top down

Леша проклял тот день, когда он решил приобрести себе жеребца породы Морган. Эта исконно американская порода славилась своей универсальностью, изысканностью и компактностью. Правильные, сильные, прочные ноги, хорошо развитая мускулатура, гармоничные формы груди и бедер, пышные, шелковистые и блестящие грива и хвост. К тому же энергичные, быстрые и непринужденные движения наряду с послушным и уравновешенным темпераментом делали этих лошадей идеальными. Единственный недостаток — небольшой рост. Но при условии, что сам Щербаков довольно низкий, это животное подходило ему полностью. Лошадью с такими характеристиками хотел обладать каждый, но далеко не все могли себе ее позволить. Леше жеребца подарил дед, разделяющий страсть внука к верховой езде. В далеком прошлом он сам был наездником, а сейчас его отдушиной был собственный ипподром и десяток породистых скакунов. Анубис-МонШер-Сюрприз-Младший — если полное имя коня по родословной не говорит об его характере ничего — то тут даже и думать нечего, потому что Сюрприз — как его ласково называет Щербаков — и правда выдаёт каждодневно такие пируэты, что тут даже опытный дедушка парня разводит руками, ведь усмирить жеребца не получается и у него в том числе. Жеребец имел не характерный для своего вида окрас — шерсть была черной, как бездна, а грива отливала синевой, когда на нее попадали яркие лучи солнца. Помимо окраски он отличался еще и горячим темпераментом. Щербаков пока не успел выяснить, что послужило толчком такому поведению лошади — обстоятельства ли, в которых рос конь, или воспитание, или он просто такой сам по себе, но намучиться он успел сразу же, как только купил скакуна. Анубис под стать божеству, в честь которого он был назван, был импульсивным, капризным и раздражительным. Что бы Лёша ни предпринимал, конь просто отказывался его слушаться. Все тренера, что работали на ипподроме дедушки, только разводили руками и прекращали работу с проблемной парочкой буквально после первого же занятия. — Прекрати, блять, сидеть бревном в седле, — не своим голосом орал Руслан Белый — один из лучших жокеев, с которым приходилось работать Алексею. Сейчас он совершенно не оправдывал свою фамилию и был практически пунцовым от злости. — Неужели ты не видишь, что он чувствует твой страх и неуверенность. Леша, ты должен понимать, что из вас двоих ты главный, а Анубис видит, что может вытворить любую хуйню, и ты спустишь ему это на тормозах. Сколько раз тебе надо отбить жопу об землю, чтобы ты понял простые истины? Щербаков только понуро опустил голову и промолчал на гневную тираду старшего товарища. Вся проблема была в том, что он прекрасно все понимал. Он с самого детства в седле, он выиграл не одни соревнования в своей жизни, он успел получить массу травм, но никогда он еще не чувствовал себя настолько безмозглым, когда дело касалось лошадей. Дед с первого взгляда сказал, что такому жеребцу нужен опытный наездник, на что Леша только фыркнул — ему-то опыта не занимать, но он буквально через десять минут пропахал носом песок в манеже. Анубис был молод, а от того излишне заносчивый, ему было плевать, что наездник тянет поводья, пытаясь им руководить, он следовал только своим внутренним желаниям. Эта битва продолжалась уже пару месяцев, и Щербаков на полном серьезе подумывал сдаться и продать жеребца, ведь вряд ли он когда-то сможет усмирить животину. Продавать Анубиса было жаль не только потому, что он дорого обошелся им изначально, а скорее из-за того, что Щербаков был безнадёжно влюблен в своего коня. Да, его ладони под перчатками были испещрены мозолями и болячками, все тело постоянно ныло от многоразовых тренировок и бесконечных падений, но Леша все еще продолжал пытаться. Жеребец был умным, порой даже слишком, все пакости, что он совершал, были не просто так, а объяснялись тем, что Леша не может воздействовать на него должным образом. А если он не может сам, значит, ему нужна помощь. Идея подыскать подходящего конника приходит благодаря тому же Ивану Дмитриевичу, который в корне недоволен сложившейся ситуацией. Он уже сам собирается помогать своему единственному любимому, но упёртому внуку заниматься перепродажей этого не менее упорного скакуна, который разнёс не меньше двух денников всего лишь за несколько часов после доставки в свой новый дом. — Одни убытки с этим твоим Анубисом, Лешка. Да и у меня идей больше нет, потому что тут вариантов только, смотри: либо ты его с конником или жокеем люкс-класса объезжаете где-то за полгода, либо же мы его продаём по итогу выездковых соревнований, которые состоятся на базе нашего клуба через те же самые полгода. Идёт? — предлагает дед. А что? Вполне себе достаточно хороший стимул для развития обоих ровно в такой же степени, как и для самого Ивана Дмитриевича, который, по правде сказать, не хочет и не собирается продавать коня, что был преподнесён внуку в качестве подарка. Вот так и сложилось: Лешка потом ушёл полностью в процесс поиска своего будущего конника, пропал на две с лишним недели, да так, что дома не появлялся очень много времени, буквально сгрузив на своего добродушного деда все заботы о новом питомце. Казалось бы, что надежды уже нет и все приглашённые знаменитости конкурного мастерства разводили руками, но на одном пробном заезде Щербаков завидел одного очень хорошего по преподавательским качествам и, мягко сказать, привлекательного тренера, который был наставником какой-то миловидной молоденькой девочки, что приехала вместе со своим фризом выступать, видимо, впервые. А Лешка знал не понаслышке, что работать с Фризскими жеребцами — то ещё «удовольствие», потому что, по правильной поговорке, гласит: «чем лошадь красивее — тем она тупее», а в случае с фризами это является сущей правдой. В тот момент, когда Лёша начал наблюдать за мужчиной, он точно осознал всю его профессиональность, всю сдержанность и педантичность, почти каждому здесь присущую. Казалось даже, что эту уверенность чувствовали все люди, включая самого Щербакова, и лошади, которые сейчас выполняли свои обязательства, будто бы стали спокойнее и сдержаннее в разы. А когда на молодую кобылку сел сам тренер этой девочки — тот, что красивый — для разъездки, то все внимание крытого манежа было приковано только к нему: как он сидит, как он едет и как он толкает лошадь вперёд одним, кажется, движением безымянных пальцев на руках. Это действие завораживало ещё сильнее и одновременно подкрепляло уверенность парня в том, что этот человек ему действительно нужен. Нужен, как наставник с новым опытом и багажом знаний за спиной, с новым подходом к обучению и всем прилегающим к этому. Поэтому Лешка направился потом к тренерскому штабу принимающей стороны, которые были в курсе всех данных о составе участников, чтобы поговорить и взять контакты, которые почему-то давались неохотно, но только стоило им услышать говорящую фамилию юноши — все сразу готовы были все свои козыри выложить на стол. Когда Нурлану сообщили, что им интересуется новичок, он был, мягко говоря, не в восторге. На его беду он уже занимался с юной ученицей и примерно представлял, что его ждет, взвали он на себя еще одного бестолкового ученика. Но знакомый, который и поведал ему об этом интересе, уверял, что случай тут незаурядный и интересный, и Сабурову непременно стоит взяться за обучение «способного мальчика». В первую его поездку на ипподром, чтобы познакомиться с учеником, он так и не понял, кого Ваня обозвал «способным мальчиком» — коня или наездника. К слову, оба обладали огромным потенциалом, но вместо того, чтобы направить энергию в правильное русло, они только мучали друг друга. Конь всячески отказывался подчиняться своему владельцу, чувствуя страх того, а мальчишка лишний раз боялся даже взглянуть косо на жеребца, потому что остерегался возможности отхватить болезненный укус, прецеденты, видимо, уже случались. Сначала Нурлан понаблюдал за ними издалека, так, чтобы парень не знал о его присутствии. Только после поверхностного ознакомления он решил, что ему есть, что привнести в этот горемычный тандем. На следующий день он приехал на ипподром сильно заранее, для этого даже пришлось узнать расписание Алексея, его нового ученика. Он собственноручно очистил манеж от лишнего инвентаря, убирая его в подсобку. Прыжки — это, конечно, замечательно, но Щербакову стоит освоить сначала азы. Безусловно, он их знает и на другом скакуне, возможно, он бы показал блестящую программу, но Анубис случай уникальный. На следующий же раз, когда разговор и договоренность о встрече состоялись, Щербаков был бледнее белого листа бумаги при свете яркого палящего солнца. То, что вытворял Сюрприз, было сродни какому-то бешенству и едва-едва парню удалось оседлать своего коня, как уже было нужно выезжать или хотя бы выходить на встречу с мужчиной. Сабуров видел, что парень сильно нервничает, когда тот приблизился к нему, стоящему в отдалении на манеже. Ему даже хотелось как-то успокоить волнующегося Алексея. Тот без конца дергал поводья, и это совершенно не нравилось жеребцу. В своей тренировочной форме блондин выглядел просто потрясающе, белые брюки весьма выгодно подчеркивали аппетитные бедра, но, несмотря на постоянные тренировки, парень был очень изящным и фигуристым, почти как девушка. В нем отсутствовала присущая мужчинам угловатость. В этом он был очень схож со своим жеребцом. Оба такие плавные, тягучие, словно песня, но при этом характерные и задорные, как канкан. Потрясающее сочетание. — Здравствуйте, я Алексей, а это Анубис, — конь, до этого момента оставался безучастным, но издал громкое ржание, как только прозвучало его имя. Кажется, он выражал протест на свое нахождение здесь. — Привет, я Нурлан, и желательно на ты, — мужчина медленно приблизился к жеребцу и погладил его по морде, успокаивая. — Давай, покажи мне, что вы умеете. — Он ведёт себя просто ужасно. Разнёс два денника месяц назад практически, а сейчас стоит ровно и так, будто его уже обкатали практически до покладистого характера. Это нонсенс, — разводит руками молодой всадник, передавая поводья в руки мастера, когда тот оказывается рядом, думая, что Нурлан сейчас будет самолично разбираться с конем. Но когда тот только отходит за ограждение плаца, то понятливо взбирается в седло и проходит на точку, заставляя Анубиса хотя бы тронуться с места, потому что тот протестует очень рьяно. Не дожидаясь ответа, Сабуров удаляется за ограждение манежа, предоставляя все пространство лошади и наезднику. Нурлану было почти физически больно наблюдать за тем, как Леша управлял жеребцом. Он даже мимолетом подумал о том, чтобы поменять седло наездника, но вскоре стало ясно, что дело не в обмундировании лошади и ездока. Вся проблема заключалась во внутренней борьбе Щербакова, которая отнимала сил столько, что их попросту не оставалось на управление лошадью. Он соляным столбом застывал каждый раз, когда Анубис делал слишком резкий шаг или взбрыкивал под ним. Так не должно быть. Наездник должен быть собранным, но не напряженным, будто у него кол в заднице. И с этим придется работать даже больше, чем с несносным жеребцом. — Не забывай ты про локти, Леша, — гаркает Сабуров, от чего парнишка едва не падает с лошади. — А теперь плечи, Алексей, ну еб твою мать. Следи за положением своего тела. — Я пытаюсь, — огрызается блондин, но, несмотря на резкий тон, он послушно выполняет указания своего новоиспеченного тренера. — Думай о лошади, прекрати загоняться, ты отдаешь контроль жеребцу, и он снова сейчас сбросит тебя к чертям. Я понимаю его, нахуй такой наездник, который мешком заваливается из стороны в сторону, не способный держать поводья, как надо. С Щербаковым Нурлан позволяет себе больше вольности, чем с другой ученицей. Не потому, что он его меньше уважает или хочет специально задеть, а потому что пытается вывести на эмоции. Эта амебность, что присутствует у наездника, играет против него, он должен показать, что старается, даже если ради этого Нурлану придется выбесить его. — Старайся, держи поводья помягче, он и так чувствует, что ты задаешь направление, не надо дергать, — такие поправки звучат практически ежеминутно, но благодаря им у Леши получает пройти несколько кругов, и эта проходка выглядит весьма сносно, гораздо лучше того, что видел Сабуров, когда наблюдал за тренировкой издалека. Щербакову казалось сейчас, что он снова откатился назад лет эдак на десять, когда он еще совсем сопливый, а дедушка кричит про локти — его вечную проблему — откуда-то с плаца, пока очередной конь несёт мальчишку галопом вдоль длинной стенки открытого манежа. Воспоминания нахлынули внезапно и накрыли юношу с головой практически моментально, стоило тому только отвлечься и отпустить поводья, на что упёртый конь воспринял этот сигнал так, как будто бы ему дали вольную, и Анубис-Сюрприз пошёл куда-то по своим делам — гулять по манежу. — Я не могу не дергать, потому что он даже не знает, как реагировать на шенкеля. Полуодержки не получаются, ты видишь сам, потому что он просто, блин, упрямится, а если я начну работать хлыстом — он меня тупо понесёт. Хочешь сесть? Вот просто ради интереса проверим, как он себя поведёт в случае, когда будет более опытный наездник сидеть? — едва ли у Щербакова получается остановить своего жеребца, который сделал два добрых полных круга по стенкам манежа в момент совершения достаточно эмоционального монолога Алексея, которого и вправду вывел на эмоции его тренер. Нурлан только усмехался в ответ на все эти тщетные попытки всадника слезть. На это и так порядком раздражённый наездник одним легким движением набирает поводья максимально близко, готовясь к полевому галопу, и хлыстиком ударяет своего жеребца прямо четко в нужное место за задними ногами, чтобы тот ринулся и понёс Лешу за собой. Им обоим нужно выпустить сейчас пар, поэтому решение Щербакова насчёт галопирования было оптимальным для всех, включая Сабурова. Тренер только закатывает глаза и останавливает лошадь, жестом показывая Алексею, чтобы тот освободил седло. Конечно, Нурлану с его габаритами будет не просто на миниатюрном Сюрпризе, но так или иначе, сейчас или позже, ему бы пришлось обкатать коня самостоятельно, хотя бы, чтобы прочувствовать характер жеребца лично. Нурлан легко взбирается в седло и сразу же пускает лошадь в галоп. Его бедра двигались в едином ритме с жеребцом, а руки держали поводья совершенно свободно, без малейшего напряжения, но при этом его спина оставалась идеально прямой. Анубис чувствовал перемену в наездниках и не противился движениям Сабурова, грациозно следуя туда, куда его направят. Нурлан не любил задействовать часто руки и предпочитал управлять ногами, коленями плотно прилегая к грудной клетке, будто он являлся продолжением лошади. Их движения выглядели так, будто они были хорошо отлажены долгими тренировками, и всем наблюдающим не верилось, что Нурлан впервые сидит на Сюрпризе. Его вес был значительно выше Лешиного, поэтому жокей приподнялся, дабы облегчить давление на спину животного. Он держался за счет коленей и правильного расположения верхней части тела. Туловище плавно перемещалось взад и вперед, качаясь и следуя за ритмом коня. Несколько раз Нурлан ловил восхищенный Лешин взгляд, который то и дело соскальзывал на обтянутую тренировочными штанами задницу. Мальчишка краснел и поднимал глаза обратно на руки и корпус, пытаясь впитать то, как держится наездник, чтобы потом повторить самому. Постепенно он перевел галоп на обычный шаг, чувствуя, что лошадь под ним достаточно измоталась от долгой тренировки. Они пробыли на манеже в совокупности больше двух часов. За это время им не удалось достигнуть особых прогрессов, но это и понятно. Не так-то просто искоренить все страхи, что роятся в голове Леши за одну тренировку. После полной остановки Сабуров спрыгнул и любовно огладил бок животного, лаской поощряя его послушность. — Вот такую езду я хочу видеть от тебя в ближайшее время, — повернутый все еще лицом к Сюрпризу, Нурлан, тем не менее, обращался к Алексею. Он знал, что конь не подведет и покажет высший пилотаж, если не подкачает и сам наездник. — Ты часто видел травмы других спортсменов? Сабуров оборачивается и внимательно смотрит на Лешу, тот лишь кивает. Естественно, он буквально живет в клубе, на его глазах, за столько лет, были десятки искрометных взлетов и в разы больше обидных падений, некоторые даже стоили наездникам здоровья и больших денег. — Скажи, ты боишься, что Сюрприз травмирует тебя? Он ведь непредсказуем. — Я думаю, что это обычный инстинкт самосохранения, ведь в любом случае его никак не отключить и… и он будет, просто стоит бороться с ним так же, как и со страхами. Нет, я не боюсь, я навещал практически всех своих друзей в травматологиях, падал сам, но Анубис — это совсем другое. Он не просто проверяет тебя на вшивость, а именно давит своей большей уверенностью что ли. Бить я его не хочу и не буду категорически, потому что я против такого, а методами пряника мы уже сменили с десяток тренеров, которые просто тоже не выдерживали. Мой дедушка мне вообще, знаешь, что сказал? Если мы с тобой в течение полугода перед конкурными соревнованиями с ним не справимся — он его продаст. А я не хочу. И верю, что Сюрприз — тоже, — всё-таки в тактильности парню не занимать: Лёша обнимает своего коня, как самое главное и дорогое сердцу, что у него есть, хотя это, в принципе, и правда, ведь Щербаков души не чает в этой животине, как и она в нем, но, видимо, просто в силу своей породы не умеющая демонстрировать это должным образом. — Не хочешь посмотреть на наших других коней? У нас прекрасные жеребцы и кобылки. Как раз посмотришь на то, как себя ведёт Анубис в домашней обстановке, — слова с языка Щербакова слетают быстрее, чем он успевает их обдумать, но сказанного не воротишь, поэтому придётся краснеть, как малолетняя школьница, и ожидать грубого отказа, ведь у Нурлана сто процентов ещё есть дела. Может, предложи Нурлану кто-то другой пойти в конюшню, он бы и отказался, но Лешу не хочется расстраивать еще больше. Из-за постоянных неудач с Сюрпризом, тот выглядит немного изнеможенным и понурым, поэтому Сабуров принимает предложение и идет вслед за наездником к помещениям, где обитают все лошади клуба. Первое, что бросается в глаза , — это разрушенные денники, наверняка проделки Анубиса, которые подлатать еще не дошли руки. Дверца загона была целиком разрушена — задние ноги у него весьма мощные — и соседние стены держались на чуде, не иначе, потому что в них было огромное количество прорех и трещин. Пока блондин занимается Сюрпризом, Нурлан осматривает тех лошадей, что находятся в денниках по соседству. Его внимание привлекает Англо-Арабская кобыла, которая заинтересованно тянется мордой сквозь прутья заграждения, когда жокей приближается к ней. Лошадь поистине красивая, но характер у этой породы еще хлеще, чем у норовистого жеребца Щербакова. Удивительно, что к Сабурову эта девочка не проявляет никакой агрессии, лишь любопытство, он без страха открывает загон, чтобы войти внутрь. Пока он ласково гладит лошадиную морду, нашептывая в ухо успокаивающие слова, у денника собирается небольшая группка из подростков, которые едва ли не с благоговением смотрели на парочку. Заметив это, Сабуров вскидывает бровь, выражая интерес к такому пристальному вниманию со стороны юных наездников. — Кажется, вы нравитесь нашей Леди, — подает голос, видимо, самая смелая девчушка, когда видит выражение лица конника. — Это плохо? — Нет, что вы, просто удивительно, она не любит чужих, — на это Сабуров только хмыкает. Он никогда не был чужим среди лошадей. Каким бы тяжелым не был их характер. Его отец, тоже именитый жокей, всегда говорил, что дело в их крови. Уж, кто-кто, а степной казахский народ всегда найдет управу на коня. Может, в этом и была толика правды — Нурлан чувствовал лошадей и их настроение на особом, ментальном уровне. От того и успех его был огромен. — Ты не против, если я помогу тебе? — интересуется брюнет, когда замечает в руках у той же девочки недоуздок, наверняка, она собиралась готовить Леди к тренировке. — Нет, если не против она, — подросток отдает ему недоуздок и пошире открывает створку, чтобы Нурлан вывел лошадь в проход конюшни для чистки. Зафиксировав чембур, мужчина принимается за уход, действуя слажено и привычно. Он даже не знает, сколько сотен, если не тысяч раз, ему приходилось повторять эту процедуру. Сначала он смахивает с левой стороны тела животного остатки грязи, сена и опилок. Широкими и плавными движениями он обрабатывает голову, шею, переднюю ногу, плечо, корпус, круп и заднюю ногу. Затем повторяет манипуляцию справа. Он чистит голову, тело, потом расчесывает гриву и хвост, поражаясь мягкости волосяного покрова лошади. После идет обтирка и, наконец, чистка копыт. Остается только надеть седло, но это Нурлан оставляет девочке и ее тренеру. В процессе он так увлекся милованием с Леди, что даже не заметил, как компании наблюдающих присоединился Леша. Сейчас от его усталости не осталось и следа, потому что блондин буквально сиял радостной улыбкой. И отчего-то Сабурову очень хотелось выяснить, что же стало причиной такой резкой перемены настроения. Поэтому он кивает Леше и отходит вместе с ним в сторону, чтобы продолжить общение уже без лишних зрителей. — Может, выпьем кофе? Кажется, мы оба сегодня хорошо поработали, — предлагает жокей и сам поражается экстравертности. Обычно он не столь открыт к общению с малознакомыми людьми, но ведь иначе и не получится узнать Лешу поближе. Лёша смотрит на своего тренера откуда-то из-за угла прямо так: зависнув наперевес с тяжелым седлом на руках и всей оставшейся амуницией — это вальтрап, меховая подложка под сам каркас седла и пара гелиевых подушечек-накладок под вальтрап. У бедного коня из-за тяжелого двукрылого каркаса седла начали проглядываться небольшие проплешины-натертости, которые наверняка причиняли бы неприятные ощущения животному, поэтому дополнительные меры безопасности никогда лишними не будут на начальном этапе, а вот поздно было бы тогда, когда уже проявились бы большие открытые ранки. Ладно, лучше о плохом не думать, потому что сейчас всё замечательно. Ну, не считая того, что с прогрессом в тренировках явно придётся повременить. Но Щербакову кажется, что единственным его правильным решением было отпустить себя в момент приглашения собственного тренера на продолжение вечера и согласиться. А когда Нурлан ещё и предложил выпить по чашечке кофе в местном ресторане-кафетерии при конном клубе, отойдя подальше от лишних глаз всех присутствующих ребят в конюшне — все ожидания парня оправдывали себя более чем. — Ты действительно понравился нашей Леди. Она, чтобы ты понимал, никого не подпускает к себе, кроме Лизы — её хозяйки. Это она, кстати, тебе давала недоуздок. Вот, получается, и познакомились, — весело качает головой юноша, аккуратно прикрывая за собой половинку больших дверей, которые находятся в противоположной стороне длинной конюшни, и называются они запасными, потому что не все лошадки любят выходить друг за другом или мимо своих соседей — как Анубис. Тот вообще вспыльчив очень и как раз цапается со своей подругой по несчастью — Леди. Ну и заняты были главные входные ворота, так как там как раз идёт седловка маленьких пони для совсем юных всадников. — Насчёт «хорошо поработали» — то это только ты, насчёт нас с Сюрпризом ты точно преувеличиваешь. Всё-таки нам с ним ещё учиться и учиться, — добавляет Алексей уже менее радостным тоном. Нурлан только усмехается, когда слышит, как блондин принижает свои заслуги. Ему даже хочется посоветовать найти парнишке психолога, потому что проблем в вихрастой головушке куда больше, чем у того же Сюрприза. Конь строптив, но это легко сглаживается тренировками. Через условленные шесть месяцев он обточит этот алмаз до красивого бриллианта, способного завоевать не один кубок на соревнованиях. А вот с Лёшей придётся попотеть. Конечно, несколько вариантов уже зародились у Сабурова, но сейчас ещё рано решать, какой из них единственно верный. Возможно, сближение поможет им наладить не только контакт друг с другом, но и с лошадью. — Ты зря так говоришь, последнюю часть тренировки ты держался вполне уверенно. Я даже боюсь представить, сколько раз этот заносчивый жеребец тебя заставлял пропахать носом пол. Но ты должен влиять на него больше, чем он на тебя. Перестань его бояться. Мужчины устраиваются за дальним столиком, в кафе сейчас почти нет посетителей, время близится к вечеру и большинство учеников разъехались, но Нурлан намеренно выбирает более уединенное место. Он уже видел Щербакова на манеже и тот произвёл на него определённое впечатление, но Лёша расслабленный и умиротворенный нравится ему куда больше. Таким бы Нурлан и хотел его видеть рядом с Сюрпризом. — Знаешь, несколько лет назад я участвовал в международных соревнованиях по конкуру. Я легко прошёл горку, стенку, забор, а засыпался на канаве с водой. Даже смешно — я миллион раз отрабатывал это препятствие на тренировках, но в тот день как-то сильно нервничал, наверное. Мои колени пошли в разлет, я не удержался и слетел с седла прямиком в грязную воду. Было мерзко, унизительно и больно. Спина болела так, что меня пришлось доставать бригаде скорой помощи. Оказалось, что просто защемились позвонки, но ведь могло обойтись все гораздо хуже. Не сразу я потом смог снова сесть в седло, да и лечение было длительным. Я это к чему, можно быть профессионалом и ошибиться даже в хорошо знакомом препятствии, а можно быть новичком и с блеском отработать программу. У тебя есть возможность расти вместе со своей лошадью, я уверен, что ваш дуэт будет блистать совсем скоро. Нурлан увлекается своей речью, пытаясь приободрить парня. И это отзывается лёгким теплом в груди, давно забытым к тому же. Он ещё никогда не болел душой так за чужих людей, но вот за Лешу хочется. Блондин в ответ светится мягкой улыбкой, и она стоит всех пламенных речей и усилий, что Сабуров готов в приложить. Юноша так проникся рассказом своего нового тренера, что даже так и задержался: с поднесённой ко рту чашечкой ароматного напитка меж разомкнутых губ где-то на пять или даже больше добрых минут, внимательно вслушиваясь в каждое слово и каждый звук, которые издаёт Сабуров. Сказать, что в обществе этого человека хорошо — так это равно тому, что ты просто промолчишь, а вот по одному Лешкиному общему состоянию и внешнему виду в целом можно понять вполне отчетливо: ему комфортно. Пусть даже не очень хорошо, когда Нурлан матерится или кричит, ругается на повышенных тонах, но когда он спокойно делится о чем-то своём, жизненном, — в этом-то и познаётся вся суть этого понятия «хорошо». Правда. В бархатном голосе, хозяин которого едва слышно усмехается, явно вспоминая свои собственные взлеты и падения, как в прямом, так и в переносном смысле этого слова. В аккуратных взмахах кистей, казалось бы, не таких уж и сильных рук, но на деле это не так вовсе. Кажется, что именно этот человек может водрузить на себя не меньше пяти сёдел по двадцать килограмм. В его тяге к уединению, когда и так народу в ресторане почти нет. Да и вообще во всех мелочах, которые предательски сильно бросаются в глаза такому дотошному до них Щербакову. Ладно, когда уже приходит время говорить и вообще подавать признаки жизни, парень всё-таки отмирает и отставляет от себя почти остывшую пузатую чашку, чтобы сложить руки в замок на небольшой столешнице и задумчиво нахмуриться: — Расскажи, сейчас у тебя со спиной все в порядке? Нет рецидивов или ещё чего похуже? И почему ты уже тренируешь в таком молодом возрасте? Надеюсь, это не из-за последствий этого плохого старта, — действительно сочувствует Алексей, едва заметно качая головой и будто бы мысленно отказываясь воспринимать тот факт, что сейчас этот человек мог бы быть титулованным спортсменом в своей стезе, но он теперь только является тенью таковых ребят.  — Нет, я давно себя чувствую прекрасно, просто на каком-то этапе осознал, что не хочу идти дальше. Кубки и медали не приносят былого удовлетворения, но зато я могу помогать тем, кто еще горит желанием обрести свое место в этом спорте, — улыбается Сабуров, его очень трогает то, как переживает за него Алексей. — Ты, вот, почему пошел в конный спорт? — Вопрос одновременно и простой, и сложный. Вроде бы хочется ответить, что из-за огромной любви к лошадям с детства, а вроде бы и по другим причинам. Честно? Я даже не могу определиться с конкретным ответом, потому что всё вместе: это единственный спорт, который мне нравится, это одновременно моя страсть и моя отдушина. А об иппотерапии я молчу вообще, потому что это — лучшее изобретение человечества помимо, непосредственно, самой верховой езды как подразделения конкура или той же выездки, — пожимает плечами парнишка. Нурлан медленно попивает свой кофе, смакуя каждый глоток горького напитка. Он внимательно слушает своего собеседника, подмечая, что несколько лет назад, его глаза так же блестели от простой близости с лошадьми. Сейчас многое поменялось, былой пыл угас, и Сабуров просто четко выполнял свою работу. Конечно, он по-прежнему безумно любил проводить время на конюшне, иначе тут нельзя, без любви к лошадям можно и близко не подходить к манежу, но Нурлан стал куда спокойнее в выражении своих чувств. Порой, он даже отличался грубостью и резкостью. Благо, что все относились к пониманию и не обижались на казаха, зная, что он все равно лучший в своем деле. Время за беседой пролетает быстро, и вот уже сумерки полностью расползлись по окрестностям конного клуба. Им обоим необходимо ехать домой, чтобы набраться сил перед завтрашней тренировкой и со свежей головой подойти к процессу. Но, несмотря на обязательства, расходиться никому не хочется. Нурлан даже мысленно одергивает себя, костеря, что он, как учитель, должен в первую очередь думать о графике и режиме своего ученика, но болтливый Лешка так умиляет своей непосредственностью, что Сабуров просто сдает и слушает его неотрывно. Их диалог не ограничивается лошадьми, вскоре парни переходят на обсуждение других своих интересов за пределами манежа. Они делятся любимыми фильмами, книгами, и Нурлан даже оставляет свой личный номер, чтобы после их расставания они могли продолжить общение уже в более неформальной стезе. Это полностью нарушает педагогическую этику, но Сабуров утешается тем, что Леша не его постоянный ученик, их срок совместной работы весьма короткий, а после им ничего не мешает продолжить общения уже в качестве друзей. Парочку раз у него даже проскользнула мысль, что если бы они познакомились при других обстоятельствах, то он мог бы заинтересоваться Лешей и в более романтичном плане, ведь парень был полностью в его вкусе. Кажется, что наедине тренер Алексея становится кардинально другим: Нурлан становится мягче даже, вроде бы голос его куда спокойнее и тише, а сам хозяин приятного тембра будто бы раскрывается по-другому абсолютно. С другой стороны, явно себе противоположной, потому что сейчас кажется, что эти двое сидят и наслаждаются временем, отведённым друг для друга, как будто они на свидании — не меньше. Само собой, новоиспеченный тренер Щербакова привлекателен. И даже очень, потому что ну не может Лёша не засматриваться на эстетически привлекательных людей. Он всегда отличался своим творческим подходом к оформлению, к понятию жизни, в целом, и к ощущению, как и себя, так и других в жизни. Вот и сейчас юный, но подающий надежды наездник очень откровенно залипает на собеседника напротив себя, радостно сверкая глазами вплоть до момента, когда им приходится разойтись по домам.

***

Следующая встреча тренера и наездника происходит через несколько дней, несмотря на то, что их занятия были запланированы на каждый день, график пришлось немного перестроить из-за того, что на основной работе Сабурова заболел один из жокеев и мужчина был вынужден его подменять. На манеж Нурлан выходит в отвратном настроении — за последние пять дней он спал едва ли больше тридцати часов, это ничтожно маленький показатель, зато раздражение обратно пропорционально количеству отдыха мужчины. Сабуров буквально пышет недовольством. Его бесят зрители, что столпились за воротами площадки, чтобы поглазеть на занятия, и Леша, что снова сконцентрировался только на том, чтобы удержать поводья, напрочь игнорируя то, что его тело мотыляется из стороны в сторону, как у неваляшки. — Я, блять, не понимаю, у тебя дилдо под задницей или седло, прекрати ерзать — орет Сабуров так, что едва не дрожат стекла. Даже Сюрприз крупно вздрагивает под яростным взглядом тренера. — Отсядь дальше, ты сейчас задушишь его своими бедрами. — Леша, ебаный твой рот, прекрати дрочить бедного жеребца. Нурлан буквально видит, как в голубых глазах проносится бегущая строка «Ты заебал», но он с живого с Леши не слезет, пока тот не научится выполнять его просьбы доходчиво и с первого раза. Тренера, наверное, бесит тот факт, что вне манежа Щербаков излучает уверенность и умиротворение, но как только седлает Сюрприза, то вмиг трансформируется в забитого щенка, который только и может, что скулить от страха. На середине тренировки нервы жокея не выдерживают, и он вылетает стремглав с арены, уносясь подальше, чтобы не натворить бед. По пути его кто-то окликает, но Сабуров даже ухом не ведет, он стремится уйти подальше от Алексея. К счастью или наоборот, наездник не отличается умом и чувством самосохранения, поэтому по пятам следует за конником, настигая того аккурат в зоне отдыха, которая сейчас пустует. Во благо всем. — Уйди с глаз моих долой, — пока еще просит Сабуров, но видит, как блондин упрямо качает головой. Этот пацаненок точно станет его погибелью, видит бог. Щербакову приходится даже отдать Сюрприза в чужие руки, чтобы просто не позориться более, да и для того, чтобы можно было спокойно хотя бы дойти до своего тренера. Ну как «спокойно» — руки дрожат не то от злости, не то от стыда, но это даже не на кого-то другого или Нурлана в данном случае. Нет, это, как раз-таки, Алексей злится сам на себя за все те промахи, над которыми они работали с жокеем на протяжении всех их занятий с самого начала знакомства. Благо, Анубис не мешает там никому из конников, которые вызвались помочь, и сейчас выдаётся очень хорошая возможность для того, чтобы расставить все точки над «и». — Не уйду, — достаточно твёрдо, но все так же недовольно в ответ бурчит юноша, ожидая всего, чего угодно: и летящих в его сторону перчаток или того хуже, и крышесносную русскую брань без единого цензурного слова, и даже удара длинным хлыстом, который остался в руках у казахского мужчины. Но в ответ тот лишь закатывает глаза и что-то на своём родном языке бормочет, устало потирая переносицу, только усаживаясь глубже в небольшой матрас кожаного диванчика, а Лёша наступает ближе. Достаточно решительно делает первые шаги в сторону своего новоиспечённого тренера пока ещё на подкреплённых адреналином ногах, а затем и на груди руки складывает, молчаливо ожидая хоть какого-то ответа от сидящего напротив мужчины. — Ничего сказать не хочешь? Ты мне, между прочим, сорвал занятие. — Скажи спасибо, что я не оторвал твою голову. Хотя с этим неплохо справляется и твой конь, — шипит Сабуров. Он отбрасывает от себя подальше инвентарь, который по запарке, на эмоциях, утащил за собой. Потом надо будет вернуть, но сейчас хлыст может стать едва ли не оружием в руках жокея — весьма велико желание отхлыстать Лешу. Или связать и выебать, чтобы неповадно было. Нурлан даже не знает, почему так сильно разозлился. Это не первая неудачная тренировка Алексея, к слову, она даже более приличная, чем несколько дней назад. Но этого недостаточно. Мужчина устало трет виски, а потом, не открывая глаз, хлопает ладонью по сиденью рядом с собой. Пусть это его личная блажь, но чтобы успокоиться, ему необходимо, чтобы Леша был рядом, целый и невредимый. Анубис очень умный конь, он буквально сверхъестественным образом чует перемены в своем наезднике, и, когда Леша теряется, тот взбрыкивает. С каждым разом все сильнее, и однажды это может стать фатальной оплошностью для Алексея. Хорошо, если он вообще жив останется. Если лошадь не уважает своего наездника, то может и затоптать ненароком, если тому не посчастливится оказаться под ногами. — Я испугался за тебя. Ты, может, и не успел ничего понять, но Сюрприз все больше перенимает на себя ответственность. Это плохо, он чувствует много воли. Еще немного, и он бы снова тебя сбросил. Это хуйня, Леш, на тебе и так места живого нет от синяков и мозолей. — А, и ты слился специально, чтобы не видеть, как я падаю и позорюсь. Умно. Очень умно. Браво. Так и скажи, что такой ужасный всадник тебе портит репутацию, — вспыхивает буквально как спичка Щербаков и сжимает челюсти до заходивших под ними желваков. Этот выпад Сабуров игнорирует, не желая еще больше раздувать скандал. Мужчина медленно берет чужую руку и замирает, когда осознает, какая маленькая и хрупкая чужая ладонь по сравнению с его собственной. Он стягивает перчатку и принимается внимательно разглядывать мозоли. Одни едва наметились красными пятнышками, другие уже глубокие и явно болючие. Самоотверженно, но глупо так себя измучивать изо дня в день. — Пойдем, это надо обработать. Сюрприза я расседлаю сам потом, не переживай. Лёша честно не понимает вообще всю эту перемену настроений у его сидящего рядом тренера. Юноша бросает, даже не задумываясь о последствиях реплики, и уже собирается было подняться с места, но внезапно оказывается в плену чужих холодных ладоней. Парадоксально, но у Щербакова всю его жизнь были огненно-горячие руки. Везде и всегда. Он даже иногда позволял себе заниматься на тренировках без перчаток. Конечно же, в ущерб себе, но это было сознательное решение, да и мало кто знал о таких вольностях парня. А сейчас контрастно горячую ладошку берут в руки две большие ледяные. Без преувеличения они были как две ледышки, между которых начала медленно и постепенно холодеть и та горячая — Лешина. Его будто бы током прошибло в момент, когда сам он одергивает руку. Нет, это не потому, что ему противно или как-то неудобно, не потому, что он стесняется своих истерзанных пальцев, а просто потому, что чисто физически пальцы начинают неметь из-за трупно-холодной хватки ладоней тренера. Помимо этого током мозг прошибает и осознание глупейших провинностей, всего сказанного Сабурову сейчас самим наездником, общего состояния Нурлана, в целом, потому что выглядит он, честно говоря, неважно, да и самой Лешкиной виной перед человеком, который без малого делает всё для того, чтобы не случилось непоправимое. — Прости. Извини за всё, сам вспылил. Оправдываться не буду — ты мои косяки видел, а вот за сказанное ранее действительно стыдно, — тяжёлый вздох и такая же не менее тяжёлая голова юноши ложится на сильное плечо рядом. — Не извиняйся, мы оба вспылили, — чтобы хоть немного загладить свою вину, Нурлан решает позаботиться о пострадавших руках своего ученика. Ему совсем недавно руководство выделило отдельный кабинет, где он мог дожидаться занятий, если возникла такая необходимость, и именно туда Сабуров ведет Алексея, аккуратно взявши его за запястье. Кабинет небольшой, но светлый и не захламлен лишней мебелью — стол у окна, стулья для хозяина и посетителей, по левой стене умостился диванчик и стеллаж с аптечкой и другими необходимыми атрибутами тренера, а по левой — раковина и зеркало. Тут же есть дверь в отдельную душевую. Ей Нурлану еще не приходилось пользоваться, но, кажется, момент настал. Нурлан за Лешей ухаживает, как за ребенком. Промывает его руки едва теплой водой без использования мыла, чтобы не щипало, потом обтирает все повреждения ваткой, вымоченной в хлоргексидине, и только после этого он принимается наносить мазь. Щербаков шипит и дергается от неприятных ощущений и тогда тренер осторожно дует на открытые ранки, облегчая дёргающую боль и жжение. — Тише, сейчас должно стать полегче, — почти шепчет мужчина. Когда мазь немного впитывается, тренер бережно оборачивает каждую мозоль сверху пластырем, во избежание попадания туда заразы и усиления воспаления. — Тебе надо принять душ. Там есть все необходимое, а я пока займусь Сюрпризом. Тон Нурлана мягкий, но уверенный, сразу понятно, что пререкательства он терпеть не будет. Снова как маленького отводит Лешку в душевую и выходит только тогда, когда смущенный парень начинает стягивать с себя одежду. Сабуров прикидывает, что у него есть минут двадцать, за это время надо успеть поухаживать за еще одним ребенком, и он идет к манежу забирать Анубиса. Как он докатился до такого — непонятно, но впервые нянчиться с кем-то не противно, а скорее наоборот — вызывает чувство теплоты внутри. Оба жокея вроде бы два взрослых человека, два взрослых мужчины, но один из них всё-таки больше смахивает на отца-одиночку, который все еще заботится об и так взрослом сыне. Сабуров даже сам дёргается изредка, когда аккуратно вытирает махровым полотенцем ладони рядом стоящего юноши, отчего тот шикает тихо. А Леше забавно, и даже очень, снова видеть наедине своего тренера кардинально другим: Нурлан вообще-вообще не такой, каким он кажется на манеже. Не такой грубый, резкий и серьезный. Не такой громкий, агрессивный и вспыльчивый. Совсем другой. Будто бы сейчас перед парнем не его тренер-гроза-всех-и-вся, которого даже боятся лошади, а примерный семьянин. Интересно, а какой он? Какой Нурлан семьянин? А есть ли у него родственники, которые ближе, чем мать и отец? Есть ли жена и дети? Хотя, судя по тому, что мужчина практически все своё время проводит на территории конюшни и на манеже непосредственно, можно сделать вывод, что дома-то его никто не ждёт. Может быть, в силу этого сам Нурлан таким наедине и кажется: потому что некуда девать всю свою нерастраченную нежность. А, может быть, Щербаков просто романтизирует каждый свой шаг — кто его знает. Ну, такова натура, хотя не занимать и ему в колкостях да грубости, но сама профессия в этом тяжелом спорте требует сдержанности и догматичности. — Хорошо, ладно. Спасибо. Скажи мне: потом искать тебя в конюшне или ты вернёшься сюда? — уже практически в проходе небольшой душевой своего тренера бормочет Алексей, привычно расстегивая свою тёплую жилетку и избавляясь от легкого бадлона под ней. Благо погода позволяла выступать в паре-тройке легких вещей и, будь Лешина воля, он бы вообще в одной толстовке ездил. — Я вернусь сюда. С Анубисом Нурлан управляется довольно быстро, потому что когда он возвращается в кабинет, из-за закрытой двери все еще слышится шум воды. Пользуясь моментом одиночества и покоя, мужчина переводит дух. Он усаживается на диванчик и буквально чувствует, как растекаются уставшие мышцы. Ему бы по-хорошему отоспаться не мешало, и он обещает себе, что так и сделает сразу после того, как разберется с Лешей. Поедет домой и поспит, иначе в следующий раз урок закончится не просто ссорой, а особо жестоким убийством. Покой не дарит должного расслабления, поэтому Нурлан снова поднимается на ноги и заваривает две кружки чая, а с ящика стола вынимает шоколадку. Сладости он не любит, но ему подарил её кто-то из девочек-подростков, учащихся здесь, отказывать в принятии презента было неудобно, пусть вон Лешка стресс заедает, ему полезно. Кстати, Щербаков не заставляет себя долго ждать и показывается из-за двери душевой. Таким его Нурлан видит впервые и, надо признать, увиденное не оставляет его равнодушным. Парень после горячей воды весь румяный и разнеженный, с потемневших от влаги волос капают капельки воды, весьма соблазнительно теряясь в вороте халата. Кажется, он выглядит немного смущенным то ли от того, что взял нурлановскую вещь, то ли от того, что сам хозяин разглядывает его самым бесстыдным образом. Оба вздрагивают, когда раздается щелчок чайника, оповещающий о закипании воды для чая. — Я подумал, что будет неплохо перекусить. Хочешь чай? Есть шоколад, но я могу принести что-нибудь из кафетерия, — заботливо предлагает жокей, чем вгоняет Алексея в еще большую краску. — Не стесняйся, присаживайся. Я дам тебе все, что ты пожелаешь. И как бы двусмысленно не звучала эта фраза, Нурлан нисколечко не жалеет, что произнес ее. Ведь это правда, на все сто процентов. Он готов быть для Леши тренером, другом, опорой и кем-то большим, стоит парнишке только озвучить свои желания. Потому что самому Нурлану становится все тяжелее скрывать свои порывы. Он действительно чуть ли не до седых волос сегодня струхнул за ученика, и, надо признаться, переживания эти были больше, чем просто тренерские. — Ты уже закончил? А как же тренировка? Или мы не продолжим с тобой? — сегодня какой-то день двусмысленных фраз и выражений. Сегодня будто бы всё пошло по одному месту, стоило только Щербакову раскрыть с утра глаза. Даже на завтраке дома юноша успел запачкать свои выездковые белые бриджи, которые были нужны позарез. В итоге: минус пара десятых балла за отсутствие должной формы для занятия. Потом какие-то перепалки с тренером, который выглядит тоже как-то не очень, но… Все строго, как никогда, поэтому расстраиваться смысла Алексей не видит, но осадок от прошедших событий, само собой, присутствует. А, кстати говоря, о Лешкином тренере: Нурлан выглядит максимально подавленным, в мешки под узкого разреза глазами можно складывать всю конную амуницию всех лошадей на конюшне, включая даже пони, а сам он сейчас свалится будто бы от полнейшего изнеможения организма. А еще предлагает какие-то чаи и сладкое. Дурак он и есть дурак. Лёша только-только появился в дверном проеме на выходе из душа, а уже стесняется своего дурацкого положения из-за пристального взгляда напротив. Хоть Сабуров и выглядит уставшим, но в глазах его до сих пор что-то незнакомое доселе плещется. Очень уж разнится его внутреннее состояние при первой встрече и до сегодняшней, включая ее. А еще его это «я дам тебе всё, что ты пожелаешь» — оно так приятно отзывается в груди чем-то таким тёплым, даже немного возбуждающе-приятным. Как будто бы ожидание подарка на утро дня своего рождения или ожидание приятного сюрприза. Чего угодно. — Я хочу, чтобы ты лёг отдохнуть, потому что я видел тебя на конюшне допоздна несколько дней назад, и я уверен, что ты все это время, сколько мы не виделись, спал часов по восемь, не больше. Так что давай. Выпей как раз чаю и ложись хотя бы здесь. — Очень мило с твоей стороны, малыш. Но сначала ты выпьешь чай, потом я лично отвезу тебя домой и только после этого поеду отсыпаться сам. Через два дня мы встречаемся тут на тренировке, а пока, будь добр, проследи, чтобы твои руки постоянно были обработаны и зажили хотя бы минимально, — Нурлан вроде говорит строго, но с его лица не сходит улыбка. Трогательная обеспокоенность Леши приятно греет душу. Темные, немного раскосые глаза дотошно следят, чтобы ученик послушно опустился на диван и принялся за чай. — Вот вещи, в которые ты можешь переодеться. Сабуров небрежно бросает рядом комплект из футболки, тренировочных штанов и худи. По счастливому случаю сегодня жокей собирался заглянуть в спортивный зал, и у него была в наличие одежда для тренировки, ему не сгодилась, а вот Лешке как раз. Жокей не задумывается о том, что конный клуб, считай, второй дом для Щербакова и у него наверняка тут хранится и сменная одежда и другие необходимые вещи, сейчас это все неважно. Безусловно, у них очень разные габариты и Леша в одежде Сабурова попросту утонет, те же штаны придется подвернуть в несколько раз, чтобы они не волочились по полу. Это сабуровское «малыш» по ушам даёт не слабее дедовской оплеухи в момент, когда Алексей что-то делает не так или даже совсем неправильно. «Малыш» — и у юноши предательски ползёт по лицу улыбка не то смущенная, не то просто глуповатая, которую он спешно скрыть пытается за ободком большой пузатой чашки, но действительно выдаёт себя практически сразу на первых секундах, искоса поглядывая на рядом сидящего мужчину, который выглядит весьма напряженным. Поначалу Щербаков на это внимания своего не обращает, но когда сам скрывается за дверью спасительной некогда ванной комнаты, чтобы переодеться в любезно предложенные своим же тренером вещи и насладиться этим терпким ощущением какого-то таинства, которое приятно щекочет под ложечкой и даже отдаёт щекоткой в низ живота. Как будто бы у Лешки предвкушение чего-то скоро случившегося, такого доброго и хорошего, но настолько желанного, что уже сдерживаться не можешь или делаешь это из последних сил. Это приятное «нечто» разрастается внутри с каждой новой надетой всадником вещью, щупальцами своими подбираясь куда-то под рёбра, к сердцу, и укореняясь там прямо до самого основания, когда светловолосый молодой человек взглянул на себя в зеркало. Конечно, у Леши тут одежды очень много и даже чересчур, потому что он живет практически на манеже и должен всегда иметь любую, даже ненужную побрякушку, в доступности своего шкафа, ведь мало ли что может произойти. Да тем более с таким человеком, как Щербаков. Леша снова мило краснеет щеками, но от одежды не отказывается, он выскальзывает из-за столика, чтобы переодеться в душевой, а когда снова появляется в кабинете, Нурлан едва сдерживает в себе крик отчаяния. Щербаков подкатывает вечно сползающие рукава на огромной по меркам парня толстовке и выходит, ему становится немного страшно. Страшно увидеть проявления негативных эмоций, страшно увидеть что-то, к чему явно сам Алексей не готов уж точно, страшно увидеть реакцию казаха, которую он не сможет попросту понять должным образом. Но, благодаря своей природной упрямости, Лешка показывается полностью перед собственным тренером через считанные минуты и слышит гортанный, слишком сдавленный и явно желанный, но старательно замаскированный стон. Низкий, басистый голос казаха, сидящего на небольшом диване точно напротив, — не то что ласкает уши, он заставляет внутренний оргазм получить практически ежесекундно, но даже не самого Щербакова, а, на удивление, когда-то спокойного Нурлана. Он глазами бегает по комнате судорожно и отсаживается резко, стоило только Леше присесть рядом. Недоумение во всем виде парнишки прослеживалось, но больше даже легкий азарт, который вспыхнул внезапно внутри, и Щербаков подсаживается ближе, даже касается как бы невзначай колена Сабурова своей ладонью. Как Нур и предполагал, Щербакову сильно велики его вещи, но при этом он в них такой очаровательный и уютный, что мужчина с трудом не тянется, чтобы взять и усадить это прелестное чудо к себе на колени. Оверсайз делает Лешу еще более хрупким в глазах Нура, хоть тот и знает, каким характерным может быть этот парень. Именно в этот момент у Сабурова просыпается непреодолимое желание видеть Алексея в таком виде если не всегда, то, как можно чаще. — Допивай чай, — хрипло и тихо произносит казах, чувствуя на себе чужую ладонь, и сам же спешит последовать своей просьбе, утыкаясь расфокусированным взглядом в кружку с горячим напитком, наблюдая, как клубятся струйки пара, рассеиваясь по комнате. Все, что угодно, лишь бы не смотреть на Лешу так вожделенно и плотоядно. Все-таки он его ученик, и подобные желания не должны возникать даже в мыслях, но Нурлану безумно тяжело подавлять свои чувства, которые становятся практически очевидными. — Нурлан? Все в порядке? Может, приляжешь? — и серо-голубые глазища внимательно прожигают взглядом собеседника, склоняясь все ближе и ближе. — Только если ты составишь мне компанию, — Нурлан наблюдает, как у парня, сидящего напротив, комично взлетают брови и расширяются глаза. Он сконфуженно улыбается, но не убирает руки с нурлановского колена и продолжает сидеть непозволительно близко. Нурлану кажется, что он слышит, как внутри него поочередно лопаются канаты терпения, спуская это отчаянное желание с поводка. И он сам подается ближе, настолько, что может видеть легкие лазурные переливы в голубых глазах напротив. Чашку с чаем приходится наощупь поставить на стол, чудом не промахнувшись мимо стеклянной поверхности. Все внимание жокея теперь полностью обращено на ученика, который едва дышит, но упрямо не отстраняется, словно ожидая каких-то активных действий от Сабурова. Тот не заставляет себя долго ждать и пальцами руки невесомо касается чужой щеки, любовно оглаживая нежную кожу. Его руки такие же мозолистые, но без открытых болячек. За годы работы в конюшне кожа загрубела так, что не спасают никакие крема, но Нурлан контролирует нажим своих пальцев, чтобы никоим образом не травмировать лицо Лешки. — Сейчас ты можешь встать и уйти, но, если ты останешься, знай, я тебя больше не отпущу, — Нурлан дает последнюю возможность парню отстраниться и уйти или попросту оттолкнуть и выразить свой протест. Сделать хоть что-то, что даст жокею понять, что Щербаков не заинтересован в нем настолько же, насколько он сам погряз в симпатичном блондине. Сабуров ждет, жадно рассматривает, как сменяются эмоции у Алексея, пока тот принимает решения, как он ерзает на диване и как его пальцы сильнее впиваются в собственное колено. — К черту это всё, я остаюсь. Ты нужен нам с Сюрпризом, — Щербаков только хмурится непонимающе и мотает головой отрицательно, инициативно притягивая мужчину, сидящего напротив, за грудки лёгкого бадлона, чтобы наконец поцеловать так, как нужно, и так, как будет правильно, по мнению самого Алексея. Он целует уверенно, даже слишком напористо для себя, хотя хоть где-нибудь ему нужно было быть таким, каким от него требуют? Руки поднимаются всё выше и выше — от коленей к бёдрам, от бёдер к спине и далее — к шее, обнимая и оплетая руками аккуратно, но явно показывая то, что никуда уходить, а, тем более, отстраняться парень не собирается ни сегодня, ни завтра и никогда в жизни более. Можно сказать, что этот момент — точка невозврата или даже наоборот — точка начала чего-то нового, другого и более честного, тесного. В первую очередь, честного перед самим собой и перед друг другом, и если Нурлан предельно откровенен уже на первых этапах их с Щербаковым более глубокого знакомства, а вот Лешке надо поднажать и наверстать упущенное, чем он сейчас и занимается: целует жадно, долго и что-то даже скулит протяжно в тонкую полоску губ мужчины, неуклюже пытаясь завалить того на лопатки, чтобы привычно уместиться в позе, которую он выучил и знает от и до. Но только в роли строптивого жеребчика выступает такой же не менее строптивый тренер, что довольно знающими и выверенными движениями теперь сжимает упругие бёдра юноши в собственных свободных штанах. Нурлан отвечает на поцелуй с не меньшей жадностью, он пропускает чужой язык в свой рот, но позволяет там ему хозяйничать совсем недолго, тут же перехватывая инициативу. Он не старается быть милым или учтивым. У Леши был выбор, и тот сам решил остаться, а значит, сейчас Нурлан просто возьмет то, что ему предлагают. Возбуждение, что разливается потоком бешеной лавы в паху настолько приятно, что Сабуров едва сдерживает собственный порыв вскинуть бедра вверх. Он не вспомнит сейчас, когда в последний раз ему было так хорошо с кем-то от поцелуев, что член в трусах дергался и истекал предэякулятом. Справедливости ради Леша выглядел таким же нетерпеливым, он ерзал бедрами, стараясь заполучить больше трения между телами, а его губы совершенно блядски опухли и блестели от слюны. Он всего на секунду разрывает поцелуй, чтобы рвано простонать в губы Нурлана, который в этот момент собственнически прижимает его ближе к себе, вынуждая отчаянно прогнуться в спине. — Давай, малыш, расслабься, — командует жокей, когда острые коленки впиваются в его бока, словно Леша действительно пытается его подогнать, как жеребца на манеже. В отдельные моменты Нур совсем не против, когда над ним доминируют, но сейчас он жаждет держать контроль в своих руках, поэтому в отместку присасывается губами к тонкой шее, отгибая ворот собственной толстовки. Он оставляет яркие метки, проходится по ним зубами, тянет и сосет, делая кожу похожей на холст, испещренный яркими красками кармина и фиолета. Крышесносное ощущение счастья топит казаха, когда тот пробирается рукой в свободные штаны и нащупывает чужой вставший член. Это не просто тешит самолюбие, но и еще побуждает позаботиться о Леше, что хнычет и изнывает, мечтая о большем контакте. Стянуть штаны ниже по бедрам не составляет труда, и вскоре Нурлан собственными глазами может лицезреть очертание Лешкиного возбуждения, обтянутого белой тканью боксеров, которые сейчас просвечиваются от влаги. Он нетерпеливо водит рукой по члену, будто нарочно не доходя до головки и не позволяя в полной мере получить удовольствие. Леша, словно в бреду, мечется над жокеем, то подаваясь вперед, то наоборот прогибаясь ниже так, чтобы ягодицы надавливали на чужой член, стимулируя. Обоим становится мало ничтожного контакта через несколько слоев одежды, поэтому мужчины спешат от нее избавиться. Нурлан комплексов не испытывал по поводу собственного тела никогда, он осознавал, что его фигура могла бы легко поконкурировать с величайшими творениями греческих скульпторов, ведь он все свое свободное от работы в конном клубе время проводит в спортивном зале, тягая железо. Но то, как внимательно смотрел на него сейчас Леша, все равно вызывало легкое стеснение. Наездник продолжал возвышаться над ним, и оценивающе смотреть на точеное тело с ярко выраженной мускулатурой и стоящим членом, что упирался в нижние кубики пресса. То, что он видел перед собой, ему несомненно нравилось. Оценить фигуру своего тренера он успел давно, ведь специализированная для верховой езды форма всегда представляет собой довольно облегающую одежду, но видеть эти плавные изгибы и рельефы безо всяких препятствий — это отдельный вид удовольствия. Не говоря уже о касаниях. — Смазка, нам нужно что-то вместо нее, подожди, — Нурлан пытается сохранить хотя бы крупицы здравомыслия, но с каждой секундой все тяжелее мыслить здраво, особенно когда Леша снова опускается пышными ягодицами ему на член и принимается ерзать, провоцируя все больше и больше. По счастливому случаю, на столике остается стоять аптечка, в которой обнаруживается вазелин и даже презервативы. Еще ни разу ему не приходилось воспользоваться этими предметами по назначению, но мазь часто выручала, выступая кремом для рук, смягчая грубую от постоянных мозолей кожу, а вот контрацептивы однажды пришлось использовать вместо жгута. Отдыхая на природе, Нурлан умудрился сильно порезаться и перетянуть рану было нечем — выручил крепкий латекс, с тех пор и повелось, что он таскает в аптечке их не только для прямого применения. Если Щербаков и был удивлен готовностью своего тренера к сексу, то в данный момент он предпочел не задавать неудобных вопросов, концентрируясь на ласках. Леша старается расслабиться, когда смазанные пальцы касаются сжатого колечка мышц, помогая Нурлану без труда проникнуть внутрь сначала слегка, одной фалангой. Нур не спешит, позволяя любовнику привыкнуть к ощущениям, а затем добавляет второй палец. Оглаживает нежные стеночки изнутри, растягивает и ласкает мучительно медленно. По довольному стону, понимает, что на верном пути. Он растягивает так, чтобы не было боли, но была пытка от предвкушения. Найдя простату, он касается её, но тут же убирает пальцы, заставляя Лешу самостоятельно насаживаться сильнее, чтобы угнаться за удовольствием. Блондин выглядит просто потрясающе, выгибаясь и выстанывая имя своего тренера. Волосы, которые толком не успели просохнуть после душа, прилипли ко лбу и вискам, глаза заволокло поволокой страсти, а ногти впивались в смуглые плечи Сабурова, оставляя глубокие лунки. Нурлан ещё раз надавливает на комочек нервов, вызывая приятную дрожь по телу Щербакова. Когда двух пальцев становится катастрофически мало, Леша начинает жалобно скулить и просить ещё. Наезднику нужно было чувствовать заполненность до конца, и пальцы этому совсем не способствовали. К моменту, когда Сабуров стопроцентно был уверен, что войдёт внутрь безболезненно и легко, Алексей на нем практически распластался, дрожа и поскуливая. Истекающий смазкой член касался чужой головки и между телами образовалась неприятная липкость от постоянного трения. Никто даже на секунду не обратил внимания на это неудобство. Леша адски желал кончить, а Нурлан сходил с ума, понимая, что стал просто невероятно твердым, реагируя на отзывчивость своего партнера. Сонливость и усталость полностью отступили на второй план, уступая лидирующие позиции возбуждению. В сумасшедшей спешке жокей натягивает презерватив, чтобы в следующее мгновение натянуть уже блондина, медленно и плавно. Он хочет опустить глаза вниз, чтобы запечатлеть в памяти навсегда этот момент, но собственная голова, против воли, откидывается назад, ударяясь о спинку дивана, а изо рта вырывается сдавленный стон. Леша же буквально задыхался от сладкого ощущения давления изнутри. Их бёдра столкнулись липко, от выступившего пота и смазки, создавая ужасно пошлый чавкающий звук. Леша на пробу пару раз ведёт бёдрами, чтобы привыкнуть к ощущениям, а затем поднимается и снова насаживается до основания, затаив дыхание. Нурлан заполняет его полностью, можно сказать, даже распирает изнутри. Член такой большой и габаритный, увитый венами, которые хорошо ощущаются даже через латекс презерватива, что, если бы Лешка наблюдал за этим со стороны, он даже бы и предположить не мог, что тот вообще в нем уместится. У Нурлана глаза закрываются, а руки сами тянутся к чужой талии, обхватывая ее едва ли не в кольцо и направляя вслед за рваными движениями бедер. Леша движется на нем быстро и это не может не восхищать. Его выносливость выше всяких похвал. Наездник седлает его ошеломительно и будто бы совершенно без устали, напрягая фигуристые бедра до дрожи, но вместо того, чтобы остановиться и передохнуть, позволяя Нурлану доставить себе удовольствие, Щербаков продолжает ускоряться. Чтобы хоть как-то сохранить равновесие блондину приходится упереться руками в мускулистую грудь, иначе он бы просто рухнул вниз от напряжения вместе с остатками разума. Секс в какой-то момент перестал быть просто сексом, превращаясь в сумасшедшее родео. Нурлан сжимал зубы и рычал, и стонал громко, чувствуя себя дикарем не меньше. Лешу от этих звуков буквально крошило на атомы. Его член выглядел возбуждённым до крайнего предела и раз за разом ударял по нурланову животу, оставляя влажные следы предэякулята. Одной рукой мужчина продолжал удерживать Щербакова за талию, а вторую переместил на грудь, перекатывая между пальцами набухший сосок, словно он регулирует громкость стонов Алексея, которые итак, кажется, достигли всех немыслимых пределов. Сабуров двигает бёдрами по инерции навстречу, подбирая идеальный ритм. Его руки сжимают тело, вжимаясь пальцами в кожу, словно желая зацепиться за неё, чтобы не утонуть окончательно. Но он тонет в этих звуках: шлепки об кожу, стоны и хрипы, сумасшедший стук сердец. До оргазма обоим остается всего ничего, Нурлан отчетливо чувствует, как внизу живота разгорается дикое пламя, которое разносится по организму до судорог в мышцах. Дыхание сбивается, в горле и легких жжет. Спина отрывается от спинки дивана, выпрямляясь так, чтобы можно было Лешу прижать к груди вплотную. Это похоже на какой-то первобытный инстинкт — удержать во что бы то ни стало, будто Леша вообще собирался сбегать. Даже если бы Щербаков попытался, вряд ли бы его хватило и на пару шагов от дивана. Мужчина так крепко сжимает кожу на чужих боках что та наверняка к завтрашнему дню нальется синевой, но контролировать это просто невозможно. Сабуров с ума сходит от узости, в которую он продолжает толкаться, каждое движение отдается электрическими разрядами по телу от удовольствия. Оргазм подступает совсем близко, но Нур упрямо сдерживается, желая сначала узреть, как дойдет до финиша Леша. Касаясь сначала нежно языком кожи на шее, Нурлан слизывает капельки солоноватого пота, чтобы тут же оставить на этом месте яркий алый засос. Укус становится последним толчком, и Лешу накрывает сокрушительный оргазм, который цепляет за собой и Сабурова. Леша закатывает глаза и замирает неподвижно, словно натянутые до предела поводья, перед тем как треснуть. Его член дёргается, а шея напрягается до проступивших сквозь кожу, пульсирующих вен. Рот приоткрывается в немом крике. Блондин изливается спермой на животы, окрашивая влажную кожу мутными белесыми разводами, а Нур заканчивает в презерватив, каждым сантиметром кожи ощущая давление от сжимающихся стеночек. Нурлан устало откидывается на спинку дивана, утягивая за собой вмиг ослабевшего парнишку, который податливо льнет к разгоряченному телу жокея. Обоим необходимо перевести дыхание прежде, чем они пойдут в душ и устранят учиненный беспорядок. По комнате разносится стойкий запах пота, естественной смазки и мускуса. Нурлан утягивает Лешу в мягкий, почти целомудренный поцелуй, успокаивая разошедшегося наездника. — И что дальше? — голос у Алексея хриплый и настороженный. — Мы пойдем в душ, а потом поедем домой, — Сабуров отвечает на автомате, даже не задумываясь, что ранимый ученик может как-то не так истолковать его слова. Осознание приходит в тот момент, когда блондин с шипением отстраняется, сползая с чужих колен и быстро принимается собирать разбросанные вещи. — Малыш, я имел ввиду, что нам просто необходимо отдохнуть. Через два дня мы встречаемся на манеже. Убедись, что чувствуешь себя хорошо. Если что, возьми еще денек выходных, — после этих слов Щербаков замирает испуганным зверьком. Ведь он уже успел надумать худшего, что теперь жокей избавится от него, получив желаемое. — Ты будешь меня учить? — Буду, а после занятий буду увозить тебя к себе и любить до дрожи в коленях. Кстати, я не понимаю, почему у тебя вообще есть проблемы с Сюрпризом. Ты весьма уверенно седлал меня. Покажи тот же самый результат на занятии, уверен, твой жеребец быстро присмиреет, — Нурлан громко смеется, когда в него летит скомканная футболка, а сам Лешка с пунцовыми щеками скрывается в душевой, смущенный словами тренера. В душ Нурлан так и не попадает, довольствуясь влажными салфетками. Он успевает прибрать кабинет, пока Леша споласкивается, но как только тот выходит, жокей напрочь забывает о своих нуждах. Блондин выглядит очень сонным и уставшим и Сабуров, как ответственный тренер спешит увезти Щербакова домой, чтобы тот хорошенько отдохнул. Они увидятся спустя три дня на тренировке, а после пойдут на первое свидание уже в качестве полноценной пары.