Сила

Овада Мондо был зверем. Всегда был. Он предполагал, что был сыном самого Сатаны, а не обычного никчемного человека. Ведь каким тогда образом он превосходил своего брата? Дайя всегда был добрым слабаком, шел на поводу у брата, стоило младшему в один момент пустить слезу или привориться тем, кем он на самом деле не являлся. Работало всегда. И безотказно. Чертовы мудаки в банде даже недолюбливали мелкого парнишку. Они были слишком глупы. Каждый думал, что Мондо простой слабак, хотя на самом деле он был сильнее всех их вместе взятых. Сила. Вот двигатель прогресса, ни ум, ни старания. Сила и бабки. Можно сказать, что ты уже на горе, если имеешь это. И Овада Мондо имел. Один неосторожный толчок, море слез, потеря брата.. И вот он уже на горе. Отчаянный и сильный, дышащий чистым пеплом и безумием, пропитанный дымом утраты, словно дешевая ткань. Не удивительно, что к нему потянулась та безумная девчонка. Как же ее звали... Эношима Джунко! Именно она примкнула к его силе, упиваясь ею, словно пиявка кровью. Слишком подходили друг другу, были слишком одинаковыми. Овада и отчаяние, Джунко и безумие. Одной было скучно, другой жаждал видеть планету под своим ботинком. Он хотел конца света, он хотел видеть, как затухает последний огонек надежды в глазах его будущих рабов. И Эношима ведь действительно помогла. Она шептала на ухо сладкие речи, заставляя Оваду поежиться от удовлетворения. Сила. Сила. Сила. Вот, что на самом деле ценится в жизни. Мондо был достаточно силен, чтобы свернуть шею этой наглой шлюхе, когда ее помощь была больше не нужна. Джунко была слишком одинаковой, слишком необычной. Такой же необычной, как и все девки в Пике Надежды. Мондо тошнило. В желудке сплошным комком собирался ужин, готовый в любой момент выйти через ноздри. Какая разница? Сатана не чувствует боли. Он давно принял себя, давно принял то, что он настоящее животное, готовое глодать кости, протаптывая дорогу по хрупким черепам. Какова была сладкая жизнь Бриллиантов, стоило им оказаться под сапогом Мондо? О, они стелились перед ним, словно он был их чертовым королем. Ему было даже обидно, что никто еще не придумал вылизать его пыльные ботинки до блеска. Овада Мондо был умен. Очень умен. Но предпочитал скрывать это, играя дурачка, решающего все криками и пустыми угрозами. Настоящий Мондо не угрожал -- он молча перерезал глотку. -- Если быть достаточно глупым, то никто не будет ожидать от тебя многого, а когда ты будешь держать нож у него под ребрами, то кричать будет слишком поздно, -- хмыкает Овада, беседуя с ИИ Монокумы. Поговорить было не с кем. Скука ползла по позвоночнику ледяной сороконожкой, сжимала все тело байкера, словно прессом. Ску-ка. Подделать свою казнь не составило труда. Всего лишь надо было вырядить трупак бедного Леона в похожую одежду, да нацепить парик. Трупы не жалко. Трупы не люди. Хотя, Мондо тоже не был человеком. Ох, знаете кто еще не был человеком? Кто был миленьким маленьким доберманом на привязи? Ну же. Догадайтесь. -- Киетака Ишимару пришел навестить вас, Овада-сенсей, -- кланяется один из Монокум, забегая в "логово" тигра. Тигриная клетка, сдерживающая опасного зверя от манящего мяса. -- Что за бардак ты тут развел?! Стоило оставить тебя на пару дней, как ты превратил это место в такой же бомжатник, как и ты сам, -- иногда Ишимару забывал, кто главный. И приходилось напоминать глупому мальчику, чтобы тот больше не сувал свои сладенькие пальчики между прутьев клетки. -- Нахуя ты приперся сюда, глупое ничтожество? -- усмехается байкер, разворачиваясь на своем громоздком кресле. -- Ты.. Ты же тут совсем один. Я пришел.. Я принес тебе нормальной еды. Питаться одной лапшой быстрого приготовления -- гарант гастрита, -- все же Киетака был слишком мягким, чтобы причинять кому-то реальный вред. Но он был полезным оружием, когда дело доходило до проработки стратегии и тактик. Мондо казалось это слишком скучным. -- Оставляй на столе рядом с дверью и вали нахуй. Не заставляй меня ломать тебе руки, чтобы впредь не смел выбивать пароль на стенах. Он дергается, но снова хмурится. -- Это наша Игра. И я такой же главный как и ты, чертов имбицил. Я сделал достаточно много, чтобы ты проявлял передо мной уважение, -- он уверенно шагает к Оваде. Ой-ой, роковая ошибка. Зверь двинул ногой прямо в живот бедняги, заставляя педанта покоситься и осесть на пол. Ботинок вжимается в плечо, пачкая идеально белую форму грязным и четким следом. -- Я тебя предупреждал, выкидыш спидозной шлюхи. Если ты хоть раз попробуешь "покачать права", то я разделаю тебя и подам ужином этим инфантильным дегенератам, -- он указывает через плечо, прямо в цветные мониторы, показывающие растерянных одноклассников. -- Скажи спасибо за то, что я дал тебе шанс не жрать дерьмо вместе с этими тупицами, рыдая над каждой жалкой кончиной, а поделился Силой, -- в понимании Овады Сила стояла наравне с отчаянием. Они шли бок о бок, не отделяясь друг от друга. Отчаяние подпитывало силу, заставляя Силу отдавать свою мощь обратно. О, нет, дорогой читатель. Сила заключалась не в Надежде, не в превозмогании трудностей. Сила заключалась в том, чтобы видеть, как все, что ты любишь, погибает у тебя на глазах, желая добить каждого мученика. Мондо любил Киетаку. Они часто целовались, когда Зверь был в настроении. Ишимару думал, что Овада особенный, интересный спутник жизни "со странностями", байкер же просто любил причинять боль. Было забавно наблюдать за тем, как после очередного поцелуя, Ишимару дрожит в агонии, ощущая, как в плечо вонзается лезвие острого ножа. Он был не против. Конечно, любил доказывать свою честь и незаменимаость, но никогда против не был. Наоборот, он любил, когда его наказывали. Мондо обнаружил скрытые фетиши своего брата, стоило только достать свой ремень из шкафа. Киетака смотрел на это, как завороженный, стоя с голым торсом и, кажется, специально поворачиваясь спиной. Одного удара было достаточно, чтобы вызвать у мальчика стон наслаждения. Как же жалко. Мондо ненавидел Ишимару. Он был слишком слабым, еще слабее Чихиро, слабее всех заключенных в академии. Он давал подчинять себя, бить и истязать. Обижался, но затем неизменно возвращался, кажется, чувствуя вину за прошлую обиду. После продолжительных "бойкотов" Киетака всегда приносил с собой маленькие подарочки, на которые Мондо было открыто наплевать, какими дорогими бы они ни казались Ишимару. Будь то памятные фотографии или ценные призы из мономашины -- все летело в мусорку. Ведь "лишь утратив все до конца мы обретаем свободу"* Предметы были мелочью. Настоящим богатством была Сила и власть. -- А теперь проваливай. Оставь меня в покое и дай насладиться собственной Силой. Или же ты хочешь, чтобы я выместил ее на тебе. Любишь, когда тебя бьют, не так ли? -- носок ботинка потирается о бледную щеку. -- Не слышу ответа, -- лучше не заставлять Оваду ждать. -- Мондо.. пожалуйста, -- он мямлит. слабак. -- Что? Я не расслышал. -- Овада-сенсей, выбейте из меня всю силу, которую вы в меня вложили. Он улыбается. -- Так-то лучше.