Сынмин отважный

Сынмин отважный. Сынмин настолько отважный, что самостоятельно выбирает самый жуткий фильм ужасов, самостоятельно его ставит на загрузку и самостоятельно всех оповещает в общем какао-чате о том, что сегодня у них киновечер. Требует со всех снэки и не отлынивать. Ведь совместное времяпрепровождение укрепляет командный дух. Сынмин самый отважный из всех отважных. Он тащит из своей комнаты плед, укутывается с ним с головы до пят, а потом хмыкает многозначительно и ползет к Чану, устроившемуся в углу дивана. Чан добрый и понимает, что отважность Ким Сынмина кончается, как только в гостиной выключается свет, а на экране их телевизора начинают крутить заставки киностудий. Сынмин хмыкает еще раз и обнимает лидера всеми конечностями, заключая того в кокон из пледа и объятий. Фильм оказывается скучнее некуда, скримеры не страшные, а главным героем управляет не злой дух, а никак его собственная глупость. Сынмин даже разочаровывается в своем вкусе на кинофильмы, ровно до того момента, пока Джисон не взвизгивает, как раненая в хвост белка, хватаясь за чанбиновы руки, слепо тычась в плечо, жмуря один глаз, а вторым продолжая наблюдать за фильмом. Чанбин успокаивающе гладит мелкого по голове и разрешает не отпускать до самых заключительных титров. Сынмин не любит касаться кого-то без острой на то необходимости. Не любит тисканья за щеки и когда гладят по голове. Обниматься Сынмин тоже не особо любит. Со всеми, кроме Чана. У Чана длиннющие руки и от него всегда приятно пахнет лимоном и мятой. Успокаивающе и совсем по-родному. Лидер никогда не откажет в объятиях, выслушает обо всех проблемах, ласково погладит по голове и отправит спать, напоследок сказав, что ты большой молодец. С Чаном обниматься сплошное удовольствие, можно и ногу в наглую закинуть, голову на колени положить и чуть ли не в приказном тоне попросить погладить по волосам. От него получать подобное совсем не бесит, а даже доставляет, в какой-то степени. Бан как добрый старший брат, отдается на полную и всегда хочется отплатить тем же. Ким ерзает на диване пытаясь найти удобное положение. Обвивает старшего ногами и руками, тоскливо утыкается носом в шею. Минуты три меняет всевозможные позы, что даже Хенджин, сидящий на полу, успевает угрожающе шикнуть и чуть ли пальцем не пригрозить. Мин в итоге успокаивается, положив голову на чанову грудь, а ногу с рукой перекинув через туловище старшего. Лидер даже тянет руку, чтобы взъерошить сынминовы волосы, но только лениво чешет тому затылок и обнимает младшего за плечи. Чан, честное слово, обожает их такие посиделки всей группой. Кто-то увлечен фильмом, кто-то доедает последнюю пачку чипсов, ни с кем не поделившись. И все это похоже на редкую встречу большой дружной семьи. Каждый особенный, а вместе они ничто иное, как единое целое. Сынмин – отдельная песня, он всегда становится таким ласковым и чего только стоят его внезапные порывы нежности в моменты таких посиделок. Мин трется щекой о чанову грудь, покрытую черным хлопком толстовки. Чан принципиально не носит футболки дома. Считает, что толстовка на голое тело – отличное решение и зачем вообще задумываться о дополнительном слое. А Сынмин никогда не упускает возможности подразнить и потереться носом об открытую горячую кожу, Бан всегда удивительным образом поддается, наклоняет голову вбок, как бы случайно, улыбается и почти скулит. А потом смеется заливисто, закидывая голову назад. Но, никогда не говорит, что щекотно, бесит или еще что. Сынмин всегда подхватывает чанов смех и заодно тыкает старшего в бок, чтоб не повадно было, наверное. Никто ни о чем не говорит и все принимают эту особенность их отношений как данность. Сынмину, в конце то концов, тоже нужно немного телячьих нежностей, пускай даже, он ото всех обычных шарахается как от огня. Так и сейчас. Лежать на чановой груди, конечно, приятно, а в его объятиях тепло и спокойно. И чувствовать размеренное дыхание на макушке, тоже, безумно приятно. Но фильм, скучный до чертиков, что Мин, правда, уже и забыл, о чем там был сюжет и, заскучавши, решил полностью переключить внимание на шею своего лидера. Подразнить немного, да развеселиться самому. Чан, как обычно и слово против не говорит, принимает сынминовы действия как что-то стандартное и обыденное. Ким сначала совсем осторожно трется носом о чанову шею, будто просто просит уделить ему немного внимания, и совсем не смотрит в экран телевизора. Чан воспринимает это, наверное, как приставания надоедливого щенка. Проводит пятерней по спутанным светлым волосам донсэна, зарывается в них, да так и остается. Почти не поддается и честно пытается продолжить просмотр второсортного ужастика. Но Сынмину-то уже скучно невыносимо, он аккуратно ведет носом от мочки уха до самых ключиц, особое внимание уделяя вздымающейся венке, иногда задевая ее сухими губами, так, совсем случайно. Едва касаясь кончиком холодного носа, ведет обратно, на секунду останавливаясь за ухом, вдыхая запах парфюма. Бан пахнет так чертовски приятно. Чан едва уловимо вздрагивает от неожиданного холодного прикосновения к чувствительной зоне, но с места не двигается, а только делает вид, что поправляет капюшон толстовки. Сынмину скучно и он тянет свой огромный плед на себя, укрываясь им с головой. Парню нравится дразнить своих хёнов, да кому бы на его месте не понравилось? Нравится надоедать и не получать по ушам. А еще слишком нравится напряжение повисающее между ним и Чаном в такие моменты. Но предпочитает об этом не думать. Ему просто весело, забавно и может совсем немного, самую малость, в сомнительном смысле, приятно. Ким прижимается ближе, а Чан окончательно расслабляется и откидывает голову на спинку кожаного дивана. Язычок молнии предательски ползет немного вниз, открывая новое пространство для приставаний. Это не остается незамеченным и Мин тут же тычется носом в ямочку между ключицами, неловко проезжаясь губами по шее своего хёна. Чан тяжело вздыхает и кладет ладонь на сынминово бедро, мирно лежащее у него на животе. Поглаживает его также аккуратно, как Ким тычется в его шею. Обмениваться жестами, в каждом из которых не озвученный вопрос о благоразумности происходящего, довольно забавно. Вот и сейчас, на вроде обычное чаново действие, Сынмин решает сделать ставку покрупнее и будто бы случайно оставляет на шее старшего слегка влажный поцелуй. Ждет пинка и скидывания с дивана, но получает только сжатые пальцы на своем бедре. Еще один поцелуй, мокрее, слаще. Сынмин чуть ли языком не ведет по чановой шее, не впивается губами, оставляя яркие следы. Но сдерживается и не переходит размытой грани. Ладно, может у Сынмина какой-то фетиш на чужие шеи. А у Чана, судя по всему, фетиш на приставания, или на возможность быть застуканным. «Да Бог только знает этого Чана», думается Сынмину, который прижимается непозволительно близко и все же проводит короткую дорожку кончиком языка по вздымающейся венке, как бы пробуя на вкус и спрашивая разрешения. Запрета не следует и младший оставляет еще один влажный след. Теперь длиннее, шире, заканчивая мокрым поцелуем в конце. И снова широким мазком языка проводит по вене. Руки хочется засунуть под черную толстовку и пройтись ладонью по каждому миллиметру чужого тела, почувствовать тепло, то, как нервно и часто стучит сердце. Сынминово же от одной фантазии уже готово покинуть тело. Он чувствует, что щеки горят и уши заливает краской, а прижаться к Чану хочется еще ближе. От пледа – жарко, от всего происходящего – еще жарче. Сынмин бы, на самом деле, не назвал все, что он сейчас вытворяет безумием. Он пару раз застукивал Минхо за тем как он с довольным лицом разминал хенджиновы ступни, а Хван чуть ли не стонал от удовольствия, откидываясь на локти. Сынмин тогда закатывал глаза и с причитанием, что в этом доме ни дня спокойно нельзя прожить и удалялся куда подальше. Но чем-то странным, не считал, все они тут со своими тараканами. Чан на вкус солоноватый и терпкий. Мину определенно это нравится. А еще нравится то, как он продолжает заинтересованно пялиться в телевизор, не подавая вида, что в нем буквально бушует самая настоящая буря. Чан целомудренный и с одногруппниками никогда и ни за что. Но сейчас, Сынмин к нему не в штаны лезет, честное слово. Ничего такого. «Да, просто сейчас самый пай-мальчик из всех пай-мальчиков вылизывает твою шею, Чан». Да так вылизавает, что на целомудренности обоих можно ставить жирный крест Крис держит свои руки при себе и не лезет ими куда не просят, разве что теперь он обнимает Кима под пледом, сильнее, чем нужно сжимая его талию. Хочет оставить похожие следы, которые так стремится Сынмин оставить на нем. Бану снова сдерживаться приходится, чтобы не двинуть бедрами вперед, потеревшись стояком о чужое бедро. Это он старший, лидер и все такое, это он должен держать все под контролем. Под хоть каким-нибудь контролем. Пока Сынмин покрывает его шею множеством самых разных поцелуев. Невесомых, касаясь губами так легко, почти не ощутимо. От таких по телу бегут мурашки, а пальцы на ногах поджимаются. Более напористых, когда сынминовы руки тянутся к чановой шее, но остаются лежать на плечах. И совсем развязных, мокрых, долгих, прерывающихся на заглушенный вздох, чтобы набрать больше кислорода в легкие для того чтобы продолжить. У Чана разум буквально затуманивается. Осознание приходит, когда Мин наглеет окончательно и сначала оставляет маленький укус где-то в районе ключиц, а уже потом переходит все выше и впивается очередным поцелуем в шею, по самому центру, Совсем легко кусает и облизывает след. Целует снова, засасывая маленький участок кожи. Чан машинально тянется к сынминовым волосам и тянет его голову назад, отрывая от себя. – Эй, полегче. – Шепчет грозно, в первый раз оторвав взгляд от экрана телевизора. Теперь Чан смотрит Сынмину прямо в глаза. Но внимание то и дело предательски переключается на раскрасневшиеся блестящие от слюны губы и щеки, такие же красные. У Сынмина в глазах искры, а у самого Чана фейерверки куда посолиднее. Оба дышат тяжело, но пытаются скрыть, будто бы совсем ничего не произошло. Мин, вот к примеру, пытается сделать вид, что не чувствует бедром чанов стояк. А Чан честно пытается не реагировать на то, что Ким ногу все-таки не убирает. Сынмин укладывает голову обратно на грудь лидера, перед этим не забыв потянуть язычок молнии обратно вверх. Фильм досматривают в давящем молчании и то, так, для галочки, чтобы отдышаться, да мысли в порядок привести. У обоих выходит максимально скверно. Приятное напряжение, как это обычно бывает, сменяется тревожным, сдавливающим изнутри грудную клетку. Сынмин думает о том, что, скорее всего, придется объясняться и заливаться краской еще сильнее. А Чан о том, что произошедшее ему понравилось. Распрощавшись со всеми, пожелав спокойной ночи и напугав Джисона до смерти, Ким тащится в свою кровать, волоча по полу огромный плед при этом максимально тяжело дыша. Ложится в свою кровать, ворочается, крутится, не боится вытаскивать ногу из под одеяла. Пялится в телефон. А в голове куча глупых мыслей. Мин ненавидит, когда в голове беспорядок, забирающий последнюю возможность уснуть. Сынмин отважный. Сынмин настолько отважный, что сурово встает со своей постели, уверенно шагает по своей комнате и также уверенно стучится в дверь напротив и не дожидаясь разрешения зайти, отважно заходит внутрь. Чан залипает в телефон на своем втором ярусе и, кажется, совсем не удивлен своему полуночному гостю. –- Куда ты дел Чанбина с Феликсом? – начать серьезный разговор с плохой шутки кажется в данный момент просто прекрасной идеей. На самом же деле, Сынмин понятия не имеет о чем он собирается сейчас разговаривать. Просить прощения? Да за что? Никто не был против. За неудавшийся засос? Да Чан там чуть ли не пищал. Мин пришел потому что в таких ситуациях нужно прийти и либо все прояснить, либо усложнить все в десять тысяч раз. – Джисон так впечатлялся сегодняшним фильмом, что Феликс теперь готовит ему ночные кексы, а Чанбин составляет этим двоим компанию на кухне. – Чан переворачивается на живот и прожигает взглядом так и оставшегося стоять возле двери Сынмина. Чан-то, совсем не лучше. Хотя, он не такой самоуверенный как Сынмин, и скорее всего, первым бы на разговор не пошел. Вот, он и ждал, пока его отважный донсэн постучится в дверь его комнатки и спросит, куда он дел соседей. Бану, впрочем, как и Сынмину, нравилась эта странная игра. С самого начала, когда Ким в первый раз ткнулся своим холодным носом в его шею, заканчивая последним, когда на этой самой шее чуть не появился алеющий засос. Весело. Забавно. Приятно. И никого не смущает. – Думаю, Бин останется у Джисона на ночь. – Чан подминает под себя подушку и изображает на лице великие раздумья. – А Феликс еще с утра жаловался на то, что Хенджин с Чонином заставляют его играть в какую-то новую игру. У Чана в крови сдавать себя с потрохами. Прямо таки, выкладывать на блюдечке с голубой каемочкой все свои мысли, даже не подозревая об этом. Чан самый хороший из всех хороших, с открытым сердцем и доброй душой. Он пристально смотрит на топчущегося на пороге младшего, ожидая его дальнейших действий или слов. Ждёт и совсем не торопит. – Мне кажется, что кексы нужны не Джисону, а Минхо, которому придется всю ночь терпеть этих троих. – Сынмин совсем не глупый и на чанов рассказ про планы мемберов на ночь тащится к лидерской кровати и лезет на второй ярус. – Тоже верно. – Бан засовывает телефон под подушку, переворачиваясь на бок, чтобы Сынмин смог улечься рядом. У Чана в комнатке, в которой всегда свежо, почти что холодно, в которой всегда окна нараспашку, в момент стало жарко и душно. Ну, хотя, возможно, это только вокруг чановой кровати, воздух раскалился. Сынмину тяжело, очень тяжело. Он лежит на спине и смотрит в белый потолок, перебирая в голове всевозможные способы начать разговор. Теребит в руках уголок одеяла и кожей ощущает пристальный чанов взгляд на себе. Бану тоже не по себе. Неловко как-то. Сколько раз Сынмин так заваливался в его постель с требованиями обнять, да по голове погладить. А сейчас хотелось уткнуться носом в подушку и надеяться, что между ними нет никакой проблемы, о которой следовало бы вообще разговаривать. Извиняться совсем не хотелось, откуда-то появилась непонятная гордость и нежелание называть все происходящее ошибкой. Сынмин все еще самый отважный из всех отважных. Правда, руки выдают с потрохами. Ким дрожащими пальцами перебирает уголок одеяла, нервно перебирая в голове все возможные фразы, которыми можно начать разговор. – Хён, - начинает Сынмин, готовый скрыться под одеялом полностью. – Как у тебя с регенерацией? – Ну, так. – Чан переворачивается на спину и тянет одеяло к подбородку, явно пойманный врасплох таким необычным вопросом. – В ближайшие дня три в расписании есть какие-то сьемки? – Сынмин тянет свою часть одеяла ближе к подбородку и уже чувствует, как щеки готовы вспыхнуть красным. Ким благодарит никак самого Бога, что сейчас ночь и Чан не увидит его позорного смущения. – Вроде нет. – Задумчиво тянет Чан, театрально поднося палец к губам. Сынмин пускается во все тяжкие, отбрасывает неловкость и перекидывает ногу через старшего, заставая того врасплох. Чан смотрит на Сынмина большими круглыми глазами, но ногу так и не скидывает. Младший тяжело и горячо дышит Крису на ухо и чувствует, как по лидеру расползаются мурашки от его дыхания. Ким кладет руку на чанову грудь и указательным пальцем подталкивает язычок молнии вниз. Чан все еще не останавливает. Только зыркает оленьими глазами то и дело. Ждет дальнейших действий, а шестеренки в голове крутились и запускали в чановой голове мысли о том, что такого он не знал о Ким Сынмине и что вот-вот узнает. Чан тоже отважный. Отважный настолько, что не скидывает Ким Сынмина с себя и ждет чего же такого учудит его донсэн. На что его безграничной наглости хватит. Наглости в Ким Сынмине вагон и маленькая тележка, вдобавок с юношеской беззаботностью. Сынмин тыкается сухими губами в обнаженные чановы ключицы, оставляя такой же сухой поцелуй. Чан-же проталкивает руку младшему под плечи, но не обнимая, просто так удобнее. Ким стаскивает немного черную толстовку, открывая для себя больший простор для проявления своей наглости. Снова целует Чана в ключицу, затем в другую и заканчивает в ямочке меж них. Целует выше, переходя на шею. У Чана шея чувствительная и в очередной раз от легких прикосновений губами по всему телу приятное тепло расползается. Бан все же обнимает Мина за плечи. Младший ведет чуть приоткрытыми губами обратно к ключицам и в конце втягивая маленький участок кожи. Там, где точно можно скрыть под худи и толстовками. Сынмину, на самом деле, довольно любопытно понаблюдать за лидером, который будет активно скрывать метки на теле. Чтобы другим не повадно было, а то ведь дети совсем, подумают, что раз лидеру можно, то и им. Чан снова не сопротивляется, только поджимает губы и позволяет Сынмину оставлять на нем засосы. А младший разгоняется во всю, оставляет один, на пробу, на груди. Но затем снова возвращается к ключицам. Проводит мокро языком, кусает и снова втягивает нежную кожу в рот. Чан шумно сглатывает и зарывается пальцами в сынминовы высветленные волосы. Мин хмыкает, прижимаясь ближе и влажно целует выпирающий кадык. Бан гладит по волосам и все еще не просит остановиться. Шея пылает от множественных поцелуев, Сынмин, также, на пробу, кусает кожу и оставляет на ней краснеющую метку. Чан сжимает его волосы сильнее. И как вишенка на торте, младший ведет длинную блестящую полосу и отстраняется, улыбаясь довольно. – Я не знаю как, – хрипит Чан, – но, тебе завтра придется забирать у Феликса черную водолазку. Ким Сынмин отважный, он утирает губы тыльной стороной ладони и придумывает, что скажет Феликсу про то, зачем ему его черная водолазка в воскресенье.