Когда Якутск болеет

Когда он болен, то первое, что он делает, это терпит. Терпит так долго, что в тот момент, когда решается прилечь на пол часа, после встать уже не в силах. И тогда мой телефон непрерывно вибрирует и мигает, а в трубке раздаётся его севший голос. В такие моменты я не могу даже нормально дослушать его, а сразу покупаю билеты и еду. Еду к нему. Потому что он совсем как ребёнок, не знающий, что ему делать из раза в раз. А порой это даже по особенному смешно и иронично. Такой холодный, мёрзлый, бледный и спокойный обычно, сейчас слишком открыт, мягок и пылает от высокой температуры. Но я ни в чём не способен ему отказать в такое время. Когда он вместо чего-то прохладного просит налить ему горячего сладкого чая. Или когда он лежит под несколькими толстыми одеялами и бурчит, что больше ни грамма от своих алмазов не отдаст, сколько б не просили. Чего только стоят те бессонные ночи, когда приходится активно бороться с жаром, вызывающий у Якутска непрерывный поток слёз, прибавляя ему головную боль. И всё это заканчивается только к утру, когда за окном особенно морозно и ни одна душа не пожелает вылезти из тёплой кровати на улицу. А я не в силах спокойно спать, пока температура окончательно сойдёт на нет, и продолжаю сидеть и делать холодные компрессы, оберегая его сон. « Ринчин...Ринчин не спи..» – слышу я, когда солнце уже закрадывается в комнату и понимаю, что так и уснул у кровати. А тот, как всегда бывает после таких тяжёлых ночей, совсем вымотался. Вымотался, но выспался, и вот так просто лежать не в его вкусе. Поэтому он тянет меня к себе за руку, немного надув губки, и я не в силах ему отказать. Ложусь рядом, позволяя укрыть себя, и не могу больше сдерживать улыбки, смотря на это довольное личико. Зная такой Якутск, я искреннее не могу понять тех, кто говорит о нём, чего знать не знает. Но эти мысли уходят и возвращаются только тогда, когда я один, смотрю на потухающий экран телефона, где есть он. Такой же улыбчивый, с лёгким румянцем и играющими бликами солнца в волосах. А сейчас Саха, настоящий, снова закрывает глаза, подбираясь ближе, чтобы устроиться под боком и проспать до самого полудня. Я лишь приникаю губами к его лбу под предлогом проверки температуры, поправляю одеяло, сильнее укрывая его и ловлю тот момент, когда щёки его розовеют в подступившем смущении. Всё именно так, как должно быть.