Хроники Жемчужной Герцогини. Семь статуэток.

- Давайте, мистер Кендалл, - Хоккинс терял терпение, он лихорадочно расхаживал по палубе, заложив руки за спину. - Ещё быстрее! - Но корабль не может так быстро, - возражал несчастный старпом, делая брови домиком. - Вы видите их корабль? - Иногда, на рассвете. Видимо, ночью они замедляются. - Отлично, - капитан кивнул. - Значит, мы будем плыть и ночью. - Но, капитан, матросы... - попытался возразить мужчина. - Они не смогут так. - Сделайте две смены, - Хоккинс раздражённо взмахнул руками. - Пока одни спят, другие работают. Если понадобится, наберите в ближайшем порту ещё человек двадцать, только в спешном порядке. - Есть, сэр, - мистер Кендалл кивнул и вышел из рубки. Хоккинс, закусив губу, сделал ещё шага вперёд-назад, а потом, не сдержавшись, врезал кулаком по стене. Картина, висевшая рядом, покосилась. Бросив на неё уничтожающий взгляд, капитан подошёл к окну. Где-то внизу плескалось море, а у него из головы не выходили слова Джейн: "Иди похвастайся папочке!". Мерзкая девчонка! Ну ничего, скоро весь этот поток гадостей, что он терпит от неё, будет закончен. Если он не повесит её, то на этот раз точно убьёт. Меж тёмных бровей капитана пролегла складка. Поймать Джейн - это стало его мантрой, его навязчивой идеей. Поймать и повесить. Или убить. Как-то от неё избавиться. Этого хотел губернатор. Этого хотел и Томас. Он хотел, он жаждал повышения, а за Тёрнер это повышение обязательно дадут. Да, сомнений быть не могло - за повешение этой мелкой занозы его обязательно произведут к командоры. И Хоккинс не собирался останавливаться ни перед чем. Маловато матросов, не управиться? Наберём ещё человек двадцать! Корабль не поспевает? Будем плыть на всех парусах! Выйдя из рубки, он окинул хозяйским взглядом палубу, на которой суетилась команда. Каждый что-то делал и по мере своих сил ускорял движение корабля. Все понимали, насколько для капитана важно это - поймать Тёрнер. И каждый был готов ради него поднапрячься. Довольно ухмыльнувшись, Томас зашёл обратно в рубку и вдруг задел носком ботинка какую-то вещицу, она отлетела в угол, громко звякнув по полу. Хоккинс подошёл ближе, нагнулся и взял вещицу тонкими изящными пальцами, поднёс к свету, к глазам, и замер. Это был медальон, обыкновенный медальон, старый, потёртый, помутневший. Надписи, выгравированные на крышке, давно стёрлись от морской соли и пота ладоней. Сжав губы в тонкую полоску, капитан поспешно сунул медальон в ящик стола, где тот и находился обычно. И как он выпал? Неужели Джейн хозяйничала на его корабле? Ясное дело, хозяйничала, она по-другому не умеет, это её стиль, вести себя по-хозяйски. От нетерпения у Хоккинса началась чесотка - руки, пальцы, шея, - всё чесалось. Кончики ушей горели, и он снова чувствовал себя мальчишкой, умиравшим от нетерпения в ожидании очередной развязки дела. Лицо Томаса ничего не выражало, но тело всё равно выдавало нервозность - губы то сжимались в тонкую полоску, то расплывались в хищной усмешке. Пальцы нервно бродили по полкам, переставляя фигурки и книги. Два дня от силы плыть им ещё за этим "Крылатым". Дай Бог, чтобы по пути корабль не попал в какой-нибудь шторм, иначе Хоккинс просто не сдержится и закричит. Слишком часто его преследовали неудачи, слишком часто ничего не получалось. Слишком часто Джейн обводила его вокруг пальца. Ночью капитану, конечно же, не спалось. Он вертелся на холодных простынях в своей рубке, слушая гогот и тихие, приглушённые голоса матросов, смотря на огни фонарей, свисающих с кормы. Свет луны, бледный и болезненный, бросал луч на его кровать, и Томас невольно вперился в него взглядом, как будто бы это могло отвлечь его от его мыслей. На какое-то время и правда получилось не думать, но затем образы всё равно полезли в его голову. Хоккинс представлял, как схватит Тёрнер, как его солдаты окружат её, и ей некуда будет деться... Её команду он тоже повесит, слишком много они позволяли себе издеваться над ним! И вот, когда эти шестеро будут повешены, они будут висеть в Порт-Ройяле, или в Токио, да хоть в Иерусалиме, так вот, когда они будут повешены, он, наконец, успокоится. Специально погрузит их с собой на корабль, чтобы показать губернатору их мёртвые тела, а затем... Хоккинс даже закусывал губу от переполнявших его эмоций - затем ему, наконец, дадут звание командора! Пять лет на службе, ещё четыре года в академии и детство, проведённое за книгами, не пройдут даром, он точно это знал. Однажды он получит награду за все свои труды, за все свои лишения, за все свои старания. Однажды... - Русалки! - с палубы послышались удивлённые вскрики матроса. - Ты посмотри, русалки! Постепенно охватывающую его дрёму как рукой сняло. Наспех накинув рубашку и заправив её в простые штаны, капитан выбежал на палубу, освещаемую фонарями. Матросы, вся дежурившая половина команды, приникла к борту и смотрела куда-то вниз. - Тебе, наверное, показалось, - насмешливо сказал Джон, похлопывая товарища, поднявшего шум, по плечу. - Выпил за ужином больше обычного, вот и померещилось. - А я говорю, я точно видел! - свирепствовал Эйдан. - Такая красивая, с хвостом... - И зелёными волосами, - насмешливо заметил Жак. - Нет, с белыми, - поправил его матрос. - И у неё было прекрасное молочное лицо и... - Молочное лицо? Она провела под водой несколько десятков лет, у неё должна быть бледная кожа! - возразил Джек. - А я говорю, белая, - упирался Эйдан. - Может, свет фонаря так падал, да только... - Ну хватит, - пресёк их споры Хоккинс. - Русалок не бывает, и вы это все прекрасно знаете. Я понимаю, что верить в сверхъестественное - занятие неимоверно приятное, все эти призраки, русалки, духи, но мы с вами англичане и серьёзные люди и давайте... За бортом послышался громкий всплеск, и все, включая капитана, опустили головы. Из-под воды выглядывал человек. Его длинные мокрые волосы струились по плечам, а свет фонаря отбрасывал отблески пламени на блестящую от влаги кожу. - Я же говорил! - завопил Эйдан, тыча пальцем. - Человек за бортом, - Хоккинс подошёл к шлюпкам. - Спустите меня, нельзя оставлять его там. - Но капитан, это же русалка, он вас утащит... - возразил Эйдан, но тот лишь отмахнулся со словами: "Я не верю в эти россказни." Тут же подготовили сооружение, похожее на большие качели, Томас встал на балку, матросы покрутили какие-то рычаги, и капитан приблизился к воде. - Хватайтесь за руку! - крикнул он, протягивая левую руку, правой правой держась за канат. Человек, издав какой-то непонятный звук, на время исчез под водой, а затем его голова вынырнула совсем близко к Хоккинсу. Это была красивая, юная девушка. На её тонком, словно вырезанном из кости личике читалась какая-то странная ухмылка. Она протянула капитану руку, и Томас задохнулся от тысячелетнего холода, который коснулся его кожи. Ещё одна секунда, сильный рывок - и он оказался под водой. Холод вышиб весь воздух из лёгких, перед глазами всё расплывалось, и только какие-то странные звуки, похожие на заунывную песню, звучали под всей гладью моря. Над водой слышались растерянные и испуганные крики матросов. Капитан вгляделся в лицо человека, дёрнувшего его за руку. Да, красивое тонкое личико, без сомнения девушка. Взгляд Томаса скользнул по ключицам и торсу, и ниже, туда, где в темноту подводного мира уходил длинный чешуйчатый хвост. Глаза Хоккинса расширились, он беззвучно закричал, подавился водой, попытался поднять голову над поверхностью моря, но русалка зашипела и вцепилась в его руку когтями, не давая поднять головы. Она потянула Томаса ниже, и тут в его воспалённом мозгу вспыхнули картинки. Он вспомнил слова старого Уилла, рассказывавшего сказки о русалках, утаскивающих моряков под воду. В детстве он всегда верил в эти легенды и вместе со всеми боялся их, кричал и визжал, когда старик говорил о несчастных, утопленных русалками. "Никогда не стоит подходить близко к воде, если слышишь русалочью песню или видишь русалку, - говаривал старик. - Всегда стоит держаться подальше. Однажды на нашем судне нашёлся один умалишённый, заверяющий, что женится на русалке, он прыгнул к ней через борт и попытался уговорить её подняться на корабль, но русалка лишь утащила его на дно. Больше мы его не видели..." Хоккинс задёргался, забрыкался, пытаясь высвободить руку, но хватка русалки была не только ужасающе ледяной, но и железной. Он извернулся и ногами ударил русалку в живот, та закричала и ещё сильнее вцепилась в него когтями, утаскивая ещё глубже, в самую тьму. Нечеловеческим усилием Томас попытался всплыть, сделать рывок, но всё было бесполезно - воздух в сжавшихся лёгких кончился, в носу защипало, перед глазами начали плыть круги. Из-за волос, выбившихся из хвостика, было ничего не видно. Русалка пустила в ход вторую руку и теперь тянула ещё сильнее. Куда ему тягаться с ней - у неё вон какой хвост с плавниками. Томас видел круг луны, становящийся всё меньше, губы и конечности онемели. Он думал о чём-то странном, лёгком, и это состояние ему не нравилось. Как будто бы умирать собрался. Но, с другой стороны, а что ещё делать? Он даже шпаги с собой не захватил. В глазах окончательно потемнело, луны видно не было. Мерный плеск русалочьих плавников, редкие попытки дёргать руками и ногами... Где-то послышался приглушённый всплеск - наверное, ещё русалки плывут. Хоккинс закрыл глаза, голова потяжелела, и Томас был готов умереть. Да, жизнью дорожить не следовало. Такой жизнью - точно нет. Очнулся Томас на палубе, весь мокрый, откашливающий горькую от соли воду. Первое, что он увидел - склонённое над ним лицо мистера Кендалла и лицо мистера Вуди, корабельного врача. - Как он? - старпом, видимо, не на шутку переживал за своего капитана. - Дыхание в норме, лишь в лёгких осталось немного воды, это неопасно, - говорил доктор, водя какими-то предметами по обнажённой груди Хоккинса. - Что же вы, капитан, в воду решили сигануть? Поверили русалочьих песням? - Я... я думал, что человек за бортом, я в эти сказочки... не верю, - пробормотал Хоккинс, откашливаясь. - Теперь верите? - поинтересовался дотошный Эйдан. - Уйди отсюда, - зарычал на него мистер Кендалл и оттолкнул ладонью голову матроса. - Глаза бы мои на тебя не смотрели! Какой чёрт тебя дёрнул заорать про русалок? Ты же знаешь, какой у нас капитан... Благородный. - Глупый он, а не благородный, - заметил врач, складывая инструменты в кожаный чемоданчик. - Ничего, напоите своего капитана чаем с бренди, авось оклемается, - и ушёл. Старпом помог Хоккинсу подняться и, причитая, повёл его в рубку. - Обопритесь на меня, вот так, - говорил он, кладя руку Томаса себе на плечо. - Спасибо, я вполне могу идти сам, - отбивался тот, но старпом держал крепко. Мистер Кендалл знал Томаса ещё с двенадцати лет, когда тот впервые пришёл в порт, чтобы покататься на лодочке, изображая корабль. Мистер Кендалл помог Томасу соорудить парус, а затем научил всему, что знал сам. Когда юный мистер Хоккинс поступил в Академию, мистер Кендалл регулярно навещал его, проверяя успехи юноши. А когда тому дали корабль, сделался старпомом. Возможно, это многолетняя связь заставляла сейчас мистера Кендалла суетиться вокруг промокшего молодого человека, доставая ему из шкафа сухую рубашку, штаны и плед и готовя при этом чай на камбузе. А может, обыкновенная любовь помешала старпому уйти спать в такую позднюю ночь. Сделав всё, как велел врач, уложив Томаса в тёплую постель, мистер Кендалл, наконец успокоился. Проверив температуру лба молодого человека, спросив, не нужно ли ему ещё чего, он, наконец, удалился на палубу - нести вахту. Как только он ушёл, Хоккинс задумался. Проваливаясь в сон, он со странной смесью страха и восхищения вспоминал круг луны под водной рябью, холодные пальцы русалки и её огромный хвост. Не привиделось ли ему всё это? Да нет же, вот, на левом предплечье царапины, заботливо обработанные старпомом. С ума сойти! Рассказать кому - не поверят! А может, лучше и не стоит, ведь каждый мальчишка знает, что к русалкам подходить нельзя, и лишь у него хватило самонадеянности решить, что всё это - просто сказки. Да, пожалуй, об этом происшествии стоит молчать, лучше подождать чего-то более значимого, чего-то такого, от чего восхитятся все. К примеру, поймать уже наконец эту Тёрнер и повесить к чертям собачьим. Уверившись в этой мысли, капитан провалился в тяжёлый сон.