Бывалые

      Третий Рейх несколько часов сидел в одном положении, прежде, чем решил подняться. На самом деле вставать ему совсем не хотелось, но в комнату могли зайти. Пустой взгляд упал на свои же бледные руки, сжимающие чужую ладонь. Что подумают другие, увидев его, сидящего в таком положении? Немец едва слышно хмыкнул. По правде говоря ему было уже совсем наплевать на мнение других, но... Голубые глаза отрешённо покосились на перебинтованную голову, мирно покоящуюся на плоской подушке. Рейху хватило секунды и нацист быстро отвёл взгляд, сглотнув ком. Это он виноват в том, что Союз лежит здесь, он виноват в том, что коммунист в таком состоянии. Третий беспомощно зажмурился. Если бы он только не потерял контроль! Если бы его не занесло, то всё было бы в порядке, Союз бы не пострадал! Повезло ещё, что КИ освободился раньше, чем он пробил коммунисту череп.       Не решаясь думать о том, что было бы, если бы КИ не вырубил его, Рейх уложил тёплую ладонь СССР на кровать и резко поднялся со стула. Затёкшие ноги напомнили о себе, поэтому нацист выпрямился не сразу. За окном, к которому направился Третий, во всю шёл снег. Едва можно было заметить очертания домов и огни фонарей через белую стену крупного снегопада. Нацист уже и не помнил, когда видел такую погоду в последний раз. Наверное тогда, когда уезжал отсюда много лет назад. В тот раз он и не думал, что вернётся сюда снова, но чтобы всё обернулось так, чтобы они с Союзом... Рейх отрешённо выдохнул. Такого исхода он и представить не мог. Ещё немного посмотрев в одну точку, немец вдруг сжал края белоснежного подоконника с такой силой, что несчастная пластмасса погнулась, а его костяшки побелели. Почему всё случилось именно так? Почему они встретились только сейчас, когда Рейх всё чаще теряет контроль!? Почему? ПОЧЕМУ?       Вдруг позади раздался скрип двери, заставивший нациста резко ослабить хватку. — О, — удивлённо произнёс знакомый голос.       Третий повернул голову, наблюдая за тем, как КИ прикрывает дверь. — А я думал, что ты уже давно ушёл. — Задержался ненадолго, — безэмоционально отозвался нацист. — Хотел забежать сюда напоследок.       Италия покосился на СССР, а следом на своего союзника, уже успевшего отвернуться к окну. — По правде говоря, я искал тебя и думал, что ты будешь в палате ЯИ, а ты здесь... — невесело усмехнулся КИ. — Китай сказал, что Япония уже даже смог прийти в себя.. Правда, минут на десять... — Зачем я тебе? — разглядывая идущих снизу прохожих, хмурился Рейх. — Хотел попрощаться, — поджал губу итальянец.       Рейх развернулся и подошёл к нему, хмуро глядя в глаза. КИ вопросительно приподнял брови, но Третий сразу же протянул ему ладонь. Италия улыбнулся и пожал её, приобняв нациста. — Спасибо, что не выдал меня, — легонько похлопал его по спине слегка растерянный немец. — Да будет тебе, — посмотрел на него КИ. — Смотри, чтобы не повторилось так же, как с ЯИ. — Не повторится, — взглянул на Союза Рейх. — Я уже и так натворил дел. С меня хватит. — Надеюсь на тебя, — подошёл к двери КИ. — Раз у тебя всё в порядке, то я пожалуй пойду. Не буду отвлекать. — Да, — заставил себя отвести взгляд от СССР и натянуто улыбнуться немец. — Я тоже скоро пойду.       Стоило КИ покинуть палату, как улыбка разом пропала с лица Третьего. Приблизившись к кровати, Рейх нагнулся, едва касаясь своим лбом лба коммуниста. — Я надеюсь, что ты поймёшь меня и не будешь делать глупостей. Я угроза для тебя. Так будет лучше.       С трудом открыв глаза и медленно моргнув, коммунист не сразу понял, где он и что произошло. Щурясь и смутно вспоминая последние события, Союз приложил руку к опухшему носу и попытался выдохнуть как можно ровнее. Облизал сухие губы. Страшно хотелось пить, голова раскалывалась, во всём теле было погано и муторно. Он уже и не надеялся, что снова откроет глаза. — Что? Очнулся наконец-то? — раздался слева голос, от которого русский вздрогнул.       Резко повернув голову в сторону окна, СССР приподнялся на локтях. Перед ним стоял США, весело ухмыляясь. — Я уже думал, что ты не проснёшься, — протянул как ни в чём не бывало американец, опираясь руками на погнутый подоконник. — Не дождёшься, — слабо откашливаясь, нахмурился Союз.       Америка ещё больше ухмыльнулся, наблюдая за ним. — Что ты тут забыл? — не сводя с него глаз, опустился на подушку коммунист, осторожно приложив ладонь к перебинтованному затылку. — Наслышан про то, что тут творилось, пока меня не было, — произнёс американец. — Когда очнулся, сначала даже не поверил в рассказанное, а потом увидел здесь тебя с опухшим носом, — США обвёл глазами потолок. — Наворотил же ты дел... — Вот так заявление, — отозвался СССР. — Не забывай, с кого всё это началось. — С идиота, который обозлился на весь мир настолько, что сошёл с ума? — приподнял брови Америка. — В этом нет моей вины. — Как и моей, — ответил Союз. — Если ты наслышан обо всём, значит знаешь, что я с самого начала не хотел в этом участвовать и уж тем более спасать твою задницу. — Знаю, — согласился американец, отойдя от окна. — Поэтому я здесь. — Чтобы поиздеваться? — посмотрел на него исподлобья коммунист. — Чтобы сказать спасибо, — резко переменился в лице США, протянув ему руку. — Работать в паре с врагом, стать бывалым, потерять всё и в итоге оказаться на больничной койке... Несмотря на то, что мы с тобой друг друга ненавидим, это для меня многое значит.       Коммунист потупился и посмотрел на его ладонь, потом сообразил, что означает этот жест, однако не спешил пожимать её. — Так сильно досталось? — уставился на него и поморщился СССР. — Чтобы ты.. и извинялся? — Думай, как знаешь, — усмехнулся Америка, одёрнув ладонь. — Я своё сказал. Конечно для меня ты больше не представляешь угрозы, но как-то обидно праздновать поражение главного соперника, когда он развалился окончательно, пока я лежал без сознания. — Не нужно делать вид, что тебе не на руку моё отстранение, — резко отозвался Союз. — Как бы ты не игрался и не изображал сострадание, я прекрасно знаю, что у тебя его нет. — Мой дорогой друг, — невозмутимо произнёс американец. — За столько лет правления ты так и не понял, что всё наше существование — одна большая игра. И чтобы в ней победить, нужно применять всевозможные методы, даже если они не всегда тебя устраивают. Та тактика, которой ты пользовался от начала и до своего конца, не могла играть на твоей стороне вечно. Посмотри на меня: я старше тебя, умнее, опытнее и уж точно знаю, о чём говорю. Именно поэтому я всё ещё здесь и большинство играет в эту игру по моим правилам, по правилам, которые создал я. — Россия никогда не будет играть по твоим правилам, — усмехнулся коммунист, приподнявшись и сжав одеяло с такой силой, что ногти впились в ладони через ткань. — Да, — согласился США. — Ты хорошо его натренировал, но надолго ли это? — Надолго, — сухо ответил СССР. — Можешь не сомневаться.       Американец вздохнул, проведя рукой по волосам, убирая лишние волосы со лба, а Союз вытянул ноги, разглядывая их. Продолжать спор просто не было смысла, да и коммунисту не хотелось его продолжать. Какой от него толк? СССР перевёл взгляд на США, который напряжённо о чём-то размышлял. Раздражение потихоньку сходило на нет, поэтому безмятежная тишина продлилась недолго. — Что теперь будет с ЯИ? — поинтересовался коммунист. — ЯИ был сослан к себе на родину под арест, как и все бывалые с последними стадиями, — скрестил руки на груди США.       И тут у коммуниста резко спёрло дыхание. Рейх! Что с ним? Где он? Немец ведь тоже обезумел! Вцепившись руками в покрывало с новой силой, Союз попытался придать себе более спокойный вид и посмотрел на американца. Нельзя, чтобы США заметил его беспокойство. — Что насчёт КИ и Третьего? — Они вернулись к себе на родину сразу после того, как всё закончилось, — ответил Америка, не сводя с него глаз. — Что? — вырвалось у СССР. — Что? — вопросительно посмотрел на него США. — Подожди, — тряхнул больной головой коммунист. — Какая родина? Неужели... — Что это с тобой? — нахмурился американец. — Что КИ, что Третий Рейх уехали спустя сутки после всего, что случилось. Они оба настояли на своём отъезде, что было ожидаемо. Что им здесь делать? Эта история не отменяет прошлого. Тебе наверное нужно отдохнуть, ты ещё не совсем в себе.       Союз взялся за голову. Сказанное вызвало резкую боль в затылке, словно его снова огрели по голове, но на этот раз не руками, а дубиной с гвоздями. Уехали? Спустя сутки? Настояли на отъезде? Коммунист сразу понял, что американец не знает про состояние Рейха, а если не знает он, не знает и Совет. По всей видимости КИ не выдал его, но тогда почему... — Сколько я был без сознания? — бегая глазами по комнате, спросил Союз. — Четыре дня, — ответил США, подойдя к двери. — Как-то странно ты реагируешь на их отъезд. Неужели настолько понравилось работать в паре с Третьим?       Союз исподлобья посмотрел на него. Он никогда не сомневался в интуитивных способностях США, но сейчас ему было совершенно не до них. И как бы не хотелось послать Америку к чёрту вместе с его вопросами, которые едко въедались под кожу, словно яд, коммунисту нужно изобразить ненависть. Это не показалось ему чем-то особо сложным, если учесть тот факт, кто стоит перед ним. — Не неси чушь! — огрызнулся Союз, собрав в эти слова всю злость, что он испытывал к США.       Америка хмыкнул, словно дослушал какой-то занимательный рассказ, но по его лицу было понятно, что реакция Союза его удовлетворила. СССР же продолжал исподлобья смотреть на него, мысленно умоляя о том, чтобы он ушёл и оставил его одного. Долго умолять не пришлось. — Я пойду, — взялся за дверную ручку Америка после недолгого молчания. — После такого отпуска мне нужно вернуться к работе. Я предупрежу врача, что ты пришёл в себя.       Стоило Америке выйти, как СССР рухнул на кровать, прикрыв лицо руками. Рейх уехал. Оставил его одного. Наверное после того, что случилось, он посчитал, что так будет лучше, но неужели ПОСЛЕ ВСЕГО он даже не удосужился узнать мнение самого коммуниста!? Снова решил всё за него! Повернувшись к окну, Союз болезненно зажмурился. Больше, чем тело, у него ныло внутри. Он ведь обещал, что не исчезнет. Он обещал...       Март разгулялся на славу. Солнце распалялось, превращая снег в липкую массу, а липкая масса создавала лужи. Вонзив лопату в огромный сугроб, собранный им за несколько часов, коммунист открыл массивную дверь, выйдя за пределы двора. Сняв с голову шапку, Союз потёр лоб, утирая набежавший пот, и посмотрел на небо. Солнце слепило хмурые глаза. Порывшись в карманах пальто, он достал ключи, хлопнул дверью с такой силой, что почтовый ящик опасно покачнулся, а стопка газет за несколько недель вывалилась и рассыпалась. СССР не обратил на них внимания, запер дверь и направился вдоль дороги. Коммунист совсем не смотрел за дорогой и понятия не имел, куда он идёт. Ноги просто сами вели его, вели подальше от дома.       После его выписки из больницы прошло уже почти пять месяцев. Первое время он не терял надежды в попытках найти Третьего. Отправившись к нему на родину сразу же после выписки, коммунист приехал к дому Рейха. Только бы увидеть, поговорить, вернуть его... но там Союза встретил лишь опустевший дом, без вещей и мебели. Не было Рейха и остальных частях города. Более того, ни КИ, ни кто-либо из стран не знал, где он и куда пропал. Сколько бы Союз не гнался за ним, Третий Рейх исчез, исчез без следа. Прошёл месяц, за ним следующий и СССР потерял надежду, надежду на то, что он вообще ещё хоть раз сможет увидеть его, услышать о нём хоть что-нибудь, надежду на то, что Рейх вернётся. Одно время Союзу даже начало казаться, что его никогда и не было, что Третий, тот Третий, которого он запомнил, был плодом его больного воображения.       С тех пор коммунист практически не выходил из дома. Четыре стены и двор стали его постоянным местом обитания. Лишь иногда он выходил пройтись, чаще ночью, когда дом особенно давил на него. Давила собственная спальня и всё, что произошло в ней, давил дурацкий шкаф, чью расчищенную от вещей сторону Союз так и не тронул. Коммунист перестал отвечать на звонки, просто потому-что не хотел, не видел смысла. Не решился на покупку нового радио. Зачем оно ему теперь? Если уж и сходить с ума, то в тишине. Книги СССР тоже забросил. Вот и сейчас коммунист не понимал, зачем расчистил двор от снега. Ему было глубоко наплевать, что на снег, что на двор.       Потирая давно небритую щёку, обдуваемую лёгким морозом, Союз пощупал нос. Первое время после больницы ему было затруднительно дышать, но сейчас он был полностью здоров. Физически, но не морально... внутри он был разбит. Вдруг в голову словно ударила молния. Союз помотал головой. Его память, очевидно, предпочитала, чтобы он не совался в неё, и он был с ней согласен. Свернув в непонятном направлении, коммунист остановился и прикурил. Хотелось просто исчезнуть. Только бы больше не думать, не вспоминать, не чувствовать. Он устал понимать, устал гнаться, не разбирая дороги. За чем он гнался? Всё чаще коммунисту казалось, что он просто придумал у себя в голове этот образ, в который в итоге поверил. Устал спрашивать себя раз за разом: Почему? Хоть он и знал ответ наизусть, но... Почему так? Не оставив даже записки. Он устал надеяться на то, что что-нибудь изменится. Устал отрицать то, что потерял всё.       Квартал за кварталом и Союз снова оказался на той самой пустынной детской площадке. Осмотревшись, взгляд коммуниста остановился на старых качелях, на которых уже кто-то сидел. Коммунист без интереса посмотрел на неизвестного. Нет, он не расстроился. Ему было всё равно. Ему не было дела как до этой улицы, так и до этих качелей. Выдохнув и уже было развернувшись, СССР вдруг пронзила ещё одна невидимая молния, от которой его передёрнуло. В голове зазвенело, словно в ней поселился будильник. Коммунист нахмурился и резко обернулся, остро вглядываясь в спину сидевшего, находившегося в десяти метрах от него. До боли знакомыми были ему это пальто и тёмные волосы, отросшие чуть ниже шеи. Внезапно ноги стали словно ватными. Союз замер на месте, потирая глаза и не веря в увиденное. Этого не может быть. Может он сходит с ума и ему мерещится? Ему просто хотелось видеть в этом человеке Рейха. Даже если так, он должен убедиться, что это просто галлюцинация. Заставив себя сдвинуться с места, коммунист стремительно направился к качелям, то и дело проваливаясь сапогами в сугробы.       Мужчина, сидевший на потрёпанных временем качелях, прислушался к посторонним звукам и резко обернулся, встретившись глазами с схватившимся за железную опору качелей, запыхавшимся Союзом. СССР остановился и замер на месте, забыв про отдышку. Без всяких сомнений: это был никто иной, как Третий. Всё же глаза его не обманули. Коммунист не мог поверить, спустя столько времени, спустя столько поисков Рейх оказался здесь, сидел и смотрел на него перепуганными глазами. — Союз... — едва успел произнести и подняться с места немец, от чего СССР в страхе дёрнулся. — Так ты мне не мерещишься? — отлепившись от опоры и встав напротив, то ли удивлённо, то ли обречённо спросил коммунист.       Нацист отвёл отрешённый взгляд и приложил руку к шее, потирая. — Ответь, — с болью в голосе попросил СССР. — Это правда ты? — Я, — поджал губу Третий. — Но.. почему? — вдруг не выдержал и упал на колени коммунист.       Выдержка пропала, словно её никогда и не было. Всё, что слышал до этого коммунист, будто замерло вместе с ним. Союз не слышал ни птиц, ни проезжающих изредка машин, даже звон, который разносился в собственной голове, стих, сменяясь на бесконечные "почему". — Союз, — перепуганный нацист опустился напротив, всматриваясь в него. — Почему ты ушёл? — выкрикнул коммунист, вцепившись в рукав Третьего, боясь, что тот снова исчезнет, растает, как и этот мартовский снег. — Ты бросил меня, снова! Бросил одного, после всего, что было! Ты же обещал мне, что больше не исчезнешь! Почему после всех моих поисков ты просто сидишь здесь!?       СССР уронил голову, заскулив. По спине прошла новая волна дрожи. Ещё год назад он бы никогда не подумал, что будет выглядеть настолько жалко, но сейчас ему было на это глубоко наплевать. С другой стороны, что ещё ему оставалось? Вся горечь и тоска вырывались наружу, затмевая всё остальное. Третий медленно вытянул дрожащую руку и осторожно приложил её на плечо коммуниста, притягивая к себе. Союз дрогнул, но не сопротивлялся, утыкаясь головой в плечо немца, вдыхая его. — Потому что я не могу иначе, — умоляюще произнёс нацист. — Ты ведь мог умереть, умереть от моей руки. Что было бы, если бы КИ не остановил меня? Я бы убил тебя. И как бы я жил после этого? Я опасен! Так будет лучше... — Если для тебя так лучше, то лучше бы ты меня убил! — собрав в себе последние силы, поднял голову СССР. — Зачем мне жить, зная, что ты снова бросил меня, даже не спросив, хочу ли я этого!? У меня не осталось ничего! Сколько ещё мне страдать? Зачем мне вообще существовать? — Союз, пожалуйста, — задрожав, не выдержал Третий. — Не говори так! — Ты уехал, не оставив мне даже записки! Ты бросил меня, снова! А я снова искал тебя, гнался за тобой, словно брошенный пёс...       Отпустив Третьего, Союз откинулся назад, глядя на небо и отрешённо продолжив: — Ты ведь даже ни разу не объявился и не узнал, что со мной. Неужели для тебя всё было настолько просто? — Прекрати! — выкрикнул нацист, повалив коммуниста на пол и яростно нависнув над ним. — Просто? Я никуда отсюда не уезжал! И не собирался уезжать! Я знал, что ты поедешь за мной, поэтому оставаться на родине не было смысла! Я забрал свои вещи и вернулся сюда! Не смей говорить мне, что я тебя бросил и не узнавал, что с тобой! Я даже поселился рядом, лишь бы знать, что ты жив и здоров! Я наблюдал за тобой и за твоим домом все эти месяцы! Скрывался, словно меня преследуют, лишь бы ты меня не заметил! Тогда я думал, что так будет лучше, но я никак не ожидал, что мне будет так плохо без тебя! Не ты один страдаешь всё это время! Думаешь, что я не хотел вернуться!? Не хотел появиться на твоём пороге и поговорить, вернуть всё!? Да я каждый раз вспоминаю всё то, что было между нами, стоит мне пройти возле твоего дома. Не прошло ещё ни дня, чтобы я не думал о тебе, но только я хочу постучать в твою дверь, как в моей голове сразу же всплывает твоя разбитая голова на больничной койке, напоминая мне о том, что я наделал!       Рейх замолчал, переводя дыхание, а ошарашенный Союз не сводил с него глаз. — Что? — выкрикнул Третий, сердито посмотрев на него. — Всё ещё думаешь, что мне на тебя наплевать!?       И тут коммунист обхватил его за спину, притягивая немца к себе, перехватывая раскрасневшиеся от мороза губы в поцелуй. Третий не сопротивлялся, сразу же ответив, обхватывая тёплыми ладонями щёки Союза. СССР крепче обнял его, словно убеждая себя в том, что это не сон, что Рейх и правда здесь, его Рейх, которого он так долго искал. Неужели после всего, что случилось, он и правда здесь, касается его, целует так же жадно, как и сам Союз, стараясь заполнить этим каждую секунду, что они провели по разные стороны. Усаживаясь на заснеженную землю и едва разорвав поцелуй, СССР прижал Третьего к себе. Рейх никуда не уезжал, он был рядом всё это время, а Союз настолько погряз в себе, что даже ни разу его не заметил.       Лишь одним ржавым качелям известно, сколько они просидели на одном месте, в объятиях друг друга. Они просто сидели, ничего не говоря, заполняя друг другом то одиночество, что съедало их все эти дни. Но стоило солнцу приблизиться к горизонту, как первым заговорил Рейх: — Плохо у меня получилось прятаться... — Думаешь? — саркастично поинтересовался Союз, посмотрев на него. — Почему ты вдруг решил выйти из дома днём? Всегда ведь только ночью выходил, — прижался к нему Третий, укладывая голову на грудь. — А ты и правда следил за мной, — усмехнулся коммунист, зарываясь в растрёпанных волосах и рассматривая его, не в силах наглядеться. Глаза скучали по нему. — Сам не знаю. Просто захотелось пройтись. И хорошо, что вышел, иначе чёрт знает, чем бы всё это закончилось. — Что теперь делать? — поражённо выдохнул, глядя перед собой Рейх. — Теперь, раз уж я всё-таки тебя нашёл, мы будем учитывать и моё мнение тоже, — произнёс Союз. — Ты ведь понимаешь, что я тебя не отпущу. — Союз... — поднял голову Рейх. — Ты ведь и сам понимаешь, что я не хочу уходить, но я должен! — Хоть раз... можешь сделать то, что хочешь, а не то, что должен? — Я хочу остаться, — обречённо зажмурился Третий. — Хочу просыпаться и засыпать с тобой в одной кровати, хочу касаться тебя, хочу целовать тебя, хочу... но болезнь... — Болезнь-болезнь... — выдохнул коммунист, взяв его за руки. — Что ты опасен и что я могу пострадать от твоей руки, я уже слышал. И меня это не останавливает. Почему тогда это останавливает тебя? В конце концов не забывай, что я теперь тоже бывалый и тоже могу сойти с ума. Поверь, я страдаю намного больше от твоих решений, нежели от твоих кулаков, так же, как страдаешь и ты, — Союз аккуратно убрал со лба нациста лишнюю прядь. — Я умоляю тебя, останься и больше я никогда не допущу, чтобы ты потерял контроль! По крайней мере, до тех пор, пока я сам его не потеряю...       Рейх открыл глаза и посмотрел на него. Союз смотрел на немца, все ещё держа его за руки и ожидая ответа. Но что ещё Третий мог ответить? Они и так слишком долго страдали. Коммунист сидел неподвижно. Он не торопил, даже несмотря на то, что отморозил колени, сидя на снегу столько времени. Он готов был сидеть здесь всю ночь, готов пойти на всё, лишь бы снова не потерять то, что снова обрёл.       К его удивлению, ответ Третьего не заставил себя долго ждать. Нацист освободил свои руки и тут же прижался к нему. СССР победно выдохнул, обнимая его. Ответ немца был понятен ему без слов: Рейх останется с ним. — А теперь пойдём домой.       Жаркое солнце опаляло августовское утро. Союз сидел на крыльце дома, сонно потягивая сигарету. Почёсывая взъерошенную голову, СССР потянулся до хруста в спине и громко зевнул: он только проснулся. Вдруг спереди раздался железный грохот двери, нарушая утреннюю тишину. Коммунист прищурился. — Сколько раз я говорил, чтобы ты закрывал дверь в дом, когда куришь? — возмущённо произнёс Третий, приближаясь к нему, размахивая газетой и какой-то бумагой в руке. — Тянет же.       Советы улыбнулся, щурясь от солнечного света. — Проснулся наконец-то, — встал напротив него немец, легонько потрепав непослушные волосы орехового цвета. — Как там у вас, русских, говорится? Танком не разбудишь... — Где ты был? — обхватив нациста за талию и лениво повиснув на нём, спросил Союз. — Прогуляться ходил, — улыбнулся ему Третий. — Заодно ящик проверил. Тебе письмо пришло. — От кого? — СССР тут же выхватил из рук Рейха белый конверт. — От России, — ответил нацист. — А теперь докуривай и пошли завтракать.       Ловко вывернувшись из объятий, Третий зашёл в дом. Союз посмотрел на сигарету и усмехнулся, откинув её в сторону. Поднявшись с лестницы и отряхнувшись, коммунист зашёл в дом и замер, сжимая в руке письмо, вглядываясь в улицу и попутно слушая возню на кухне, отпечатывая в своей памяти это августовское утро. Так он делал почти каждый день, вошло в привычку. Он знал свой дом и двор наизусть, но только спустя много лет для коммуниста всё заиграло новыми красками. Теперь он знал наизусть именно ЭТОТ дом, изучил его, любил всем своим существом и старался запомнить, глубоко внутри боясь, что он снова может всё это потерять. — Долго ещё будешь стоять на месте? — показался из кухни Третий, отвлекая коммуниста от собственный мыслей. — Иду, — тепло улыбнулся ему Союз, прикрывая за собой входную дверь.