстрики фрукты недельной давности, играться со своим другом. Игрался Сережа по-разному. Ну как игрался… Бесил и заставлял применять к себе разнообразные виды наказаний Олега. Например, в пятницу тринадцатого, когда мальчикам было по семь лет, Разумовский решил показать не верующему в плохую ауру дня Олегу, что та выдумана неспроста, а если выдумана и удерживается столетиями, то стоит вдуматься: а не правда ли это? Волков вдумываться не хотел, отнекиваясь и стремясь перевести тему. Разумовский злился: ему не верят! Поэтому, взяв на себя роль носителя истины и коварно дождавшись, пока Олег приляжет покемарить, Сергей разукрасил пищевыми фломастерами (выискивал их на кухне полчаса, нельзя же кожу друга настоящими, и тем более несмываемыми портить!) лицо Олега, совершившего такую досадную ошибку, как решение прилечь. Французские закрученные усики, бородка и многочисленные ярко выведенные оранжевые веснушки были с любовью выписаны на лице старшего. С любовью? Ах да, маленькое рыжее сердечко покоилось на запястье. На этом художества прервались, так как Волков вдруг (удивительно, не правда ли?) проснулся. Выйдя через пять минут с полностью чистым лицом из ванны, Олег угрожающе двинулся на Серёжу. Серёжа оборонился подушкой. Подушке обороняться было нечем. Олега не смутило ни то, ни другое, и Волков безо всяких слов вырвал предмет у друга, схватив его за лодыжку и стянув на прикроватный коврик. — Олежа, стой, я не специально! — Тебе волшебным образом попали в руки маркеры, и ты, даже не подозревая о подвохе, чисто случайно разукрасил мне лицо? — Так ведь пятница тринадцатое мстит, Олег, за неверование твое! После таких слов, как вы понимаете, Олег уже не мог щадить. В принципе, Волков фамилию свою оправдывал. К сожалению для младшего, все воспитатели и ребята ушли на ужин, хотя вряд ли бы кто-то вмешался, будь они прямо здесь, в комнате. Разумовский сначала пытался вырваться, потом с силой отталкивал Олега, а потом начал неконтролируемо царапаться и захлебываться в коротких писках, вертясь из стороны в сторону. Олег младшего не щадил, кусая и щипая всё тело. На жалкие попытки дать отпор Волков внимания не обращал, с увлечением продолжая наказание. Во второй раз, уже в двенадцать годиков, Серёжа поймал себя на мысли, что когда они с Олегом принимают ванную, то уже в который раз всё внимание младшего сосредоточенно на друге. Ну как на друге? На интересных местах друга. Также в тот день друзья поспорили, что Разумовский не сможет удивить Олега за час. Он, к слову, подходил к концу, и сейчас парни, уже одетые и оставшиеся одни в ванной, заканчивали водные процедуры — Сергей сушил волосы, а Олег… Видя, как Волков наклонился, смывая под горячей струей шампунь с головы, Серёжа не выдержал. Подкравшись сзади, тот тихонько взял упаковку, выливая жидкость на только смывшееся от шампуня волосы Олега. Развлечение пошло по кругу, и у Разумовского была возможность тихонько хихикать, пользуясь заглушкой в виде воды. Поняв через минуту, в чём дело, Олег выключил воду, повернувшись и впившись в младшего взглядом. Младший широко и максимально дружелюбно улыбался. — Удивил? — Ага. Смыв наконец шампунь с волос, а также высушив их, Волков, крепко сжимая за локоть Разумовского, начинавшего догадываться о предстоящей мести и активно вырывающегося, повёл на чердак, где они двое обычно тусовались в полном двуединении (уединение, но только для двоих), Волков швырнул друга на старую пыльную кровать, наваливаясь следом. — Ты, Серый, нарываешься. Нервный смешок младшего перешел в звонкий смех, а после и мольбы о пощаде. Щекотку будущий миллиардер не переносил, реагируя неадекватно. В ход опять пошли эти невозможно милые попытки царапаться. Мучать Волков умел, не давая приятелю даже шанса вдохнуть, и остановившись только тогда, когда Серёжа, весь покрасневший, крикнул: «Я умоляю, Олег!» — оставляя розовую полосу от ногтей на плече Олега. Сейчас был третий раз, вот только теперь парни совсем не дети. Пятнадцать лет. Ум есть, хотя по рифме подходит другое предложение. Ум есть, озорство тоже. Серёжа смерил оценивающим взглядом развалившегося на спине на всю кровать Олега, хотя стоит уточнить, что находился Волков на своей кровати, и, вздохнув, двинулся на жертву. Кто тут жертва, надо поспорить. — Олежа, я хочу сделать тебе сюрприз. — Ну-ка! Олег отложил книгу, собираясь сесть, но Разумовский бесцеремонно плюхнулся сверху на друга, пригвоздив руками его тело к кровати. — Закрой глаза. — Мне уже страшно. — А ты не бойся. Волков сомкнул веки, ожидая сюрприза. Сергей растянулся в гаденькой улыбке, прикасаясь губами к шее Олега. Последний вздрогнул, явно напрягаясь. Разумовский повеселел еще больше и… Поставил засос. Попытался поставить засос. Ведь в ту же секунду, когда Волков все понял, младший поменял ориентацию (в пространстве (и не только)), оказавшись подмятым бывшей жертвой. — Ну и что ты творишь? — Играюсь. Разумовский подался вперёд, лизнув в нос Олега. Такое не прощается. — Бесишь. Ой как ты меня бесишь… — приговаривал Волков, заворачивая в одеяло будущего миллиардера. Образовалась рыжая завернутая сосиска. — Говори: «Я идиотская шавуха». — Я идиотская шавуха… Олег потряс идиотскую шавуху. — Громче! — Я идиотская шавуха! — И ты… — И я?.. Олег демонстративно покивал, продолжая трясти из стороны в сторону Разумовского, ожидая слов раскаяния и обещаний исправиться. — И идиотская шавуха любит тебя! Молчание длилось всего пару секунд. За край одеяла Олег притянул закутанного рыжика к себе, коротко чмокая в губы. — Гордый альфа-самец волк тоже любит идиотскую шавуху. И это было прекрасно.