Когда тают миражи

      В жизни семьи Эль Адиб – Рашид наступила черная полоса. Со стороны могло показаться, что в доме Мохаммеда объявлен траур: домочадцы практически не разговаривали между собой, ходили тихо и старались не шуметь. Мохаммед демонстративно перестал разговаривать с Латифой и перебрался в другую комнату, чем несказанно расстроил жену.       Дядя Али день и ночь размышлял, как ему лучше поступить с Жади. Закон велел найти и наказать беглянку, но сердце обливалось кровью при одной мысли об этом. В обращении в полицию уже не было никакого смысла, и к тому же нельзя было придавать огласке эту похабную историю, ведь, как известно, даже у стен есть уши, а в Бразилии, где развита арабская диаспора, и подавно. У сида Али оставалась серьезная проблема – семья несостоявшегося жениха Жади, с которой он уже успел породниться.       Через несколько дней все трое улетели в Марокко на семейный совет, который обещал быть тяжелым.       – Зорайде! – со слезами бросилась в объятья няни несчастная Латифа. – Случилась такая беда, такая беда!       – Я знаю, девочка моя, – с болью в голосе сказала женщина. – Это все моя вина, я недосмотрела за Жади. Сид Али, должно быть, выгонит меня за провинность и правильно сделает.       – Нет, Зорайде! Жади эгоистка, она совсем о нас не подумала! Мохаммед разведется со мной, это точно. Он теперь презирает меня, он даже не смотрит в мою сторону.       – Да защитит нас Аллах! – воздела руки к небу Зорайде.       Увидев Али, она инстинктивно сжалась, ожидая услышать из его уст самый страшный приговор в отношении себя вплоть до ударов плетьми за содействие грешникам. Как ни странно, ревностный мусульманин не грозил служанке ничем таким, более того, он заговорил с ней спокойным, доверительным, хоть и очень печальным тоном.       – Вот видишь, Зорайде, до чего мы докатились. Настал день, которого я боялся, когда крыша собственного дома рушится прямо на мою голову. И то ли еще будет, когда в Судный день Аллах спросит меня, где я был, когда росла Жади, почему не воспитал ее в благочестии и в наших традициях, почему позволил пасть на самое дно, а мне нечего будет ответить. Все мои добродетели ничто по сравнению с одной загубленной душой, которая пострадала из-за моего попустительства.       – Сид Али!       – Сейчас мне вновь придется изворачиваться, а все для того, чтобы защитить свою семью, Латифу и ее будущих детей. Жади стала нашим проклятьем и моим вечным укором.       – Сид Али, вы не попытаетесь ее вернуть?..       – Нет, Зорайде. Она сделала свой выбор и должна в полной мере познать его последствия, какими бы они ни были. Только так Жади сможет чему-то научиться. Аллах мудр, и иногда Он попускает человеку пасть лишь для того, чтобы тот смог подняться, но здесь я уже ничего не могу поделать. Все будет зависеть только от нее самой.       – Да услышит вас Аллах! – вздохнула служанка.              Сид Абдул и лара Назира явились на семейный совет с оскорбленным видом обманутых покупателей. Они чинно проследовали в дом, удостоив хозяина снисходительным взглядом.       – Ас-саляму алейкум! – приветствовал гостей Али.       – Ва-аляйкуму салям, – сквозь зубы ответил Абдул, всем своим видом показывая крайнее недовольство ситуацией.       Саид также присутствовал на совете. У него был такой вид, словно он не спал несколько ночей. Вместе с братом они сидели на низеньком диване в угрюмом молчании.       – Итак, произошедшее можно по праву считать актом прелюбодеяния, после которого намеченная свадьба невозможна, – вещал сид Абдул. – Так как нашей семье было нанесено оскорбление, мы имеем право требовать компенсацию и наказание для провинившихся.       – Дядя! – хотел было встрять Саид.       – Не вмешивайся, тебе слова еще не давали.       – Сид Абдул, безусловно, прав, – сказал Али, – и наша семья обязательно выплатит неустойку пострадавшей стороне, но что до наказания… Коран говорит, что мы должны быть сострадательны к оступившимся, а Жади оступилась.       – В Коране также говорится о восьмидесяти ударах плетьми для прелюбодеев, – размахивая четками, возразил Абдул.       – А кто сказал, что Жади прелюбодействует?       – Как это кто?! – уже начал выходить из себя старший из семьи Рашидов. – Она сама позвонила Саиду и прямо сказала о том, что сбежала к другому мужчине.       – Кто-нибудь видел ее с этим мужчиной? – продолжал наседать Али. – Где четыре свидетеля, подтверждающие этот факт?       Абдул замялся то ли от наглости своего оппонента, то ли от растерянности.       – Жади юна и импульсивна. Она была напугана предстоящим браком и могла соврать для того, чтобы ее не трогали. Жади ведь делала так уже не раз, лара Назира подтвердит.       – Я не знаю, к чему вы клоните, сид Али, – с постным лицом произнесла Назира, – но после выходки вашей племянницы все ваши речи не имеют никакого смысла. Все мы прекрасно понимаем, что произошло.       – И все-таки я предлагаю уладить наш конфликт мирным путем.       – Хорошо, а что прикажете делать с браком Мохаммеда? – приподняла бровь лара Назира. – Нам не нужны порченые женщины в семье.       Латифа, наблюдающая за советом из-за занавески, вся съежилась в комок.       – Разве Латифа порченая?! – не сдержался дядя Али. – Кто из вас может подтвердить эти слова? Вы клевещете, а клевета – грех. Мохаммед, ты можешь назвать хотя бы один проступок твоей жены, достойный развода?       Мохаммед, доселе сидевший с лицом каменной статуи, начал колебаться. Ему и в самом деле не хотелось разводиться с Латифой, к которой он уже успел привязаться.       – Постойте-ка, постойте! – тряс бородой Абдул. – Все знают, что один гнилой фрукт в корзине портит остальные. Какая семья захочет породниться с семьей Мохаммеда, если родственница его жены сбежала накануне свадьбы?       – Людям в Фесе совершенно необязательно об этом знать.       – Что значит необязательно? Вы предлагаете лгать?       – Нет, я лишь предлагаю не афишировать данный инцидент, – хитро проговорил Али. – Это не только в интересах нашей семьи, но и вашей, в конце концов, невест для ваших племянников выбирали вы, сид Абдул.       Абдулу был объявлен шах. В Фесе он слыл одним из лучших специалистов по сватовству, знал множество благородных семей и был вхож во многие дома. Такой позорный прокол с Жади мог стоить ему дорого, да и в самом деле, велика ли потеря? Он найдет Саиду новую невесту, а шейху, с которым уже договорились о дне свадьбы, скажет, что Жади тяжело заболела и осталась в Бразилии. Врать – грех, да еще так бессовестно, но что поделаешь, на кону стоит слишком много. Скрепя сердце и мысленно проклиная распутную племянницу Али, он все-таки согласился с условиями новоиспеченного родственника. Сид Али, довольный исходом встречи, распрощался с гостями и хотел пойти отдыхать, как вдруг к нему подошел Саид.       – Дядя Али, – сказал он сдавленным голосом. – Все, что вы сегодня говорили о Жади – это ведь неправда, так?       Хозяин дома с сочувствием посмотрел на несчастного юношу, но продолжил гнуть свою линию.       – Саид, я понимаю твою боль. Но такова была воля Аллаха, мы должны смириться с ней.       – Разве бывает воля Аллаха на то, чтобы человек грешил?       – Нет, конечно, нет. Но Жади далека от нашей религии и обычаев, она стремится к западному образу жизни, так пусть судьба ее научит. Нельзя узнать вкус сладкого, не испробовав горького.       – А этот… Лукас? – Саид был явно не удовлетворен пространными размышлениями Али о смысле жизни. – Как пережить то, что она сейчас с ним?       – Вовсе необязательно, что она с ним. А даже если и так, поверь мне, Жади очень скоро ждет разочарование.       – Какая разница, все равно она уже для меня потеряна, – в глазах Саида сверкала ненависть, перемешанная с печалью.       – Не держи в своем сердце зла, оно причинит вред лишь тебе, – дал совет парню Али. – Подумай об этом, подумай.       Так, развернувшаяся семейная драма начала понемногу утихать, но это не значит, что стихла боль в сердцах ее участников. Шикарная свадебная церемония, которая готовилась с таким тщанием, теперь не состоится. Музыка в доме сида Али зазвучит еще очень, очень нескоро.