Приливы любви одного Учихи

      Изуне холодно. Ему вообще всегда холодно. Вот вроде катон, Учиха, полевые сражения. В последних, кстати, он может спать хоть на дереве стоя, не мерзнет, не жалуется и до сих пор живой.       Вот только дома Изуна мог мерзнуть. А еще вредничать, жаловаться и выебываться. Последнее, кстати, плохо заканчивалось для его задницы, но особо против он не был. Особенно с Тобирамой. С его личным Сенджу.       Учиха редко бывает ласковым, он скорее как вечно недовольный кот, которому лишь дай повод выпустить когти и расцарапать всем руки.       Однако, именно в такие моменты, замерзший Изуна, свернувшись в клубочек и недовольно глядящий на альбиноса, был милым. — Тора, мне холодно, — недовольно протянул брюнет, сверкая черными глазами. — Тебя там в подвале держали? Сейчас приду, согреешься, — голос Тобирамы слышен из соседней комнаты, где еще горит свет. "Трудоголик ебанный" — быстро проносится в голове и забывается так же. Слишком холодно, чтобы думать о чем–то, кроме его личного теплого Сенджу рядом. Он честно ждет. Пять минут. А потом не выдерживает, завернувшись в одеяло, встаёт и идет к Тобираме. Опирается об косяк двери у входа и смотрит так, с натягом и недовольно. Еще и сопит, как еж. — Трудоголик блять. Пошли, а то так умрешь за документами, а никто и не поймет, — обиженным тоном, впрочем, не то чтобы он действительно обиделся, говорит Изуна. — Давай, заканчивай, ну. Сколько можно уже? Все работаешь и работаешь. — Изу, — устало выдыхает Тобирама. — Сейчас приду, честно. Иди. Учиха оттягивает правый уголок губ. Недоволен. Но молчит. Сенджу знает, чем ему дается это молчание. Как и сразу определяет его взгляд, чего он хочет. Поэтому он аккуратно убирает кисти, оставляет свитки подсыхать. Если что — завтра свернет. А Изуна смотрит. Как он собирает все, закрывает ящики(параноит, зараза), разминает шею. И бессовестно залипает. И если б не одеяло — подошел бы и обнял. Может, даже поцеловал. Тобирама приобнимает гусеницу–из–одеяла–заткнись–я–злобный–Учиха и ведет его в спальню. Переодевается, ложится рядом с парнем. Вместо того, чтобы доебаться хоть как–то, он просто утыкается носом в шею(кто б знал как Изуна на самом деле любит разницу в росте на 8 см) и сворачивается в клубочек, хотя казалось бы куда еще сильнее. Такой Учиха — спокойный, милый, нежный. Его хочется обнимать, целовать и заворачивать в одеяло всю жизнь. Пока он не превращается в ту же вредную сволочь, расцарапывающую всю спину в порывах страсти. Сволочь, подъебывабщую всех без причин, просто потому что хочется. Хотя Тобирама бы солгал, если бы сказал, что такого Учиху он не любит. Любит. И еще как. Особенно когда он улыбается. Задыхается от руки на своем члене. Спит, вот так, прижавшись к нему в попытке согреться и почувствовать чужую любовь. Кусает губы до крови во время поцелуев, а старший брат потом спрашивает, почему Тобирама так нервничает. В общем, он любит. И осознает это сильнее всего в такие вечера — днем такого еще не случалось — когда Изу, словно беззащитный котенок, жмется к нему, лезет обниматься и говорит, что любит его. Такие приступы любви случаются редко — раз в месяц, может в два. Хотя уж кого, а Изуну беззащитным не назовешь. Он, может, и не Мадара, но боятся его уж точно не из–за Учихи–старшего. Изуна собственноручно вырезал деревни по приказу, крал и пытал людей. А еще дрался с Тобирамой — на смерть. До нее, кстати, чуть не дошло. Если бы Сенджу ударил чуть–чуть левее.. Впрочем, думать об этом не хотелось. Потому что Изуна здесь. Милый, мерзнущий, свой, живой. Зовет его Торой, кусается, выебывается, даже домогается. Брюнет лениво шевелится под боком, в кольце чужих рук. Перекладывает голову на грудь Сенджу. И смотрит в глаза, что примечательно — Тобирама глаза не отводит, как привык при прямом контакте с Учихами. Где то внутри эта мысль греет Изуну. Доверяет. Он, считавший Учих своими врагами. — Тора, — тянет последнюю гласную парень. — Я тебя люблю. И примащивает голову куда то в район шеи. Даже дыхание чувствуется. Тобираму ведет, от щемящей любви, от желания защищать этого дурака от всего мира(или мир от него — не столь важно). — Я тоже тебя люблю.