Получить сполна

            Коридор — тёмный. Одежды — алые. Ноги — босые.       Лицо — без повязки.       Сегодня он — дар.       Холодно.       Хуа Чэн передёрнул плечами, чувствуя, как холодный воздух гуляет по полу. Ритуальные одежды не подразумевали наличие сапог, а уговор был на полное подражание человеческим реакциям. Кажется, его любовь догадалась, что иногда в проявлении эмоций он не до конца честен. Теперь приходилось расплачиваться мёрзнущими стопами. Ладно, в конце концов, это была его идея. Никто не заставлял его вылезать из-под тёплого одеяла и тащиться в храм в одних нижних одеждах. Да и в главной комнате должно быть теплее. Даже жарче, учитывая, что — а вернее кто — его там ждёт. По телу прокатилась волна предвкушения и тепла от лёгкого возбуждения.       Впереди забрезжил холодный свет. Хуа Чэн одёрнул руки, которыми до этого схватился за плечи в попытке согреться. Шлепки голых ног об пол вызывали эхо и разносились далеко, поэтому о его прибытии знали задолго до того, как он вошёл в главный зал. Сразу стало теплее. Холодный свет излучала белоснежная сфера над алтарём. Тепло, кажется, было тоже от неё.       А на алтаре сидел в позе для медитации человек.       Человек?       Нет, конечно же, нет. На алтаре храма сидел бог, ждущий своё подношение.       Хуа Чэн чувствовал трепет перед божественной фигурой, как во времена, когда ещё был Хунхун-эром — глупым слабым ребёнком, в сердце которого навсегда поселился один единственный бог. И пусть эту игру предложил он сам… Ах, как сладко было думать о том, что божество само почтило его своим присутствием.       Дыхание Хуа Чэна сбилось, контрастируя с правильным спокойным дыханием фигуры на алтаре. Они довольно отличались и внешне, и характерами, но сейчас различия стали слишком явными. Один стоял, другой сидел. Один был в тонких нижних одеждах вызывающего алого цвета, другой имел все положенные слои праздничного одеяния, которое, несмотря на пёстрость, выглядело довольно светло и спокойно. Один был грязен и порочен, а другой возвышен и чист.       В конце концов, один был прекрасным богом, а другой (был ужасным демоном) «жертвой» для него.       Ресницы бога затрепетали, и он открыл глаза, застав Хуа Чэна в лёгкой неуверенности. Прекрасное божество очаровательно улыбнулось ему.       — Какое прекрасное подношение.       Он правда не хотел этого, но голос… улыбка… аура того самого Бога Войны в короне из цветов… заставили колени подогнуться, и Хуа Чэн упал в глубокий поклон. Он не видел, но мог догадаться, как улыбка Его Высочества пропадает, заменяясь хмурой складкой неодобрения меж изящных бровей. Шуршание множества слоёв одежды подсказало, что божество встало с алтаря. Тень накрыла фигуру Хуа Чэна, что пребывала в глубоком поклоне. Он бросил взгляд вверх из-под ресниц, почти не дыша от восхищения: холодный свет сферы из-за спины словно божественным ореолом высвечивал силуэт Его Высочества наследного принца Сяньлэ. Бог наклонился, схватив его за плечи, и поднял.       — Не кланяйся мне, ты здесь не для того, чтобы преклоняться.       — Но если я жажду преклонить колени перед самым лучшим богом?       — Не стоит, — прищурился Се Лянь, неожиданно для себя после стольких лет ощущая комфорт в одеждах Воина, радующего богов. Комфорт и власть.       Хуа Чэн покорно понурился. Среди прочих условий значилось, что он должен быть в истинном облике, поэтому даже сгорбив плечи, возвышался над Его Высочеством. Се Лянь схватил его за подбородок, заставив поднять голову. Покрутив и так и эдак, рассмотрев во всех подробностях, бог вынес вердикт:       — Какая красивая жертва.       Се Лянь легко провёл по закрытому веку над пустой глазницей, задевая пальцами длинные ресницы.       — Пожалуй, красивейшая из всех существ на моей памяти.       Скулы Хуа Чэна едва-едва покраснели, что в голубоватом холодном свете сферы не сильно выделялось.       — И не жалко же было. Такую красоту и в жертву богу, — войдя в роль, расхваливал Се Лянь.       — Для самого лучшего бога всё самое лучшее, — в тени не представлялось заметным, но Хуа Чэну показалось, что на юном лице его бога расцвела ребяческая улыбка (или не показалось, в обход договора используя немного демонических сил для хорошего зрения в темноте).       — Как звать мне тебя, моя дорогая жертва?       — В семье я был третьим, поэтому, Ваше Высочество, зовите меня Саньлан, — он потянулся губами к руке, всё ещё придерживающей его за подбородок, оставляя почтительный поцелуй.       — Сегодня нас свяжут узы прочнее кровных, поэтому разрешаю звать меня по имени, — Се Лянь давно уже не был принцем, но стоило только пожелать, как в голос закрались вкрадчивые повелительные нотки.       — Се Лянь, — мягко, перекатывая каждый звук на языке, словно пробуя на вкус, произнёс Хуа Чэн, за что получил невинный поощрительный поцелуй в губы (для которого Се Ляню пришлось привстать на носочки).       Рука Его Высочества спустилась с подбородка на шею, проведя по вороту ханьфу, он взял свою жертву за руку и повёл к алтарю. Встав с его узкой стороны, Се Лянь толкнул своё подношение, вовремя подхватив под спину, делая приземление на холодный нефрит мягче. Длинные волосы чёрными мазками туши рассыпались по серовато-белому камню. Провокационно раздвинув ноги, Хуа Чэн изящно изогнулся, лукаво смотря на своего бога.       — Его Высочеству нравится то, что он видит?       В эту игру могли играть двое. Чувствуя давно позабытую в серости дней задиристость, Се Лянь перекинул волосы на одно плечо, открывая манящую белую шею, и навис над своим подношением.       — Думаю, настолько же, насколько Саньлану нравится то, что видит перед собой он, — игриво промурлыкал принц.       — После такого и умереть не жалко, — честно ответил Хуа Чэн.       — Моя жертва же не думала, что она будет жертвоприношением? Она мне нужна для кое-чего, — Се Лянь всё-таки запнулся, едва покраснев, — иного.       — По собственной воле полностью вручаю себя своему единственному богу, — торжественно, насколько это вообще возможно в лежачем положении, произнёс Хуа Чэн.       Се Лянь, прищурившись, решил закончить разговоры и перейти к действиям, но его взгляд прикипел к контрасту белой кожи и алых жертвенных одеяний. Сфера над алтарём давала достаточно света, чтобы разглядеть его «дар» во всех подробностях. Кожа была бледна, но не мёртвенно, как обычно, потому что уговор был на полностью «живую» жертву для игры. Грудная клетка поднималась неравномерно, выдавая волнение хозяина. Не сдержавшись, Се Лянь перенёс вес тела на одну руку, а второй провёл по коже около ворота алых одеяний. Мягко. Кожа была нежнее шёлка одежд. Так… маняще.       Се Лянь наклонился и прикусил место, которое до этого трогал. А после завороженно наблюдал, как порозовел укус. Лукавые искорки вспыхивали в глазу Хуа Чэна, когда он наблюдал неприкрытое восхищение своего божества. Он знал, убедил себя за столько лет, что был привлекательным, но знать — это совсем не то, что видеть в любимом взгляде. Пусть его принц неумел в проявлении чувств, но просто видя мягкий взор королевских глаз, обращённый на него, Хуа Чэн готов был снова вознестись. Ранее, стоило ему осознать свои чувства к самому прекрасному богу, он даже надеяться не мог на взаимность. А сейчас он чувствовал себя цветком, щедро купающимся в свете любви Се Ляня.       Но, пусть ему и льстило внимание Се Ляня, Хуа Чэн не собирался провести всё время за взаимным любованием друг другом (хотя, признаться, его принц в одеждах Воина, радующего богов, был настоящей усладой для взора). Бесстыдные ноги Саньлана ухватили коленями божественные бёдра. А сам он снова изогнулся, прищурившись и облизнув губы.       — И что же мой бог желает сделать со своей покорной жертвой?       Ответа не последовало, но рот, извергающий провокационные вещи, был заткнут поцелуем. Хуа Чэн наслаждался, слизывая мёд с божественных уст (в последнее время они у Се Ляня часто трескались, поэтому он смазывал их мёдом). Саньлан чуть прикусил клычком чужую мягкую нижнюю губу перед тем, как Его Высочество разорвал поцелуй. За это пришлось поплатиться лёгким укусом под челюстью. Се Лянь провёл носом по шее Саньлана, наслаждаясь невесомым ароматом масла. Ну, заодно и слизывая медовые следы, которые сам же и оставил. Перед игрой в числе прочего они оба натёрлись маслами. Чуть сладковатый запах от Хуа Чэна словно призывал Се Ляня съесть его. Поэтому обычно нежный, любящий получать и дарить поцелуи принц сейчас мягкому прикосновению губ предпочитал захватывать упругую кожу зубами.       Пока Се Лянь, стянув чужое ханьфу с плеч, дарил внимание коже своей «жертвы», Хуа Чэн принялся снимать торжественный головной убор с волос бога. Делать это приходилось очень осторожно, поскольку носитель украшения двигался и рисковал невовремя дёрнуть головой. Тяжёлые длинные волосы принца были очень приятны на ощупь, поэтому Хуа Чэн не уследил, в какой момент стал больше играться с ними, чем освобождать от многочисленных безделушек. Иногда украшения издавали тихий перезвон, тогда Саньлан вспоминал о них и продолжал снимать, не мудрствуя лукаво, просто кидая на пол, несмотря на то, что они могли помяться. В конце концов, он мог себе позволить хоть каждый день наряжать своего бога в новые побрякушки. К тому же, кто, как не его Се Лянь, был достоин новых нарядов и украшений каждый день?       Чистое место на открытой коже Саньлана закончилось, поэтому Се Лянь распахнул его ворот. Его внимание сразу привлекли призывно торчащие розовые бусины на груди. Он накрыл одну из них ртом, вторую схватив пальцами. Нефрит под их телами уже успел нагреться, а вот руки Се Ляня наоборот замёрзли, поэтому контраст горячего рта и ледяных прикосновений был достаточно весом. Хуа Чэн под ним вздрогнул и прошипел сквозь зубы. Последняя шпилька упала на пол. Хуа Чэн дёрнул ленту, и волосы Его Высочества рассыпались, упав на обнажённую грудь демона-жертвы. Кинув игривый взгляд из-под ресниц, Се Лянь бросил своё занятие и, показательно изящно изогнувшись, почти касаясь рёбрами его живота, сел на пятки. Лишившись желанных прикосновений возлюбленного, Хуа Чэн потянулся за ним, но был остановлен ладонью, что толкнула его назад. Ему оставалось лишь, приподнявшись, наблюдать, как принц развязывает пояса и скидывает биси, распахивая одежды. Вытянув шею, он заметил, как через нательные штаны уже проглядывалось желание Его Высочества. Впрочем, сам он недалеко ушёл.       Оставив одежды распахнутыми, но не снятыми, Его Высочество вернулся к своему дару. Когда Хуа Чэну надоело, что губы его бога касаются везде, кроме губ, он сам настойчиво притянул Се Ляня в поцелуй. Страстный танец языков прервал тоже принц, под разочарованный стон Саньлана. Улыбнувшись такому наигранному поведению избалованного ребёнка, Се Лянь огладил плечи партнёра и чувственными прикосновениями стал подбираться к чужому поясу.       Прикосновения возлюбленного Хуа Чэн любил. Не столько из-за приятных ощущений, сколько из-за того, что представлял, как со стороны они выглядели. А выглядели они горячо и изысканно. Если бы с этого рисовали картину, получилось бы очень красиво и порочно.       Се Лянь развязал пояс, удерживающий алую одежду. Дразнясь, он играючи медленно распахнул полы ханьфу. У жертвенного наряда был всего один слой одежды, без штанов, поэтому взгляду Его Высочества сразу предстало прекрасное подтянутое обнажённое тело с ярко видимым плотским желанием. Бог оценил последний элемент одежды — парные браслеты на щиколотках. Любимое Хуа Чэном серебро очень ему шло. У Се Ляня появилась интересная мысль насчёт украшенных лодыжек ещё когда он заметил металлический отблеск под приподнявшимся подолом ханьфу. Алтарь был не настолько большим, чтобы было удобно воплотить задумку, поэтому, не раздумывая, бог плавным движением встал и сел на пятки рядом. Всё это произошло настолько стремительно, что казалось, божество, словно вода, перетёк из одного положения в другое. Немного застеленный туманом страсти разум Хуа Чэна не сразу осознал, что произошло. А когда понял, хотел оспорить решение возлюбленного, но любые слова прервал юркий язык Се Ляня, огладивший кожу над браслетом.       Браслеты были широкие, чуть более двух пальцев шириной, резные насквозь и украшенные россыпью маленьких рубинов. Конечно же, изящная резьба изображала любимых Хуа Чэном бабочек. Браслеты были надеты чуть выше щиколоток, чтобы не причиняли неудобств и не мешали при ходьбе. Се Лянь кончиком языка дотронулся до кожи, проглядывающейся сквозь резьбу. Он увлечённо повторял контуры бабочек, а после спустился на щиколотку. Нога в руках Се Ляня дёрнулась, и он снова облизнул выпирающую косточку. Не показалось. Хуа Чэну явно понравилось.       Оставив россыпь поцелуев на одной ноге, Се Лянь перешёл ко второй. Повторив языком тот же путь, что и до этого, Его Высочество скользнул языком ниже, коснувшись в игривой ласке свода стопы.       — Ваше Высочество, не надо!       Се Лянь показательно проигнорировал обращение, удерживая пытающуюся выскользнуть лодыжку. Когда его позвали в третий раз, он всё-таки намекнул, почему не отзывается:       — Не понимаю, к кому ты обращаешься, если нас всего двое. Да ведь, Саньлан?       Хуа Чэн понял.       — Лянь-гэ! Не надо, я же сюда босиком пришёл!       — Не понимаю в чём проблема, словно не ты лично подготавливал храм, вымыв его так, что он аж сверкает от чистоты.       — Но гэгэ!       — Не вижу проблем, если тебе это нравится, — отрезал Се Лянь и вернулся к своему занятию.       Проблем и правда не было. Как и от всего тела, от стоп Хуа Чэна исходил тот манящий сладковатый запах масел. И пусть кожа подошвы, как и положено, была грубовата, зато вся остальная стопа поражала своей нежностью. Конечно, нога Хуа Чэна была несколько громоздкой, соответствуя росту, но плавные линии делали её если не изящной, то хотя бы приятной взору. Се Лянь, вырисовав все выступающие части стопы и пощекотав кончиком языка свод, дошёл до пальцев с аккуратными ногтями. Между пальчиками кожа была ещё нежнее. Се Лянь немного увлёкся, лаская её. Поочерёдно обводя и забирая пальчики в рот, бог стал действовать и руками, одновременно с языком делая массаж.       Наигравшись, Се Лянь оставил поцелуй под браслетом и вновь сел между ног разомлевшего Хуа Чэна. Прикусив жилку на шее, он потребовал поцелуй в награду за труды. Вознаграждение получилось томным. И только на третий поцелуй огонь страсти вновь разжёгся. Смотреть на разомлевшего, лениво жмурящегося от удовольствия Хуа Чэна и терпеть возбуждение после того, как вкусил запретный плод желаний плотских, было выше сил Се Ляня. Его Высочество, опёршись локтём у шеи возлюбленного, просунул руку меж их телами и, приспустив свои штаны, накрыл ладонью оба их жаждущих внимания естества. Хуа Чэн, поняв желание возлюбленного, тоже скользнул вниз одной рукой, накрыв ею ладонь принца.       Темп задавал принц, но первым пришёл к финалу Саньлан, уже разгорячённый ласками любимого бога. Хуа Чэн виновато глянул сквозь ресницы и повернул голову к руке Се Ляня, служившей опорой. Не прекращая движение рукой, он воспользовался знанием о слабом месте возлюбленного, приникая к запястью. Лаская языком нежную кожу и прикусывая выпирающие венки, Хуа Чэн, не забывая двигать рукой, вскоре довёл своего бога до разрядки.       Когда перед глазами перестало расплываться, Се Лянь благодарно поцеловал Хуа Чэна. Отстранившись, он слизал их смешанное семя с руки, задумчиво окидывая Саньлана взглядом.       — Лан-лан, думаю, для удобства тебе стоит встать на колени.       — Гэгэ, — Хуа Чэн попытался вернуть севшего на пятки возлюбленного обратно в нависшую позу, обхватив его ногами, — ты можешь воспользоваться мной без растяжки.       Се Лянь за такие слова сердито ущипнул Хуа Чэна за щёку.       — Во-первых, никто тут никем не пользуется. Во-вторых, никакого «без растяжки». Особенно в первый раз.       — Но…       — Ты демон и, по сути, мертвец, я знаю. А я бог войны с высоким болевым порогом. И разве это убедит тебя в необязательности моей растяжки? — последовало отрицательный мах головой. — Вот и меня не убедило. Не хочешь вставать на колени — не вставай. Ещё что-нибудь придумаю. Но такие глупости не говори.       — Дело не в позиции, — возразил Хуа Чэн. — Просто Лянь-гэ слишком восхитителен в ведущей роли. Так властен и горяч. Боюсь, я буду выжат досуха до того, как ты войдёшь в меня.       Раньше Се Лянь считал, что годы скитаний по миру смертных избавили его от всякого стыда. Но бесстыжие речи Хуа Чэна явно опровергали это.       Взгляд бога упал на вившийся змеёй алый пояс под спиной Хуа Чэна. К нему пришла идея.       — Тогда поступим так.       Се Лянь вытянул пояс из-под поясницы возлюбленного. Тот был довольно узким и больше походил на эластичную ленту. Се Лянь вспомнил о Жое. Стало немного неловко от предстоящей задумки. Было бы проще просто попросить Жое сделать это. Нет, у неё есть душа. Се Лянь бы не простил себе такого поступка. Да и к тому же, Жое, как и Эмин, остались где-то в Доме Блаженств.       — Милый бантик, — прокомментировал Хуа Чэн, наблюдая за действиями своего бога. — Но, гэгэ, ты так меня перетянул, что к концу наших игр я рискую стать евнухом.       — Ой, — Се Лянь поспешил исправиться, следуя словам возлюбленного, ослабив узел. — Так нормально?       — Отлично. Приказ повернуться всё ещё в силе?       — Это не приказ.       — Хорошо, хорошо. Просьба повернуться ещё в силе?       — Да.       Хуа Чэн бы подразнил Се Ляня, изящно перекатившись на живот и выгнувшись, вставая на колени, но пространство алтаря было строго ограничено, поэтому, чтобы не упасть на пол, пришлось довольствоваться малым. Хотя по судорожному вздоху бога Саньлан и так убедился, что вид в любом случае получился неплох. Се Лянь прикрыл глаза, считая до десяти, взывая к своей силе воли. Хуа Чэн стоял на коленях, под ним лежало алое ханьфу, на щиколотках поблёскивали серебряные браслеты, и яркий пояс контрастировал с бледной кожей, но почти сливался с одеждой и налитой кровью головкой. Зрелище довольно привлекательное и развратное. Чего Хуа Чэн не ожидал, так это хлёсткого удара ладонью по ягодицам.       — Это за глупые мысли о «воспользоваться».       Второй удар пришёлся на другую ягодицу. Хуа Чэн ойкнул. Больше от удивления, чем от боли. Хотя Се Лянь не сильно церемонился, поэтому удары были вполне ощутимыми.       — А это за пренебрежение к своему телу.       Хуа Чэн молчал, и Се Лянь уже успел испугаться, что переборщил.       — Гэгэ, — задумчиво протянул Хуа Чэн, — а можешь ударить ещё, но не так сильно?       Се Лянь удивился.       — Тебе понравилось?       — Пока не совсем могу понять, давай ещё.       Се Лянь послушался просьбы возлюбленного. Ещё пять ударов пришлись на левую ягодицу.       — Эх, были бы ещё на руках перстни, — мечтательный тон Хуа Чэна явно свидетельствовал о том, что ему понравилось. — Хотя нет, гэгэ, — бросил он взгляд через плечо, — как на счёт отшлёпать меня ножнами от меча? Ножнами с узорами из металла и, желательно, инкрустированными камнями.       — Посмотрим, насколько плохим мальчиком ты будешь, — смутился бесстыдных слов Се Лянь, но решил не отставать.       — О-о-о, я буду очень плохим мальчиком, — Хуа Чэн благоразумно умолчал, куда его фантазия предложила затолкнуть ножны после. В длину не полностью, конечно, но ширина с растяжкой и маслом должна подойти.       — Мне продолжить? — смущённо уточнил Его Высочество.       — Да, пожалуйста, гэгэ, отшлёпай меня полностью, — хихикнул Саньлан, за что сразу же поплатился ударом по наиболее пострадавшей ягодице.       После Се Лянь решил уравновесить урон и перешёл к более здоровой части. В общей сложности на каждую пришлось ударов по пятнадцать, после чего кожа заалела, а Хуа Чэн попросил прекратить, иначе тяжёлая рука Бога Войны отобьёт ему кости. Конечно, сказано это было в шутку, просто Се Лянь отвлёкся от первоначальной цели, а терпение было железным, но не бесконечным.       Се Лянь, словно извиняясь, оставил россыпь поцелуев на раскрасневшихся местах ударов. А после раздвинул руками манящие округлости и скользнул языком в открывшуюся ложбинку. Такие действия были не так новы, поэтому стало проще. Се Лянь не торопился и начал потихоньку разминать внешние складочки, не стремясь скорее проскользнуть внутрь. Только когда мышцы сами достаточно расслабились, юркий язычок стал прокладывать путь дальше.       Хорошо растянуть языком было нельзя, но это и не являлось целью. Се Лянь стремился просто расслабить и немного размять мышцы. Как только это произошло, он отстранился, нашаривая в потайном кармане рукава баночку с мазью. В этот раз решили попробовать не разогревающее масло, а охлаждающую и снимающую боль (а также заживляющую) смесь. Первый смазанный мазью палец, обведя круг, проник внутрь. Хуа Чэн зашипел от резкой прохлады. Не долго задерживаясь, к первому пальцу присоединился второй. Мазь была гуще масла, поэтому распределять её надо было тщательнее. Как только она немного растопилась от тепла почти живого тела Хуа Чэна, дело пошло проще.       Се Лянь мял и разминал двумя пальцами девственную, плотно сомкнутую хризантему, постепенно продвигаясь дальше. Наконец-то он нащупал небольшое уплотнение внутри, потерев которое удалось добиться первого громкого стона от Хуа Чэна, больше похожего на скулёж. Звук резко оборвался, и Саньлан дёрнулся, вздрогнув всем телом.       — Больно? — мгновенно среагировал Се Лянь, останавливая движения.       — Нет. Не волнуйся, гэгэ, просто понял кое-что неприятное.       — Что?       — Гэгэ, не думаешь, что положение с пальцами во всяких интересных местах не самое удобное для задушевных разговоров?       — Могу прекратить, — дразнясь, предложил Се Лянь.       — Нет уж, продолжай! — пальцы послушно продолжили движение, специально не касаясь самого приятного места. — Ладно, ладно, не мучай меня, Лянь-гэ. Я просто понял, что за скулёж порой ночами доносился со склада вещей в военном лагере, когда я ещё был жив и сражался за тебя.       — Ты сражался за Сяньлэ.       — Я сражался за тебя, — уверенно и внушительно, насколько это вообще возможно в таком положении, сказал Хуа Чэн.       — Погоди, тебе же ничего не сделали?       — Сейчас понимаю, что предлагали. Но поскольку я вот жду, когда наконец-то Ваше Высочество соизволит воспользоваться своим нефритовым стержнем, чтобы сорвать мой девственный цветочек, то ничего они не добились. Я был довольно диким и агрессивным подростком.       — По тебе не скажешь.       — По мне сейчас много чего не скажешь, но ещё немного отвлечённых разглагольствований, и Лянь-гэ уверится в моих словах.       Се Лянь, показывая, что принял угрозу к сведению, сместил пальцы на уже найденную точку наслаждения внутри и принялся её массировать под одобрительные стоны Хуа Чэна. От этих звуков Се Лянь почувствовал, как кровь стала активнее приливать к паху, и решил, что уже можно прибавить третий палец. Тот вошёл довольно легко, но растянутые мышцы столь плотно облегали фаланги, что казалось, нечто большее туда просто не поместится. Се Лянь на размеры не жаловался, пусть в длине он и уступал Хуа Чэну, в обхвате был ничуть не меньше. Когда уже можно было без опаски разводить внутри три пальца, Се Лянь заметил, что бёдра Хуа Чэна подрагивают, а сам он комкает ткань собственных постеленных на алтарь одеяний. Ах да, пояс же всё это время… Се Лянь оторвался от осыпания спины возлюбленного поцелуями и вытащил пальцы.       — Гэгэ, ты всё? — с надеждой спросил Хуа Чэн.       Се Лянь отрицательно покачал головой.       — Потерпи, немного осталось. Но уже стоит развязать пояс, иначе, боюсь, будут неприятные последствия. Давай сменим позицию.       Хуа Чэн сел на пятки, от чего на спине красиво очертились мышцы. Се Лянь немного потерял мысль от этого зрелища, но быстро взял себя в руки. Хуа Чэн повернулся. Теперь они сидели на алтаре друг напротив друга. Се Лянь, склонившись, развязал вызывающий алый бант, наконец-то освобождая чужое естество из пут.       — И какую же позу ты предлагаешь?       — Если Саньлан чуть сдвинется к краю — скажу.       Хуа Чэн послушно передвинулся, освобождая больше места. Он с интересом наблюдал, как бог укладывается на спину. В отличие от него, Се Лянь только распахнул одежды, сняв пояса, и приспустил штаны. Это тоже было заранее обговорено. Безусловно, Его Высочество был очень хорош вообще без одежд, но было что-то в этом такое… высокомерное и чуть пренебрежительное. Саньлану это странно нравилось.       — Обопрись коленями мне чуть ниже плеч и наклонись.       Хуа Чэн понял, что от него требуется. Как только он устроился, Се Лянь закинул руку ему на икру, придерживая за бедро, а второй продолжил растягивать. Перед лицом же Хуа Чэна предстало во всей красе возбуждение принца. Оно всё блестело от естественной смазки, и у того аж во рту засвербило, как захотелось взять достоинство возлюбленного да поглубже. Вот только теперь было не всё так просто — приходилось имитировать дыхание, а с ним так же легко, как прежде, что-то такое большое в рот не взять. Но Хуа Чэн внезапно обнаружил, что ему нравится лёгкое удушье от божественного нефритового стержня. И, наверное, было бы неплохо, если бы Се Лянь поставил его на колени, взял за волосы и грубо ворвался прямо в глотку. За своими мечтами (или планами на будущее?) Хуа Чэн не заметил, как пальцев стало четыре. Зато очень даже заметил, как Се Лянь сосредоточил всё своё внимание не на растяжке, а на точке внутри, а после вообще схватил губами головку, подразнивая языком. Оргазм накрыл быстро и внезапно. Так и насадившись ртом до упора, Хуа Чэн содрогался в наслаждении. Глотка его так приятно от того сокращалась, что Се Ляню ничего более не оставалось, как излиться за ним. Хуа Чэн был вынужден ненадолго перестать изображать дыхание, чтобы не захлебнуться. Он с удовольствием проглотил весь дарованный божественный сок и, освобождённый от пальцев, он ловко перевернулся, ложась принцу на грудь. Се Лянь притянул Саньлана в поцелуй, передавая его собственное семя. Тот всё послушно проглотил, но деланно возмутился.       — Это ещё что за несправедливость?       — Ничего такого, Саньлан, ты же не хотел бы, чтобы я задохнулся?       Хуа Чэн сердито потряс головой, елозя косичкой с алой жемчужиной по чужой груди.       — Саньлан, в какой позе… как именно ты хочешь в свой первый раз? — серьёзно спросил Се Лянь.       Хуа Чэн встал с груди возлюбленного, сев ему на бёдра. Прислонил согнутые пальцы правой руки к подбородку, изображая глубокую задумчивость. Это представлялось несколько порочным, но гораздо больше очаровательным. Се Лянь не сдержался и провёл подушечкой большого пальца от внутреннего уголка к внешнему под пустой глазницей. Ресницы мягко пощекотали ему подушечки пальцев. Движение завершилось мягким поглаживанием щеки ладонью. Хуа Чэн уже принял, хотя и не мог понять, что его дорогое божество не считало отсутствие глазного яблока уродством. И, кажется, в глазах возлюбленного он был красив и так?       Хуа Чэн опустил руку, проводя по чужим стальным мышцам пресса. У Се Ляня были мягкими только два места, за которые можно ущипнуть — на одно приличные люди на глазах окружающих руки не распускают и мягенькие щёчки. Всё остальное казалось сплошной литой мышцой, о которую можно отбить ретивую ладонь. Если бы не тёплая кожа принца, то на ощупь, казалось, его вполне возможно перепутать с одной из статуй божества. Хуа Чэн, конечно, не жаловался, ему нравилось в Се Ляне всё, но, наверное, было бы неплохо, если бы Его Высочество так и остался просто Его Высочеством, а потом и Величеством. Изнеженным и мягким. Без годами тренированных мышц и невидимых шрамов.       Хуа Чэн выбросил лишние мысли из головы и склонился к уху Его Высочества, прихватывая зубами пару к его коралловой серёжке на косичке. Поиграв с очаровательно порозовевшей мочкой, он соблазнительно прошептал:       — Сверху открывается прекрасный вид, но прошу оставить мне право на эту позу на второй раунд, ну а сначала я хочу, чтобы Лянь-гэ повалил меня на спину, отвёл ногу в сторону и показал всю силу своей страсти.       Хуа Чэн едва успел договорить, как позиции сменились. Се Лянь просто сел, описав ногами полукруг, подтянув их на другую сторону, и толкнул Саньлана, поддержав за спину для мягкого приземления. Всё-таки алтарь был не слишком большой, поэтому с такой сменой позиций затылок Хуа Чэна свесился за край нефритовой плиты. Се Лянь сдвинулся назад и подтянул с собой Хуа Чэна, исправляя это. Конечно из-за всех этих манипуляций красное ханьфу, что до этого прикрывало поверхность камня, оказалось где-то под коленями бога.       — Приподнимись, — попросил Се Лянь, намереваясь снова постелить ханьфу.       — Да ладно, гэгэ, не обязательно.       — Обязательно. Спину сотрёшь, да и не очень приятно лежать на голом камне.       Хуа Чэн с недовольным вздохом сел, а потом пересел на колени бога, чтобы ткань можно было положить и под бёдра. Впрочем, недоволен он был недолго, быстро найдя себе развлечение. Он бесстыдно стал тереться о нежный шёлк нижних штанов принца, едва задевая то, что больше всего сейчас требовало внимания. Терпение Се Ляня дало трещину. Он уже не так мягко как до этого повалил Хуа Чэна на спину и без лишних разговоров, справедливо считая, что уже всё обсуждено, осторожно, но решительно скользнул внутрь. Растяжки было достаточно для того, чтобы без лишней боли войти сразу до конца. Хуа Чэн вцепился в божественные плечи и рявкнул: «Не останавливайся!», когда Се Лянь вздумал дать партнёру время на передышку и привыкание.       Спорить причин не было, поэтому Се Лянь продолжил движение. Мягко, но неуклонно он делал длинные неспешные толчки, заставляя тело возлюбленного привыкнуть к нему. Хуа Чэн ёрзал, как уж на сковородке, пока не нашёл положение, в котором попадание происходило идеально в особую точку. Он изогнулся в пояснице, дрожа и постанывая, вторя возлюбленному. Держаться так было не очень удобно. Се Лянь заметил это и подхватил Хуа Чэна под поясницу, поддерживая. Второй рукой он схватил чужую щиколотку, пробежавшись пальцами по браслету. Отведя ногу в сторону, Се Лянь сделал первый мощный толчок.       — Ещё! — отозвался на это Хуа Чэн.       Се Лянь перехватил повыше спину Саньлана и приподнял его ещё сильнее. Всё это только для того, чтобы, чуть наклонившись, снова уделить внимание твёрдым горошинам сосков. Се Лянь кончиком языка дразнил нежную кожу, Хуа Чэн же протянул руки за голову божества, зарываясь пальцами в его волосах. Это была лёгкая и нежная ласка, но Се Лянь всё дразнил… и дразнил… Много дурного от возлюбленного понабрался. Хуа Чэн недовольно оттянул принца за волосы, после приникнув в извиняющемся, но очень страстном поцелуе. Одним, конечно же, дело не ограничилось. Целуясь, Хуа Чэн провёл руками от шёлка волос к плечам, сжав их с достаточной силой для того, чтобы у обычного смертного пару недель не сходили синяки. Но его возлюбленный являлся богом. Одним из сильнейших Богов Войны, недавно вернувшим и приумножившим свои силы. Он едва заметил, что его плечи оказались в крепком захвате. И эта небрежная демонстрация силы приводила Хуа Чэна в восторг. Его бог самый лучший.       Простора для действий стало больше, но смена позы повлекла за собой уменьшение удовольствия от воссоединения. Се Лянь больше так удачно не попадал в самое приятное место. Это немного компенсировало то, что вырвавшись из череды ненасытных поцелуев, бог вернулся к обходительным прикосновениям. Теперь они не были такими целомудренными, но оставались нежными. Се Лянь облизывал, целовал, прихватывал зубами, не сбиваясь с общего ритма. Он отпустил чужую ногу, взамен скользнув освободившейся рукой между их телами. Саньлан недостойно громко вскрикнул, почти взвизгнул, когда к стимуляции изнутри прибавилась ещё и ладонь снаружи.       Как бы Се Лянь ни старался, но в итоге, не удержавшись, в ход пошли зубы. Се Лянь прикусывал розовые соски, иногда оставляя засосы. Это притупляло накатывающее на Хуа Чэна наслаждение, но при этом добавляло какую-то пикантную нотку. Саньлан втайне был доволен, что в какой-то момент раззадорил возлюбленного так, что он впервые поставил ему страстный засос, прикусив кожу до крови. С таким милосердным богом, как Се Лянь, это являлось и впрямь настоящим достижением. Хотя наверное, несколько странно, что это привело Хуа Чэна в состояние почти чистого восторга. Но о вкусах не спорят.       Се Лянь гортанно застонал, и Хуа Чэн почувствовал, как его изнутри наполняет нечто горячее. Принц продолжил двигаться, пока не опал. Движения рукой тоже стали активнее, почти грубыми. Се Лянь выскользнул из тела возлюбленного. Почувствовав, как из его расслабленной хризантемы вслед за принцем наружу устремился божественный сок, дух Хуа Чэна тоже возвысился до небес. Саньлан капризно притянул Се Ляня в объятия, после перевернувшись с ним на бок. Локоть упирался в камень, что было не очень приятно, но Лянь-гэ с улыбкой стал осыпать лицо поцелуями, поэтому можно перетерпеть.       Се Лянь в последний раз поцеловал веко пустой глазницы и отстранился, с волнением спросив:       — Саньлан доволен?       — Нет, — и пока Се Лянь не успел уйти в самобичевание, — Саньлан не доволен. Саньлану мало. Его бог так божественен в верхней позиции, как можно удержаться от греха алчности?       — Ах, то есть в принимающей позиции я тебя не устраиваю? — Се Лянь замечал, что иногда перенимал какие-то особенности или привычки возлюбленного, вот как сейчас, к примеру, наигранно возмутившись.       — Что Вы, Ваше Высочество! — влился в небольшую игру Хуа Чэн. — Вы прекрасны в любой роли. Просто по-разному. Люди когда-то верно подметили, Вы сочетаете в себе довольно различные черты. Бог Войны в короне из цветов. Когда снизу, Вы нежный цветок, который хочется укрыть зонтом от дождя и любоваться. Когда же сверху, Вы острый меч, перед которым чувствуется трепет иного рода.       — То есть если совместить, я в твоих глазах олицетворение «битвы цветов»?       — В этом доля правды тоже есть, — лукаво усмехнулся Хуа Чэн на смущение возлюбленного.       — Я уже могу полностью снять штаны? — неожиданно сменил тему Се Лянь. — В них не очень удобно.       — Ах, да, конечно. Прости, гэгэ, забыл.       Хуа Чэн сменил их позу, подмяв бога под себя. Оказавшись на чужих бёдрах, он поднялся на коленях, стягивая пресловутые штаны. Получилось только до колен, дальше было неудобно. Поэтому Хуа Чэн изогнулся в пояснице, чуть откидываясь назад, и стащил ткань ещё ниже. Потом уже сам Се Лянь сбросил штаны на пол, а Саньлан вернулся на бёдра.       — М-м-м, а Лянь-гэ уже снова готов. Мы можем продолжить? — раздался в тишине соблазнительный голос Хуа Чэна.       — Я-то, может, и готов, а Саньлан ещё не совсем, — придержал возлюбленного за бёдра Се Лянь, не давая насадиться.       — О чём ты? Я всегда готов, — возразил Саньлан, виляя бёдрами.       Се Лянь согласился с его желанием, но не дал сразу грубо опуститься, контролируя движение, придерживая за бёдра.       — Я сам, — сердито сказал Хуа Чэн, отнимая его руки. — Лежи и наслаждайся.       Не размениваясь на мелочи, Саньлан сразу взял быстрый темп. Се Лянь смутился, когда по помещению раздались шлепки и хлюпающие звуки. Да и признаться, вид ему открывался просто потрясающий. Кожа Хуа Чэна блестела от пота и масла, которым он натёрся до всей этой игры. Ресницы трогательно слиплись от влаги, а волосы растрепались, стекая по спине и плечам тёмным водопадом. Хуа Чэн давал себе дополнительную поддержку, опираясь на накаченный пресс возлюбленного. Когда же его возбуждение стало достаточно твёрдым, он замедлился и переместил руку на плечо Се Ляня, пальцы другой же прислонив к божественным губам. Се Лянь исполнил его немую просьбу, приоткрывая рот. Мягкие губы разомкнулись, среди них мелькнул язычок. Саньлан тут же воспользовался этой возможностью, проталкивая пальцы в приоткрытый рот.       Кто бы мог подумать, что Его Высочество наследный принц Сяньлэ так возбуждающе выглядит, облизывая пальцы? Юркий язычок мелькал то тут, то там, а слюна тонкой струйкой потекла из уголка рта. Хуа Чэн отнял обласканную руку, втягивая шаловливый рот в такой же игривый поцелуй. Напоследок он невинно прикусил чуть припухшую губу и вернулся к своему занятию. Неторопливо покачиваясь на бёдрах, Хуа Чэн мокрыми пальцами принялся играть со своей грудью. Пока он щипал твёрдый от возбуждения сосок, его свободную руку постигла схожая с первой участь. Только теперь он втянул пальцы в свой рот. В отличие от Се Ляня он делал это демонстративно. От того ещё более пошло. Смущающих хлюпов стало больше.       Хуа Чэн смотрел сквозь прикрытое веко на реакцию принца. Тот весь покраснел, но следил за его действиями, не отрываясь. Саньлана это полностью устраивало. Вытащив пальцы изо рта, он схватил ими второй жаждущий внимания сосок. Ласка не продлилась долго, и вот рука скользит дальше по рёбрам, животу, чтобы в итоге накрыть твёрдое естество. Хуа Чэн начал с того, что размазал большим пальцем выступивший на навершии предъэякулянт и медленно задвигал ладонью. Се Лянь крепко зажмурился. Ну почему делает Хуа Чэн, а стыдно ему? И в тоже время было невозможно отказаться от желания смотреть на эту порочную картину. Се Лянь приоткрыл глаза, смущённо переведя взгляд с действий Хуа Чэна на его лицо. Кажется, такое выступление и ему давалось нелегко. Хуа Чэн прикусывал губу, на лбу выступили капли пота. Он постепенно стал раскачиваться быстрее. Руку с груди пришлось убрать, концентрироваться на трёх действиях одновременно становилось невозможно.       Хуа Чэн согнулся, упираясь в грудь Се Ляня свободной рукой. Вслед за ним упала волна волос, щекоча нежную кожу. Распахнув оба глаза, он уставился сверкающей радужкой в чужие зрачки. А после хищным броском впился в губы Се Ляня. Если глаза — зеркало души, то, кажется, у Хуа Чэна не осталось ни единой связной мысли. Се Лянь отвечал на жадный поцелуй и смотрел во всепоглощающую бездну глаз. Пустая глазница утопала в тени, поэтому выглядела, пусть и жутким провалом во тьму, но не так уж и страшно.       Хуа Чэн замер, прислонившись губами к губам принца в целомудренном поцелуе, отходя от накрывшего с головой наслаждения. После спохватился, прикрывая пустую глазницу.       — Прости, это не очень приятное зрелище.       — Саньлан, — улыбнувшись, Се Лянь погладил щёку со стороны пострадавшего глаза, — я пережил Поветрие Ликов, да и за восемьсот лет видел вещи и похуже. Да, признаюсь, это не особо приятное зрелище, но не столько из-за уродства, сколько из-за того, что каждый раз, видя это, я думаю, сколько боли ты пережил. Не прячься, Саньлан. Не извиняйся. Ты такой, какой ты есть, и я люблю тебя любым.       Хуа Чэн прикрыл веки, пряча увлажнившиеся глаза, и поцеловал ладонь Се Ляня.       — Мне достался самый лучший бог в мире. Мне так повезло, что ты посчитал меня достойным своего сердца.       Выставив руки за спину, Хуа Чэн плавно откинулся назад и двинулся на пробу. Действие сразу же выбило из него стон. Чувствительное после оргазма тело воспринимало всё гораздо ярче, поэтому наслаждение мешалось с болью. Или даже являлось ей. Но боль была сладкая, оседающая приятным послевкусием на языке. Хуа Чэну она понравилась. Но Се Лянь, кажется, заметил отголосок боли в его лице и схватил за бёдра, останавливая от дальнейших действий.       — Всё хорошо?       — Всё прекрасно, гэгэ. Мне нравится.       — Твоё тело говорит о другом.       — Гэгэ сам хотел, чтобы я притворился живым. Так бы я давно был готов, а пока телу нужна передышка. Не волнуйся, как только — так сразу. Просто предоставь всё мне.       Се Лянь неуверенно кивнул и переместил руки на поясницу, придерживая. Хуа Чэн снова начал медленно покачиваться, чувствуя, как потирается внутри головка о то самое место. Привыкнуть удалось довольно быстро, к тому времени и чувствительность уже снизилась. Хуа Чэн стал набирать скорость, насаживаясь теперь полностью, пока бёдра не стали подрагивать от напряжения. Заметив это, Се Лянь спустил ладони на ягодицы, помогая. В конце Хуа Чэн вообще расслабился, полностью отдаваясь во власть чужих рук. Се Лянь поднимал и опускал его, отчего красиво очерчивались мышцы и выступали вены плеч и предплечий. Глядя на это, Хуа Чэн не сдержался, едва-едва проведя подушечками пальцев чуть ниже внутренней стороны локтя и далее выше. Се Лянь всхлипнул и, рывком поднявшись, укусил партнёра в шею. Чувствуя, как внутри разливается тепло, Хуа Чэн прокомментировал:       — Ну вот, только я снова возбудился, как Лянь-гэ кончил.       Се Лянь покраснел, но претензию принял близко к сердцу. Перевернувшись, он уложил Саньлана на лопатки. От резких действий ханьфу чуть не слетело с камня, поэтому пришлось отвлечься, чтобы его поправить. Наверное, не стоило глядеть вниз, потому что зрелище предстало развратное: судорожно сжимавшаяся от непривычной пустоты хорошо растянутая хризантема была натёртой, припухшей и покрасневшей, а из неё крупными каплями вытекало семя. Если бы не тот факт, что сейчас тело Се Ляня просто физически не могло возбудиться, у него от такой картины встал бы мгновенно.       Се Лянь проник двумя пальцами внутрь. На насмешливый комментарий Хуа Чэна о том, что сейчас такого количества маловато, чтобы он хоть что-то почувствовал, бог смутился и добавил ещё один. Скользило всё так же легко. Се Лянь размазывал смесь мази и семени по внутренним стеночкам, пока не нашёл нужное уплотнение. Под одобрительные стоны Хуа Чэна стал вновь массировать это место. Свободной рукой он схватил ногу возлюбленного, натыкаясь на браслет. Взглянув на украшение, Се Лянь задумчиво произнёс:       — В одних этих браслетах и с серёжкой в волосах Саньлан похож на наложницу.       — Любимая наложница императора? Мне, — Хуа Чэн глухо простонал, — нравится. Только вот если я буду наложницей в императорском гареме, то будет много соперниц, а я, — приподнялся, от чего соблазнительно напрягся пресс, и закинул руки за шею, — эгоист, хочу, чтобы ты принадлежал либо только мне, либо никому.       — Только тебе, — шепнул Се Лянь перед поцелуем.       После Хуа Чэн откинулся обратно на спину, почти растекаясь по камню, а Се Лянь, чуть отодвинувшись, склонился (словно в глубоком поклоне) и обхватил губами жаждущее внимания естество. Хуа Чэн дёрнулся и громко простонал, шире раздвигая ноги. Се Лянь освободил из хватки браслет и теперь этой рукой помогал своему озорному рту. Сначала он целовал, облизывал и посасывал. Отдаваясь делу со всем энтузиазмом, прослеживал языком каждую венку, подцеплял кожицу, у основания лаская рукой. Потом Се Лянь взял в ладонь яички, перекатывая их, и насадился горлом до упора. Двигаясь, стал брать глубоко, не забывая ласкать пальцами внутри. Долго противостоять энтузиазму Се Ляня было невозможно, Хуа Чэн и так продержался довольно долго.       Се Лянь вытащил пальцы и теперь слизывал остатки семени с губ и пальцев. Хуа Чэн внутренне подивился, как его богу удаётся одновременно выглядеть так мило, невинно и порочно.       — Если бы люди знали, как гэгэ неутомим в постели, тебя постигла бы участь генерала Наньяна. Или точнее Цзюйяна?       — Если бы люди знали, с кем именно я так неутомим, то вряд ли бы ко мне ходили просить рождения сыновей.       — Да, к тебе бы ходили обрезанные рукава просить благословения.       — Звучит более возвышенно и романтично, чем то, о чём иногда просят Фэн Синя.       — Конечно, ты ведь у меня лучше, — Хуа Чэн притянул Се Ляня в объятия, а тот и против не был, удобнее устраиваясь на широкой груди возлюбленного.       — Так говорить нехорошо.       — На правду не обижаются.       Просто лежать в тёплых объятиях Се Ляню скоро надоело, и он стал пальцем что-то вырисовывать под ключицами Саньлана. Хуа Чэн прислушался к своим ощущениям. Раз черта, два… Хуа Чэн мягко рассмеялся, целуя свою любовь в макушку.       — Я тоже тебя люблю.       Се Лянь смущённо спрятал лицо в чужую шею. Хуа Чэн дал ему немного времени перед тем, как бесстыдно спросить:       — Продолжим?       Хуа Чэн почувствовал, как по коже мазнули длинные ресницы принца, и Се Лянь опустил руку, вновь хватая их обоих. Хорошо, что бог всё ещё не смотрел на возлюбленного, спрятав лицо. Потому что Хуа Чэн ощутил, что едва-едва краснеет, чувствуя, что в отличие от него Се Лянь всё ещё был скорее мягкий, чем твёрдый. Особенно по сравнению с ним.       — Гэгэ, ты устал? — нахмурившись, обеспокоенно спросил Хуа Чэн, всё-таки аппетит его возлюбленного не обязан быть наравне с его собственным. Хотя не то чтобы это была именно жажда сексуального контакта, скорее один из способов насладиться близостью любимого человека.       — Пока не особо, — поднял голову Се Лянь, медленно моргая, чтобы сфокусировать взгляд на остром кончике демонического носа. — Но, если честно, мне жарко носить на плечах столько одежды. И совсем немного тяжело.       — Ну что же ты раньше не сказал? — нахмурился Хуа Чэн, потянувшись снять облачение Воина, радующего богов.       Се Лянь оторвался от своего занятия, чтобы помочь.       — Тебе же нравится, когда я в таком образе, — чуть смутился бог.       — Нравится, но не больше, чем возможность обеспечить тебя комфортом, — первый слой одежд полетел на пол. — Да и игра продержалась не то чтобы долго, строго придерживаясь сценарию.       — Я бы не смог до конца вести себя пренебрежительно и холодно с лёгкой заинтересованностью, когда передо мной ты, — обиженно пробормотал Се Лянь.       — Гэгэ меня не понял. Я не ставил это ему в вину. Всё получилось даже лучше, чем я ожидал.       На и так разгорячённой коже принца выступил румянец.       — И дело не сколько в образе, просто мне хотелось вновь увидеть Его Высочество наследного принца Сяньлэ в этой одежде.       — Понравилось? — из любопытства поинтересовался Се Лянь.       — Очень, — Хуа Чэна не сдержал мягкий смешок, вырвавшийся из груди.       Три последних слоя нижних одежд Се Лянь снял сам, аккуратно сложил некоторыми известно какого происхождения пятнами вовнутрь и положил под голову Саньлана, аккуратно его на импровизированную подушку толкнув. Хуа Чэн поёрзал, устраиваясь поудобнее на нововведении. Теперь угол обзора был лучше, не приходилось приподниматься и вытягивать шею. И какой вид открывался… Ох, безусловно, его бог хорош в роскошных одеяниях, но ничуть не хуже услаждал взор и без них.       Се Лянь прильнул в поцелуе, игриво потеревшись своими сосками о чужие. Хуа Чэн ответил со всей страстью, чтобы вновь раздуть огонь вожделения возлюбленного. Иногда их обоих посещали мысли, что они могли бы целоваться вечность. А обниматься ещё две. Се Лянь наконец-то вырвался из яростного танца языков, на что Хуа Чэн вызывающе облизнулся. Выглядел он при этом так, словно украл и попробовал величайшую сладость. Се Лянь проследил, как мелькнул кончик розового язычка, исчезнувший за одним из клыков. Абсолютно бесстыдно. Невероятно притягательно. Се Лянь аккуратно потянул и закинул ногу возлюбленного на плечо, переворачивая его на бок. Хуа Чэн без труда сделал так, как от него просили. Се Лянь, проследив за перекатом мышц при чужом движении, сам был готов облизнуться, но не завлекающе, а как охотник, нашедший добычу.       — Саньлан такой гибкий, — прокомментировал он.       — Гэгэ перепутал. А-Чэн никак не гибкий. Саньлан гибкий. Хуа Чэн нет.       Се Лянь понял, что возлюбленный говорит о своих обликах.       — Что же, может, тогда в следующий раз стоит проверить и гибкость Саньлана?       Се Лянь и сам не ожидал, что такая пошлость слетит с его языка. Но вот глаз Хуа Чэна заинтересованно сверкнул. Кажется, ему эта идея пришлась по вкусу. Стоило князю демонов чуть раскрыться и расслабиться, как хризантема вновь стала исторгать из своего нутра наполнившие её воды просветления. Се Лянь сквозь лёгкий налёт (потому что уже привык) смущения почувствовал, как от этой картины вновь пришёл в полную боевую готовность.       — Кажется, я совсем испортил Ваше Высочество, — усмехнулся Хуа Чэн. — Но идея мне нравится.       Се Лянь плавно толкнулся, войдя сразу во всю длину.       — Посмотрим на твоё поведение.       Игривый смешок покинул рот Хуа Чэна, после чего тот подмахнул бёдрами.       — И каким же я должен для этого быть? Хорошим или наоборот плохим?       Се Лянь поближе подтянул возлюбленного за бёдра, чтобы уже следующим мощным толчком выбить из него рваный вздох.       — Не таким болтливым.       Сразу же заданный размеренный, но резкий темп выбивал из груди воздух, мешая говорить. Однако же Се Лянь дополнительно перестраховался, просунув в болтливый рот два пальца свободной руки. Хуа Чэн бросил на бога хитрый взгляд, оценив способ его заткнуть. Демон высунул розовый язык и стал совершенно бесстыдно показательно облизывать и обсасывать королевские пальчики. Се Лянь к игре, которую сам же и затеял, присоединился. Иногда пальцы ускользали или наоборот внезапно забирались так далеко, что у обычного человека могло бы вызвать дискомфорт, но в основном играли с язычком — захватывали его между фалангами и сжимали, гладили. У Хуа Чэна из уголка рта потекла слюна, которой он чуть не поперхнулся, когда Се Лянь резко ускорился.       Снова начало хлюпать, как Хуа Чэн заметил, что пальцы замерли без малейшего движения. Демон перевёл взгляд на возлюбленного, чтобы понять, что случилось. Се Лянь завороженно, с лёгким румянцем на щеках смотрел туда, где их тела соединялись. Если бы рот Саньлана не стал оккупирован мешающими пальцами, он бы точно спросил что-то вроде: «Гэгэ нравится то, что натворил с моим телом?» К радости принца, бесстыжий демонический язык был заблаговременно занят другим делом. Но да, если отбросить смущение из-за этого, Се Ляню нравилось. То, как Саньлан принимал его, то, как податливое тело под ним следовало любому действию, которое ему заблагорассудится, даже порой на это хватало одной только мысли. То, как возлюбленный раскрывался под ним. То, как Саньлан открыто наслаждался этим. В голове Се Ляня мелькнула глупая мысль: «А может, Лан-лан и правда родился, чтобы однажды стать наложником Моего будущего Императорского Величества?»       Растёртая до красноты, окроплённая жемчужными каплями семени хризантема так притягательно растягивалась вокруг инородного объекта. Расслабленная и привыкшая к вторжению после нескольких раз, она выглядела так, словно требовала больше. Се Лянь лишь только краем сознания подметил, что сейчас Хуа Чэну не должно быть больно, если он сделает так. Далее его руки действовали быстрее мыслей. Белые и идеальные, словно искусно выделанный благородный нефрит, пальцы покинули тёплый рот, чтобы опуститься ниже. Се Лянь полностью вышел, теперь только едва касаясь вершиной своей плоти протестующе сжимающегося от внезапной пустоты колечка мышц. Хуа Чэн возражающе захныкал. Се Лянь даже подивился такому необычному для него звуку. Но Хуа Чэн быстро перестал возмущаться, предвкушающе замолкнув, стоило ему почувствовать, как к растянутым мышцам приставили два пальца. Се Лянь плавно толкнулся обратно. Одновременно с этим внутрь на пару фаланг аккуратно погрузились и пальцы. Даже не войдя полностью, бог остановился, обеспокоенно уточнив:       — Саньлан, тебе не больно?       Хуа Чэн успел вовремя прикусить себе язык, чтобы не пошутить про «умирать больнее». Не к месту, да и Его Высочество не оценит.       — Нет, гэгэ. Но что ты будешь делать, если и вместе с пальцами мне перестанет хватать? — Хуа Чэн бросил хитрый взгляд, шаловливо улыбнувшись. — Используешь целую ладонь? А может, создашь двойника, чтобы…       Покраснев, как маков цвет, Се Лянь воскликнул:       — Хватит! Саньлан, как у тебя только стыда хватает?       В ответ он получил только смешок:       — Стыд? Что такое стыд? Не знаю такого слова.       Больше бесстыдные слова не представлялось возможным терпеть, и распутный рот, беспрестанно их извергающий, был заткнут поцелуем. Не рискуя ещё больше проверять растяжку партнёра, складывая его пополам ради того, чтобы дотянуться до лица, Се Лянь позволил чужой ноге соскользнуть с плеча на локоть. Интересно, а насколько гибкий Саньлан? Его, наверное, можно не бояться сворачивать под любым углом.       Хуа Чэн двинул бёдрами, показывая, что ему надоело ждать действий. В ответ Се Лянь немного оттянул пальцы в сторону. Впрочем, ненадолго, побоявшись, что сильно натянутая кожа порвётся. Схватив партнёра под бедро, он сразу перешёл к такому темпу, чтобы задыхающемуся стонами Саньлану не представлялось возможности снова нести смущающую околесицу. Такая поза на боку способствовала тому, что стоило подобрать правильный угол, и каждый толчок попадал ровно в цель. Должна была. Но Саньлан так и норовил перекатиться на спину, поэтому Се Лянь снова закинул его ногу на плечо, вынуждая не крутить тазом, строго лежа на боку. Вот теперь то самое место получало должное внимание.       Прибавление пальцев меняло ощущения не только Хуа Чэну. Было странно ощущать не просто плотный обхват мышц, но и прижимающиеся собственные пальчики. Се Лянь чуть подгибал фаланги, упираясь подушечками во внутреннюю плоть, чтобы, пусть и обрезанными почти под корень ногтями случайно не ранить нежную кожу. Иногда он отводил в сторону или разводил пальцы внутри, из-за чего мышцы натягивались сильнее и от напряжения начинали пульсировать, как в начале растяжки. Милостивый бог не забывал следить за выражением лица возлюбленного, отслеживая малейшие признаки дискомфорта. Но Хуа Чэн, прикрыв глаза, беззастенчиво стонал явно не от боли. А его лицо выражало наслаждение и немного усталость. Иногда губы капризно искривлялись в жажде поцелуя, и в итоге Се Лянь решил рискнуть, плавно и осторожно наклонившись, чтобы дать требуемое. Мышцы и сухожилия ног напряглись, но позволили это. Уж чего, а разогрева им явно было достаточно. Получив свой поцелуй, Хуа Чэн мягко отодвинул принца. Тот видел по появившейся складке меж бровей, что как минимум настоящий облик демона на чудеса растяжки не способен. Се Лянь чувствовал, как бедро на его плече чуть подрагивало от напряжения.       Лицо Хуа Чэна чуть искривилось в мимолётной судороге, и Се Лянь понял, что возлюбленный близок к краю. Он выскользнул пальцами из мягкого нутра и положил ладонь на твёрдую плоть. Хуа Чэну хватило нескольких грубых движений рукой, чтобы с сиплым стоном излиться. Стоило демону чуть отдышаться, как он притянул испачканную кисть к лицу, слизывая собственное семя. Тщательно очистив ладонь, шаловливый язык скользнул к запястью, от чего и так тяжелое дыхание бога ещё и сбилось. Хуа Чэн прикусил клычком кожу, тут же зализывая краснеющую метку, и привёл этим возлюбленное им божество к финалу. Ногу небрежно скинули, когда Се Лянь, мелко подрагивая, уткнулся носом в демоническое плечо.       Когда острое наслаждение схлынуло, оставив приятную истому, Се Лянь отстранился. Стоило ему взглянуть в лицо возлюбленного, как он понял, что тот собирается вновь сказать что-то возмутительно бесстыдное.       — Гэгэ…       — Молчи! — заранее почувствовал смущение Се Лянь от ещё несказанных слов.       — Гэгэ так наполнил меня, — не остановился Хуа Чэн, — Я чувствую, как его семя переливается во мне. Медленно стекая вниз, но стремясь внутрь. Если бы я был женщиной, то забеременел бы с первого раза.       — Что за вздорные речи ты несёшь!       — Ну гэгэ, не злись, — поднялся Хуа Чэн и положил голову на чужое плечо, обнимая. — Но ведь правда, а что если бы я был женщиной?       — В падении Сяньлэ, да и многих других государств, был бы повинен ты.       — Тогда мне бы стоило взять имя Чэнь Юй?       — Хуа Сю тогда уж.       — Гэгэ, пожалей бедные цветы, если они при мне будут вять, то что делать с моим прозвищем? Но всё же, что ты делал бы, если бы я был женщиной? Ты бы смог взять меня в жёны. Я бы мог родить тебе детей.       — Демоны не имеют способности зачатия, — позанудствовал Се Лянь. — Не думай об этом, Саньлан. Женщина ли, мужчина ли, ты для меня лучший человек в мире.       — Демон, — передразнил предыдущее исправление Се Ляня Хуа Чэн.       — Неважно. Главное, что будь ты женщиной, мы могли бы никогда не встретиться. Так что пусть всё будет, как есть.       — Гэгэ как всегда разумен и просто очарователен, — Хуа Чэн поцеловал его в уголок губ. — А ещё, как я понимаю, он ни за что не согласится пойти в купальни Дома Блаженств так.       — Я бы предпочёл избежать такого варианта событий.       — Конечно, Ваше Высочество, этот покорный слуга с радостью начертит для Вас заклинание Сжатия тысячи ли.       Посмеиваясь, Хуа Чэн слез с алтаря и стал исполнять сказанное. Се Ляню даже самому себе было стыдно признаться, что всё то время, пока возлюбленный стоял, наклонившись, он не мог оторвать взгляда от тонкой струйки его собственного семени, стекающей по раскрасневшемуся бёдру.       В купальнях уже была горячая вода. Видимо, Хуа Чэн успел связаться со слугами по сети духовного общения. Се Лянь с блаженным стоном вошёл в тёплую воду и откинулся на бортик. Он и не догадывался, насколько затекли плечи, пока полностью не расслабился. Послышался плюх рядом. Се Лянь не упустил возможности перелечь с холодной плитки на тёплое плечо возлюбленного. Пальцы Хуа Чэна зарылись в божественные волосы, мягко их перебирая. Се Лянь был не уверен, сколько они так просидели, но его уже начало клонить в сон.       — Лянь-гэ, если тебе неловко помогать мне помыться, то хотя бы отпусти меня, чтобы я мог сделать это сам, — раздался оглушающий в тишине купальни шёпот.       Се Лянь сонно проморгался, сбрасывая дрёму.       — Что уж тут более неловкого, чем то, что я сам это делал. Я готов взять на себя ответственность и помочь устранить последствия.       Хуа Чэн встал и облокотился о бортик купальни, как уже делал Се Лянь до этого. Животом он теперь почти касался холодной плитки. Не очень приятно, поэтому живот инстинктивно поджимался. Се Лянь, глядя на это, вопросительно поднял бровь и предложил просто сменить облик на более мёртвый. Хуа Чэн почувствовал себя, несколько неловко, как чувствовал всегда, стоило хоть немного оплошать перед возлюбленным. Се Лянь с недовольным вздохом встал следом. Хорошо хоть воздух нагрелся, а то из тёплой воды в холод вообще не хотелось. Начали с основного. Се Лянь надавил между чужих лопаток, заставляя сильнее нагнуться, поцеловал в плечо и стал вымывать всё то, что оказалось в Саньлане его стараниями.       — О кстати, как тебе мазь? Скользило не хуже, чем масло.       — Прохладненькое, тебе тоже стоит попробовать, гэгэ.       Се Лянь осыпал поцелуями шею, плечи и лопатки Хуа Чэна. Словом, всё, до чего дотягивался. В какой-то момент, Хуа Чэн почувствовал, как ему в бедро упирается что-то твёрдое. Поэтому, стоило пальцам покинуть уже чистое нутро, как положение поменялось. Теперь Се Лянь сидел на бортике, а Хуа Чэн устроился между его ног, скрытый по грудь в воде. Волосы его тёмными кляксами расползлись по воде. И лишь коралловая серёжка алела среди чёрнильного пятна. Ей вторила серьга в ухе принца. Хуа Чэн высунул язык, облизываясь и дразня принца. Которого, к слову, надолго не хватило.       Хуа Чэн пошло слизывал остатки семени со своих губ. Впрочем, сложно было сказать, что было более распутно — то, как он делал это или то, как он сначала всё проглотил. Маленький бесстыжий чертёнок. Странно, что он не стал хули-цзин.       — Ты выдоил меня досуха, — сполз в воду Се Лянь.       — Я старался. Потрёшь мне спинку? — очаровательно улыбнулся Хуа Чэн.       Се Лянь молча протянул руку за мыльным корнем.       В спальню разморённого Се Ляня пришлось нести на руках. Не то чтобы Хуа Чэн был против чувствовать чужое дыхание на шее весь путь до кровати. Стоило принцу очутиться на постели, как он юркнул под одеяло, сворачиваясь клубочком. Хуа Чэн улыбнулся, почувствовав прилив нежности от такой картины, и, отогнув одеяло, под внимательным взглядом божества присоединился. И быстро был приватизирован как подушка.       — Гэгэ не собирается спать? — ведь Се Лянь так и смотрел на лицо Хуа Чэн снизу вверх.       — Моё тело устало, но разум в волнении. Не думаю, что это надолго.       — Что же, тогда может гэгэ рассказать мне сказку народа Сяньлэ.       Се Лянь удивлённо приподнял брови, на большее его бодрости не хватило.       — Просто матушка рассказывала мне всего одну историю про невесту водного царя. Или это рассказывала старшая сестра, — задумался Хуа Чэн. — Сказки не записывают, в отличие от некоторых легенд, поэтому я так больше ни одной и не узнал.       — А тебе хочется?       — Хочется.       — А зачем?       — Просто так, чтобы иметь ещё больше общего с гэгэ.       — Через сказки? — чуть приподнял уголки губ Се Лянь. — Ну слушай, — устроился он поудобнее на чужой груди.       Так Хуа Чэн и слушал сказки погибшего и позабытого в веках государства от его принца, пока тот не заснул, едва сумев закончить последний рассказ. Се Лянь спал и не почувствовал нежного поцелуя в лоб, не услышал доброе пожелание:       — Спи спокойно, любовь моя. Я буду охранять твой сон.