I don't mind the sun sometimes, the images it shows, I can taste you on my lips and smell you in my clothes. Cinnamon and sugary and softly spoken lies — You never know just how you look through other people's eyes.
I.
Он стягивает черную кожаную перчатку. Она блестит так ярко, словно он в тайне ото всех иногда смазывает ее маслом, чтобы она переливалась еще контрастнее. Словно он хочет, чтобы все (в том числе и я) обращали внимание на нее. «Человек-блеск» — так называют его знакомые. Вот только я знаю, что они не правы. Ведь он как минимум не человек. Он галантно открывает передо мной дверь, и мы проходим внутрь, направляясь к лифту. Снаружи, как мне казалось, здание похоже на бетонную сваю, в которой просверлили окна. Он объяснял мне, что этот стиль называется брутализмом, хотя я чувствую какую-то тошнотворную скуку, когда он говорит мне о таких вещах. Пожалуй, я испытываю это каждый раз, когда он умничает, а делает он это постоянно. Его длинное светлое пальто зажимают дверцы лифта, и я беззвучно, но открыто смеюсь над тем, как рушится его идеальный образ — мужчины в аккуратной рубашке и галстуке, с аккуратной бородой и уложенными какой-нибудь очередной дорогой мазью волосами. — Веселись-веселись, пес, — раздраженно рычит на меня он, выдергивая пальто и привычным жестом поправляя очки, — я потом тоже посмеюсь, если надо будет в очередной раз оправдывать тебя перед начальником, Мишел. И я стыдливо отвожу взгляд, когда он с легкой обидой произносит мое имя. Я знаю, что по-настоящему он на меня не обидится. Бородатый вообще всегда относился ко мне как к неудачливому племяннику — помогал разобраться с бытовыми и социальными проблемами, а пьяными ночами убеждал, что видит людей насквозь. И я даже не уверен, что он это не в буквальном смысле. Кнопки лифта подпалены зажигалкой практически до черноты. Только шестая чистая. Это вызывает во мне дикое желание довести начатое кем-то деструктивное занятие до конца. Я еще довольно молод, и мне не чужда юношеская пакость. Странно так. Именно на шестой кнопке стрелка повернута не вверх, как на остальных, а вниз. Это начальник так развлекается? На этаже уже можно не прятаться. У обоих появляются рога: у моего коллеги — массивные и закрученные, у меня — острые и прямые, а также лохматый хвост, который сам начинает активно вилять в разные стороны, разминаясь. — Алексей, почему ты никогда не предупреждаешь, что придешь? — возмущается Главный, которого гости застали за перекусом со своей секретаршей, — Мишел, может, ты его уже научишь! А вдруг у меня тут прием? — Приём Леночки? — смеется Алексей и подмигивает секретарше; та начинает хихикать, но замолкает, когда слышит раздраженное рычание раскрасневшегося начальника. — Вы могли бы и потеплее меня встречать, господин Валесфор. Ну раз уж так, то давайте сразу к делу. Мы как раз закончили со всеми прошлыми заданиями. К вашим услугам. Я падаю на диван около входа. Валесфор — наш начальник, человек довольно мягкий, получил эту должность благодаря своему прекрасному умению вести теневые игры и плести интриги, но, когда на него светит свет, он становится словно жучок, перевернутый на спинку. Потому он и не смог подняться слишком высоко по карьере, хотя, может, все еще впереди. Но больше своих запутанных схем под столом он любил, наверное, сверкающие предметы, которые плохо лежат и… Леночку, свою секретаршу. Я даже не знаю, настоящее у нее имя или нет, но всегда считал, что оно ей очень идет. Она когда-то была человеком, но смогла из простой грешной душонки пробиться в демоны и даже устроиться на работу на их «каторгу». Удивительная, это точно, но начальник ей все же не по зубам. Нам не стоит недооценивать этого седеющего интригана. — Ну, — начинает Главный, разгребая бардак на своем столе, — осталось тут одно дело. Самое обычное, вы-то справитесь, я в вас даже не сомневаюсь. Он передает тонкую папку Алексею. — Но устранить объект необходимо поскорее, а то мне снова сверху... то есть... э-э-э... снизу прилетит, что мы как обычно все задерживаем. Вот же черти! Пусть сами идут устранять его, если такие умные… Я вас как мог выгораживал перед… — Не перетрудились? — перебивает его Алексей, чтобы поязвить, но сразу же успокаивает закипающего начальника. — Шутка, я вам очень благодарен. Все исполним на высшем уровне, господин, можете не беспокоиться. — Мишел стал уже таким смелым и открытым по сравнению с прошлым разом, когда вы приходили. Ты творишь чудеса, Леш! — внезапно начинает Лена, чтобы разрядить обстановку, и ласково гладит меня, а я скромно улыбаюсь ей, переводя взгляд на гордо выпрямившегося коллегу. — Глядишь, и заговорит скоро. «Ха-ха, да, Леночка. Смешная шутка.» — с холодом думаю я, жестом прощаясь с ней и ее начальником. Пора снова погружаться в работу.