У любого есть право на счастье. Что трудно, так это его вкусить. У любого есть право на счастье. Что трудно, так это претворить его в жизнь. И у меня есть право на счастье. Что трудно, так это его уступить. Ведь отныне Нас ждёт ещё большее счастье. Мы не остановимся на таком. Мы вернём всё счастье, которое утеряли. Ценой в сотню лет для меня. Для тебя — ценой в тысячу. — Фредерика Бернкастель.
Битва закончилась. «Ямаину» были разбиты и не смогли осуществить планов Такано; нам удалось «спасти этот мир», как выразилась потом Рика-тян. Она очень оживилась после фестиваля, сказав что-то вроде этого: «Впервые всё закончилось хорошо. Впервые за сотню лет мы смогли победить». Обращалась она к Ханю-тян, но эту часть разговора слышала и я, когда подошла к закулисью сцены, где минутой ранее Рика-тян исполнила ритуальный танец. Но, честно говоря, мне не удалось понять её слов — Рику вообще иногда понять очень сложно — да и не нужно мне это было. Меня больше всего занимала мысль о том, что Сатоши жив. Не важно, что он презирает весь мир и всех людей видит врагами, и может, очнувшись, разорвать себе горло — это лишь временно. Ириэ сказал, что у него есть шанс вернуться к нормальной жизни, как было до его пропажи… нет, до гибели родителей Ходзё. Всему причиной стала именно гибель родителей. Из-за этого к ним пришли дядька и тётка, которые и свели с ума Сатоши-куна. Но Сатоши молодец. Он держался до конца, но не выдержал нескольких минут до конца, как рассказал Ириэ-сэнсэй. И, если Сатоши-кун хочет вернуться, если он пытается бороться с безумием, если он справляется с ним, я просто не имею права отчаиваться. Я помогу ему вернуться! Я сделаю всё, что от меня зависит, буду ждать, когда он проснётся и скажет мне «привет»! А потом верну его Сатоко-тян! И мы будем жить все вместе! С этой твёрдой уверенностью я направилась домой, ведь фестиваль на пускании «корабликов» заканчивался. Утром мы узнали прекрасную новость: за ночь фестиваля никто не умер и не пропал. Впервые за пять лет. Вся Хинамидзава вздохнула с облегчением. А уж как Рика-тян радовалась — ну, как «радовалась»: она держала себя в руках. Однако она определённо стала более живой, чем была последние пару недель. И Ханю-тян тоже оживилась ещё больше. И без того решительная и уверенная девочка стала просто «местным тираном», как описала её Мион после клубных игр. Оказалось, что Ханю уделала Мион с разгромным счётом. И, конечно, вышла победителем в их беспощадной войне за первое место, назначив всем наказания. Хотя, в сравнении с тем, что выдают Кейчи и Мион, её наказание было каплей в море по суровости: эти двое уж точно не знали пощады. Хотя… да, она исполнила давнюю мечту Ириэ с его фетишем на служаночек… очень надеюсь, что Сатоко в порядке, иначе Ириэ придётся иметь дело со мной.***
Тем же днём я ушла в клинику Ириэ после школы, взяв с собой книгу из дома. Это была «Старая столица» Ясунари Кавабата. Мне очень нравилась эта книга, как и Мион (у которой я её и одолжила, а потом взяла насовсем). И вот, я стояла перед окном специальной палаты, где и лежал Сатоши. Одна я в пустом и тёмном коридоре в компании разве что книги и спящего за бронестеклом Сатоши-куна. Ключ мне Ириэ отдал, так что я могла спокойно войти в палату. Правила я знала… «что бы ни случилось, ни в коем случае не расцепляй ремней и не буди его» — к этому всё сводилось. Я просто стояла у окна и смотрела на Сатоши-куна, никак не решаясь открыть дверь и войти. В голове роились мириады мыслей, которые я даже разбирать не успевала, но в конце концов нашла в себе силы двинуться с места и открыть комнату. Тяжёлая дверь открывалась вбок, что я определила при попытке её открыть как входную или любую другую дверь в больнице. Сдвинув её достаточно, чтобы можно было пройти, я тихо проскользнула в комнату. Стояла тишина, словно никого и ничего нет, словно мир вокруг вымер — лишь равномерное, как метроном, пикание от реанимационного монитора и едва слышное дыхание Сатоши нарушало эту тишину. Давящая атмосфера. Я медленно, не сводя взгляда с лица Сатоши, подошла к стулу у кровати и села на него. Меня одолевали самые разные чувства, начиная волнением и заканчивая радостью. Дрожащими руками я потянулась к ладони Сатоши-куна, на мгновение остановившись в паре сантиметров от неё, взяла его ладонь в свои. Осторожно, как мать берёт на руки ребёнка. Затем начала медленно и мягко поглаживать его ладонь большими пальцами, выводя на ней круги. — Здравствуй, Сатоши-кун… — наконец, тихо произнесла я, счастливо улыбаясь. — Наконец-то, я смогла тебя увидеть… Целый год ждала, когда же ты, дурачок, вернёшься. Я так испугалась, когда узнала, что ты пропал… думала, где ты, как, жив ли… — на глаза навернулись слёзы, и одна быстро скатилась по щеке и упала на руку Сатоши. — Я так рада… так рада, что ты жив!.. Я знаю, что ты сейчас не можешь мне никак ответить, но… прошу тебя, Сатоши-кун, возвращайся скорее. Я помогу, но и ты постарайся, хорошо? Постарайся, чтобы снова увидеться с Сатоко. Чтобы снова вернуться в школу. Чтобы мы все снова могли поздороваться с тобой. Давай постараемся ради этого, Сатоши-кун… Он всё так же лежал с умиротворённым лицом, никак не отреагировав. — Я знаю, что ты вернёшься. Снова будешь улыбаться, как тогда… помнишь же, как ты улыбался? Я помню. Помню всё. И как ты грустил, и как злился, и как радовался. И как смущался в продуктовом магазине, — от этого воспоминания у меня появилась лёгкая тяжесть в груди. — Я хочу вернуть всё это нам. В ответ — равномерное пиканье прибора. — Наверное, стоит тебе рассказать о том, что изменилось в деревне за этот год, да? — и я начала пересказывать ему все прошедшие со дня его пропажи события. Все, что помнила. Во всех известных мне подробностях. В основном разговаривала о Сатоко и Рике. О Сатоко, потому что она его сестра, а о Рике, потому что та за этот год от Сатоко редко даже на шаг отходила. И, конечно, рассказала про клуб Мион и их нового участника. Также рассказала про то, что случилось в последние дни, насколько я успела узнать у Мион, Ханю и Рены. Просто рассказывала, чтобы рассказывать. Про книгу я забыла, увлёкшись. — …Так что теперь всё наладилось, вроде как. Теперь остался только ты, Сатоши-кун, и мы все соберёмся за столом жестоких клубных баталий, — подытожила я. И тут же заметила, наконец, что кто-то за мной — нами — наблюдает. Я посмотрела в сторону окна и увидела там небольшую девичью фигурку. Я встала и направилась к двери. За ней с совершенно спокойным выражением лица стояла Рика-тян. — Привет, Рика-тян, — поздоровалась я. Та слегка вздрогнула, после чего повернулась ко мне с широкой улыбкой. — Привет, Ши-тян, — и вновь перевела взгляд на Сатоши. — Я тоже рада, что Сатоши цел. Он поправится же. Обязательно поправится, после чего вернётся к тебе и Сатоко. И те счастливые дни окончательно вернутся же. Долгие годы страданий закончились, и теперь мы все можем наслаждаться жизнью в мире, на создание которого ушло сто лет бесконечных смертей и боли же. Да, это как раз такой момент, когда Рику-тян сложно понять. Но отчего-то я верила ей, верила, что этот «мир» действительно так же ценен, как говорит интонация Рики-тян. И я была рада, что она тоже верит в выздоровление Сатоши. — Потому что за ним будет присматривать Ши-тян, — на спокойном лице, вмиг обернувшемся ко мне, снова появилась улыбка. — Рика-тян, ты давно тут? — Ми? Я не знаю, сколько я здесь же. Не считала. Но не думаю, что так уж долго, ведь Ши-тян здесь дольше меня же. — А Ханю-тян и Сатоко знают, где ты? Вдруг они тебя потеряют. — Не потеряют же, — с озорной улыбкой ответила Рика. — Ты зря беспокоишься же. Ханю и Сатоко точно справятся с ужином и без меня же. Ши-тян, Ириэ просил передать тебе, чтобы ты возвращалась домой. Он скоро закрывает клинику же. Будет нехорошо, если ты окажешься взаперти на всю ночь здесь же. — Уже? — удивлённо спросила я, на что получила утвердительный кивок. — Что ж, хорошо. Я вернулась в палату к Сатоши-куну. — Прости, Сатоши-кун, мне нужно идти. Уже поздно, а если останусь, то не успею в школу, и тогда мне от сеструхи достанется. Я ещё вернусь и расскажу больше. Спокойной ночи, Сатоши-кун, — мягко коснувшись его лба губами, я направилась к выходу, у самой двери обернувшись, чтобы ещё раз увидеть его лицо. И вышла.***
С тех пор я почти каждый день приходила к нему. Иногда читала ему книги; иногда рассказывала о том, как прошёл мой день, день у моих друзей, у Сатоко; иногда предавалась воспоминаниям; иногда рассказывала о том, какого я мнения о прочитанной книге, когда заканчивала читать её. Несколько раз мне удалось уговорить Ириэ не прогонять меня и позволить ночевать рядом с Сатоши. Так прошло несколько месяцев. Помимо меня, к Сатоши иногда заглядывали и Рика с Ханю. Очень редко, но и Рена заглядывала к нему. Естественно, все мы негласно решили Сатоко ничего не говорить. Сатоши, по словам Ириэ, шёл на поправку. И в один день…***
Я в очередной раз зашла в палату Сатоши. — Привет, Сатоши-кун. Ты как? Сегодня я взяла новую книгу. Как насчёт пьесы «Ромео и Джульетта»? — и тут я замерла, прикованная к месту удивлением, которое быстро сменилось осознанием и радостью. Сатоши-кун переместил свою руку. Раньше он этого не делал. — Сатоши-кун… ты… ты правда поправляешься!.. Значит, недолго осталось ждать… — я даже закрыла рот руками, чтобы улыбка не разорвала губы на части, и бросилась к кровати, готовая ликовать. Пару минут я просто рассказывала ему, как жду его пробуждения. Жду, когда он вернётся и снова погладит меня по голове. — Шион-сан, — прервал меня голос Ириэ. — Доктор Ириэ, Сатоши-кун… он двигался! Он же скоро проснётся? Правда? Скажите, прошу! — тут же набросилась я на него. — Эм… — несколько удивлённо промычал Ириэ. — Шион-сан, прошу, не нужно шуметь здесь. А что касается Сатоши-куна… вам лучше сейчас выйти. Я проведу диагностику, потом можно будет говорить точнее, скоро он проснётся или нет. Я, всё ещё улыбаясь, кивнула и вышла. Через три часа Ириэ вернулся с обнадёживающим выражением лица. — Что, как он? — первой спросила я. — Всё в порядке. Намного лучше, чем я ожидал. Однако я не могу обещать, что его можно будет разбудить в ближайшее время, так как сохраняется риск того, что при пробуждении болезнь снова активизируется. И я не могу ручаться за то, что смогу поднять его на ноги второй раз. — А, хорошо. Главное, что ему лучше. Теперь я уверена, что скоро Сатоко увидит своего брата.***
«Скоро» затянулось… уже прошло полтора года с того дня, как я узнала о судьбе Сатоши. Я всё продолжала ходить к Сатоши и разговаривать с ним, читать. Конечно, он не отвечал… Два с половиной года Сатоши в коме из-за этой проклятой болезни. Мион и я уже выпустились из школы, так что нам уже не посидеть с Сатоши в одном кабинете, как мы надеялись. Сеструха стала очень занятой после того, как поступила. Да и я стала реже приходить в клинику Ириэ из-за нагрузки. В каникулы, правда, меня было оттуда не вытащить, из-за чего Мион жаловалась, что я не уделяю ей время и однажды прикажет мне прийти в главный дом. Мы обе знали, что она шутит, ведь она сама редко появлялась в нашем доме. За Орё присматривает мама, так что нам волноваться не о чем. За это время многие изменились. Мион стала вести себя больше как глава семьи, что вскоре ей и сулило ввиду возраста бабки Орё. Рика-тян тоже выросла и стала более взрослой и самостоятельной: она даже неофициально устроилась в местный магазинчик на подработку. Конечно, тринадцатилетняя девочка не может работать, но мы все дружно решили дать ей такую возможность, раз она хочет, и скрываем сей факт от органов власти и полиции. Платит за работу Рике один мой дядя, которого я и Мион на пару убедили это делать. Хотя он и сам не против был, хваля порывы деревенской жрицы. Сатоко стала более хозяйственной, ведь теперь Рики дома почти не бывает до ужина. Зато ей помогает Ханю-тян. Она, кстати, вместе с Рикой-тян всерьёз взялась за храм, вычистив его начисто и поддерживая эту чистоту раз в два дня. В эти дни ей на помощь стягивается десяток человек, ведь одной привести в порядок столь большой комплекс — крупнейший храм в округе — очень сложно. Рена и Кейчи же не особенно изменились. Кстати, сеструха после выпуска торжественно передала управление клубом Кейчи. Максималистка… устроить едва ли не парад ради этого… сейчас обе посмеиваемся над этим. А я работаю в ресторане моего дяди, на каникулы беру отгул оттуда и иду работать в клинику. Работы везде много. Особенно сложно заниматься сортировкой и подсчётами. Иногда помогаю Ириэ в работе, но в основном на меня ложится подсчёт лекарств и прочего на складе. Остальное распределено по немногочисленному персоналу. Кстати, про лекарства. Доктор Ириэ в первый день указал мне проверить, не осталось ли на складах некого H-173, и если остался, немедленно сообщить ему. Сказал особенно обращать внимание на закрытые ящики и чемоданы. Когда я попыталась узнать, для чего такая срочность, Ириэ ответил, что этот препарат смертельно опасен и подлежал уничтожению ещё несколько лет назад. Также сказал, что уже проверял склады и уничтожил партию, но не уверен, что ничего не пропустил. И я проверила, но ничего не нашла. Ах, да! Чуть не забыла про самое важное: сеструха, наконец-то, нашла в себе силы признаться Кейчи! И теперь они как бы встречаются. Давно же я не видела такого огня в глазах Мион — сразу было ясно, что будущая глава семьи не уступает настоящей. Мион говорила: «Если я нашла в себе силы признаться в любви, то семейные дела — пф, так, пустяки! Скучная партия в шашки после боя в шахматы». Мама, конечно, не одобряла эти слова, но радовалась не меньше Мион — ещё бы, самый завидный парень деревни стал парнем её дочери. Да ещё и преемницы семейного трона. В общем, жизнь менялась и шла своим чередом. Сатоши медленно шёл на поправку, и вот, наконец-то, спустя больше двух с половиной лет…***
Я зашла в палату Сатоши. Сегодня должен был быть тот самый день, когда его разбудят. Моего волнения и радости просто не описать словами: я радовалась, что этот день настал, но одновременно и боялась, что Сатоши не узнает ни меня, ни Ириэ, ни кого-либо ещё. Ещё я боялась, что сбудется давнее предположение Ириэ о том, что болезнь снова активизируется по пробуждении. Несколько часов я сидела на стуле и держала руку Сатоши, с трепетом ожидая его пробуждения. Мысленно репетировала свои слова. И не сводила глаз с его лица. Процедура началась давно и шла, как и предупредил Ириэ, долго. Но мне это не было важно: я ждала больше двух лет, уж пару часов точно смогу подождать. Процедура постепенного вывода из комы, коей решил придерживаться Ириэ, длилась с утра прошлого дня. Всё это время я неподвижно сидела рядом с Сатоши-куном и смотрела на него, ожидая и дрожа от переизбытка чувств. Я знала, что с середины процедуры у неё появились ещё четыре предвкушающих глаза — Ханю-тян и Рика-тян. Всё это время они о чём-то разговаривали: я слышала звуки голосов из-за стекла. Стоит, наверное, потом спросить, каким образом они попали сюда сейчас, ведь сейчас крыло закрыто для посторонних. Я здесь на правах помощницы Ириэ и несостоявшейся девушки Сатоши-куна. Но Рике, и тем более Ханю здесь нечего делать. Хотя они же жрицы храма Фурудэ. Нет, наверное, в их присутствии ничего плохого. Даже наоборот: очевидное желание маленьких жриц увидеть пробуждение Сатоши внушало веру в то, что и Оясиро-сама хочет этого. А значит, Сатоши-кун не может не проснуться здоровым. И вот, уже к ужину, Сатоши-кун пошевелился — в этот момент моё сердце пропустило удар — и медленно приоткрыл дрожащие веки. У меня вмиг опустела голова. Когда взгляд Сатоши упал на меня, я не выдержала. — Са… Сатоши… -кун?.. — дрожащим и запинающимся голосом обратилась я к нему. — Ты… в порядке?.. Ответа не последовало. Он лишь смотрел на меня, взглядом спрашивая, где он и что происходит. — Всё в порядке, Сатоши-кун… ты… ты… — по щекам побежали слёзы, что вызвало удивление на лице Сатоши, а я, уже плача, уткнулась в его грудь и сжала рубашку руками, — ты проснулся!.. Я… я дождалась тебя… Сатоши-кун… я… дождалась… я сдержала… слово… сдержа-ала-а-а!.. Дальше я не могла ничего сказать. От охвативших душу эмоций могла лишь рыдать, чтобы хоть как-то излить их наружу. Тут я услышала, как открылась дверь, и тихие шажки раздались в комнате. Рядом встали девочки. — Сатоши-кун поправился же, — произнесла Рика-тян, сама, очевидно, сдерживая эмоции, чтобы не разрыдаться как я. — Теперь всё и правда хорошо же. Теперь мир полностью обрёл хороший конец. Первый из бесчисленного множества… — Хау-ау, я так рада же! — а вот Ханю-тян и не пыталась сдерживать слёзы. Затем я ощутила, как на мою макушку легла маленькая ладошка. — Ши-тян очень старалась ради этого дня же. Больше, чем сама может представить, — продолжила Рика-тян. — Сатоко тоже очень старалась. Сатоши может гордиться всеми ними. Они заслужили право быть счастливыми очень тяжким путём немыслимых боли и страданий. Так что, я уверена, Сатоши воздаст им должное, как воздаст и Фурудэ Рика же. — Рика-а… — протянула Ханю. — Я тоже воздам им должное. Ведь благодаря им ты всё ещё жива же. Рика-тян перестала меня гладить и просто обняла лежащего Сатоши-куна, насколько ей позволяли дотянуться руки. И я услышала два вторящих мне рыдающих голоса. Последний раз я видела Рику-тян плачущей когда встретилась с ней после прибытия «Банкен» два с половиной года назад… Тогда она тоже разревелась, радуясь победе. Ханю тогда сказала, что для Рики-тян та победа значила намного больше, чем способен подумать простой человек. «Фурудэ Рика вырвалась из заточения в отчаянии и боли и победила их же», — так она тогда сказала, подойдя к Кейчи и крепко его обняв. Без понятия, сколько мы все так рыдали. Когда в палату вошёл Ириэ, чтобы проверить результат работы, он застал нашу троицу ещё плачущими. — Эй, не утопите мне Сатоши-куна. Иначе возвращаться он будет в порядке непрямого массажа сердца, — заявил он с порога. Я, наконец, оторвалась от насквозь вымокшей рубашки и посмотрела на Ириэ, потом на Сатоши-куна. — А теперь я вынужден попросить вас покинуть комнату на некоторое время. Мне нужно работать дальше. И, не дожидаясь ответа, он подошёл к Рике-тян и осторожно отстранил её от Сатоши. Мы все вышли, оставив Сатоши-куна Ириэ-сэнсэю.***
Реабилитация Сатоши-куна длилась очень долго, но факт того, что ему ничего не угрожает, уже внушал железобетонную уверенность в успехе. Первые три месяца он не мог нормально говорить, но потом я более-менее приспособилась. Сатоши упорно занялся этим процессом, отдавая себя всего, чтобы поскорее вернуться домой. Ириэ даже опасался, как бы он не надорвался. Если он не учился ходить, то или пытался разговаривать, или писать, или занимался дыхательными упражнениями, или лепил из пластилина. Только ночью он позволял себе полноценно отдохнуть. Через восемь месяцев ему разрешили покидать палату. Ещё через четыре — гулять недалеко от клиники. Тогда-то его и встретила Сатоко. Как же она радовалась, что Сатоши-кун вернулся. Правда, обиделась, что первой узнала я, но суть та же. Сатоши-кун попросил меня впредь не скрывать ничего от Сатоко. Что ж, я не была против. Всю нашу прогулку с момента присоединения Сатоко к нам она беспрерывно и с энтузиазмом рассказывала Сатоши всё. Всё, что произошло с момента его пропажи. И обо мне, и о Рике-тян, и о Рене-тян, и про Кей-тяна, и про клубные битвы, и про Ватанагаси 58-го года Сёва. Конечно, Сатоши это всё уже знал, но слушал сестрёнку с интересом. Рассказывала же она свои впечатления. Взяв с Сатоши обещание поправиться как можно скорее, Сатоко ушла домой, а мы с Сатоши направились обратно в больницу, где он почти сразу завалился спать. Долгая беседа на улице его вымотала.***
Спустя полтора года после пробуждения Сатоши, наконец, стали отпускать домой. Сатоко, узнав об этом, собрала вещи и перебралась в дом Ходзё, чем выбила Рику-тян из привычной колеи. За это время та привыкла жить вместе с Ханю-тян и Сатоко, и переезд Сатоко нарушил привычный ход её дня. Ещё с месяц Ханю-тян рассказывала, как Рика-тян звала Сатоко на ужин или будила её утром окликами с кухни, или готовила на троих, хотя Сатоко в доме не было, что крайне смущало младшую Фурудэ. Как бы то ни было, постепенно Сатоши-кун возвращался к привычной ранее жизни. И в этом ему помогали все. Особенно старались я и Сатоко, но и Рика-тян с Реной-тян тоже каждый день навещали Сатоши.***
В один весенний день Сатоши начал вести себя странно. Так продолжалось некоторое время.***
— Шион… постой, — сказал он, остановившись у лестницы храма Фурудэ. — Поможешь мне подняться? — и показал на вершину холма, где находился храм. — Хочешь навестить Рику-тян и Ханю-тян? — он кивнул. — Тогда пошли. Он начал подниматься, а я, следуя за ним, готовилась подставить ему плечо, потому что такие длинные лестницы Сатоши-кун ещё не мог сам преодолеть достаточно быстро. Где-то за треть до конца пути он остановился перевести дух, и мы постояли пару минут, после чего он вместе со мной продолжил подъём. Старался меня не нагружать своим весом, но и не отказывался от помощи. Тем временем подступавшая ночь постепенно сменяла день. Закат становился всё более алым, и к тому моменту, как мы вышли из дома Рики-тян и Ханю-тян, всё было уже окрашено в оранжевые цвета. Но вместо того, чтобы идти домой, Сатоши пошёл в сторону смотровой площадки двора храма и остановился у ограждения. — Шион, правда же красиво? — спросил он с мягкой улыбкой, не оборачиваясь. Я подошла к нему и встала рядом с ним. — Да, правда красиво. Неожиданно Сатоши-кун взял мои ладони в свои и развернул к себе, посмотрев мне в глаза. — Сатоши-кун? — удивлённо прошептала я. — Шион, ты тогда говорила, что сдержала слово. Я помню. Ты обещала присмотреть за Сатоко, и ты сделала это. И… ты ждала меня, — он почему-то покраснел, опустив взгляд. И от этого я сама покраснела, чувствуя, что он хочет сказать что-то важное. — Наверное, стоило ещё тогда спросить, почему ждала, но сейчас я уже не нуждаюсь в ответе. Шион, — он снова посмотрел мне в глаза. — Скажи я, что… — его пальцы сильнее обвились вокруг моих запястий, — что ты мне нравишься, ты бы… согласилась быть моей девушкой? Наступила тишина. Весь мир вокруг в один миг перестал существовать. Остались лишь я, Сатоши-кун и солнце, будто немой свидетель происходящей сцены. Я долго смотрела на него, пытаясь понять, о чём он, а потом до меня дошло. — Сатоши-кун… — на выдохе произнесла я, тут же поняв, что не дышала всё это время, как и он. — Это… так неожиданно… я… я согласна! — кивнула я. И в ту же секунду Сатоши-кун расслабил ладони и крепко меня обнял. По телу разнёсся жар, сердце билось как сумасшедшее, готовое проломить грудь, дыхание подрагивало от волнения и радости, охвативших меня.***
Теперь я могла бы с полной уверенностью подтвердить, что «мир полностью обрёл хороший конец». Нет, не конец — начало. Счастье на самом деле только начинается с хорошим концом.