Фотография — вершина искусства.
Наверное, многие посчитают мои слова громогласными, ведь — опять-таки, по мнению многих — каждое творчество можно удостоить такого звания. Для художника пиком мастерства будет написать натюрморт, точь в точь совпадающий с реальным пейзажем, для музыканта вершиной станет исполнение композиции немыслимой сложности, а для писателя — его новый стих, грамотно сложенный по всем правилам поэтики, или роман, полностью раскрывающий мудрёный характер персонажей. Но для меня своеобразным королём искусства всегда будет именно фотография. И нет, абсолютно не та, о которой вы могли подумать — сейчас под словом «фото» чаще всего подразумевают быстро снятую на телефон картинку, которую можно переслать друзьям в мессенджеры или выложить в социальные сети, дабы получить множество хвалебных комментариев и потешить своё эго. Возможности фотосъёмки намного глубже потребностей современного населения, и лишь единицы, выбивающиеся из общей массы, способны это осознать.***
Я медленно откидываюсь к спинке стула, задумчиво гляжу в потолок и совершаю ещё одну затяжку. Неспеша, напрочь отрекаясь от реального мира и погружаясь в свои мысли, я обвожу взглядом стены своей маленькой фотостудии. Вероятно, вернувшись в то время, когда я был юным, несмышлёным мальчиком, впервые держащим в руках старенький фотоаппарат фирмы «Polaroid», я бы и подумать не мог, что моим местом работы станет столь мрачное и сырое место. Стены здесь уже давно покрыты грибком, а единственным источником света верно служит миниатюрная свеча, уместившаяся на рабочем столе. Она освещает лишь малую часть и без того крохотной комнатки, но я с лёгкостью могу заметить пару маленьких блестящих глаз, непрерывно наблюдающих за мной. Чего уж удивляться — крысы в подвалах совсем не редкость… Однако сейчас я вовсе не расположен к игре в гляделки. После кратковременной паузы пришло время вернуться к главному делу. Даже не докурив, я бросаю сигарету себе под ноги и тут же втаптываю её в пол, тем самым затушив последние тлеющие огоньки. Одним быстрым движением я встаю со старенького, потрёпанного жизнью стула и размашистыми шагами направляюсь ко второй части помещения, плотно закрытой тёмной шторой. С первых же секунд я окунаюсь в море приглушённого красного света, сплошь окутавшего всё пространство. Места здесь ещё меньше, чем в предыдущей комнате: изначально помещение планировалось, как кладовка, но с моей помощью она с лёгкостью превратилась в небольшую тёмную комнату, где снимки обретают свой конечный вид. Я делаю пару небольших шагов и оказываюсь перед несколькими ванночками, в которых и находятся мои недавние работы. Сейчас в них совсем сложно узнать хоть что-то, напоминающее объект съёмки — на мокрой плёнке прослеживаются лишь очертания худого, утонченного тела, которое окрашено в искаженные оттенки. Перед завершением обработки мне предстоит провести последний этап: с помощью нехитрого состава фотография проявит все свои цвета, и я буду готов представить её всему миру. Поочерёдно я заливаю проявитель в небольшие ёмкости, куда и перекладываю свои снимки. Один за другим они быстро теряют все очертания и превращаются в абсолютно чистые листы — в этот момент фотографии словно получают второе дыхание, и мне остаётся лишь трепетно ждать, когда они раскроют себя в абсолютно уникальном, новом облике. С особой трепетностью я отношусь к последнему снимку, находящемуся в самой дальней ёмкости — дрожащими руками я подхватываю край и подношу его на свет, внимательно вглядываясь в изображение. Оно совершенно не похоже на мои другие работы. Бледная кожа, мягкие губы и спокойные, ледяные глаза буквально сводят меня с ума… Хоть фотография и не проявлена до конца, я могу сказать точно — она превосходна. Быстрыми движениями я окунаю последнюю картинку в ёмкость и она, как все её сестрёнки, быстро облачается в девственный, чистый вид. Теперь мне остаётся лишь отсчитывать томительные секунды до того, как мои творения достигнут своей высшей точки великолепия. Внезапный приступ кашля напоминает о том, что организм постоянно требует новую дозу никотина. Что же, придётся ненадолго распрощаться со своими работами и исполнить его желание. Хоть и нехотя, но я оборачиваюсь спиной к маленьким ванночкам и покидаю комнату, одёрнув плотную штору. Красная, насыщенная картинка тут же меняется привычным тусклым освещением, а в левом углу меня вновь встречают две тёмные бусинки, немигающе пялящиеся в одну точку. Машинально повторяя уже знакомые движения, я быстро достаю сигарету из пачки и, зажав её меж зубов, ловко провожу спичкой по коробу. Мимолетной вспышкой пламя освещает мою тесную студию и также мгновенно исчезает, когда я делаю первую затяжку и выпускаю зловонный дым. Так намного легче. Я вновь возвращаюсь в то блаженное, умиротворённое состояние, которое сопровождало меня до просмотра новых работ. Медленно опуская взгляд к сигарете, я стряхиваю пепел и повторяю уже проделанное ранее действие, пока не начинаю чувствовать полное удовлетворение. — Вероятно… — вдруг начинаю говорить я, всё также не отводя взгляд от своей белой, новенькой сигаретки, — ты хочешь узнать, почему я выбрал своей моделью именно тебя? В ответ — молчание. «Но разве это удивительно?» — стало быть, спросит кто-то из вас. Уж точно не стоит ожидать, когда заговорит постепенно истлевающая сигара, или, возможно, та самая чёрная крыса, вечно ведущая наблюдение со своей норки. Нужно быть абсолютным глупцом для того, чтобы надеятся на ответ от кого-то из них — и в этом я полностью соглашусь. Моей сегодняшней целью является не простой бумажный свёрток с никотином или противная тварь с облезшим хвостом — в этот раз объект намного интереснее и необычнее. Я медленно оборачиваюсь назад и тут же встречаюсь взглядом с уже знакомыми холодными карими глазами. Словно маленький зверёк, он продолжает безустанно глядеть на меня, не вымолвив ни слова. — Чонгук… — обращаюсь к нему по имени, — неужели не расслышал вопрос? Кажется, я проговорил его достаточно четко и ясно… И вновь — немое молчание. Похоже, парнишка вовсе не настроен на диалог. — Молчание — знак согласия. Слышал о таком? Не унывая, я продолжаю попытки разговорить бледного юношу, но он всё также непоколебим. Словно мраморная статуя, он застыл, подавая признаки жизни лишь редким морганием и едва заметным движением груди, тяжело вздымающейся от каждого глубоко вздоха. — Ну, значит, хочешь… — непринужденно пожимаю плечами я, совершая затяжку и через несколько секунд выпуская дым. Дабы заставить молодого Чона почувствовать себя комфортнее, я медленно подхожу к кровати и сажусь рядом, обводя взглядом его худощавое тело. — Всё началось ещё с детства, — начинаю рассказ я, упиваясь прекрасным видом оголенного силуэта. — Если память не изменяет, мне было около четырнадцати лет… Вокруг — ученики, рассыпающиеся по сторонам с ворот моей маленькой школы и шустро скачущие по домам. Только представь себе — последний день учёбы! Ты можешь вздохнуть с облегчением, ведь все предметы сданы, а впереди практически целый месяц веселого отдыха и путешествий. На секунду я запинаюсь и вновь возвращаю взгляд к лицу своего собеседника. Его пухлые губы поджаты, брови нахмурены, а тёмные глаза пристально вглядываются в мои, словно ища ответ на какой-то вопрос. Хоть Гук-и и продолжает играть в молчанку, одно я знаю точно — он абсолютно отчетливо слышит всё, что я ему говорю. Я нежно касаюсь его бедра и тут же чувствую, как Чон вздрагивает. Действую я не спеша, стараясь дать юноше возможность привыкнуть к моим холодным рукам. — В тот день я решил сократить путь через парк, — продолжаю говорить, трепетно прощупывая каждую частичку тела парня. — Повсюду была уйма народу: те же дети, что буквально несколько минут назад выбегали из школьных ворот, уже во всю мчали к аттракционам, стараясь занять очередь быстрее остальных. Ученики постарше предпочитали другой вид развлечений: вереница из юношей и девушек выстраивалась вдоль противоположной стороны парка, дабы взять билеты на короткометражное кино. Ну и наконец, самое старшее поколение предпочитало наслаждаться предшествием лета, сидя на стареньких деревянных скамьях. Такую картину я наблюдал изо дня в день, но тогда в парке было нечто особенное… Отбросив церемонии, я быстро огибаю двумя ладонями все укромные уголки, не оставляя в тени ни малейшего участка. С каждым касанием я чувствую, что его тело напряжно так сильно, будто вот-вот ударит меня электрическим током. — Именно тогда я впервые увидел старинную камеру — мне, как ребёнку 21-го века, было сложно представить фотоаппарат в любом другом виде, нежели как маленькое устройство с выдвижным объективом. Но вот, впервые передо мной предстала она — громоздкая красавица на треноге, укрытая, словно шалью, тёмной плотной тканью. Правда, узнал я о том, что эта большая коробка является фотоаппаратом только после того, как попросил у владельца рассказать о ней. Мой вопрос действительно заставил пожилого мужчину обрадоваться — по всей видимости, за целый день ни один прохожий даже не поинтересовался удивительным устройством, стоящим прямо посреди главной площади. Я вновь делаю паузу и наклоняюсь максимально низко над лицом моей любимой модели. Буквально чувствую его рваное дыхание, которое согревает мою щеку… Черт, это так заводит. — Взамен на мою любопытность старичок любезно согласился в мельчайших подробностях поведать мне о принципе работы чудо-камеры. Мало того, мне даже удалось самостоятельно покрутить рычажок для настройки фокуса и увидеть четкое, но перевёрнутое изображение маленькой девочки, скачущей на скакалке. В тот момент это казалось мне чем-то волшебным… Всю фразу я произнёс так тихо, словно старался не перебить едва ли слышный шум от дыхания Чона. Я наслаждаюсь каждым его вздохом, поглаживая вздымающуюся грудь своими тонкими, длинными пальцами… В конце концов чары молодой модели одержали надо мной победу: словно голодный зверь, я жадно впился в его губы и блаженно закрыл глаза, отдавшись своим чувствам. Этот поцелуй нельзя назвать страстным, или, более того, нежным: все действия происходят исключительно с моей стороны, в то время как Чонгук лишь смиренно преподносит свои пухлые, нежные губы, полностью отдавая их под мой контроль. Не переживай, Гук-и, я буду действовать предельно осторожно… Будто играя со своей пассией, я аккуратно прикусываю его нижнюю губу и улыбаюсь, а затем вновь продолжаю поцелуй, чувствуя, как струйка слюны медленно стекает по моему подбородку. В этот момент я прекрасно понимаю — Чон уже готов перейти к следующему этапу. Нехотя отрываясь от мягких, словно мармелад губ, я выпрямляюсь и ещё несколько секунд молча нависаю над оголенным телом юноши, воспроизводя в памяти момент нашего поцелуя вновь и вновь. Наконец, я продолжаю рассказ: — Именно с того момента и началась моя любовь к съёмке. Я долго и усердно копил деньги для того, чтобы осуществить свою заветную мечту: получить ту самую старинную камеру, что так сильно манила меня… Опуская взгляд, я расстегиваю свою ширинку и приспускаю штаны вместе с нижним бельём. В этот момент я не слежу за своей пассией, но знаю точно: всё его внимание приковано лишь к моему возбужденному половому органу. — Но, увы, этой мечте не удалось сбыться так быстро, как мне хотелось, — продолжаю я, обильно смачивая слюной свой член. — Подобные камеры давно потеряли свою популярность и были заменены новыми, более актуальными устройствами, поэтому даже спустя несколько месяцев поисков мне так и не удалось найти ту самую чудную машину из парка. Аккуратно приподнимая его худенькие, длинные ноги, я окидываю взглядом открывшуюся передо мной картину. Даже здесь, в самом укромном месте, у него всё настолько гладко и чисто, будто он точно знал о том, что произойдёт… — Пришлось довольствоваться стареньким плёночным фотоаппаратом «Polaroid», который мне удалось выкупить у хмурого дяденьки на рынке. Конечно, это было совсем не то, что я хотел, но он отлично послужил в качестве первой камеры, благодаря которой мне и удалось обучиться тонкому искусству съёмки. Я медленно подставляю головку члена к дырочке Чона и вновь чувствую, как его тело сжалось от напряжения. — Милый мой, — воркую я, поднимая взгляд к большим, как две Луны, глазам Чонгука, — если ты продолжишь так сильно напрягаться, то почувствуешь боль в три раза сильнее. Мы же не хотим, чтобы тебе было больно? Вопрос скорее риторический, но Чонгук прекрасно понимает, к чему я клоню: отвернув голову, он делает краткий вздох и томно закрывает глаза, практически полностью расслабляя своё тело. — Молодчинка. Не медля, я спокойно проникаю в открывшийся проход и тут же чувствую, как стенки тела молодой модели крепко обхватывают мой орган. Чон не издаёт ни малейшего стона: лишь только учащает дыхание и зажмуривается, скривив свои нежные губы. — Не сдерживай себя… Я знаю, что тебе приятно, — ухмыляюсь я, постепенно продвигаясь дальше. Я буквально ощущаю, как сильно в этот момент Чонгуку хочется кричать со всей силы от удовольствия, но он продолжает строить из себя недоступную и холодную королеву, боясь проявить хоть малейший признак удовлетворения. Ну же, поддайся мне, маленький Гук-и… Зайдя по самые яйца, я на несколько секунд остаюсь в теле своего партнёра, а затем быстро достаю орган из маленькой дырочки, повторяя ту же самую процедуру. Такие действия точно не могут оставить Чонгука равнодушным. — Возвращаясь к теме нашего разговора… — проговариваю я, продолжая проникать в узкую дырочку парня. — В конце концов мне всё же удалось найти ту самую желанную красавицу. Я познакомился с одним молодым человеком, который профессионально занимался фотографией и даже проводил целые съёмки для модных журналов. Кратко рассказав о своей деятельности, он упомянул, что имеет в своей коллекции старинную камеру, которой давно не пользуется и с радостью готов отдать её мне. В этот момент я понял — судьба была благосклонна ко мне. Резко зайдя в промежность юноши, я наконец заставил его издать звук, хоть и отдаленно, но напоминающий возглас: он тут же перевёл его в еле заметное шипение и закрыл рукой рот, всеми силами стараясь не выдать свои реальные ощущения. Такие тщедушные попытки не могли не потешить моё эго: всё же, ему определённо нравится наш секс. — Тогда мне едва ли исполнилось шестнадцать, — продолжаю рассказ я, словно играя со своей пассией и раздвигая его ноги как можно шире, — и я долго думал о том, что же должно стать объектом моего первого снимка. Вариантов была уйма: от ярких, красочных цветков до прытких белочек, шустро прыгающих по веткам деревьев. Однако всё это казалось мне недостаточным… Именно тогда ко мне пришло осознание: я хочу фотографировать людей. Сначала быстрые, затем — снова неспешные и аккуратные движения, будто зафиксированные на камеру в режиме слоу мо. Я точно уверен, что такие манипуляции доведут Гука до предела. — Первой моделью стала моя мать, — проговариваю я в тот момент, когда вновь решаю сделать паузу и медленно вхожу в тело юноши. — Хоть она и была уже немолодой женщиной, я смог отснять превосходный портрет, на котором мама расцвела, словно бутон розы. Эта фотография положила начало моей коллекции. Я провожу рукой по потному, горячему прессу юноши. От моего прикосновения на теле Чонгука остаётся влажная дорожка, и я с гордостью, словно скульптор, любующийся своим творением, наблюдаю за тем, как маленькие капли собираются в единую струйку, стекая к его спине. — После неё были и другие… Я сделал большое количество портретов для своих одноклассников и знакомых, которые с радостью согласились быть моими моделями. Однако в глубине души я ощущал — это вовсе не тот формат, которым я хотел заниматься. Даже во время обычных портретных съёмок я часто засматривался на руки, плечи, ключицы, и даже бедра позирующих… Словно восстанавливая в памяти фрагменты из прошлого, я пронзаю взглядом бедра бледного юноши. — Я понял, что хочу фотографировать тела. Женские, мужские… Со шрамами, родинками, растяжками и прочими особенностями, которые в народе принято считать дефектами — мне было интересно изучить каждую деталь человеческого тела, навсегда запечатлев их на своих снимках. Тело человека по истине прекрасно, Гук-и. С этими словами я вновь ускоряю темп и резко проникаю в уже разработанную дырочку юноши, заставляя его почувствовать невероятное удовольствие и наслаждение. Действо достигает своего пика, и я ощущаю, как мой половой орган начинает пульсировать. — Какими бы необычными не были все мои предыдущие модели… — выдыхая после каждого толчка, произношу я. — Твоё тело… Чонгук… Оно… Я торопливо сглатываю слюну и приковываю взгляд к напряженному личику моей пассии. Он, как и я, уже находиться на грани и вот-вот готовиться излить своё семя. –…Оно идеально, Гук-и! — из последних сил выкрикиваю я, после чего издаю долгий, протяжный стон и кончаю прямо в тело моего юного партнёра. Я чувствую, как всё пространство вокруг члена постепенно заполняется спермой. Когда вся белая жидкость выливается из моего органа, я быстро достаю его наружу и любуюсь тем, как излишки семени плавно выходят из дырочки Чона, оставляя мокрые, вязкие пятна на грязном белье. Несмотря на всю безэмоциональность Чонгука, его тело даёт мне довольно отчётливые сигналы: я вижу, как член парня буквально умоляет об ублажнении. Ну разве я могу отказать ему в таком? — Ни единого шрама… Прекрасный силуэт, словно сошедший с картины греческого божества… Я точно был уверен в том, что такое тело достойно стать частью моей коллекции. Делая небольшие перерывы в рассказе, я постепенно восстанавливаю своё дыхание. В это же время я не даю заскучать и своему партнёру: плавно проводя рукой по его твёрдому члену, я постепенно ускоряюсь и ловко довожу юношу до пика удовлетворения. До кульминации остаётся совсем немного — несколько ловких движений моей руки, и набухший член юной модели тут же бурно изливает своё семя, загрязняя мою ладонь и живот Чона. Это стало лучшей наградой за мои старания. — Но знаешь, Гук-и… — потешаясь представшей картиной, проговариваю я. Непроизвольно уголки моих губ игриво тянутся вверх, а пальцы скользят по мокрому телу юноши, смешивая пот с остатками спермы на руках. — Во время нашей с тобой фотосессии мне показалось необычным не только твоё тело… Я стряхиваю грязную смесь со своих пальцев и отстраняюсь от изнеможённого тела парня. Поспешно натягиваю нижнее белье и застегиваю ширинку штанов, словно опасаясь за то, что кто-то сможет узнать о происходящем. Когда же моя нижняя часть приведена в порядок, я небрежно отталкиваю колени Гука и встаю с кровати, поворачиваясь спиной и говоря: — Твоё лицо, милый Гуки… Оно не менее великолепно, нежели твоё тело. Я никогда не видел, чтобы человек на протяжении такого долгого времени оставался столь бесстрастным и холодным. Ни единый мускул не дрогнул на твоём лице за время всей фотосессии! Ты так спокойно реагировал на всё происходящее, в отличии от моих прошлых моделей, которые только и выдавливали из себя различные жалобные рожицы. Скажи мне, в чём твой секрет? Я даже не оборачиваюсь, ведь знаю точно: ответа я не дождусь. Однако, вопреки всем ожиданиям, внезапно со стороны кровати доносится тихий, уверенный голос: — Разве это что-то изменит, Тэхен? Я поворачиваю голову назад и удивлённо смотрю на Чонгука. Спокойный и расслабленный, он продолжает сверлить меня своими блестящими тёмными глазками, лишь изредка моргая, а затем вновь продолжая своё наблюдение. — Что? — переспрашиваю я, дабы убедиться, что он действительно задал мне вопрос. — Это ничего не изменит, — уже в утвердительной форме повторяет Гук-и. Он медленно опускает взгляд к своему животу и проводит рукой по остаткам спермы, которую тут же вытирает о простынь. — Я вижу тебя насквозь. Все просьбы и мольбы лишь подливают масла в огонь… Ты любишь видеть себя главным. Обожаешь, когда тебя жалобно умоляют. Получаешь удовольствие, когда другие люди оказываются в слабом положении. Я буквально дрожу, вслушиваясь в каждое слово, сказанное этим тихим, ровным тоном. За долгое время молчания каждый звук из уст юноши превращается в мелодию, и я жадно упиваюсь его голосом. — Просто скажи, Тэ… — переводит тему модель, вновь впиваясь своим цепким, как когти коршуна, взглядом, — сколько фотосессий у тебя было до этого? От услышанного вопроса я непроизвольно начинаю улыбаться. Его и вправду интересует моё творчество! — Пятьдесят восемь, Гук-и, — отвечаю я, лыбясь всё шире и шире. — За десять лет работы я провёл целых пятьдесят восемь фотосессий с разными людьми. — Значит… Все они проходили абсолютно также? Не медля, я киваю и пытливо вглядываюсь в лицо юноши, дожидаясь его реакции. Тут же Чон улыбается — так весело и непринуждённо, словно он услышал самую радостную новость в своей жизни. — Ну ты и конченная тварь, Тэхен. Я тут же заливаюсь громким, звонким смехом. В этот момент мне кажется, что смешно абсолютно всем — начиная от чёрной мокрой крысы, уже утомившейся глядеть на происходящее в моей студии, и заканчивая тоненькой, хрупкой свечкой, почти утонувшей в блюдечке, наполненным горячим воском. Тут же я резко разворачиваюсь и, сделав несколько шагов, оказываюсь в уже знакомой маленькой комнате, залитой красным светом. В этот раз я не задерживаюсь здесь надолго — лишь только мельком бросаю взгляд на свои готовые работы. Как и ожидалось, все они — совершенны. В каждой ванночке находится уникальный снимок, на котором теперь можно отчетливо увидеть изображение мужского тела. Спереди, сзади, и даже снизу — с любого ракурса оно выглядит великолепно. Остаётся осторожно просушить каждый листок, дабы навсегда оставить в памяти столь прекрасное творение… Однако всё это — позже. Сейчас меня интересует лишь один снимок из самой дальней ёмкости. Я беру пинцет и осторожно достаю фотографию из проявляющей жидкости. Храня интригу, тут же осторожно прижимаю её полотенцем, которое впитывает остатки влаги. Мне не терпится увидеть итоговый результат моей самой серьезной и необычной работы. С присущей мне резкостью я выхожу из комнаты, прижимая к груди закутанную, словно в пелёнку, фотографию. Даже не обращая внимания на Чонгука, я прохожу мимо кровати и тут же сажусь за стол, разворачивая полотенце и подставляя фотографию ближе к свету. Даже в тусклом освещении свечи я могу в деталях рассмотреть холодные, тёмные глаза, навеки застывшие на изображении. Как всегда, его лицо полностью расслаблено, а взгляд устремлён прямо в объектив. Хоть передо мной и обычный лист бумаги, я отчетливо чувствую, как эти карие глаза намертво впиваются в моё тело, заковывая в свои крепкие узы… — Просто чудесно… — ухмыляюсь я, восторженно разглядывая ещё не высохшее изображение. Первый и последний портрет, сделанный мной за последние несколько лет… Это — истинное лицо моего Гук-и. Кратко кивнув, я вновь закутываю фотографию в её темную пелёнку и наклоняюсь над свечой. В последний раз огибая взглядом комнату, встречаюсь взглядом с уже хорошо знакомой крысой, безустанно пялящейся на меня. Наконец, я набираю полную грудь воздуха и быстро выдыхаю его наружу, тем самым погасив слабенькое пламя.Фотосессия окончена.
***
Проснулся я с самим рассветом — солнце едва ли успело подняться над горизонтом, но дрёма быстро покинула меня, уйдя вместе с ночным мраком, поэтому некоторое время я просто лежал в кровати, устало глядя в потолок. События прошедшего вечера гложили мои мысли всю ночь. Я с трепетом вспоминал его кисти, бёдра, утонченную талию, с наслаждением воспроизводил моменты наших прикосновений и подрывался с кровати в холодном поту, постоянно слыша одну тут же фразу…Ну ты и конченная тварь, Тэхён.
Именно она засела в моих мыслях глубже всего. Всю ночь я задавал себе один единственный вопрос: и вправду ли я та самая тварь, о которой мне сказал мой милый Гук-и? Я старался провести фотосессию в наилучших традициях и, кажется, даже смог превзойти самого себя, сотворив столь прекрасные снимки. Но что же могло не понравиться Чонгуку?.. — Вряд ли мне удасться узнать ответ, — тихо проговариваю вслух я, поднимаясь с кровати и направляясь к своей кухне. Там меня ждёт любимая, чистая кружка с картинкой фотокамеры, украшенной множеством узоров и надписей. Повторяя уже привычную рутину, я наливаю воду в чайник и оставляю её кипятиться на несколько секунд, а затем насыпаю несколько ложек кофе и добавляю туда сахара, дабы перебить горечь бодрящего напитка. Тут же я вспоминаю о времени: поспешно переведя взгляд на стену, я вижу, как стрелка медленно приближается к цифре «8». — Чёрт возьми, так и пропустить могу! — негодую я, лихорадочно снимая чайник с плиты и заливая воду в кружку. Затем, наспех размешав содержимое, я быстро возвращаюсь в комнату и сажусь в кресло. К счастью, до начала передачи осталась ещё минута. Дрожащей рукой я нажимаю кнопку включения на пульте и ищу нужный канал… Перед глазами мелькает множество разнообразных картинок — фильм про природу, сопливая мелодрама, захватывающий боевик и, наконец, то что мне нужно — десятым каналом оказывается «24news», на котором как раз начинается трансляция утреннего выпуска новостей. — Приветствую всех зрителей канала «24news». В студии Чхве Су Ён, и это самые свежие новости за последние несколько дней, — начинает говорить юная, рослая девушка, поправляя свои длинные, роскошные локоны. Я неспеша делаю первый глоток и внимательно слежу за речью телеведущей. В этом выпуске я обязательно должен услышать то, о чём думал всю ночь напролёт… — Сегодня ночью произошло зверское убийство в пригороде Сеула, — сообщает она. — Обезглавленное тело было найдено возле болота. В нескольких метрах от места находки полиция обнаружила и голову жертвы — погибшим оказался Чон Чонгук, юная модель, принимавшая участие во многих показах дорогих брендов. Рядом с трупом также были найдены фотографии жертвы — полиция предполагает, что это дело рук известного в Сеуле «фотографа-убийцы» — так местные называют серийного маньяка, держащего в страхе всё население города уже несколько лет. Тело жертвы было передано на экспертизу… Непроизвольно я улыбаюсь. Девушка продолжает говорить совершенно бесполезные детали происшествия, но я не слушаю уже привычные, шаблонные фразы — важным для меня стало лишь то, что случившееся подалось огласке. Поднявшись с кресла, я выключаю телевизор и подхожу к небольшому серванту. На верхней полочке меня дожидается старенький, потрёпанный альбом, а рядом лежит небольшой конверт, обёрнутый красной праздничной ленточкой. В первую очередь я разворачиваю альбом на нужной мне странице. Перед глазами оказываются множество снимков — от совсем юных, худых мальчишечьих тел до статных женских телес. В самом центре отведено место для снимка, который мучительно томится в бумажном конвертике. Настало время поместить его на почётное место. Аккуратными движениями я развязываю ленточку и открываю конверт. Перед моими глазами уже высохший и приведённый в идеальное состояние портрет Чонгука, ласково подписанный с обратной стороны одним коротким словом:вершина.
Я помещаю снимок на законное место и любуюсь полной, слаженной картиной. Фотографии тел моих прошлых моделей составляют цельную мозаику, словно дополняя и украшая величественный портрет Чона. Глядя на его непревзойдённый, чудесный облик, я понимаю…Это и вправду вершина моей коллекции.