Беги, дорогая, беги!

      Эри… Маленькая девочка, которая никому не нужна. Абсолютно. Слишком рано повзрослел этот ребёнок. И лишь мама любила её… Любила и ласково прижимала к себе, утешая девочку, когда та падала, жалуясь на раны и ссадины. Эри никогда не помнила отца и не хотела помнить. В этом незнакомом мужчине она не видела отца. Нет, она не смогла разглядеть в нём то нежное слово, полное любви и заботы, именуемое ласково «папа». Этот человек был резким и грубым. От него веяло неприятным и терпким запахом табака, который въедался в ноздри. Девочка помнила тот миг, когда он пришёл. Уже с самого первого взгляда в ней проснулось отчаяние. Её большие глаза были распахнуты, а в них читался ужас и немая мольба. Она упала на колени, моля, лишь бы не он. Лишь бы не этот мужчина забрал её! — Зачем она вам нужна? Эта девочка приносит несчастье. Её возвращают уже пятый раз, — воспитательница пугливо косится на Эри, которая свернулась клубочком и слышит всё.       После смерти мамы она попала в ужасное место — детский дом. Но даже тут было лучше, чем у Восстановителя. От него веяло смертью и страхом. Девочка прикусила губу, а на глаза навернулись слёзы. Она никому не нужна. Никому. О ней все отзываются плохо. На Эри был большой «спрос», будущие родители умилялись, смотря на такую красивую девочку. Её мягкие волнистые волосы, которые были и не блондинистыми, и не серыми, скорее отливали платиной. Её хрупкая фигура. Её вечно наивные блекло-красные глаза. И её маленький рог, который она обычно стыдливо прикрывала чёлкой. В ней было всё идеально, от этого милого тельца веяло нежностью и мягкостью. Даже её характер, податливый и доверчивый, вписывался в эту модель. Эри побывала много где. Но никто не любил её по-настоящему. Никто не смог полюбить этот клубочек так сильно, как её любила мама. Да, они были вежливы и обходительны с ней. Но в этих приторных улыбках она видела лишь одну ложь. Она приносит несчастье… В каждой семье, где она была, кто-то умирал. Будто смерть следует за ней по пятам и не в силах догнать, обрушивается на остальных. — Нужна. Она нужна мне. Уверен, мы неплохо поладим, — на его лице появляется недобрая ухмылка, а Эри вжимается в холодный бетон.       Длинные пряди разметались по лицу, плавными волнами ниспадая на плечи. Девочка всхлипнула, закрывшись ладонями. Сердце гулко стучало. Нет, лишь бы не он! Нет, она не хочет идти с ним! Этот мужчина был резок во всём, его движения были торопливыми, а взгляд не сулил ничего хорошего. Эри захлестнула волна отчаяния. Она тонула в этом океане страха, судорожно барахтаясь. Ей страшно. Мужчина присел на корточки, внимательно изучая её. — Как хотите, я вас предупреждала. Эри, это твой новый папа, — сухо проговорила она; хоть воспитательница и пыталась придать своему голосу раздражённости, облегчённые нотки проскальзывал в нём, наконец-то можно избавиться от этой девчонки, которую боялись все.       В ушах повис звон. Это было подобно приговору, рассёкшему грозой небесное полотно. Она даже не знакома с ним, а уже боится. Всё внутри сжалось от его надменного взгляда, а Эри отчаянно замотала головой. Слёзы крупным градом стекали по щекам. Девочка дрожала, пытаясь сдержать всхлипы, зарождающиеся в груди, где всё пекло и жгло. Страх полностью окутал её. — Я, Кай Чисаки, буду заботиться о тебе. А ты довольно милая, хочешь дружить? — он протянул ей неотёсанную ладонь, но девочка отвернулась, лишь ещё больше испугавшись. — Не обращайте внимания, она… Ну… — женщина замялась, подбирая слова. — Не такая, как все. Можете уводить её, — выдохнула она, поправляя свою причёску.       Вся показная нежность и доброта Чисаки вмиг исчезла. Он грубо схватил её за запястье, потащив за собой, на прощание лишь что-то буркнув персоналу. Он волочил её за собой. Эри еле-еле поспевала, перебирая ногами. Лёгкое платьице развевалось по ветру, она хныкала и тихо плакала, когда спотыкалась и падала. Но Кай не обращал внимания на её боль, сжимая детскую ручонку ещё сильнее. На месте его хватки остались алые полосы, острые когти вонзились в нежную кожу, а девочка плакала, опустив голову. Нет, он не пожалеет, как её жалела мама. Мама… Она ласково трепала её по макушке, гладила и целовала. Она любила её. А потом исчезла из жизни. Исчезла как-то быстро и неожиданно… Всё произошло в одно мгновение, которое Эри не забудет. Не забудет, как и тот миг, когда Восстановитель пришёл за ней.

***

      Женщина аккуратно кормила ребёнка, помогая девочке ложкой. Эри была ещё совсем маленькая, волнистые пряди едва доставали до плеч. Комната была в нежных приглушённых зелёных тонах, словно заявлялась коротким обрывком из нечётких воспоминаний, где всё теряет краски. Она улыбалась и смеялась. Этот детский искренний смех разливался по комнате, являясь чище любого колокольного звона. Мама расплылась в лёгкой полуулыбке, кивая головой дочери. Эри были счастлива. Эти короткие годы в её жизни, в жизни в настоящей Эри. Девочка махала пухлой ручонкой матери, обнимая ту и нежно целуя. Женщина расхохоталась, а после взяла доченьку на руки. Эри ещё крепче вцепилась тонкими пальчиками в тело матери, словно чувствуя, что их скоро разлучат. Мама закружилась на месте, а Эри рассмеялась, продолжая обнимать её. Девочка прижималась к ней, слегка подрагивая. Через минуту послышался стук. — Я открою! — крикнула она, поставив дочь на пол.       Эри усмехнулась, присев и схватив свою любимую игрушку — плюшевого мишку. Девочка крутила его, точно также обнимала, как и мама её. В прихожей послышались гулкие шаги. Дверь распахнулась, а по полу потянуло сквозняком. Неприятная прохлада заставила её поёжиться. Почему-то детское сердечко застучало чаще, а нехорошее предчувствие поселилось в груди. Почему мама молчит? Стало тихо… Эри стало страшно. Впервые этот ребёнок познакомился со страхом. Дыхание участилось, а девочка скрутилась клубочком, прижав к себе мишку. — Эри! Эри, слушай меня! — в комнату влетела мать, вся растрёпанная и взволнованная.       Удары. Дверь тряслась и скрипела, шаткие петли еле-еле сдерживали натиск. Звуки эхом отзывались в голове, проедая мозг, вгрызаясь в душу. Страшно. Пол искривился, а мама упала на колени. Только сейчас Эри заметила, что её глаза были увлажнены, а на ресницах бисером усеяны кристаллы слёз. — Беги, моя дорогая, беги. Беги как можно быстрее, поняла? Не жди маму, мама сама придёт к тебе. Не оглядывайся, просто беги, — сбивчиво зашептала мать, обливаясь слезами.       Её голос дрожал, как тело, она взяла в свою ладонь руку девочки, поглаживая её и смотря в глаза девочке. Эри испуганно взглянула на маму, а после отчаянно замычала, прижавшись к плечу. Хрупкие пальчики сжали ткань, а она плакала и всхлипывала. — М-м-мамочка… Н-н-нет… Н-не отпуска-а-ай… — жалобно заскулила Эри, дрожа всем телом и прижимаясь к горячо любимой матери.       Послышался грохот. Дверь слетела с петель, стёкла были выбиты, а осколки усеяли пол. Женщина отчаянно метнула взгляд в коридор, откуда слышались шаги. Она последний раз нежно поцеловала дочь, прошептав те слова, которые она никогда не забудет: «Я буду всегда рядом». А после грубо оттолкнула от себя Эри, будто она ей и не дочь вовсе, а какая-то незнакомая надоедливая девчонка. Эри растерялась, зарыдав и упав на колени. — Беги! Беги! — повторила мама, захлопывая дверь, ведущую в кухню. — Я задержу их… — прошептала она самой себе, сжав тёплые руки в кулак, которыми она совсем недавно обвивала тело доченьки.       Эри обернулась. В её глазах плескался страх и непонимание. Мать еле заметно кивнула головой, а девочка, не выпуская из рук плюшевого мишку, побежала. Она бежала. Бежала отчаянно. Бежала со слезами на глазах, которые белой пеленой повисли перед ней, размывая картинку. Лёгкие судорожно сокращались, внутри всё горело и простреливало болью, привкус горечи ощущался на губах. Но она бежала. Бежала, задыхаясь и падая. Бежала, не оглядываясь назад. Не потому что боялась, а так сказала мама. Мама придёт за ней, верно? Мама ведь никогда не обманет… Мама любит её, мама не бросит её! Она верила матери, так как сильно любила её. Нет никого лучше, чем мамочка. Мама утешит, мама обнимет, мама подарит успокаивающий поцелуй. Мама никогда не предаст, верно?.. Ведь все мы любим свои мам, пусть у нас и есть с ними разногласия, но нет ничего невиннее и крепче, чем материнская любовь.       Именно так и думала Эри, когда воздуха не хватало, а перед глазами помутнело. Она должна бежать. Потому что так сказала мама. Она должна бежать ради мамы! Ведь где-то далеко-далеко за горизонтом, возле одного из деревьев её ждёт мама, верно? И маленькая девочка бежала, отчаянно прижимая к себе облезлую плюшевую игрушку… Она любит маму. Ветер бил в лицо, трепал мягкие пряди, срывал накопившиеся слёзы в уголках слёз. Но Эри не могла заметить в глазах матери отчаяние. То отчаяние, которое есть у людей, загнанных в угол. То отчаяние, с которым бросаются в последний бой. То отчаяние, с которым матери прижимают к себе младенцев, чтобы защитить, прикрыть своей могучей спиной.       Горизонт. Силуэт дуба вырисовывается всё чётче и чётче, даже слёзы позволяют видеть это. Но… Где мама?.. Эри остановилась. Девочка замерла на месте, обняв плюшевого мишку. Она опустила голову вниз, сделав последний рывок. Не может быть! Мама не могла обмануть её! Мама не могла бросить её… Наверняка, она сидит за дубом. Вдруг мама решила поиграть в прятки и прячется за деревом? Сейчас всё будет хорошо, мамочка выйдет из-за дерева и крепко-крепко обнимет, вовлекая в свои объятия. Мама утешит, успокоит и погладит. Эри подбежала к дереву вплотную, застыв. На её лице расцвела слабая улыбка, пробивающаяся сквозь слёзы. — М-м-мамочка, в-выходи, я п-пришла, — тихо прошептала Эри, испуганно хлопая глазёнками.       Однако… Тишина. Лишь завывающий ветер и увядшие листья дуба, опадающие на сырую землю. Эри дрожит. Девочка сжала тощие кулачки, последние крупицы надежды испарялись на глазах. Дрожь в теле усиливалась, но Эри верила. Верила до последнего. Нет, мама не могла, не могла! Нет! Она не сдвинулась с места. Девочка уже пару раз успела обойти дуб, но… Пустота. Детский мир разрушился, разбился на осколки. Это провал. Глаза Эри потухли в один миг. Всё. В них была лишь одна пустота и безразличие… Слёзы неустанно текли по лицу, хрупкие плечики вздрагивали, но девочка не чувствовала этого. Не чувствовала обжигающих слёз, не ощущала свирепых порывов ветра, не могла управлять размякшим телом. Её пальцы сцепились в замок, удерживая мишку. Нет… Не может быть… Она больше не кричала.       Эри стояла напротив дуба с плотно прижатым мишкой к груди, а встречный ветер развевал серое платьице и короткие пряди, слегка достающие до плеч. Она умерла изнутри. Хрустальная ваза лопнула в ней. Её предали все… И лишь нежный звон мамы остался в голове. Детское сознание отчаянно вцепилось в него, не желая отпускать. Эри хваталась за всё, что могло остаться от мамы — запах, голос, её длинные волосы, которые она так любила перебирать… Она любила мамочку. Но… За что мама с ней так? Почему?.. Почему мама, та, которую она любила больше всех, оставила её одну?       Маленькая наивная девочка не могла знать того, что мама не оставила её. Ведь наши мамы всегда рядом с нами, они в наших сердцах… Также девочка не могла знать, зачем мать сказала ей бежать. Она не могла знать, что сейчас, в квартире, на кухне одиноко валяется опрокинутая тарелка с едой, откуда её кормила мама… Она не знала, что фотографии с мамой были порваны. Не знала, что дверь была выбита. Не знала, что её любимую мамочку беспощадно избивали. Не знала, что её мама точно также плакала, но не сказала, где дочь. Не знала, как вырывали пряди матери, которые она так любила аккуратно расчёсывать. И, наконец, не знала, что её любимую мамочку забили до смерти, когда та отказалась говорить о своей милой доченьке… И всё это было, пока она бежала. Бежала отчаянно, судорожно хватаясь за жизнь.

***

      Эри нашли в поле. Как говорил старичок, ехавший на лошади, что посреди золотистых колосьев нашёл бездыханное тело девочки, которая крепко сжимала своими замёрзшими пальчиками игрушечного мишку. Её тело было найдено возле деревца, чьи ветви завяли. Завяли точно также, как и эта незнакомая прекрасная девочка. А потом Эри узнала о том, что её мамы больше нет. Мама не пришла не потому что предала её, а потому… Она… Она… Это слово не решались произнести в присутствии Эри, как девочка подняла свой пустой взгляд и бездушно спросила осипшим голосом: — Умерла? Она умерла?       Ей ничего не смогли ответить. В тот миг Эри будто сама умерла. Несколько дней она сидела на кровати, свесив ноги и раскачиваясь из стороны в сторону. Её взор, безжизненный и убитый, был направлен в одну точку. Девочка не ела и не пила. Вскоре от пухлой милой фигурки ничего не осталось, она резко вытянулась, узкая талия проглядывалась сквозь мешковидное платье. Она повзрослела. Блеклые глаза налились кровью, став ещё алее. Миленькие щёки исчезли, их заменили острые скулы.       Эри выглядела безжизненной. Лишь своего мишку она крепко-крепко прижимала к себе, не расставаясь с ним даже ночью. Этот медведь стал единственным другом для неё. В этой плюшевой игрушке сохранилось что-то тёплое и приятное, будто остаток матери. И голос мамы не утихал в голове. Мама вела её за собой, вела в пустоту, рассеивая тьму своим живительным светом. Даже тогда, когда становилось совсем плохо… Мама не бросила её. Мама не солгала, мама была всегда рядом с ней. Иногда Эри смотрела на небо, стараясь угадать в мерцающий звёздах улыбку матери. Мама держала её за худощавую руку, проводя в этот жестокий мир. И до сих пор эхом в голове отзывались предсмертные слова матери: «Беги, дорогая, беги!» И она бежала. Бежала, сопротивлялась, судорожно хваталась за эту жизнь, которая собиралась покинуть хрупкое тельце. Эри с трудом удерживала в себе клок жизни. Девочка бежала в этом бесконечном круговороте жизни только потому, что так сказала мама.       А потом её жизнь изменилась. Изменилась только из-за Чисаки. Нет, ей не было плохо в этом месте… В детском доме её хоть и боялись, но не трогали. Эри часто плакала, а жизнь медленно покидала её. Это замечали все, даже персонал, но ничего не могли поделать с этим. Эри увядала на глазах, девочка завяла, даже не успев распустить лепестки своего бутона. Казалось, что вместе со слезами от неё утекают крупицы жизни. И все знали, что эта девочка скоро умрёт. Этот росток вырвали из земли, лишили света мамы… И ничто не могло заменить мамочку. Эри умирала в этих тесных стенах. И даже сама девочка знала это, но не боялась. Она была странным ребёнком. Иногда, подходя к воспитательнице, она серьёзно спрашивала: — Тётенька, это правда, что я скоро умру? — Эри! Не говори такие вещи… — всплеснув руками, сделала замечание женщина, хотя в груди неприятно кольнуло при одном взгляде на этого измученного ребёнка. — Знаете, а это даже хорошо… — задумчиво протянула Эри, а после добавила. — Зато я скоро попаду к маме на небо! — её улыбка, чистая и искренняя, заставляла плакать.       На этом разговор заканчивался. Девочка устала. Все знали то, что Эри не сможет бесконечно бежать. Невозможно всё время убегать от опасностей, не в силах это маленькой девчушке. И она должна рано или поздно остановиться… Но она не останавливалась. Эри упорно бежала, лишь голос мамочки подбадривал обмякшее тело. Будто это мир не хотел принимать её. И девочка всё время боролась за право касаться своими маленькими ножками этой земли. И бежала.       Когда пришёл Кай Чисаки, Эри увидела в нём что-то знакомое. Что-то опасное и резкое, что-то пугающее. По босым ногам потянул знакомый неприятный холодок, сквозняк поднял подол платьица. Девочка вспомнила эти два чёрных глаза, наполненных только ненавистью и злостью. Будто она окунулась в тело матери, ощутила, как ту тянули за волосы, избивали и кричали. Чисаки был зол на женщину, его ненависть только росла. Он не может добиться ответа от одной обычной женщины. Впервые Кай ощутил своё бессилие перед силой материнской любви, перед человеческой верой и смелостью. Глаза женщины, заплаканные, но не сломленные, ужасно злили. Тогда он подошёл к ней, грубо схватил за пряди и заставил смотреть прямо в глаза. А потом совершил последний роковой удар. Её тело обмякло, а после глухо ударилось о пол.       И Эри словно сама смотрела в эти глаза на месте мамы, и узнала их. Узнала то раздражение и холодный расчёт, показную вежливость и беспощадность. Девочка плакала, умоляла. Она упала на колени перед воспитательницей, жалобно выла. Но всем было плевать. Кому нужна эта девочка?.. И лишь голос матери успокаивал, заставляя утереть слёзы и… Бежать. Бежать, неустанно бежать, задыхаясь и теряя сознание. Она уже заблудилась среди этих бесконечных коридоров… И потому просто бежит. Даже не знает куда, хоть в пустоту, хоть в пропасть, хоть навстречу смерти — главное бежать.

***

      Эри тихо плакала, обняв колени руками. Слишком многое изменилось в её жизни… Чисаки. Одно упоминание имени этого мерзавца заставляло дрожать. Зачем ей его подачки?.. Зачем эти бездушные куклы? Их глаза также пусты и глупы. Сколько бы они не старались, но девочка не прикасалась ни к одной игрушке, прижимая к себе только плюшевого мишку. Он был дороже ей, чем весь кукольный магазин. Очень часто в комнату входил Кай. Первые дни были самыми ужасными… Он бил её, часто и беспощадно. Эри рыдала, кричала, брыкалась, но у неё не получалось. Она была как бабочка, залетевшая в паутину.       Однажды Восстановитель взял её за руку и повёл по тёмным коридорам. Сердце Эри бешено колотилось, уж слишком ласкова и нежна была его хватка. Девочка боялась, она дрожала и всхлипывала, глотая солёные слёзы. Нехорошее предчувствие поселилось в груди. Она боялась всего, даже доброты… Она не верила в ту самую доброту. По-настоящему была добра только мама… Мамочка! Чисаки остановился, впуская Эри в кабинет. — Садись в кресло, — сухо сказал он, подталкивая её вперёд.       Девочка ужаснулась. Иглы, ножи, трубочки, склянки, скальпель — всё это было в крови… Эри всхлипнула, попятившись назад. Её отчаянный взгляд искал помощи у чужих людей, но она натыкалась на стену равнодушия и безразличия. Тело вжалось в холодный бетон, девочка закрыла лицо руками, а после рванула вперёд. Дверь была открыта. Она бежала. Вновь бежала, слыша лишь голос матери. — М-м-ма-а-амочка! Я не х-хочу! Я хочу к м-маме! — Эри кричала протяжно и умоляюще.       На глаза навернулись слёзы, холодный металл обжигал босые ноги. Но уж слишком слаба была маленькая девочка… Тонкие ножки не выдержали удара сзади, и Эри, слабо пискнув, повалилась, упав на колени. Голос матери утихал, а по её щекам текли слёзы… Девочка скрутилась клубочком и заскулила. Нет! Она не хочет! Где мама?.. Где мамочка, которая защитит и утешит? Но за Эри некому было заступиться. Мамы больше нет. Девочка истошно вопила. Она не верила. Не верила тому, что это конец. Не верила тому, что ни один не заступится за неё. Не верила, что им всем плевать… Ведь у всех нас есть мамы, которые помогут и утешат, защитят и обнимут. Эри помнила ласковые прикосновения матери, её тёплые руки и приятный, знакомый запах. От мамы веяло добротой и спокойствием, чем-то родным…       Девочка истошно вопила. Острый клинок рассекал её плоть, руки были усеяны порезами, как и ноги. Несколько десятков игл были воткнуты в кожу. Она плакала и кричала, отчаянно звала маму. Как?.. Как они посмели? Неужели никто не придёт на помощь? Нет. Она абсолютно никому не нужна. Эри вскрикнула в последний раз. Сознание покинуло её тело, слёзы застыли на щеках, а она вся обмякла. Девочка устала кричать… Наверное, она сломалась и смирилась. Как бы не старалась мама — не смогла уберечь дочь.

***

      Эри лежала на кровати, пугливо вздрагивая и поглаживая себя. Всё её тело было усеяно бинтами, те спадали и вились, сливаясь с такими же бледными волосами. Болело всё тело. Когда Кай заходил в её комнату, девочка плакала и сжималась. Она знала, будет больно. Опять. Они подавили её, сломали. Никто не обращал внимания на детские крики, мольбы и слёзы. Им было плевать… Эри сгорела, как спичка. Слишком быстро потух этот ребёнок. Голос матери становился всё тише с каждым разом, воспоминания стирались, как и образ той милой женщины. Эри жила в кошмаре, где чувствовала только боль и отчаяние. Она устала. Устала придумывать побеги, устала кричать, устала жить…       Девочка чувствовала, что ей осталось совсем немного. Она умирала, истекая кровью в грязной коморке с единственной прогнившей кроватью. Но она не боялась смерти, напротив, желала её. Эри не хотела больше чувствовать боль, не хотела плакать. Она хотела лишь к маме… Хрупкие ручонки тянулись к живительному свету, а она мечтала о том, что скоро попадёт на небо.       Эри жила в подземелье. Девочка уже давно не видела солнечного света, его заменяло холодное свечение ламп. Иногда ей удавалось выбежать на улицу, и тогда происходило чудо. Эри оживала, она расцветала. Лучи скользили по бледному худощавому личику, а она смотрела на яркое солнце до тех пор, пока не потекут слёзы из глаз. Свежий воздух заставлял слабую улыбку тронуть уголки рта. Но Чисаки тут же забирал её во тьму, не давая бутону расцвести. Она завяла быстро и стремительно. Нет, её краса осталась прежней. Лишь чего-то не хватало в этих пустых глазах… В них не было жизни. Будто это не живая девочка, а бездушная кукла. Эри умерла изнутри. В один раз она упала на колени перед небом и зарыдала, сложив руки и зашептав: — Мамочка! Мамочка! Я устала жить! Забери меня к себе, прошу! — эти страшные слова сорвались с уст девочки, а отчаянный крик души был обращён небесам.       Но всё решил один случай. Желание Эри было исполнено судьбой. Ведь жизнь для неё являлась пыткой. Легче было прекратить эти мучения, чем смириться. Но она должна была хотя бы попытаться. Ради мамы… Главное — просто бежать, потеряться в этом безумном забеге.

***

      Девочка стояла посреди длинного тёмного коридора. Мрак окутал её тело. Сердце бешено стучало, а в ушах повис звон. Страшно. Она дрожала и всхлипывала, обливаясь слезами. Сейчас вновь будет больно… Бинты кусками свисали с неё, она выглядела жалко… Эри метнула отчаянный взгляд на дверь. Приоткрыта… Девочка сжала кулаки. Чисаки рядом нет, он сказал подождать его здесь. Она настолько отчаялась в последнее время, что Кай стал доверять ей. О, сколько шансов было у неё сбежать! Но… Она устала бежать, устала кричать, устала жадно глотать воздух ртом. Но сейчас кровь прилила к вискам, пульсируя и взрываясь. В Эри происходило что-то странное. Её часики тикают, она чувствовала, что близка к концу. Этот мир невзлюбил маленькую девочку с самого начала, ненавидел это тельце просто так. Судьба забирала её силы вместе с кровью и слезами. Чисаки будто с ума сошёл, крови ему недостаточно, для наркотиков нужно ещё больше. Эри уже ежечасно ходила в кабинет, снимая окровавленные бинты и подставляя под нож израненную руку. Эри медленно, но верно сходила с ума в этом месте… — Мамочка… Я… Я бегу! — набравшись смелости, судорожно выкрикнула она, ударяя слабым кулачком о непробиваемый бетон.       И Эри сделала это. Она побежала. Ноги двигались сами собой, бинты развевались вслед за волосами. Она отчаянно бежала, задыхаясь и падая. Бежала, как в тот раз. Яркие образы заиграли в голове. Голос матери стал громче, вернулся её запах и образ. Мама возникла перед ней, возродившись из пепла. Мать стояла вдали коридора с распростёртыми объятиями. Эри закричала. Её захлестнула волна отчаяния, маленький человечек утопал в ней, эта волна накрыла её с головой, заставляя захлёбываться в собственных слезах. Девочка не чувствовала боли, не ощущала текущие алые струйки крови. Дверь совсем близко… Дрожащая рука потянулась к металлической ручке и… Открыла её!       Поток свежего воздуха ударил в лицо. Эри судорожно глотала воздух, её лёгкие сжимались, будто желая вдохнуть всё более и более. В теле появилась необъяснимая лёгкость. Девочка обернулась, как увидела чужие силуэты, вырастающие из тьмы. Из той тьмы, из которой она вырвалась. И она более не посмеет вернуться в неё! Мурашки пробежали по коже, сердце гулко стучало, а ноги подкашивались. И вдруг… — Беги, дорогая, беги! — этот истошный вопль матери всплыл в голове, а Эри рванула вперёд.       Пока в её голове этот голос — она будет бежать. Она будет бежать, пока образ матери не растворился во тьме, пока силы не закончатся, пока сердце не сделает свой последний удар, а лёгкие — вдох. Девочка бежала, слёзы текли по щекам, срываясь и разбиваясь о землю. Светофоры, цветные машины, прохожие в яркой одежде — всё слилось в одно пятно. Эри ничего не видела и ничего не слышала. Она бежала за голосом матери, который звал её. — Стой! Держите её! — кричал Кай, удивляющийся тому, откуда зародилась такая сила в хрупком тельце.       Эри бежала последний раз в своей жизни… Даже Чисаки не мог догнать её. В глазах девочки застыли отчаяние и ужас, невыплаканные слёзы и боль. И вот, тёмный переулок, из конца которого сочился свет. Маленькое сердечко Эри сжалось, а девочка лишь ещё крепче сомкнула кулаки, собрав остаток сил. Она должна, должна вырваться! В груди жгло и пекло, в горле пересохло, а язык прилип к нёбу. Каждый шаг давался с болью, уже даже белоснежные бинты не могли скрыть сочившуюся кровь. Воздуха не хватало, девочка заходилась в хрипах и кашле. Сердце было на пределе. Плюшевый мишка выпал из рук, одиноко валяясь на пыльном асфальте. Но Эри бежала. Он больше не нужен ей, она повзрослела. Она больше не ребёнок… Почему-то ей казалось, что сейчас она в кого-то врежется… В какого-то мальчика, в котором почувствует что-то родное и знакомое. Врежется в того, кто утешит её одним прикосновением — так могла только мама…       Крохотные ручонки тянулись к свету и… Пустота. Никого нет… Она ни в кого не врезалась. Пусто. Эри замерла на месте, с отчаянием глядя на прохожих. Ни один даже не взглянул на неё… Среди людей, к которым она так рвалась, девочка встретила такой же лёд и равнодушие. Она права — она никому не нужна, кроме матери… Не было того чудесного спасителя, а силуэт перед светом оказался фальшью, такой же фальшью, какой был и образ матери… Эри оглянулась — Чисаки совсем близко. «Легче умереть, чем вернуться назад!» — такая мысль пронеслась в её отчаявшемся сознании. И побежала дальше. Но бежала уже безразлично, игнорируя своё тело. Она достигла своего предела ещё давно. Голос матери стих… Её видение рассыпалось, подобно пеплу, и растворилось в воздухе. Всё. Это конец. Эри остановилась. Девочка не могла сдвинуться с места. Даже мама покинула её, теперь больше некому вести её в пустоту. Жизнь покинула её. Эри запрокинула голову вверх, улыбнувшись в последний раз. Она попадёт к маме, на небо… А после её тело обмякло, и девочка свалилась в шелковистую траву, щекочущую голые ступни. Она умерла.       Лёгкие вобрали в себя последний глоток свежего воздуха, который она давно уже забыла, и больше не выдыхали. Её взгляд стал стеклянным, как у куклы. Длинные пряди разметались по сырой земле. Детское сердечко сделало последний удар, а потом замерло, не выдержав такой нагрузки. Она достигла своего предела. Последние крупицы жизни покинули тщедушное тело, взмыв в воздух, кружась среди облаков. Она бежала… Она пыталась. Прохожие закричали, подбежав к бездыханному телу.       Иронично, но заметили её только тогда, когда она умерла… Всем было плевать, что Эри больно. Но теперь она вместе с мамой… И лишь алые глаза печально смотрели в небо, на плывущие облака. Голос матери и её образ стихли и исчезли уже навсегда. Они покинули её тело вместе с жизнью. Теперь её больше ничего не держало в этом жестоком мире… Она бежала. Бежала ровно до тех пор, как её сердце остановилось.