Летняя ночь и ты

       Я помню, как он впервые появился в моей жизни. Этот день я не забуду никогда.        Шёл дождь, я в плохом настроении шёл в школу, ведь как назло забыл зонтик. Я промок до нитки и замёрз: осень, да и дождь шёл сильный, в такую погоду хороший хозяин собаку бы на улицу не выпустил. А я иду в школу, в одной лёгкой рубашке и без зонта. Тогда меня всё злило, даже капли, стекающие по лицу раздражали. Подходя к школе, я налетел на одного заспавшегося паренька с большим чёрным зонтом. Я даже голову не поднял, просто оттолкнул его и прошёл дальше. Не до чужих проблем мне сейчас. Парень ещё что-то крикнул мне в спину, но я проигнорировал. И чего он ко мне пристал?        Прошёл в класс, сел на свое место и достал из мокрого портфеля необходимый учебник и тетрадь. И как они не промокли? Ну и хорошо, а то бы ещё пришлось платить за испорченные учебники. Я положил портфель на свободное место рядом и разлёгся на парте. Я и не заметил, как прозвенел звонок, и в класс вошла учительница с худощавым парнем с большим чёрным зонтиком в руках. Увидев пришедшего, я поднял голову с парты и с интересом посмотрел на него. Высокий, худой, прям скелет, в лёгкой полосатой футболке и свободных черных штанах. Его белые, пшеничные волосы торчали в разные стороны, но он пригладил их мокрой от зонта рукой и они снова встали в своё исходное положение, короткое каре. Он смотрел на всех немного надменно, но когда увидел меня, его взгляд вдруг изменился, стал немного испуганным и озадаченным. Я усмехнулся. Интересный парень.        — Ребята, знакомьтесь, это ваш новый одноклассник, Дима Родионов, — представила его учительница, и парень немного улыбнулся. — Димочка, проходи и садись на любое место, что тебе понравится.        Дима осмотрел класс и его взгляд остановился на мне. Я смотрел на него не отрываясь, руки сами потянулись к портфелю, я убрал его на пол, и парень тут же сел на место, положив зонтик рядом с собой. Достал учебник, тетрадь с котиками и черный пенал.        — Ты обронил, — он полез рукой в портфель и достал оттуда маленький брелок в форме мышки.        — Я ничего не ронял, — осмотрел протянутый брелок с неким призрением, а потом скользнул взглядом по новому соседу.        — Тогда это тебе подарок, — Дима положил мышку на парту и широко улыбнулся, показывая ровные белоснежные зубы. — Я Дима, а тебя как.?        — Паша, — перебил, не дав парню договорить и забрал подарок; маленькая голубая мышка на самокате, сзади покрытая золотой краской.        Я до сих пор храню его подарок.        С того дня мы начали общаться, каждую перемену ходили вместе, я показывал ему школу и рассказывал о всех сплетнях, какие только знал. Он смеялся с моих глупых шуток, с которых, пожалуй, никто ещё так искренне не смеялся. С ним было легко, он не обижался по пустякам и подшучивал надо мной, но делал это в меру, не переходил границ. Мы быстро сдружились. Между нами не было неловкости, как часто бывает при первом знакомстве, мы понимали друг друга с полуслова.        Мы стали настоящими друзьями.        Чем больше проходило времени, тем больше я осознавал, что влюбился в него. В его манеру речи, в привычку вечно размахивать руками при разговоре, в то, как он ведёт себя на людях. Я полюбил его несносный характер и привычку вечно лезть в чужие разговоры, хоть его и не просили. Я терпел его перепады настроения, поддерживал, когда у него были проблемы с семьёй и радовался его успехам. Он стал для меня самым близким человеком, да и если учитывать все обстоятельства, так оно и было. Я проводил с ним почти всё своё свободное время, звал к себе на ночёвки, потому что не хотел его отпускать ни на минуту, а он соглашался.        Я впервые так влюбился.        Я готов был отдавать ему всего себя, не требуя взамен ничего. Лишь бы он был рядом. Однажды, я услышал одну фразу: «Если между нами будет расстояние в двадцать шагов, я сделаю девятнадцать шагов, если увижу, что ты сделал хотя бы один.» И я с этим согласен. Я бы сделал девятнадцать, сто, тысячу шагов ему навстречу, если бы он сделал только один. И однажды, он его сделал.        Я хотел ему признаться в чувствах, сказать, как же сильно его люблю, только не успел. Он признался первым. Пятница, мы идём со школы ко мне, чтобы отдохнуть и выпить. В портфелях у каждого пару бутылок энергетиков и безалкоголка. Мы не смотрим друг на друга, каждый погружен в свои мысли. Я думаю, как ему лучше признаться, а о чем он думает, я и представить не мог. Зайдя домой, Дима, как всегда, прошёл через зал, поздоровавшись с моей бабушкой, которая всегда была рада ему и зашёл на кухню, выложил из портфеля напитки и папу пачек дешёвых сигарет. Я молча прошёл за ним, сел на подоконник. Хотел уже было сказать заветное «Я люблю тебя», как он сделал это первым. Сначала я подумал, что мне послышалось и это вообще был плод моего воображения. Но Дима повторил. Он повторил это раза три, будто боялся, что я его перебью. Его «Я люблю тебя» в тот день плотно засело в моей голове. Я подошёл к нему, погладил по лицу и ласково улыбнулся. Парень замолчал, посмотрел на меня и до жути покраснел. Даже глаза его, всегда глубокого болотного цвета в тот день словно просветлели, и стали нежно салатовые. Дима ждал ответа, ждал ответа на одно: смогу я принять его любовь, или же оттолкну. И я ответил, что люблю. Люблю до потери сознания и буду любить до последнего вздоха. Раньше, я не видел Диму таким счастливым. В его глазах — радость, а сам он словно светится от радости и от того, что чувства оказались взаимны. Честно признаться, я сам едва сдерживался, чтобы не закричать от счастья. Тогда мы долго обнимались, целовались, смотрели на вечернее небо, а потом легли спать в обнимку.        На следующий день мы начали встречаться. Ходили на свидания в кино, в парк аттракционов, да и куда мы только не ходили. Даже в школе, не обращая внимания на не очень лестные комментарии в нашу сторону, мы ходили за руки и целовались. Казалось, ничто не могло разрушить нашу любовь.        Как-то раз Дима захотел сделать парные татуировки. И как я мог ему отказать? Мы собрали деньги и пошли в тату-салон. Уже в салоне Дима придумал и нарисовал эскиз будущей татуировки на клочке бумаги, который ему дал мастер, а после протянул мне. Наши имена, выведенные красивым почерком. Его почерком.        — Я набью твоё имя, а ты моё, — Дима смотрел на меня, словно маленький ребёнок, и моё сердце в очередной раз таяло от его взгляда. — Чтобы у нас осталась память друг о друге.        — Тогда добавим вот ещё что, — я взял ручку, нарисовал рядом со своим именем луну, а рядом с его нарисовал солнце. — Так красивее, правда?        В итоге мы набили парные татуировки с нашими именами и рисунками рядом. Безумно? Безрассудно? Да. Такие и были наши отношения.        Однажды мы сбежали из дома и ночевали на заброшке. Тогда вдруг пошёл сильный дождь и мы сильно промокли, но это не огорчило нас, а наоборот, только больше раззадорило. Мы обнимались под дождем, смеялись и целовались. Вот только промокли до нитки и замёрзли до жути, но домой не вернулись. Спрятались на заброшке, я достал заранее прихваченный из дому плед и укутал в него Диму, знал, что тот может заболеть, а на своё здоровье мне было плевать. Лишь бы Дима не заболел. Но, он поделился со мной пледом; сказал, что если я заболею, он будет винить в этом себя. В итоге мы сидели в обнимку под одним пледом на двоих и смотрели на рассвет. Вот только в конце концов, мы оба заболели и проявлялись неделю с температурой, но мы навсегда запомнили этот день.        Дима всегда мечтал поехать на море, только он до жути боялся воды. Я пообещал, что однажды мы вместе поедем на море и я научу его плавать. Только этого так и не случилось.        С ним время летело незаметно, я и не заметил, как подкралось лето. Пора выпускных экзаменов, а затем — свобода на почти три месяца. Прекрасно, не так ведь? После экзаменов и прочей мути, Дима в буквальном смысле стал жить со мной. Дома у него были проблемы, родители всё чаще ссорились, а отец начал поднимать на него руку, поэтому он стал всё чаще оставаться у меня. Когда же он пришел с синяком под глазом, я уговорил его, чтобы он оставался у меня и больше не уходил, да и бабушка была не против. Эти три месяца стали похожими на сказку, а мы стали ещё ближе. Я больше не хотел его отпускать от себя ни на минуту и никому бы не позволил обидеть моего Диму.        Один раз, мы переспали. Я помню эту ночь в мельчайших подробностях. Он — прекрасен. Его тело, хрупкое, словно фарфор. Я был нежным, не хотел да и не смог бы причинить ему боль. Дима был безумно нежным в ту ночь, таким я его ещё не видел. Он был таким беззащитным тогда, что его хотелось обнять и никогда не отпускать. Он вздрагивал от каждого прикосновения и краснел, когда ему было хорошо. Его лицо в те минуты я навсегда запомнил. И не смогу никогда забыть. Как и его самого.        Лето пролетело незаметно, и вот уже последние деньки августа. Я уже подал документы в вуз, в который давно хотел поступить и хотел прийти и обрадовать Диму этой новостью, как он сказал мне то, что я боялся услышать больше всего на свете.        «Я уезжаю, прости.» В тот миг у меня словно земля из-под ног ушла. Раньше, я слышал, что очень больно, когда тебя бросают или предают, но тогда я думал, что со мной такого не случится, думал, что Дима меня никогда не бросит. Как же я ошибался. Я хотел спросить, почему и куда, но слова застряли в горле. Я не мог ничего сказать, просто смотрел на него, и до последнего надеялся, что это шутка. Что это просто не смешная шутка. Но следующие его слова перечеркнули все мои надежды на то, что это всего лишь розыгрыш.        — Прости, но меня отправляют к бабушке в деревню. И поступать я буду там. Это не я хочу, правда, эти отец. Он узнал о наших отношениях и хочет оградить меня от тебя…        — Это значит. что всё…? — я не мог это произнести вслух. Мне было слишком больно даже думать о том, что между нами всё кончено.        — Нет, не говори так! — Дима понял, о чём я хочу сказать, и разозлился, по нём это было видно. — Ничего не кончено, никогда не будет кончено! Я дам тебе адрес, ты можешь писать мне письма и мы будем общаться через них. Интернета там нет, так что придется держать связь только через письма.        — Мне всё равно, через что. Главное, чтобы мы… — слова вновь застряли в горле. Не могу это сказать, не хочу.        — Мы не расстанемся, — он подошёл ко мне и ласково обнял, погладил по голове и чмокнул в лоб. — Нам друг о друге будут напоминать татуировки.        Я невольно посмотрел на татуировку на запястье. Его имя и солнце рядом. А у него — моё и луна. Мы разные, как солнце и луна, но при этом, мы вместе.        После этого разговора, мы провели последнюю летнюю ночь вместе. Мы целовались, обнимались и не отлипали друг от друга ни на секунду. Последний день вместе. И всё. А потом… Кто знает, увидимся ли мы когда-то ещё, смогу ли я обнять его и смогу ли отвезти его на море и научить плавать. Утром он отдал мне адрес его бабушки, записанный на бумаге, а потом ушёл. Он попросил не провожать его; знал, что отец устроит скандал и не дай бог ещё побьёт при всех.        Я так и не попрощался с ним. Так и не сказал напоследок «Я люблю тебя и буду скучать.»        Вот он уехал. В тот день у меня была жуткая истерика. Я плакал целый день и бабушка еле меня успокоила. Я скучал по нём уже тогда, уже в тот день, когда он уехал. Я сел написать ему письмо, что безумно скучаю и люблю его всем сердцем. Всего пару строк, но я хотел, чтобы он их прочёл. Чтобы он знал, что я его люблю. Люблю больше собственной жизни.        На следующий день я побежал на почту и бросил письмо. Думал, оно быстро дойдёт до него. Краснодар, не так уж и далеко, и я надеялся получить скорый ответ, только его всё не было. Прошла неделя, две, месяц. Ответа всё не было. Я сдал ещё множество писем из разряда: «Я скучаю по тебе, ответь» и «Почему ты мне не пишешь?». Но ни на одно из них не получил ответа. Ни на одно. Сначала я тешил себя мыслями о том, что просто письма долго идут, но когда прошёл год, я оставил все надежды.        Вот я, заканчиваю первый курс юридического, скоро лето, а от него ни одной весточки. Я отправил ему больше ста писем, на которые не получил ответа. Он бросил меня. Оставил одного с ложной надеждой на отношения. Я чувствовал себя ужасно, за год я похудел на пять килограммов, и всё из-за стресса. Бывали дни, когда я хотел пойти в тату-салон и свести его имя с руки, чтобы ничего не напоминало о нём, но в последний момент всегда останавливался. Будто что-то не давало мне этого сделать, не позволяло убрать его имя не только с руки, но и с сердца навсегда.        Спустя год после его отъезда, к концу августа я получил письмо. На нём был адрес. Адрес бабушки Димы. Я словно одержимый вскрыл конверт и начал быстро читать, вникая в каждое слово и стараясь найти ответы на все вопросы. Почему он не отвечал? Почему исчез, словно его никогда и не было?        И я узнал. Узнал, что случилось. С каждой строчкой внутри меня что-то разрывалось, с каждой строчкой к горлу подкатывал ком, а на глазах наворачивались слёзы. Я до сих пор храню это письмо. Тот день, когда я его получил, стал самым худшим в моей жизни, и, если бы я знал, о чем там будет написано, никогда бы не открыл письмо.        «Дорогой Павел. Вам пишет бабушка Димы, Людмила Анатольевна. Я получила все ваши письма, и, извините меня за мою наглость, прочла их. Я думала, что вы знаете о том, что случилось с моим внучком, но, раз вы прислали столько писем, вероятней всего, вам не сообщили об ужасной трагедии.        Дима и вправду должен был ко мне приехать, я ждала его, но, случилось несчастье. Автобус, на котором ехал Димочка, перевернулся и слетел с обрыва. Это крутили по всем новостям, но, смею предположить, вы не видели. Это случилось уже возле Краснодара, до города оставалось совсем немного, как водитель не справился с управлением, — тормоза заклинило, — и слетел в обрыв. Дима мёртв. Он умер год назад, в автокатастрофе. Его тело похоронено рядом с моим домом, на местном кладбище. Я знаю, как он вас любил, он мне много об этом писал и делился всеми переживаниями, так что, думаю, он бы хотел, чтобы вы побывали на его могиле. Если вы спросите, почему я раньше не написала, у меня просто не доходили руки. Я любила его, и тяжело пережила его смерть. Адрес у вас есть, если сможете, приезжайте. Буду ждать.»        Прочитав последние строчки, я тут же ухватил портфель и начал собирать все необходимые вещи для поездки. Я долго откладывал деньги, чтобы однажды всё-таки поехать к нему и вновь его увидеть. Только кто ж знал, что именно при таких обстоятельствах. Ничего не объяснив бабушке, я ушёл, сел на первый попавшийся автобус, который ехал до Краснодара и уехал. Я еле сдерживал слёзы, мне не верилось, что его больше нет. Не может быть, что мой Дима так рано ушёл. Я порылся в портфеле, искал наушники, чтобы музыкой заглушить поток мыслей, а в итоге нашёл тот самый брелок в форме мышки на самокате, который он дал мне в первый день нашего знакомства. Крепко сжал его в руке, и на меня вдруг нахлынули воспоминания. Стало ужасно больно. Я закрыл лицо руками и разревелся прям в автобусе. Люди смотрели косо, шептались о мальчике-слабаке, который показывает свои эмоции, но мне было плевать. Пусть думают, что хотят. Они не смогут понять того, что я чувствовал тогда. Чувствовал, когда осознал, что самого близкого в моей жизни человека больше нет. Эти невыносимо больно. Никому бы не пожелал почувствовать то, что я ощущал в тот момент.        Через день я уже был на месте. Нашёл дом, увиделся с его бабушкой и она отвела меня на кладбище. Я пообещал себе не плакать, когда увижу его могилу, но, разрыдался, стоило только зайти на кладбище. Я помню, как увидел его могилу и сразу же рухнул на землю, закрыл лицо руками и как слезы душили меня, не давали ни слова сказать. Я прокручивал в своей голове каждый день, проведённый с ним, и от этого становилось только больнее. Когда же истерика отступила, хоть это случилось далеко не сразу и не быстро, я поднял взгляд на надгробие. «Дмитрий Александрович Родионов, 2004–2021 годы жизни. Умер в автокатастрофе.» Я провел пальцем по ледяному камню, на глазах снова навернулись слёзы.        — Димочка… — голос хриплый, чужой, словно не я это говорю. — Почему? Почему ты оставил меня? Я люблю тебя… И как я теперь без тебя? Почему? Почему ты ушёл так рано? — пауза, чтобы перевести дыхание; невыносимо. — Я никогда не забуду тебя… Помнишь, ты говорил, что татуировка будет всегда мне напоминать о тебе? Так вот она напоминает. А ещё, — я достал из кармана брелок и крепко сжал его в руках, — брелок. Я сохранил его, он будет напоминать о тебе, о нашей встрече и о всём, что было между нами… Теперь я один, как и боялся… Я безумно люблю тебя и буду скучать… Прощай… Мы ещё обязательно встретимся…        Я поднялся с земли, осмотрел в последний раз его могилу и ушёл прочь. В тот день я остался у его бабушки, перечитал все письма, которые она сохранила и те, что так и не дошли до адресата. Я плакал целую ночь и не мог успокоиться. Да как вообще можно успокоится, когда ты узнал, что самый дорогой человек, которого ты любил больше своей жизни, мёртв?        Прошло пол года. Я поступил в универ в Краснодаре, жил у Людмилы Анатольевны и каждый день приходил на могилу Димы, проводил там почти всё своё свободное от учебы время. Я так и не смог отпустить его, каждую ночь плакал, сильно похудел и ходил вечно мрачным и грустным. Я перестал улыбаться от слова совсем, уже ничто не могло меня порадовать. Жизнь без него не имела смысла, но я продолжал её проживать за нас двоих, ведь знал, что именно этого он и хотел.       «Если я умру раньше тебя, то, пожалуйста, живи за нас двоих, хорошо?» — сказал он в одну летнюю ночь, когда мы лежали в обнимку и любовались звёздным нёбом.        «Что ты такое говоришь, ты не умрешь раньше меня, дурачок, — я лишь улыбнулся на его слова и нежно поцеловал. — И тем более, мы будем жить долго и счастливо, как в сказке.»       «Но всё же, запомни мои слова. И если это случится, помни, что я всегда буду рядом. И прошу, не забывай меня.»        Никогда не забуду, Дима, никогда. Я не забуду ни тебя, ни ту летнюю ночь, когда ты ушёл навсегда.