грозы

снова под дождь, снова в грозу. сохо не смеет наругать, даже если младший его завтра проснётся с простудой, не смеет высказать, да и нечего. не найдётся в мире того, кому будет в чём хвануна упрекнуть. все любят, всем нужен, а ему нужен лишь единственный человек. и даже не догадывается, что тот в нём пуще утреннего кофе с привкусом недоспевшего банана нуждается, пуще вечерних гроз. только в грозы хо может работать и только с хвануном. у ли в глазах темнеет от волнения, в дрожь кидает, такую из раза в раз дикую. грудную клетку наружу выворачивает, заходится тахикардией в унисон с уном. тем, что далеко, в поле за домом, лежит на траве, глазами хлопает, не позволяя тяжёлым каплям его даже на время ослепить. небо за облаками наверняка горит. и душа. столько раз уж воспламенялась и фениксом возрождалась из пепла вновь, а хвану так хочется, чтобы когда-нибудь пеплом стать на века. дьявольскую его улыбку сохо за милю чувствует и сам улыбается, мажет кистью по холсту без малейшего понятия об ожидаемом конечном результате. осточертели ли ему такие вечера? нисколько. лишь боязно, что не раздастся привычный скрип дверных петель, влажный заряженный молниями петрикор не заполнит углы комнат, хлюпающими шажками подступаясь все ближе к старшему. всë это сразу после того, как стихает дождь, прекращает на фоне тарабанить в окна, глуша музыку из старенького плеера. но хванун возвращается и это в очередной раз происходит. сохо не прятал никогда в такие мгновения улыбку, олицетворяющую долгожданное спокойствие. он с заботой целует в лоб, позволяя до нитки промокнувшему ë к нему крепче обычного прижаться и отправляет под горячий душ. помнится сохо, как был он до чëртиков напуган, когда впервые при нём хванун раскат грома услышал и подорвался, выбегая наружу почти в панике. бежать за ним было глупостью, ли не догнал, ли всю жизнь не очень парня догоняет, но всё равно для него из кожи вон лезет, изо всех сил старается, пытается понять, не утонув случайно в тех глазах, в которых ответы полжизни уж ищет. если бы мать в очередной раз руку подняла, ë тогда бы выбежал, коль только под грозой мальчик когда-то мог спрятаться. под деревьями, в стогах сена. дожди да молнии под совершеннолетие стали роднее ему той матери. а грозы у них часто, день через день круглый год. и куда бы хванун ни уехал - грозы за ним, солнца тëплого в глаза не видел, у него личное солнце - ли сохо зовут. самое яркое. а ему и достаточно. и как бы ли ни старался - роднее грозы ему для хвана не стать. никому не стать. всë равно убежит, точно в бреду, первую каплю на оконном стекле завидев. ту глубокую трещину в сердце заполнил заряженный дождь, никому более нет там места. так сохо думает, так размышляет. на деле хванун каждому раскату грома отвечает вслух благодарностью за то, что подарил ему солнце, дал возможность душу открыть настежь. научился, только с ним научился. впервые... любовь почувствовал не к явлению, а к человеку. сохо слышит знакомый тихий голосок из ванной даже под шум воды и не вслушиваясь понимает песню. и её значение ему знакомо. «i want you.               cause nothing comes close...» чисто, нисколечки не мимо нот, у хвануна голос кристальный, как из родника. хо пытался на полотне его изобразить, но каждый мазок кистью лишним был. нечего изображать, он ведь прозрачный, взглядом не уловить. почувствовать. «to the way that i need you,                 i wish i can feel your skin,        and i want you...                          from somewhere within.» после этого ë, вероятно, в прострации, сохо знает - на этих строчках его лучше во всех смыслах не трогать. а тот себе и не позволит. страшно лишний раз прикоснуться, вдруг покроется трещинами и рассыпется, как хрусталь. и ведь больше не возродится, сколько ни поджигай - только хуже сделаешь. «i feels like this oceans between you and me                 once again.» несколько дней назад под эти слова ë старшего поцеловал впервые. ощущается это так, словно всю жизнь лишь к этому моменту готовился, но хо тогда проигнорировал. не было больно, с ли больно не бывает. «and we hide your emotions under the surface                  and try to pretend.» хо показалось, младший за дверью ванной тихонечко всхлипнул. но голос остался таким же гладким и без изъяна. «but i feels like this oceans between you and me...» разве что слегка неспокойным. хо чувством вины разразило, как хвана молниями. вины в первую очередь перед собой и своими к ë чувствами. парень выходит, ероша и до того мокрые волосы мягким полотенцем, подходит к старшему, что завис перед картиной. на ней облака чернее души убийцы, ниже поле и молнии. ли чешет затылок, наблюдая, как капли воды стекают по полотну, оставляя разводы. это сделано нарочно, хванун понимает. хванун всё понимает, кроме одного. — дорисуешь там меня, хëн? — спокойно спрашивает младший, обнимая хо осторожно спереди. ë всегда аристократичной аккуратностью отличался, вероятно, рождён он не там и не в то время. ему бы в ангелы. летать выше облаков и молнии пускать в землю. ли хочется взглянуть, как тот летал бы. — дорисую. где-нибудь в небе, — сохо сейчас сделает глупость. а может и нет... может, не глупость. может, глупость эта послужит началом новой главы в их скрытой от посторонних истории. пока ещё такой короткой, но глубокой и насыщенной. тëплой, несмотря на контраст горячего солнца и ледяного, случалось, дождя. ун поднимает невинный взгляд, но тот прячется за челкой. пальцами хо отодвигает её как-то слишком интимно и наклоняется, так близко, что у младшего скулы сводит от волнения. чувство почти такое же, какое у сохо, когда тот ждёт свой дождик домой. касание губами мягкое и поначалу почти неощутимое, но хвану достаточно, чтобы свои личные молнии обрушились все поголовно в океан, потянув за собою грозовые облака. в хвануновом сердечке образуется трещинка и для ли, и для всего мира. последний объясняется без слов, младший с него тогдашнего пример не берёт, не игнорирует, в этом поцелуе проявляет всё до последней капли. кто-то из них боковым взглядом подмечает, как за окном светлеет, расходятся облака, и за ними небо по правде в огне, как и представлялось. и душа созвучно с небом этим воспламеняется вновь, а уну перехотелось, чтобы та пеплом ставала. пепел тот со всех уголков соскребается и ещё красивей рóдится, чем в прошлые разы. сохо недалеко отстраняется и смотрит в глаза, лишь теперь ë читается, как открытая книга. в них опять же молнии вместо бликов, но сдаётся хо, раньше точно были они серыми под цвет тех туч, сейчас - голубые, сверкают на закатном солнышке. — опасно тебе в глаза смотреть, когда ты близко... — хван кусает губы, терзая старые ранки. — кто бы говорил. — самый сильный ливень солнце не потушит, а вот солнце сквозь густые и тëмные тучи пробиться способно, как видится. — это как же... я заменил тебе грозу? — ты мне всего роднее. даже грозы.