Жажда

Вдалеке раздался величественный раскат грома, сравнимый с тем, что творилось на душе у пробирающейся сквозь стволы хвойных деревьев селянки. Её не так волновало приближение дождя как факт того что она наконец вырвалась на свободу, вдали от шумной площади и опостылевших четырех стен. Той комнаты, что стала персональным заключением. Тучи затянули небо темной пеленой, не дав в полной мере раскрыться лучам заката. Слышался хруст веток под ногами, девушка уходила глубже в лес, разрывая подол платья сопротивлением ветвей. Её наряд не подходил для таких прогулок, а по жизни представлялся препятствием к открытию неизведанного. В нем можно лишь коротать дни за пряжей, но не разгуливать вдоль рек и долин, если бы ей позволяли совершать прогулки в гордом одиночестве. Небольшая дорога привела её к подобию поляны, окруженной со всех сторон соснами. Землю окропило усиливавшимся дождем, а девичий пыл утихал с наступлением темноты. Девушке не хотелось возвращаться домой: лес казался единственным местом, где она могла почувствовать чего желала бы на самом деле. Она с рождения пребывала в Валахии но только в то мгновение впервые оказалась в лесу, не видела его со стороны, не наблюдала как мужчины уходят на охоту, а на личном опыте проверила, что представлял из себя шелест трав, хвойный аромат деревьев… и больно бьющие по открытым плечам капли воды. Она сложила руки на груди, чтобы сохранить тепло, и отступила назад к соснам, укрываясь от дождя. Резкий шелест сучьев вывел её из размышлений и заставил обернуться. Непрошеная гостья бросила настороженный взгляд во тьму, но никого не обнаружила. Ни единого очертания, что послужили бы догадке. Лишь в полуобороте ее взгляду явилась возвышавшаяся на голову фигура, оставив неизвестными её черты под покровом ночи. На долю секунды девушку охватило волнение, но не растерявшись, она вышла вперёд и решительно заявила: «Покажись!»  — Вам нравится здесь бывать ночью? — после долгой тишины последовал вопрос, и пропитанный абсолютным безразличием голос поразил до дрожи. Собеседник не спешил раскрывать личность и откликаться на требования, путь доверию преграждала настороженность.  — Будь оно столь часто, — она отозвалась слегка обиженно, тщетно углубившись в изучение незнакомца взглядом.  — Неужто вы не наслышаны о пропажах людей? И не боитесь? В эту ночь, совершенно одна, — в его тонком, насмешливом замечании узнавался горький намёк, которому леди не придала большого значения. Мужчина не предпринимал попыток приблизиться.  — Бояться стоит лишь туманного разума и бесчестно пролитой крови. Она дает безумцам силу, что невозможно удержать… — не впервой ему доводилось слышать подобные изречения от наивных глупцов, слепо блюдущих праведность, преграждающую путь к величию. И встреченная им особа также не вызывала иного чувства чем высокомерное умиление.  — Люди, в покорном шествии за прописными «истинами», на смертном одре готовы думать только о них, но не о жизни, что должна иметь большую ценность. И что тогда можно назвать безумием?! — он неожиданно повысил голос, не понимая ради чего они подобно мотылькам летят на ложный свет, чтобы сгореть, не оставив от себя и следа. Исходя из убеждений и поставленной речи, он решил, что перед ним определенно стояла не простая крестьянка. Их бодрствование ограничено вспахиванием полей и уходом за скотом, но не рассуждениями о бытии. Затишью в диалоге послужила резкость незнакомца в отношении продрогшей девушки. Она не до конца понимала почему он не спешил найти укрытие от непогоды и что привело его туда в такой час.  — Безумие — отречься от своих идей, — несмотря на подрагивающие плечи и плотно прижатые к груди руки, её глаза и голос ощутимо блистали решимостью. Мужчина замер. Его собеседница изначально показала бесстрашие, не убежав, завидев неизвестную ей тень в ночной мгле. И продолжила разговор, поддержав важные для нее устои.  — Именно они вас привели сюда? — уже спокойнее поинтересовался он, обратив внимание на приоткрытые, побледневшие пухлые губы. Одетая подвластно стихии, она не задумывалась о прекращении разговора и возвращении в теплый дом.  — Нежелание оставаться взаперти, — мягко пролепетала беглянка, вновь разжигая в его груди неоднозначный спектр чувств.  — Возьми, — недолго думая, он снял с себя мантию и, подойдя ближе, накинул на её плечи. Тогда ей и удалось разглядеть его хмурое лицо, полное устрашающего равнодушия. И только вблизи, лишь на миг в его глубоких серых глазах промелькнула скрытая печаль. Девушка поправила упавшую на лицо мокрую прядь темных волос и вновь обратила к нему взгляд. Между ними возникло молчание, перебиваемое недовольством дождя и рокотом грома. Тем жестом он почти расположил её к себе, но неутолимое любопытство не давало селянке покоя. Если у мужчины не было недобрых помыслов, в чем причина для сокрытия имени? Закравшееся недоверие не отпускало, мешая открыть тому человеку болезненно сдавленный в неволе внутренний мир. Его вопросы ненадолго приоткрыли эту дверцу, обреченную быть заброшенной. Слова благодарности позабылись в волнении, и когда она дождалась подходящего момента, им не довелось воплотиться в жизнь. Выстрел ружья нарушил планы, громыхнув над их головами. Девушка непроизвольно пригнулась, сердце пропустило громкий удар.  — Каталина! — со стороны выстрела прозвучал уверенный возглас, позвавший её по имени. Он принадлежал знакомому охотнику, с которым она имела честь вести беседы день ото дня. Её нашли, и дрожь прошлась по телу от его неожиданного появления. Каталина выпрямилась, придерживая черную мантию у шеи.  — Ион, ты слегка припозднился, — она предпочла иронию оправданию. И не лишни ли оправдания когда речь идет о свободе? Улыбка промелькнула на её губах.  — Твой отец места себе не находит, а ты удумала пойти в лес? — густые темные брови сомкнулись на переносице охотника. Его ладонь скользнула вдоль руки к плечу Каталины, крепко обхватив его, он повернулся вместе с девушкой убедиться, что зверь не представлял угрозы. К его глубокому удивлению, высокая тень, находившаяся подле Каталины, испарилась словно зловещий туман. Увидев отсутствие незнакомца, она усомнилась в его существовании, как и в реальности сказанного им друг другу. Ткань мантии, немого свидетеля встречи, накрывала её влажные плечи и давала понять, что события перешли границу сна. Иону бросился в глаза разодранный край платья Каталины, но он не приметил на ноге кровоточащих ран, лишь легкие царапины. Это послужило её скоропостижному, безмолвному возвращению под покровительством матерого охотника. Он частично закрывал спутницу от сурового боя капель и прокладывал ей во тьме путь назад. Шаги отдавались хлябанием подошв по сырой земле, и в природной воде незамеченным растворился след крови, смешавшись с грязью. Она явилась домой в сопровождении рослого, облаченного в плащ егеря, внешне внушавшего валахам доверие. Довольно часто он выполнял серьёзного рода поручения, включая нахождение потерявшихся селян. Девушка дрожащей рукой сняла с себя промокшую ткань и отложила на атаманку. Каталина разглядывала бы её безустанно, если бы вниз не спустился отец.  — Янку, — мужчина кивнул в знак благодарности, задерживаясь на ступенях, и Ион встретился с его благочестиво-тоскливым взглядом.  — Епископ, — почтенно склонил голову егерь, добавляя в атмосферу напряжения одним угрюмым видом. Каталина не удостоилась благого приветствия — в глазах отца читался немой укор. Продолжение её не прельщало. Забрав мантию и пересекшись с ним на лестнице, она удалилась в купальню. Ветер рывком миновал ставни окна, подергивая голубой занавес цвета васильков. Грохот небес по-прежнему передавал простым людям гневные послания. Дочь епископа обернулась сероватым льняным полотном, окончив приводить себя в порядок. Локоны её вьющихся волос ниспадали на хрупкие плечи. Вечернее умывание прошло без привычного участия экономки, и пусть привнесло самостоятельности в жизнь, но не должного облегчения. Выйдя из купальни, Каталина, уже будучи в ночной сорочке, бесшумно прошла вдоль стены лестничного проёма. Подробности беседы раскрывались громче.  — Четвёртый за день, — сухо констатировал Ион, — У хвойной чащи. Тварь должно быть плотно полакомилась.  — О, горе нам, — сокрушался епископ, — Анка, бедная Анка… Девушка напряглась от упоминания той, кто ухаживал за ней. Из памяти ещё не успела выветриться картина мертвенно-бледного тела, лежавшего вблизи их дома.  — А пятой могла стать Каталина, — в ужесточившемся тоне егеря был слышен приговор.  — О чем ты толкуешь?! — в испуганном раздражении он спросил, не позволяя другим и мысли допускать о том, что кто-то отнимет у него дочь. Ион Янку помедлил, восстанавливая в голове детали произошедшего.  — Мне удалось взять след, — после тяжкого вздоха продолжил охотник, — Зверь уводил вглубь, подальше от мест где лежали тела. Чем дольше я проходил, сильнее убеждался в том что потерял его из виду. Но услышал Каталину и пришел к ней. Он стоял почти рядом, не оставалось ничего как нажать на курок.  — Он мёртв? — Ион понимал каким был единственный ответ, который успокоил бы отцовское сердце. Но нет.  — В это трудно поверить, но тварь приняла человеческий облик. Или близкий ему. Если бы я только мог взглянуть поближе…я бы решил, что мы имеем дело…не со зверем, — молния сверкнула на небе под аккомпанемент громового грохота. Охотник с сожалением смотрел на епископа, что тот раскусил его и без слов.  — Ты хочешь сказать, что упустил чудовище, способное скрываться среди нас?! — возмутился обыденно спокойный архиерей.  — Он испарился как только я выстрелил, — хладнокровия егерю не занимать.  — Считай, что ты промахнулся, — отец девушки огласил неприятный вердикт тому, кто в жизни никогда не промахивался. — Отыщи эту тварь. И да не оставит нас Бог... Каталина понятия не имела о ком шла речь, но новость её не обрадовала. Она предположила, что разговор каким-то образом касался убийства экономки, и что неизвестный, бродивший по лесу, не остался вдали в этой истории. Разгуливать там опасно, но она уже успела стать её частью, чтобы не подумать о повторном походе.