Что наша жизнь?

      Германн Лизу не любил. Всё морщился и что-то бормотал, переводя красивые слова из немецких романов в бесконечных письмах к ней. А Лизавета Ивановна этих книг не знала, потому как не умела по-немецки. Лизавета Ивановна Германну верила. Она девушка не глупая, но с сердцем спорить сил не имела. Теперь он сидел на окне, ждал, когда утро наконец наступит, и злился. На судьбу, на проклятую старуху. Он ведь даже пистолет не зарядил, а она возьми да помри.       Лизавета Ивановна тихо плакала, раздражая Германна сильнее. Она так и сидела в бальном наряде в темноте и никак не могла прогнать из головы слова Томского: «У этого человека по крайней мере три злодейства на душе!». И все равно Лизавета Ивановна будто бы любила его. Германн не чувствовал вины. Ему Лизу было жаль, так жаль, что даже тошно. Он не понимал её страданий. Страдал по-своему и о своем, так что Лизавета Ивановна его тоже понять не могла. И к чему свела их судьба?       Лизавета Ивановна затихла лишь к рассвету. Погасила свечу, вытерла слёзы. Германн чувствовал её молящий взгляд, но только хмурился светлеющей улице. Руки его лежали на коленях, пальцы чуть дергались от нетерпения, от обиды. Уйти бы наконец и дело с концом. Лиза его не выдаст, не хватит смелости, да и видеть Германна она больше не хочет.       Она думала, он похож на Наполеона. Он думал о картах.       Холодный ключ к спасению оказался у Германна на ладони. Он пожал холодную руку Лизаветы Ивановны с какой-то небрежностью, а та стояла, не шевелилась и даже глаза больше на Германна не поднимала. Будто всё ещё на что-то надеялась. Будто он не чудовище вовсе. Будто нет по крайней мере трёх злодейств у него на душе.       Германн поцеловал её опущенную голову и ушёл, торопясь покинуть ненавистный дом.       Германну Лизу было жаль. Германн Лизу полюбить не хотел.