«При попытке меня устрашить я становлюсь еще более дерзким», — Дж. Остин, «Гордость и предубеждение»
Чонгук тоскливо наблюдает, как смачная капля йогурта растекается по его новеньким джинсам, пачкая внутреннюю сторону бедра. В любую другую минуту Хосок обязательно назвал бы его свиньей и заставил сейчас же снять штаны, а после выставил бы в коридор, приказав не возвращаться из химчистки до тех пор, пока эти самые джинсы не станут Чонгуку на пару размеров малы. Но к счастью, Хосок к беде соседа остается равнодушным, потому как его всерьез занимает нытье Юнги, оказавшегося на пороге их с Чонгуком комнаты за мгновение до того, как последний, перепугавшись из-за громкого стука в дверь, выронил ложку, наполненную йогуртом, из рук. — Ким-сонсэнним — редкостный говнюк! — в сердцах кричит Юнги, пройдя вглубь комнаты и усевшись рядом с Чонгуком. Тот с нечастным видом откладывает йогурт в сторону и жалостливо глядит на хена. — Не знаю, что с этим парнем не так, но он и эссе Намджуна читал с таким лицом, будто дерьма нанюхался! Хосок морщится и, крутанувшись на стуле, поворачивается к гостю, сложив руки на груди. Юнги выглядит озадаченным и хмурым, что случается крайне редко даже в неделю сдачи промежуточных экзаменов. Болваном он не был, а потому справлялся с выбранными дисциплинами не ниже, чем на «С» или «В». Но в погоне за кредитами Юнги оказался не слишком разборчив в выборе, а потому удивил друзей новостью о том, что в этом семестре собирается посещать курс зарубежной литературы. — Как грубо, — сочувствует Хосок, шумно вздохнув. Юнги болезненно кривится в ответ и тянется к чонгукову йогурту, за что тот возмущенно бьет его по тыльной стороне ладони. — Обалдел, что ли? — обиженно ойкает Мин. — То, что Ким-сонсэнниму не понравилось эссе Намджун-хена, не делает его говнюком, — деловито сообщает Чонгук, строго взглянув на гостя. — А ты злишься только потому, что не смог ему задурить голову, как другим профессорам. Юнги недоуменно оглядывается на Хосока и едва заметно кивает в сторону Чонгука, мол, совсем спятил, да? Чон хмыкает и сдержанно жмет плечами, потому что о несчастной влюбленности соседа в молодого преподавателя поклялся никому не рассказывать. — Я злюсь не поэтому, — капризно возражает Юнги, на что Чонгук скептически выгибает бровь. — Вот скажи, Хосок, — он внезапно становится серьезным настолько, что Чон даже почти перестает лукаво улыбаться, — могу ли я назвать говнюком парня, который готов к сотрудничеству, только если студент является на его экзамен в короткой юбке? Чонгук возмущен так сильно, что даже кашляет из-за резкого вдоха, а Юнги с готовностью стучит его по спине чуть грубее необходимого, потому что он прав, и нечего болтать о том, чего не знаешь. — В юбке? — озадаченно переспрашивает Хосок, на несчастного Чонгука даже не взглянув. Юнги кивает и отсаживается подальше, удобно разместившись на другом конце кровати. — Хен хочет сказать, — сердито цедит Чонгук, несильно пнув Мина по бедру, едва достав до него пяткой, — что сонсэнним никогда не измывается над девчонками так, как над парнями. — Сокджин-хен об этом не рассказывал, — задумчиво бормочет Хосок, нахмурившись. — Потому что это неправда, — Чонгук даже надувается из-за того, каким выглядит довольным, когда сосед встает на его сторону. Юнги мрачнеет еще больше. — Хотел бы я видеть твое лицо завтра, когда сонсэнним назовет твою работу помоями или вроде того, — мечтательно скрипит он, откинувшись на сложенные у стены подушки. Чонгук цокает и закатывает глаза. — Будешь рыдать, как ребенок. — Твоего нытья было более, чем достаточно. — Мы могли бы одолжить юбку у Розэ? — предлагает Хосок, закинув ногу на ногу и коротко хохотнув. Чонгук брезгливо морщится. — Ты видел его бедра? — присвистывает Юнги, кивнув на парня. — Клянусь, я прямо сейчас слышу, как жалобно трещат его джинсы по швам. Хосок громко смеется, на самом деле принявшись разглядывать бедра соседа, как вдруг внезапно замолкает, нахмурившись. Чонгук медленно опускает голову по направлению его взгляда и, вспомнив об огромной жирной капле йогурта, обреченно стонет, прикрыв глаза. — Какая же ты свинья, Чон Чонгук.***
Юнги предупреждал о многом: о беспардонности и совсем не очаровательной наглости сонсэннима, о душном классе, в котором пот обязательно зальется тебе в глаза, и даже о том, как громко станут скрипеть брюки преподавателя, когда он победно закинет ногу на ногу, окончательно придавив замученного и униженного тебя к полу. Однако о том, что, усевшись на свое место и терпеливо ожидая, когда класс заполнится студентами, Чонгук не будет знать, куда деть глаза, Юнги предупредить забыл. Он видел девчачьи ноги и бедра и раньше, видел, как краснела кожа от игривого шлепка резиновой подвязки чулок. Но то была одна-единственная девчонка, из-за которой Чонгук икал от смущения всю следующую неделю, а не десяток однокурсниц, внезапно объявивших бойкот штанам и даже шортам! Так что, если Чонгук хотя бы разок попробует поднять взгляд от собственных коленей, то умрет. — Готова поспорить, сейчас ты очень сожалеешь, что играешь за другую команду, — иронично предполагает Розэ, заняв место рядом с Чонгуком. Он страдальчески морщится, взглянув на ее голые коленки. Нет, Чонгук не жалеет нисколько. И уж конечно он ни за что не расскажет Юнги, если эта уловка сработает. — Не думаю, что дело на самом деле в юбках. — Разумеется, нет, — кивает Розэ, щелкнув язычком. — Ким-сонсэнним не заглядывается на студенток, если ты об этом. Это было бы отвратительно. Чонгук смаргивает любопытство и делает коротенький вздох. Да, именно поэтому его так возмутили и огорчили слова Юнги: Ким Тэхен совсем не похож на тех профессоров, что тем охотнее идут на уступки, чем короче юбка той или иной студентки. Но почему тогда… — Он обожает литературу, — тихонько объясняет Розэ, когда сонсэнним входит в класс и приветствует студентов. — И не поощряет наплевательское к ней отношение, которое свойственно вам. — Нам? — тупо переспрашивает Чонгук. Розэ отворачивается от него и переводит взгляд на Тэхена, вставшего из-за стола. Он бегло оглядывает студентов снова, а затем около минуты изучает список, кивая самому себе. Сегодня будут объявлены оценки за эссе, написанные полторы недели назад, и Чонгук уверен, что получит «А», потому что, будем честны: он слаб во многом, но только не в греческой мифологии, которую так дотошно изучал, только бы выслужиться перед Тэхеном. Однако по мере оглашения результатов, Чонгук сникает все больше: несколько знакомых ему парней получают «D», и они настоящие счастливчики, потому что остальные разочарованно стонут, когда Тэхен спокойно говорит: «F», чуть ли не прожевав одну несчастную-букву. — Не могу поверить, что говорю это, — приглушенно бормочет Чонгук, сжав колени, — но он — козел. Розэ закатывает глаза. — Пак Розанна, — Тэхен всего на мгновение поднимает на студентку безразличный взгляд и снова возвращается к списку, — «А». Чонгук напрягается, готовясь к тому, что вот-вот услышит и свое имя тоже. Если ему придется говорить Юнги, что тот был прав, то Чонгук этого не переживет. — Чон Чонгук. Тэхен щурится, будто не может разглядеть оценку или не уверен в ней вовсе, а Чону кажется, что его вот-вот стошнит. — Боже мой, — бормочет сонсэнним, качнув головой. — «F». Если Вы намерены с помощью моей дисциплины пополнить кредиты, то я Вас разочарую: не выйдет. Чонгук чувствует, как щеки щекочет стыд: в этом классе он единственный, кто получил замечание. Несправедливое, грубое и безосновательное замечание! Розэ глядит на него с искренней жалостью и обещает, что поможет с подготовкой к собеседованию, на которое всегда соглашается сонсэнним, чтобы дать студентам возможность повысить оценку. Чонгук бездумно кивает и не сводит сердитого взгляда с Тэхена, продолжающего болтать. Он уверен: его эссе написано отлично, он готовился к нему целую неделю, чтобы удивить преподавателя и показать, как глубоки его собственные познания, и что Чонгук в течение семестра делал что-то большее, чем попросту посещал лекции и расщедривался на короткие комментарии во время дискуссионных занятий. — Сонсэнним, — терпеливо зовет Чонгук, когда другие студенты покидают класс, и они с профессором остаются в комнате вдвоем. Тэхен кладет рабочий блокнот в сумку и переводит на студента усталый взгляд, лениво приподняв брови. — Да, Чонгук? — Я не согласен. — Не согласны с чем? — переспрашивает Тэхен, нахмурившись. — С моими баллами, — объясняет Чонгук, приподняв подбородок. — Думаю, что… — Жду Вас на собеседовании, — равнодушно перебивает его Тэхен и, коротко попрощавшись, покидает аудиторию, тихонько прикрыв за собой дверь. Чонгук сжимает ладони в кулаки и чувствует, как грудь изнутри печет гнев. Его не выслушали, твою мать, ему даже не дали договорить! Тэхен и смотрел на Чонгука так, словно тот — пустое место, неразумный капризный ребенок. Что ж, с дурацкой влюбленностью покончено. А с Юнги Чонгук не планирует разговаривать примерно вечность.***
К огромному сожалению Чонгука, первое, что он видит, войдя в комнату, это почти раскрасневшееся от удовлетворения лицо Юнги, уже наверняка знающего, что произошло. Чон строит кислую гримасу, как бы говоря, разумеется, ты был прав, доволен теперь? — и со злостью скидывает с плеч рюкзак. Хосок глядит на него с жалостью и коротко вздыхает, прекрасно зная, что, скажи он хоть слово, и Юнги взорвется радостными возгласами в ту же секунду, и для Чонгука это окажется хуже пощечины. Он ненавидит то, как яро отстаивал беспристрастность и принципиальность профессора Кима, и совсем не хочет, чтобы Юнги начал тыкать ему этим прямо в лицо. И потому заговаривает первым. — Он даже не стал говорить со мной. Вот оно: Юнги победно ухмыляется и складывает руки на груди, откинувшись на кровати. Чонгук с шумом валится рядом с ним и забрасывает ноги ему на бёдра. Ему бы очень хотелось, чтобы хен его пожалел, вместо того, чтобы так сильно гордиться собой. — Это несправедливо, — капризно продолжает Чонгук, и в его груди лопается хнык. — Кроме того, повсюду были эти дурацкие юбки! Розэ даже надела чулки! — Она носит чулки каждый день, — осторожно возражает Хосок, моргнув. Чонгук громко фыркает. И что с того? — Но она надела их и сегодня! — Как сильно ты разозлишься, если я напомню, что говорил тебе об этом буквально вчера? — ехидно интересуется Юнги, склонившись к лицу Чонгука. Тот довольно грубо толкает его в плечо и отворачивается. Выносить надменное выражение лица Юнги не намного легче, чем безразличное — Тэхена, так грубо его проигнорировавшего. — Это несправедливо, — обессилено повторяет Чонгук. И да, он жалуется, он собирается стонать из-за этого бесконечно долго, потому что его эссе замечательное. Чонгук работал над ним так долго, разве он не заслуживает оценки выше, чем та, что досталась Розэ за короткие заметки о метаморфозах? (О том, какой короткой была ее юбка тоже, Чонгуку вспоминать совсем не хочется) — Хосок, разве мы хуже девчонок, а? — бормочет Чонгук, задумчиво перебирая пальчики. — Если мы говорим о тебе, то… — весело начинает Хосок, но тут же замолкает из-за громкого возгласа соседа, вздрогнув. — Звони Розэ! — зло требует Чонгук, вскочив. Хосок опасливо отодвигается на стуле ближе к столу и хмурится. — Мы, блин, сможем сделать это даже лучше! — Сделать что. Юнги коротко прыскает и прячет смешок в сжатом кулачке. Чонгук строго на него оглядывается через плечо, одним только взглядом предупреждая: заткнись, ладно? Не над чем здесь смеяться: согласно правилам университета, студент должен выполнять каждое требование, предъявляемое преподавателем. И не его вина, что Тэхен из всех возможных вариантов остановился на самом сомнительном и даже грубом. — Какой у тебя размер? — рассеянно уточняет Чонгук, схватив телефон Хосока. Он наспех набирает пароль и щурится. — У Розэ много подружек-черлидерш. — Он правда сделает это? — не верит Юнги и спрашивает с таким восторгом, будто даже злится, что эта задумка принадлежит не ему. Хосок и рта раскрыть не успевает прежде, чем Чонгук раздраженно бормочет: — Нет, это сделает Хосок-хен. — Чонгук, нет. — Чонгук, да. — Что ты собираешься доказать выходкой, вроде этой? — вмешивается Юнги, наблюдая за тем, как Чонгук сосредоточенно набирает сообщение Розэ. Тот только морщится в ответ и приподнимается на носках, словно от нетерпения. Он знает сам, что идея дурацкая, и ничего добиться ему не удастся. В конце концов, вряд ли Ким-сонсэнним внезапно передумает и исправит его отметку в табеле. Но это, по крайней мере, может заставить профессора задуматься над тем, как очевидны его возмутительные, почти преступные склонности. — У Розэ, в конце концов, тощая задница! — измученно сокрушается Хосок. — Я не влезу ни в одну из ее юбок. — Она обещала помочь мне с собеседованием. — Но не мне — с оценкой за эссе! — Да без разницы, — отмахивается Чонгук. Хосок вымученно стонет и роняет раскрасневшееся лицо в ладони. Как Чонгук представляет себе это?! Как должен Хосок заявиться к профессору Киму в девчачьей юбке и — Боже — дурацких чулках? Что он вообще может ему сказать?! — Если ты надеешься чем-то подобным вывести Ким-сонсэннима из себя, — лениво проговаривает Юнги, рассматривая свои ногти. Чонгук зло пыхтит, — то забудь, малышка. Кроме того, ножки Хосока могут серьезно его оскорбить. — Что не так с моими ногами?! — глухо возмущается Чон, подняв лицо, совсем забыв о настоящем предмете спора. Юнги пожимает плечами. — Я танцую с восьми лет! — Да что ты говоришь. Чонгук взмахивает ладонью, привлекая к себе внимание, и спорщики затихают. Он снова перечитывает только что пришедшее сообщение и довольно улыбается, обернувшись к замершему от нетерпения и досады Хосоку. — Снимай штаны, хен.***
В половину одиннадцатого почти все места в классе оказываются занятыми, кроме одного — под самым носом у Ким-сонсэннима. Хосок нервно заглядывает в комнату каждый раз, когда кто-то из однокурсников минует его и, тихо хмыкнув, скрывается за чуть приоткрытой дверью. Он весь вспотел и может поклясться, что чувствует, как жирная соленая влага печет у него между бедер, а из-за трения кожа немного краснеет и капризно зудит. Чонгук цокает и несильно бьет его по пальцам, то и дело одергивающим кокетливо задирающийся подол ярко-красной клетчаткой юбки. Хосок стыдливо опускает взгляд и, наткнувшись на совсем не привлекательно обтянутые чулками ноги, отчаянно вздыхает. — Юнги-хен был прав, — тихонько скулит он, обернувшись к топчущемуся за его плечом Чонгуку. — Я выгляжу как причина, по которой люди раз и навсегда перестают заниматься сексом! — Неправда, — возражает Чонгук, уставившись на ноги хена. — Не будь мы друзьями, я бы захотел, чтобы меня задушили этими бедрами. — О, ради Бога, — морщится Хосок, — заткнись. Честно сказать, ничего против членов он не имеет. Некоторое время назад Хосок даже был немножечко влюблен в Юнги (засудите его за это — с такими, как Мин, шутки на самом деле плохи). Однако, что касается Чонгука, он ни за что не стал бы душить его своими бедрами (и задыхаться — между его). Оттого Хосока и мутит каждый раз, когда он завязывает свои грязные разговорчики, а тем более, когда считает, что беседовать о наверняка крепких сосках Ким-сонсэннима за обеденным столом вполне уместно. Но поделом: момент, когда Чонгук вдруг немного сошел с ума из-за молодого преподавателя, Хосок упустил. Вся суть вещей оказалась ему ясна только тогда, когда тот сам впервые об этом заговорил, упомянув, что был вынужден оставаться на занятии даже притом, что его белье совсем промокло. Ничего такого в Ким Тэхене не было, однако Чонгук все равно заводился, а потом тихонько скулил в подушку, будучи уверенным, что Хосок давным-давно спит. Когда как на самом деле несчастный сосед не знал, куда деваться от стыда, но наутро все равно ни о чем таком Чонгуку не говорил. — Я вспотел, — взволнованно сообщает Хосок, взглянув на часы. Ким-сонсэнним должен появиться здесь через пару минут, и у того голова идет кругом. Чонгук кивает. — Только не бросайся сразу к его ногам или что-то вроде того, — предупреждает он. — Я и не собирался! — Разумно. Чонгук едва успевает договорить, как вдруг Тэхен выходит в коридор, уткнувшись в наспех скрепленные бумаги. Он задумчиво сводит брови и совсем не замечает чужого присутствия. До тех пор, пока Чонгук не кашляет слишком уж громко, заставив преподавателя коротко вздрогнуть. Хосок захлебывается стыдом и неуклюже расправляет плечи. — Доброе утро, — бездумно проговаривает Тэхен, и Хосок дает ему еще секунду прежде, чем тот возвратит на него недоуменный взгляд и настороженно спросит: — Господин Чон, что на Вас надето? — Чулки, сонсэнним. — Хосок, — осторожно зовет Тэхен, устало прикрыв глаза, — у тебя все в порядке с головой? Чонгук оскорбляется: профессор совсем не выглядит озадаченным, скорее, удрученным, будто видит подобное не в первый раз. Он щурится и недолго разглядывает мальчишечьи ноги, раскрасневшиеся из-за сильного давления борта чулок, натянутого резиновыми подтяжками. Господи, он ведь даже не гей! — Я могу войти в класс? — взяв себя в руки, жеманно вопрошает Хосок. Чонгук недоуменно приподнимает брови, но вмешиваться не спешит. В конце концов, на него-то Тэхен даже не взглянул. Оно и понятно — его тощие ноги скрыты за грубой тканью недавно выстиранных джинсов, что выглядит довольно скучно на фоне театральных ножек Хосока. — Буду рад, если твой сегодняшний… — Тэхен запинается, но тут же возвращает лицо, — наряд не стеснит тебя в ходьбе и ты все-таки сможешь посетить занятие. Здравствуй, Чонгук. Тот кисло улыбается в ответ и совсем мрачнеет. Надо же, он еще и шутит! Хосок послушно кивает и, незаметно отсалютовав Чонгуку, входит в класс, игриво качнув бедрами. Тэхен нечитаемым взглядом прослеживает его неуклюжее движение и возвращается к Чонгуку, скукожившемуся от досады. Зрелища забавнее у него сегодня все равно не будет. — Умно, — хмыкает Тэхен и, не дав Чонгуку опомниться, скрывается за проскрипевшей дверью. Что ж, у Хосока есть всякие основания для того, чтобы претендовать на твердую «А». Профессор не разозлился, не отчитал их за глупую выходку и даже не пригрозил жалобой на непристойное поведение. Он даже почти похвалил Чонгука: тяжелым, но мягким голосом, ухмыльнувшись так, будто почти доволен тем, что они дошли до чего-то подобного своим умом. Чонгук смаргивает наваждение и тупо пялится на закрытую дверь: подведет ли его Хосок? Были ли они правы, предположив, что дело в одних только обнаженных ногах и коротких юбках? Даже если это ноги взрослого парня и юбка молодой привлекательной девушки, что само по себе даже звучит нелепо. Чонгук терпеливо ждет, время от времени припадая ухом к двери, но совсем ничего не слышит. Хосок обычно такой громкий, что его голос раздается почти рядом даже тогда, когда он смеется в соседней комнате, но сейчас он будто совсем смолк. Чонгук не без удовольствия представляет, как тот краснеет под лукавым взглядом профессора и сводит коленки, пряча их в широкие ладони. Сейчас он почти уверен, что они могут рассчитывать на высокий балл хотя бы потому, что осмелились выкинуть нечто подобное и не постеснялись прямо заявить Тэхену об этом. Все равно, что об этой идее думают Розэ и Юнги, Чонгук в успехе нисколько не сомневается. Однако вся его уверенность сходит на «нет», когда он замечает посеревшее лицо Хосока, высунувшееся из кабинета. Чонгук недоуменно хмурится и подходит ближе, чтобы встретить хена. Тот широко расставляет ноги и утирает пот со лба: ладно, в кабинете на самом деле очень жарко. — Не может быть, — грубо возражает Чонгук, когда Хосок пожимает плечами, мол, я сделал все, что мог. — Ты лжец, Чон Хосок, и я отказываюсь верить любому твоему слову. — Как скажешь, — отмахивается тот, с силой потянув юбку вниз так, что та остается на бедрах. Чонгук пятится назад, вскинув руки. — Но завтра это дерьмо достанется тебе. — Но у меня завтра собеседование! — почти пищит Чон, качнув головой. — Я обязательно позвоню Розэ, — обещает Хосок, переступая с ноги на ногу, чтобы избавиться от дурацкой тряпки. Чонгук вспыхивает. — Джинсы не одолжишь? — Забудь об этом. — Ладно, — беспечно бормочет Хосок и, закинув юбку на плечо, шагает к выходу и кивком зовет Чонгука с собой. Его обнаженные бедра шутливо раскачиваются из стороны в сторону. — Как думаешь, может, Юнги-хен все-таки захочет выпить со мной, а? Чонгук обреченно стонет: теперь адово выпить хочет он.***
Юнги нарадоваться не может тому, какая удачная у него выходит неделя. Надо же, двое его лучших друзей остаются в довольно провокационном и почти унизительном положении, когда как он здесь совсем не причем! Чонгук почти плачет, когда хены выталкивают его из комнаты и нарочито громко шепчутся, грубо болтая о том, как эти ножки будут смотреться на широких плечах Ким-сонсэннима. Ким Тэхен назначил собеседование на половину десятого утра, предупредив, что задерживаться ради него не станет ни на минуту, а потому Чонгуку следует поторопиться. Он входит в университет за четыре минуты до встречи и шагает, отчаянно пялясь на свои ступни, только бы не встретиться взглядом с кем-то из однокурсников. Хосок справедливо отказался его сопровождать, потому что «настаивать на своем присутствии во время чужого свидания неприлично». Чонгук тогда зло фыркнул и замолк, вздрогнув от одной только мысли, что останется с Ким-сонсэннимом наедине. Добравшись до кабинета, Чонгук несмело топчется у приоткрытой двери, чтобы достаточно себя пожалеть. Он готов, он провел полночи за ноутбуком, ревностно конспектируя все, о чем щебетала Розэ, несмотря на то, что знал материал почти наизусть. Он даже прочел ее эссе, вынудив Хосока прослушать его дважды, чтобы убедиться, насколько поверхностна и скучна эта работа! Чонгук готов к любому вопросу. Блин, с его-то текущим уровнем это он должен экзаменовать Тэхена, а не наоборот! — Тебе нужна еще минута, чтобы зло подышать за дверью, или ты все-таки собираешься войти? Чонгук вздрагивает и смаргивает испуг, засуетившись. Тэхен в его сторону не смотрит, только стучит кончиками пальцев по колену, терпеливо выжидая. Это обычная практика — он нянчится с нерадивыми студентами дважды в семестр, ему не привыкать к уловкам и наивному саботажу. — Доброе утро, сонсэнним. Тэхен несдержанно фыркает, когда Чонгук входит в класс, заведя руки за спину и выпятив грудь. Его щеки ест нежный румянец, но он до того задирает нос, что кажется совсем смешным. — Тебе чулки дружок одолжил? — хохочет сонсэнним, откинувшись на спинку стула и сцепив пальцы. Чонгук стоически выносит насмешку и занимает место прямо перед тэхеновым столом, закинув ногу на ногу. Он хочет пахнуть гордостью и уверенностью в своей правоте и справедливости, которую намерен сегодня восстановить. Тэхен лукаво наблюдает за ним, замолчав, а затем немного щурится и предлагает начать разговор. Чонгук лениво соглашается и равнодушно выбирает тему. Они беседуют полчаса, и у Чонгука голодно сохнет горло, но он трещит, словно заведенный, не сводя взгляда с довольного лица сонсэннима. Тот не перебивает студента, слушает любовно-внимательно и только изредка кивает, почти мурча. Чонгук не дает себе улыбаться: его водят за нос, это уж точно. У Тэхена не может не быть идеи, как сделать из Чона жука, чтобы немногим позже раздавить его, заставив отвратительно проскрипеть меж пальцев. Он доволен не чонгуковым ответом, он доволен тем, как много поводов получил прямо сейчас для того, чтобы сделать все его слова чушью, недостойной даже той жалкой «F», что была выставлена ранее. — Боже, дай мне минуту, — вдруг смеется Тэхен, когда Чонгук замолкает всего на мгновение, чтобы перевести дух. — Ты наболтал уже на целую диссертацию. Чон моргает и сводит коленки, угадав, что слышит настоящую похвалу. Грудь щекочет от восторга, потому что в таком тоне сонсэнним говорит с ним впервые. — Возвращаясь к Риму… — Достаточно, Чонгук, — мягко перебивает его Тэхен, качнув головой. Чонгук напрягается и тяжело дышит. — Подойди-ка. Колющий выдох вырывается из глотки Чонгука. Он одними губами переспрашивает: «а?», но все равно встает, чтобы опереться бедром о стол преподавателя. Тэхен глядит на него с любопытством, тихо цокает, будто удрученно, и тоже поднимается на ноги. Чонгук хочет отпрянуть, потому что Тэхен пахнет тяжело и вкусно, и это больше, чем он хочет знать. Стыдливо сглотнув, он опускает взгляд на губы мужчины и тихонько охает, когда жар заливает его живот. Не очень-то вежливо с тэхеновой стороны вдруг перестать быть упрямым козлом, потому что Чонгук снова глупо влюбляется. — Не в обиду, но, — сонсэнним говорит негромко, но не позволяет себе перейти на шепот, — я собираюсь тебя завалить. Чонгуку будто за шиворот выливают ведро ледяной воды. Он широко распахивает глаза и забывает о каких-то там смазанных слюной чужих губах и теплом запахе, потому что от досады во рту становится кисло, так, что Чонгук даже морщится, будто в него плюнули. — Это нечестно! — кричит он. — Я, блин, ответил на все эти дурацкие вопросы! Мое эссе лучше, чем у любого старшекурсника, что только сопли на парту пускает! Я… — Завалить тебя на этот стол, Чонгук. Парень заворожено прослеживает чужой короткий кивок в сторону парты, подавившись невысказанными упреками. В ушах звенит из-за внезапной тишины, лопнувшей в пустом классе. Тэхен не дожидается ответа, он делает к Чонгуку короткий шаг и осторожно ведет ладонью по чужому предплечью, всматриваясь в разливающийся по лицу парня румянец. Снова. Он так очаровательно дышит через нос и почти скукоживается, что Тэхену хочется спрятать свой нос в его теплой шее. Но это было бы грубо. — Можешь идти, Чонгук. Я выставлю тебе «А». Чонгук точно бы затосковал из-за досады, налившей чужой голос, если бы только мог расслышать ее. Если бы не тэхенов тяжелый взгляд, если бы не то, как тяжело он дышит, не отнимая ладони от предплечья студента, будто вовсе не имеет для этого сил. Чонгук громко сглатывает и делает коротенький шаг к мужчине, чтобы остаться так близко, как необходимо для того, чтобы их груди соприкоснулись. Пусть дело будет, в чем угодно: в его бедрах, в тэхеновых пристрастиях к чужой коже, в одиночестве и усталости, из-за которых тот предпочитает иметь дело с отчаявшимися студентами, унижаясь до секса с ними ради сделки! Но с Чонгука тоже достаточно. Он так влюблен, как необходимо для того, чтобы позволить другому мужчине взять себя единожды и перестать представлять для него какой-либо интерес вне его грубых намерений. — Чонгук… — настойчиво зовет Тэхен, когда студент сжимает его запястье и тянет вниз, к борту чулок, прося прикоснуться. — Я не стану жаловаться, — обещает парень, сбивчиво зашептав. Он нежно поглаживает косточку на чужом запястье, успокаивая, потому что никогда бы не смог начать грязный разговор о Тэхене даже со своими друзьями. — Я никому о Вас не расскажу. Тэхен заворожено наблюдает за тем, как его ладонь устраивается на голом бедре студента, и слышит, как тот давит в себе облегченный вздох, будто бы все это время ему было больно, до тех пор, пока его так осторожно не коснулись. Чонгук прикрывает глаза и ведет его ладонь выше, приподнимая юбку, чтобы показать, как у него между ног горячо. Он немного намокает, но член все еще тверд только наполовину, и Чонгук немного подается вперед, чтобы потереться о предплечье профессора. — Пожалуйста, — он пристыжено скулит, потому что ничего такого не происходит, Тэхен даже не касается его сам, только позволяет держать свою руку и молча наблюдает. Чонгуку нет дела до того, почему с Хосоком этот трюк не сработал: какая разница, если Тэхен его не захотел. Чонгуку все равно досталось больше. Он медленно наклоняется к лицу профессора и касается его лба — своим, доверчиво прижимаясь. Тэхен загнанно дышит и почему-то не поднимает взгляда, уставившись вниз. Он заламывает брови так, будто его мучает боль, будто Чонгук ведет себя жестоко, и это несправедливо. С ним не следует так поступать. — Чонгук, — умоляюще зовет Тэхен, встречая очередной его толчок. Студент тихо всхлипывает и жмурится. — Я бы, мать твою, мог позволить себе сделать с тобой такое, что ты бы скулил, почти рыдал и просил о моем члене, захлебываясь слюной. Чонгук толкается дважды и болезненно напрягается. — Я бы трахал тебя так медленно и входил бы так глубоко, что ты бы сошел с ума. Тэхен отчаянно шепчет, торопится, опасаясь, что одни только слова могут вынудить Чонгука плакать. — Боже, — судорожно выдыхает студент, когда мужчина приподнимает лицо и касается его губ — своими. — Да, я… — Но, пожалуйста, Чонгук, — Тэхен не дает ему договорить, отстранившись. Он отбрасывает руку студента от себя слишком резко, с негодованием и почти отвращением. Чонгук, дезориентированный и размякший, отшатывается тоже. Тэхен смотрит на него строго и сердито, так же, как в классе, и парню хочется завопить. — Пожалуйста, — повторяет мужчина, поморщившись. — Иди домой. Чонгук в ужасе. Не помня себя от стыда, он пятится к двери, неуклюже прожевав тоскливое: «Мне жаль, сонсэнним». Он ударяется плечом о дверь и оказывается в коридоре прежде, чем Тэхен успевает попрощаться с ним или тоже огорчиться из-за случившегося. Чонгук думает, что лицо профессора, изуродованное разочарованием и обидой, больше никогда не даст ему уснуть.***
Чонгук успешно завершает семестр и даже через полмесяца никому не рассказывает о том, что произошло в кабинете Ким Тэхена. Свое скверное настроение он оправдывает усталостью и недосыпом, мысленно благодаря Хосока за терпение и время, что тот ему дает, чтобы прийти в себя. Ему тоже тоскливо, потому что Чонгук теперь чаще всего молчит, не поддается на уговоры выйти из комнаты и больше не уступает для Юнги место на своей кровати, занимая ее целиком. Чонгуку не грустно. Он все еще чувствует вину и попросту не знает, как с ней уживаться. С Тэхеном он больше не виделся, пусть и порывался хотя бы для того, чтобы поблагодарить. Не за выставленный высокий балл, из-за которого Чонгуку все больше хочется удавиться. За снисходительность, что Тэхен проявил по отношению к зазнавшемуся болвану, возомнившему, будто он умнее всех. Розэ душит Чонгука усерднее всего. В отличие от Хосока и Юнги, предоставивших другу шанс пережить случившееся самостоятельно, она настаивала на разговоре, потому что на самом деле была удивлена, когда Чонгук безрадостно объявил, что получил «А». Что могло так его расстроить? Неужели Ким-сонсэнним все-таки позволил себе что-то такое, за что его заочно осуждали все старшекурсники? Розэ объяснила Чонгуку, что останется на его стороне, как бы там ни было, если только он сам не виноват в том, как с ним обошлись, если речь идет о чем-то жестоком или постыдном. Чонгук тяжело вздыхает: разве он может пожаловаться на возмутительную стойкость и хладнокровие преподавателя, не посмевшего трахнуть его в своем кабинете? Даже звучит смешно. — Беспокойство Хосока из-за твоего дерьмового настроения почти переросло в раздражающее нытье, — сетует Розэ, когда они с Чонгуком располагаются в кафе на территории кампуса. Чонгук тоскливо глядит на жареную картошку, вымазанную в теплом масле. — Вчера я сбросила десять его звонков, а через полчаса он нагрубил моей соседке по комнате и просидел в моей кровати весь вечер. — Уверен, что Дженни заслужила все то, о чем он ей сказал, — равнодушно лепечет парень, пожав плечами. Розэ больно бьет его по голой лодыжке и сердито цыкает, призывая говорить серьезно. Чонгук замолкает и понуро опускает голову: он тоже устал. Он хотел бы рассказать обо всем хотя бы Розэ, но ему стыдно признаваться в содеянном. Она ведь предупреждала, что Тэхен не заглядывается на студенток, он — взрослый мужчина, которому нет дела до чужой голой кожи, как много бы ее ни было. Что ж, иногда достучаться до него действительно не просто. — Хосок рассказал мне, — неохотно признается Розэ, заговорив тише. Чонгук недоуменно приподнимает брови. — «Хен, он мне нравится, очень нравится, хен», — и все такое, — беззлобно передразнивает она чонгуков скулеж. Тот съеживается и сводит коленки. — Пожалуйста, расскажи мне. В последнюю просьбу Розэ вкладывает столько беспокойства, сколько оказывается достаточно для того, чтобы Чонгук растерянно заморгал из-за выступившей в уголках глаз влаги. Он и не думал, что одно упоминание Тэхена может так его расстроить, вынудить вспомнить, как тот на него смотрел — с огорчением и обидой — будто Чонгук сказал ему что-то по-настоящему гадкое. Он обессилено трет глаза рукавом, отчего те краснеют и немного распухают. Розэ поджимает губы в нетерпении и больше ничего не говорит, дожидаясь, пока Чонгук успокоится и осмелится открыть рот. — Я… — несмело заговаривает он, тихо икнув. — Я, вроде как, предложил ему секс, чтобы повысить балл. — Что? Розэ щурится, будто на самом деле не расслышала чонгуковы слова, и наклоняется над столом, сложив на него локти. Сочувствие ее больше не занимает. — Это ты сказала о каких-то там «нас»! — Чонгук защищается неосознанно и прикрывает грудь руками, чтобы Розэ не ударила. — А Юнги-хен сказал, что на высокий балл у профессора Кима можно рассчитывать только в том случае, если ты девчонка. Я сказал ему, что это брехня, но вы все вырядились тогда так, будто… — он выглядит изнуренным и замученным, опуская подрагивающие ладони на сведенные колени. Розэ озадаченно глядит на парня в ответ, отпрянув, и долго-долго размышляет над сказанным прежде, чем понимает, о чем на самом деле говорит Чонгук. — Ты поехавший! — ошарашено выдыхает Розэ. Чон морщится. — Он, нахрен, гей! Кто бы из нас стал для него рядиться?! — Но… — Ким-сонсэнним проворачивает это дерьмо каждый год, потому что знает, что о нем говорят. Мы все надели юбки, потому что он попросил, — он, вообще-то, думает, что это смешно, и я тоже, — чтобы проучить вас. Это всегда срабатывало. Пока ты, недоумок, не додумался предложить ему нечто подобное! — в сердцах выпаливает Розэ, будто не верит, что Чонгук мог пойти на такую глупость. Она резко замолкает, вспомнив о чем-то, и затем ее глаза широко распахиваются от ужаса. — Моя юбка. Чонгук раздосадовано стонет и опускает голову на стол, громко стукнув. Теперь она, вероятно, сойдет с ума от гнева. — Пожалуйста, — просит Розэ, — скажи, что ты не надевал мою юбку для Тэхена. — Мне соврать? — Чонгук пристыжено бубнит в стол. — Обалдеть. Чонгуку становится жарко из-за стыда, залившегося за ворот тяжелой толстовки. Он не поднимает головы, пока Розэ отчитывает его, как шестилетнего, и умоляет извиниться перед Тэхеном, потому что он не заслуживает ничего из того, что о нем говорят. Он никогда не трахал своих студентов и никогда даже не целовал их. Более того — он, разумеется, никогда и никому не говорил того, в чем признался Чонгуку, и оттого последнему хочется завопить. Надо же: у него был отличный шанс заполучить симпатию Тэхена, ничего, кроме самого себя, не предложив взамен, и он его упустил. — Я не осмелюсь заговорить с ним, — удрученно признается Чонгук. — Надо же, — жалит Розэ, громко цокнув. — А предложить потрахаться из-за сраного табеля ты осмелился. Через полчаса они сухо прощаются главным образом из-за того, насколько подавлен Чонгук. Все то, о чем говорила Розэ, он обдумывал последние полмесяца, но не находил в себе смелости признаться в этом вслух. Вернувшись домой, Чонгук первым делом рассказывает о случившемся Хосоку, он говорит до тех пор, пока не начинает сипеть из-за высохшего горла, а тот озадаченно глядит на него в ответ, отвыкнув от того, как долго его сосед способен болтать. Кроме того, он немного занят мыслями о том, насколько скучал по голосу Чонгука. И по всему тому, что в нем есть: волнение, неловкость, суетливость и очень нежные чувства к Тэхену. — Напиши ему, — воодушевленно предлагает Хосок, когда Чонгук заканчивает говорить. Чонгук в ужасе оглядывается на соседа. — Нет. — Почему нет? — настаивает Хосок, присев рядом с ним на его кровать. — Что может случиться, а? — Он может мне ответить, — справедливо замечает Чонгук. Хосок закатывает глаза. Еще минута, и он начнет обнимать парня так сильно, что тот заскулит от ласки. Очаровательный. — Да ладно! — он толкает Чонгука в плечо и хохочет. — Он первым сказал, что хочет трахнуть тебя! — Он сказал не это, — осторожно бормочет Чонгук, отпрянув. — Тогда что он, мать твою, сказал?! Чонгук всерьез задумывается. Тэхен сказал, что, да, он «мог бы позволить себе», но не то, что он на самом деле «хочет» позволять себе что-то подобное. Может, это тоже было уловкой, потому что Чонгук подставился сам, и Тэхен якобы предложил ему то, ради чего он пришел. — У меня нет его номера, — слабо возражает Чон, качнув головой. — Зато у меня есть его инстаграм! Чонгук капризно стонет и валится спиной на кровать, пока Хосок ищет его телефон, чтобы потом безжалостно швырнуть его на чонгуков живот со строгим «просто, нахрен, соберись». Чонгук мрачно глядит на него в ответ и взмокшими ладонями берет телефон. Что он должен написать? Как кто-то вообще должен извиняться за подобное? Сейчас почти половина одиннадцатого, Тэхен, вероятно, все еще не спит. Но сегодня суббота, он может быть, где угодно, потому что он молод и наверняка не каждый вечер возвращается в постель один. Чонгук скоро сойдет с ума. — Не смотри, хен, — требовательно просит он, и Хосок послушно отворачивается, уставившись в стену. Чонгук крохотно вздыхает и набирает сообщение. jeonjungkook97jk: добрый вечер, ким-сонсэнним. это чон чонгук Тэхен отвечает не сразу, несмотря на то, что находится в сети прямо сейчас. Он читает сообщение спустя несколько минут, а затем кропотливо набирает что-то в ответ. kimtaeV: здравствуй, чонгук. что-то случилось? Чонгук прикрывает глаза. Случилось самое страшное из того, с чем ему приходилось сталкиваться в жизни: он обидел человека, в которого влюблен, и совсем не знает, как снова заслужить его уважение. jeonjungkook97jk: нет. я хочу извиниться за то, что сказал вам в классе. это было грубо, я не должен был предлагать вам Чонгук тяжело вздыхает. предлагать вам то, что предложил Тэхен снова игнорирует его сообщение. Чонгук в ужасе воображает, как тот нежится в постели с каким-то парнем и раздраженно вздрагивает из-за его сообщений, отвлекаясь от чужого тела, чтобы ответить на очередную глупую выходку своего студента. И он едва не выпускает телефон из рук, когда видит ответ, который так долго не приходил. kimtaeV: что ж я принимаю твои извинения. но извиняться сам не стану. я сказал то, что сказал, чонгук — Что за херня, — обескуражено выдыхает он, оглянувшись на выпучившего глаза Хосока, который все же подглядел их короткую переписку. — Что. За. Херня. Хен? Тот только пожимает плечами, недоуменно приоткрыв рот. «Сказал то, что сказал»? Но он сказал, что трахнул бы Чонгука! jeonjungkook97jk: я не уверен, что правильно понял вас, ким-сонсэнним Ответ приходит мгновенно. kimtaeV: я сказал, что трахнул бы тебя, чонгук сказал, что хотел бы оказаться в тебе так глубоко, чтобы ты плакал и насаживался сам, умоляя меня прикоснуться к твоему члену сказал, что хотел бы сжимать твои бедра, пока буду тебя вылизывать, так сильно, чтобы ты дрожал и вопил от удовольствия, стесняясь моего языка в твоей заднице Чонгук готов умереть. Он так краснеет лицом, что Хосок заливается громким смехом, свалившись на пол. kimtaeV: и еще сказал, что хотел бы увидеть, как ты скачешь на моем члене, принимая мои пальцы во рту и закатывая глаза от того, насколько сильно хочешь кончить Чонгук приходит в себя и механически начинает печатать ответ, но останавливается, когда видит последнее сообщение: kimtaeV: но, к сожалению, ты не выбрал мои курсы в следующем семестре, и больше тебе не требуется ублажать меня ради оценки, ведь так, детка? Господи. Господи, как же Чонгуку стыдно. Он роняет голову на хосоково плечо, когда тот возвращается на кровать, и едва не плачет от несправедливости. У него печет в животе так, что он сводит ноги, только бы сделать в штанах еще теснее, а Тэхен издевается над ним, чтобы пристыдить. Чонгук не может понять, шутят с ним или нет, а оттого огорчается еще сильнее. Детка, Господи, твою мать. jeonjungkook97jk: плевать на оценки. выбросите мой табель в урну, пожалуйтесь на меня руководству, добейтесь моего отчисления, что угодно только не делайте больше ничего подобного пожалуйста, тэхен Чонгук называет его по имени, потому что не хочет, чтобы с ним говорили, как с провинившимся студентом. Пусть Тэхен измывается, сколько хочет, над студентом Чоном, но, ради Бога, не нужно обижать влюбленного в него Чонгука. kimtaeV: «пожалуйста» что? Чонгук стонет в голос, чем пугает Хосока, раскрасневшегося из-за веселья. Надо же, он никогда не видел, чтобы его соседа так сильно кто-то разбивал одними только сообщениями. jeonjungkook97jk: пожалуйста позвольте мне быть таким, каким вы желаете меня увидеть. Чонгук не решается написать умоляющее: «трахните меня», он не осмеливается даже признаться в симпатии к Тэхену. Он надеется, что его поймут правильно, а потому больше ничего не пишет. Хосок недоверчиво щурится: — Что, если он окажется подонком? — Переживу. kimtaeV прикрепил вложение: [геолокация] Чонгук громко втягивает воздух и замирает. kimtaeV: надеюсь, хосок не станет жадничать и снова одолжит тебе ту миленькую юбку***
Тэхен озадаченно останавливается перед входной дверью, не зная, куда деть руки. Он прячет их в глубокие карманы брюк и сжимает вспотевшие ладони в кулаки, тяжелым взглядом смотря прямо перед собой. Он не должен был говорить с Чонгуком в таком тоне. Ему не следовало приглашать студента к себе домой, и уж тем более опрометчиво было писать ему о том, что занимало его голову весь сраный семестр, пока этот пацан сидел прямо под его носом, широко расставив ноги. Что ж, у Тэхена не было времени на раздумья. Он лучше других знает о том, какие слухи о нем гуляют по университету с тех самых пор, как он впервые, — по глупости! — отвесил одному из студентов шутку о том, что, будь на нем такая же короткая юбка, как и на его сокурснице, получившей «А», ему могло бы повезти гораздо больше. Парень тогда только зло прорычал что-то о «выжившем из ума преподавателе, пускающем слюни на молоденьких студенток», но люди охотно подхватывают дерьмо, вроде этого. Тэхен возражать не стал: умилительно было наблюдать, как другие парни гневно на него пялятся, пока профессор озвучивает оценки, подмигивая тем, кому досталась «F». После он и вовсе сделал это маленьким развлечением, — как и сказала Розэ, — каждый семестр уговаривая своих студенток являться на экзамены в юбках, чтобы потешиться над теми, кто остается в его кабинете только ради кредитов. Так Тэхен думал и о Чонгуке, — что, в каком-то смысле, правда, — хотя он, в отличие от других студентов, делал немного больше, чем просто посещал аудиторные занятия. И Тэхен только отчасти винит себя в том, что произошло: Чонгука надевать юбку он не просил. Но что было делать, когда парень заявился к нему таким: рассерженным, капризным и упрямым, с этими голыми бедрами и тощими щиколотками. Когда он подошел так близко, чтобы попросить для себя ласки, чтобы после толкаться в руку Тэхена и ослаблено хныкать, потому что… Мужчина одергивает себя. Он извинится перед Чонгуком и попросит его вернуться домой. Эта встреча им обоим только навредит, — Тэхен уверен. Нечего было идти у студента на поводу. Нечего было его заманивать. Когда в дверь настойчиво звонят, Тэхен прикрывает глаза и наполняет грудь воздухом. Он сможет выдержать, чтобы бы ни оказалось прямо там, за этой дверью, каким бы ни был тот Чонгук, что принял его приглашение, во что бы он ни был одет, Тэхен не… — На самом деле, это юбка Розэ. Мы на одном курсе, помните? …не сможет его прогнать, сколько бы весомых доводов он сам себе ни предложил. Тэхен заворожено кивает: он, нахрен, понятия не имеет, кто такая Розэ. Чонгук смущенно улыбается ему и делает осторожный шаг вперед, потому что очень хочет войти, хотя в квартиру его никто еще не пригласил. Тэхен болезненно сглатывает и пятится назад: не потому, что озадачен и в ужасе, а потому, что не может позволить себе стащить эту сраную юбку с бедер студента прямо сейчас. Он ведь наверняка умрет сразу же, как только коснется его кожи. — Я могу называть тебя по имени? — вежливо интересуется Чонгук, прошагав вперед. Он останавливается рядом с Тэхеном, с любопытством его разглядывая, и неловко потирает борт чулок. Мужчина громко выдыхает и протягивает руку, чтобы накрыть ладонь студента — своей, и наклоняется ближе, к его лицу, глубоко шепча в красную от стыда щеку: — Если только ты собираешься его стонать. Чонгук охает. Он смущается больше, чем полагается в том случае, если ты отлично знаешь, с кем имеешь дело. Тэхен мучительно хмыкает и отпускает чонгукову ладонь, чтобы провести своею чуть выше, к внутренней стороне его бедра. Там горячо, так горячо, как было и в прошлый раз, когда Чонгук стоял перед ним вот так, жадно разглядывая тэхеново лицо, и дышал тяжело, грудью касаясь чужой. Однако сейчас он ведет себя сдержаннее и не просит больше, чем предлагают. Тэхен задумчиво улыбается, кладя большой палец на нижнюю губу Чонгука, и немного ее оттягивает; парень поддается движению и скупо всхлипывает, прикрыв глаза. Нечаянно думается, каким он будет обаятельным, принимая в горло влажный член. — Открой шире, — сипло просит Тэхен, и Чонгук отчаянно уступает. Два пальца скользят в его рот и строго давят на язык, вынудив отклонить голову назад. — Хороший мальчик. Чонгук едва слышно поскуливает на похвалу и смыкает губы, начиная осторожно двигать ртом. Он сосет тэхеновы пальцы, нетерпеливо хлюпая слюной, и осторожно дышит через нос. Это больше, чем Чонгук когда-либо делал, грязнее, чем все то, на что он когда-либо соглашался, но жар, разлившийся в животе, вынуждает его быть хорошим настолько, насколько от него этого потребуют. Одного тэхенова слова будет достаточно, чтобы его раздавить. — Прекрати, — горячо рычит Тэхен, отняв пальцы. Чонгук тяжело моргает. Чужая ладонь все еще располагается между его ног, не лаская, а только удерживая. Он чувствует, как намокает белье; член тяжелеет, из-за чего положение становится неудобным. Чонгук неспокойно ерзает: все это не похоже на то, что ему обещали в сообщениях. — Что насчет поцелуев? — интересуется Тэхен, едва ворочая языком из-за того, как он вдруг отяжелел. Чонгук заворожено кивает: додумался спросить подобное с рукой между его ног, удивительно. — Мы должны говорить друг с другом, — предупреждает Тэхен, едва не заскулив от несправедливости: он хочет быть уверен в том, что студент осознает, где и с кем находится, кроме того, понимает, на каких условиях собирается лечь под профессора. — Да, — взволнованно проговаривает Чонгук. — Целуй меня. Касайся меня. Делай, что угодно, я… — Ты сможешь попросить меня остановиться? — уточняет Тэхен. — А ты сумеешь остановиться, если я попрошу? Тэхен сдержанно кивает: он может только пообещать, что не навредит Чонгуку намеренно. Может, если только тот сам попросит его о подобном. Он целует Чонгука мгновением позже, положив обе ладони на его скулы. Парень несдержанно всхлипывает, сжав тэхеновы плечи, и поддается нежным поглаживаниям, скользя своим языком в чужой рот. Дрожит так, будто страшится, что все это у него отнимут, а потому жмется ближе, просясь. У Тэхена голова кругом: Чонгука так много, он чувствуется так хорошо, что не получается быть осторожным. Он ведет пальцами чуть ниже, большими пальцами надавив на выступающий кадык, и Чонгук задушено стонет в его рот. Нажим недостаточно грубый, чтобы сделать больно, но достаточно сильный для того, чтобы дезориентировать. Чонгук готов кончить прямо сейчас. — Пожалуйста, — горько зовет Тэхен, когда студент отпускает себя и толкается в его пах, — детка, скажи, что позволишь мне трахнуть тебя. Чонгук не открывает глаза и продолжает глубоко целовать, кивая, из-за чего мокро мажет губами вокруг тэхенова рта. — Да, — крохотно стонет он. — Да, все, что хочешь, твою мать. Тэхен отпускает его шею и за ладони тянет на себя, приглашая. Чонгук крохотными шагами следует за ним, в дальнюю комнату, почему-то раздумывая о цвете чужого постельного белья и тихонько радуясь тому, что в тэхенову кровать сегодня ляжет он, а не кто-то другой, из-за кого Чонгук мучительно бы ворочался в своей, пытаясь уснуть. — Такой любопытный, — тихо смеется Тэхен, когда они входят в комнату. — Встань на колени и широко разведи их. Голову можешь опустить. Чонгуку неловко даже слышать подобное. Он коротко кивает и суетливо делает то, что сказано. Опускается на кровать, расставив колени, и утыкается лицом в согнутый локоть, рвано задышав. Юбка задирается и оставляет его задницу обнаженной, чтобы дать Тэхену удивленно охнуть: очевидный мальчик в кружевном белье. — Покажи ты мне такое на экзамене, и я бы даже не стал читать твое эссе, — хрипло хохочет он. — Ты, блять, собираешься говорить о моем эссе прямо сейчас?! — сердится Чонгук. Нет, он снова потешается над несчастным студентом: неужели это единственное, что пришло в его голову при взгляде на чужую задницу в долбанном кружевном белье? — Это ты собирался поговорить о нем, — шутливо протягивает Тэхен, встав на колени позади Чонгука. Он любовно оглаживает его бедра, пощипывая теплую кожу. — Разве нет? — Пошел ты. Тэхен снова гортанно смеется, и Чонгук рад бы огрызнуться в ответ, но все, что взрывается в его горле немногим позже — отчаянный стон, потому что мужчина подцепляет влажными пальцами белье и тянет его вниз, задев набухшую и намокшую головку члена. Чонгук ерзает от нетерпения, чем вынуждает Тэхена оттянуть одну из подвязок чулок и оставить на голой коже под ней болезненный и смущающий шлепок. — Успокойся, — строго, но ласково просит Тэхен, спустив чонгуково белье почти до колен. — Давай, помоги мне снять это. На студенте остается одна только юбка, картинно задранная до поясницы. Тэхен трогает ее нижний край и тянет выше, оголяя ягодицы полностью, чем смущает Чонгука еще сильнее. Он крохотно выдыхает и толкается чужому паху навстречу, но разочарованно стонет, когда ему запрещают двигаться. — Пожалуйста. — Мой рот? Мои пальцы? — томно перечисляет Тэхен, предлагая. — Мой член? — Да! — умоляет Чонгук, задрожав. Он перестает помнить, о чем просил, когда Тэхен влажно целует его копчик, снова опустив руки на бедра. Чужое жаркое дыхание щекочет немного ниже, и Чонгук вынужден вжаться коленями в простынь, чтобы не дать себе упасть. Он знает, что такое римминг, благодаря болтливости Хосока и брезгливости Юнги, но едва мог представить, что о чем-то подобном ему может рассказать Тэхен. Своим тугим языком, что лижет его прямо там. — Твою мать, — гортанно стонет студент, бросившись грудью на постель. — Сонсэнним… Тэхен голодно вылизывает его, толкаясь языком внутрь, и добавляет так много слюны, что та грязно стекает по чонгуковым бедрам. Он толкается рту мужчины навстречу, снова и снова зовя его, а Тэхену дурно: может, Чонгук назовет его «сэром», если уж намерен наносить настолько жестокие удары его изнывающему члену? — Такой громкий, — хвалит мужчина, отстранившись. Он просит парня обернуться и нарочито медленно вытирает рот рукавом рубашки, оставляя жирный след слюны. — Ты отвратителен, — восхищенно тянет Чонгук, мутным взглядом уставившись на чужие опухшие губы. — Не болтай, — студент коротко хохочет и опускает голову. — Ляг на спину. Чонгук не спорит. Тэхен помогает ему перевернуться и нарочито медленно разводит его колени, уставившись на твердую головку, мокрую от предэкулята. Он хочет узнать, как хорошо она ляжет на его язык, но сглатывает эту мысль, потому что Чонгук не выглядит так, будто выдержит и это. Он мучительно вскидывает бедра, спускаясь к Тэхену ближе, и заглядывает в глаза. Такой доверчивый и теплый, с ума сойти. — Я очень тебя хочу, — измученно признается Тэхен, потеревшись лбом о чонгукову коленку. Тот протягивает к нему руку и нежно заправляет прядь волос за покрасневшее ушко. — Я бы умер, если бы ты узнал, как сильно. Чонгук тоненько стонет в ответ, услышав, как Тэхен возится рядом, разогревая смазку на подрагивающих от нетерпения пальцах. Он вскидывает бедра снова, когда в него входит только один, осторожно надавив. Чонгук помнит, как это больно, но ничего Тэхену не говорит: он выглядит таким взволнованным, будто одно только замечание может свести его с ума и вынудить извиняться до тех пор, пока Чонгук не кончит от слабости чужого голоса. Попривыкнув, он просит второй, затем третий, и после громко стонет, когда Тэхен раздвигает его и давит, потерев. — Блять, — скулит студент, спрятав лицо в мокром сгибе локтя. — Член, я хочу твой член, пожалуйста, сонсэнним. — Не жадничай, — глухо отзывается Тэхен, коротко целуя его головку, и встречает звонкий нетерпеливый крик. Он вытаскивает пальцы, и Чонгук сжимается, ахнув. Он слышит, как Тэхен расстегивает ширинку и спускает брюки до колен, вздохнув от облегчения. Напряженный член смачно ударяется о живот и краснеет еще сильнее, и Чонгук умоляет себя на него не смотреть, потому что, да, может, он способен кончить и от того, насколько тот красив? — Я чист, — бездумно выпаливает он, отвернувшись. Тэхен недоверчиво хмурится: нет, не потому что полагает, будто Чонгук врет. Он сторонник безопасного секса, потому что все еще разумный человек, но дело не в этом. Насколько студент готов ему довериться, раз просит о чем-то таком? Тэхен судорожно выдыхает и кивает: да, Чонгук. Первый толчок парень встречает болезненным стоном. Он раздвигает колени еще шире и тянется к тэхеновым предплечьям, чтобы сжать. Мужчина больше, чем все те, с кем Чонгук спал до этого, — если кто-то вообще станет хвастаться двумя партнерами, — и, Боже, он никогда не чувствовал себя так. — Если ты, — Чонгук горячо задыхается, — если ты не начнешь двигаться, меня разорвет. Тэхен кладет ладонь на его живот и мягко давит, толкаясь. Чонгук тугой и горячий, Господи, он такой горячий, что о нем всерьез стоит побеспокоиться. Тэхен впервые со своим студентом, с кем-то настолько молодым; он разучился быть уступчивым и мягким, но это ведь Чонгук, и, конечно же, он такой: его крохотный рот, раскрывающийся навстречу глубокому поцелую; его тонкие стоны, раздающиеся в тугом горле: его набухший член, скользящий по твердой ткани юбки, смявшейся на напряженном животе под тэхеновой ладонью. Все, что мужчина видит, каждый звук, что ему везет слышать, — это Чонгук, требовательно просящий снова его поцеловать. — Детка, — разбито зовет Тэхен, упав на локти и просунув руку под шею студента, чтобы обнять и прижаться к чужой груди. Он толкается медленно, но сильно, вынуждая Чонгука цепляться за его спину и сжимать кожу в кулачках. Он громко дышит в ухо Тэхена, беспорядочно касаясь губами влажной раковины, и жмурится от удовольствия, подаваясь тазом навстречу чужому движению. Чонгуку чудится, будто он недостаточно близко к мужчине, а потому он жмется к нему яростнее и трется твердым членом о живот, захлебываясь восхитительным скулежом. В уголках глаз собирается мутная влага, и Тэхен тянется к его лицу, чтобы сцеловать ее, замедлив толчки. — Нет, нет, — горячечно шепчет Чонгук, покачав головой. Он обнимает мужчину крепче и сжимает его талию бедрами, запротестовав. — Двигайся, пожалуйста, будь жестоким со мной. Тэхен прикрывает глаза и едва слышно рычит, смяв студента в своих руках. Он ужасается тому, сколько власти над ним имеет одна только чонгукова мольба, и послушно двигает бедрами, наращивая толчки. Чонгук плаксиво стонет и закатывает глаза, откинув голову: тэхенов рот опускается на его шею, мокро прижимаясь языком, и мужчина сбивчиво дышит, когда снова бьется в бедра студента. — Я хочу кончить, — жалуется Чонгук, возвращая лицо Тэхена к себе. И тот готов расплакаться от нежности во взгляде напротив; расстояние между их лицами слишком интимное, Чонгук смотрит на него доверительно и просяще, и легко трется кончиком носа об его щеку, крепче обнимая бедрами. Тэхен громко воет и начинает толкаться яростнее. Ради Чонгука. Ради того, чтобы минутой позже услышать сдавленный стон, переходящий в болезненный крик. Чонгук кончает так: с его членом в своей заднице, все еще бездумно потираясь о тэхенов живот, и ни разу не коснувшись себя. Мужчина кладет его ладонь в свою и переплетает пальцы, вжав их руки в простынь около лица студента. — Сонсэнним, — плачет Чонгук из-за особо глубокого толчка. — Я не могу, не могу… — Еще немного, детка, — успокаивающе обещает Тэхен, целуя его закрытые глаза: мягко и осторожно. — Вот так… — В меня… Кончи в меня. Тэхена оглушает его криком, и он тяжело кончает, задрожав. Тугая сперма бьет в Чонгука, и тот вопит в рот мужчины разбитое: «сонсэнним!». Он чувствует себя таким заполненным и усталым, встречая тяжесть чужого тела: Тэхен прижимается к нему животом и берет его лицо в свои руки, покрывая щеки горячими поцелуями. — Детка, детка, — исступленно зовет мужчина, мажа улыбкой по чонгуковой коже. Тот хрипло хохочет и очаровательно смущается, поморщив нос. — Хорошо, с тобой очень хорошо, клянусь. — Вытащи уже, — капризничает он, мокро чмокнув тэхеновы губы, и обнимает его за шею. — Что, если нет? Чонгук мягко смеется и возится под Тэхеном, пытаясь соскользнуть с его члена. Тот выходит с грязным хлюпом, и парень удивляется тому, какой он мокрый. Он выпачкан в сперме, поте и чужой слюне, но почему-то чувствует себя красивее и желаннее, чем когда-либо. Особенно если Тэхен глядит на него так: с восхищением и восторгом, — гладит его лицо и не отнимает теплых губ. Чонгуку нестерпимо хочется сказать что-нибудь глупое: вроде «я люблю тебя» или «пожалуйста, позволь мне быть с тобой», но он молчит, опасаясь, что над ним станут потешаться и упрекать в молодости и наивности. Да, Тэхен старше него, мудрее и опытнее, и вряд ли он пригласил бы Чонгука в свою постель, не решись тот на самый отчаянный шаг, ведомый обидой. Он не трахается со студентами. Он не влюбляется в студентов. Он целует Чонгука снова: лениво и тягуче, кладя его руку на свою шею. — Будешь жаловаться на меня? — дразнится Тэхен, возвращаясь к их разговору в классе. Чонгук качает головой. — Расскажу Розэ, кто испачкал ее юбку. — Это твоя сперма. — Хватит врать. Тэхен глухо смеется и гладит чонгуковы губы, замолчав. Он не знает, что должен сказать: если Чонгук сейчас поднимется и скажет, что собирается уйти, мужчина просто умрет, но вряд ли осмелится открыть рот и попросить его остаться. И, кроме того, — остаться где? В его постели? Квартире? Сраном сердце? — Ты громко думаешь, — фыркает Чонгук, перевернувшись на спину. — Будь вежлив со мной, — отчаянно стонет Тэхен, стукнув его в плечо. — Что теперь? — Теперь? — весело переспрашивает Чонгук, сощурившись. — Я не твой студент: записи на твои курсы у меня нет… Боже, перестань быть таким напуганным! Тэхен обиженно цокает и прикрывает глаза. Может, Чонгуку следует выражаться яснее, чтобы не давать ему повода беспокоиться о них так сильно? — Я хочу быть твоим парнем, — объясняет студент, из-за чего у Тэхена изо рта выходит крохотный удивленный звук. — И хочу тебе отсосать. Так что отведи меня в душ и поплотнее закрой за нами дверь. Сильнее всего следующим вечером Чонгук благодарит Намджун-хена: не будь его эссе таким дерьмовым, Юнги вряд ли бы разозлился настолько, чтобы прийти к друзьям с жалобами на то, какой Ким-сонсэнним «редкостный говнюк». Розэ же его благодарность не принимает, как и юбку, выпачканную в чужом семени, — она брезгливо морщится, даже когда Чонгук возвращает одежду выстиранной и свежей, потому что: «ты, грязная задница, в ней трахался, я что, похожа на сумасшедшую?!» Чонгук пожимает плечами. — Ты тоже в ней трахалась. — Умоляю, закрой свой рот.