Дели на два, мистер Пак.

      Сонги усталость чувствует яркую, вену, взбухшую на виске, игнорирует старательно, когда сын заходится в очередной волне плача, а его брат подхватывает, завывая в ответ едва ли не громче. Всю нежность Сонги ветер злости крепкий сдувает, когда он перехватывает маленькое тело удобнее, пытаясь накормить из бутылочки. Малыш только морщит нос красный, так похожий на Чиминов, недовольно.       Отчего-то общность, до этого явная, сегодня не чувствуется совсем. Чимин и Юнги в магазин за самым нужным вдвоем уходят, оставляя Сонги, еще не пришедшего в себя после больницы, дома в одиночестве, заставляя чувствовать жалость к самому себе и ненужность, что с головой захлестывает, не оставляя и капли кислорода жалкой.       Память так кстати подкидывает, что Чимин вообще-то отпуск брал, чтоб с Сонги проводить время в больнице, пока Юнги коротал дни, полные одиночества, с маленьким ребенком на руках. Но это распределение внимания от Чимина поочередное Сонги не нравится; оно неправильным кажется после всех любовных речей альфы об общности и целостности лишь втроем.       Сонги не чувствует себя целым. Сонги нестерпимо хочет курить что-то забористое и крепкое.       — Пожалуйста, успокойтесь, — Сонги слышит, что голос хриплый срывается. — Скоро придет отец и папа, да?       И если со старшей пуговкой все работает — услышав про отца ребенок затихает, то мини-пуговка, недавно появившись на свет, не понимает ничего из слов родителя. Сонги начинает укачивать его, вопреки запретам Юнги, потому что сил смотреть на лицо красное не остается совсем. Сонги тихо всхлипывает сам обессиленный и уставший, с телом, еще болящим и чертовски слабым.       Пуговка дергает за домашние штаны, смотрит открытым взглядом на Сонги, вызывая новый спазм в горле. Омега сглатывает тяжело и силится улыбнуться ребенку, заставляя себя. В замочной скважине проворачивается ключ: Сонги слышит удары собственного обрадованного сердца и запах альфы, перемешанный со сладким ароматом брата.       Омега оборачивается на дверь, ведущую в коридор длинный; Юнги входит в квартиру первый, альфу впуская после с пакетами тяжелыми и пачкой памперсов пухлой. Чимин красный весь, запыхавшийся: в доме какое-то время не работает лифт. Близнец же, вернувшийся в форму после родов, розоволосый и красивый, дышит ровно и спокойно.       Сонги нравятся звуки их дыхания. Стук сердца в груди.       Пуговка рад приходу отца и папы, но попыток слезть с дивана и подползти к ним не предпринимает. Он лишь отпускает ногу Сонги и улыбается ему ярко и беззубо, взывая первый тихий всхлип. И за что его так любят?       — Сонги, что происходит? — спрашивает Чимин и пакеты тяжелые в сторону отбрасывает. У Юнги в руках лишь мороженое тающее. Три порции. — Все нормально?       Чимин в глаза заглядывает пытливо, рукой обнимая содрогающееся в тихом, только набирающей силы плаче. Сонги видит в глазах напротив волнение и испуг, когда Юнги, отложив мороженое в сторону, спешит в объятия общие. И неясным остается, почему: из нежных чувств или страха нового, что любви на него останется меньше. Но руки брата приятно гладят плечо, а поцелуй ласковый в висок пробуждает в груди тепло отрезвляющее.       — Сонги? — спрашивает Чимин увереннее, в голос нажим добавляет тяжелый. Взгляд омеги мечется между партнером нервным и братом, погрустневшим резко.       — Я плох во всем, — отвечает Сонги сипло, утыкаясь в плечо альфы носом. Слабость сковывает. — Я партнер хуже вас. И папа — хуже.       — Эй, — Юнги касается плеча чуть грубее, заставляя в глаза себе заглянуть напуганного и заплаканного Сонги. Тот чувствует расползающуюся боль внизу живота, что продолжается уже несколько дней; врачи заверяют о нормальности данного состояния, несмотря на то, что Сонги почти скулит иногда. Как сейчас.       — Эй, — омега передразнивает брата несмело. Юнги брови сводит на переносице недовольно.       — Что ты выдумал?       — Я ничего не выдумал, это правда, — руки Чимина от чего-то расслабляются на талии Сонги. Мини-пуговка, затихший, вновь недовольно смотрит на Сонги. Хотя, скорее, это Сонги кажется, что этот взгляд неодобрительный. — Я плохой папа.       — Эй, это я уронил мини-пуговку на днях, — в разговор Чимин вклинивается. Сонги между двух огней мечется. — И накормил пуговку открытым вчера пюре.       — А я запаниковал, когда пуговка разбил лоб, — пожимает плечами Юнги. — Ты еще беременный был, но так смело схватил его за руку, успокоил и обработал ранку.       — А я оставил пуговку на креслах в поликлинике, пока покупал кофе, — Чимин Юнги подхватывает, перечислять продолжая. — И его облепили местные обитатели — бабушки.       Юнги улыбается, мягко стукая Чимина по затылку, потому что близнецы впервые историю эту слышат. Альфа тоже тянет губы в ответ, вызывая приступ нежности в груди у Сонги.       — Так что мы стоим друг друга, — близнец плечами пожимает просто, будто все перечисленное — нормально. — Да и ты допускаешь меньше ошибок, чем наш дорогой альфа.       — Мы втроем — прекрасная команда, — подтверждает альфа голосом, смягчающимся на каждой букве.       — Да? — Сонги соглашается неуверенно, пока Юнги смотрит жестко, заставляя повторить твердо. — Да.       Чимин целует Сонги первым, нежно касаясь губами рта, чуть надавливая языком с просьбой открыть. Потом наступает очередь Юнги; Чимин обходится с ним так же мягко и любовно, пока Сонги смотрит, мини-пуговку прижимая к груди. Тот радостно причмокивает губами, глаза прикрывая. Видимо, он тоже не чувствует себя целым, когда родители не втроем.