Таверна.

Часы на стене отплясывали какой-то свой ритм, мелодию только ей понятную. Женщина средних лет сидела за стойкой бара, словно прикованная, единственная ночная гостья. Бармен давно перестал обращать на неё внимание. Женщины будто не существует. А может и правда? Мужчина, что протирал стаканы вдруг, остановился, пристально смотря в чужую сторону. — Поздно. Совсем домой не хотите? Голос грубый, шершавый. Он заставляет тонкую фигуру поднять голову от стакана, что она даже не тронула, будто там яд. Она щурится, стараясь понять к чему этот вопрос, зачем он с ней заговорил. Желая развлечь себя или её? — А вы куда-то торопитесь? Она сверкает белком глаз, поднимая голову, несколько секунд просто глядя в чужие глаза. Бармен ёжится, уменьшается, будто околдованный заклятием. — Нет. Мне некуда торопиться. Я просто... Он замолкает, теряя концентрацию, секундно, слишком прерывисто выдыхая, ощущая как изо рта вылетают клубы пара. На улице жара, что? Фигура за стойкой исчезла, мужчина откладывает стакан, оглядываясь. Он чувствует чужой взгляд, но откуда? Холодная рука опускается на горло, сжимая тёплую плоть. Мужчина не успевает выдавить и звука, оказавшись в руках худощавой фигуры. Белый коготь, что скользит по коже, ощущается словно игла, что вгоняют под кожу. Шёпот, он отчётливо слышит шёпот. — У меня твоя душа. Она смеётся, сворачивая чужую шею, хруст разносится по помещению, стёкла трескаются, бездыханное тело остаётся на полу бара. Тёмная фигура удаляется через задний вход, играясь с брелоком в руке. Труп бармена находит его брат, что работает обычно в дневную смену. Шершавые языки разносятся быстрее, чем он может предпринять решение. Тело увозят и бар закрывают, но надолго ли? Следующая ночь приходит, подобно непрошенному гостю, что стучится в двери, скребётся, кричит бранные слова, но люди отказываются отворять ставни. Скрип половиц оповещает о том, что ночь явилась. А бар работает, но кто об этом знает? Лишь пьяный зевака, что уснул под окнами, а проснулся от света и шума бокалов. Таверна наполнена запахом пива, старинных инструментов и дерева. Нужник стоит вдалеке, но всё равно источает аромат, который знаком каждому в этом помещении. Шум, свист беззубого ковбоя в шляпе за стойкой и шелест карт. Этот вечер обещает быть интересным. Небольшой мужчина, явно старый, но по-прежнему с ростом ребёнка, подкладывает под задницу уже десятую книгу, что берёт с полки бармена. — Расступились молодняк! Дайте мне сесть. Он шаркает ногами, тяжело дышит, всё-таки сваливая одну книгу на пол взгромождается на литературу, садится. Карты в маленьких руках выглядят комично, будто играешь с ребёнком, но кажется никто этого не замечает. Тень наблюдая за всем этим вопрошает, словно стараясь привлеч к себе больше внимания. — Слышали об убийстве сегодня? Таверну закрывают, кажется она наконец наша. Женщина небольшого роста стоит в углу бара, ковыряя повязку на руке. Она старая, окровавленная, видно, что давно присохла, но кажется деву это не волнует, она намерена отковырять бывший кусок ткани от своей конечности, да хоть со всей рукой! Она сплёвывает куда-то в сторону, откуда слышится мат. — Смотри куда харкаешь, бестолочь! Знаем мы про убийство, а ещё знаем, что это ты. У тебя же новый брелок. Не привлекай к себе внимание, лярва. Он стирает с бороды чужую, зеленоватую слюну, что явно обжигает руку, морщиться, проходя к столу. — Какие мы догадливые. Сам виноват, рост свой видел, тебя же в темноте с блохой перепутать можно. Она вкрадчиво смеётся, собирая взгляды, но после замолкает, присоединяясь к карточному сражению.