Потеря

—Володя, Володя! Смотри, там те фрукты, за которыми мы пришли! — радостно начал Есенин, смотря умоляющими глазами на Маяковского. —Так иди покупай, я-то что? Я не против — сказал с усмешкой Маяковский. —Володя, ты обещал. —Помню, идём. Вместе они подошли к ларьку. —Здравствуйте, вам помочь? — сказал торговец. —Здравству… —Нет! — начал Серёжа, перебив Володю, — нам нужен драконий фрукт, зелёный виноград, и два манго. —Хорошо, минуту… Серёжа посмотрел на Володю, а тот в свою очередь смотрел испепеляющим взглядом на имажиниста. —Ну, не сердись. Есенин чмокнул Маяковского в щеку. —Не сержусь, но этого мало. —Ваши фрукты, господа! — сказал продавец с явным, никому не ясным, восклицаем. —Сколько? —1097 рублей. Маяковский потянулся за кошельком, достал деньги и отдал продавцу. —Всего хорошего! —Слушай, Есенин, ты меня разоришь. —Не разорю. Они пришли домой, разделись и пошли на кухню. Маяковский сел на стул, когда Серёжа подошёл к нему и обнял. Обнял нежно, как бы нуждаясь в возлюбленном. Хотя, это именно так и было. —Что бы я без тебя делал, Володь… Знаешь, я уже не представляю жизнь без тебя. —Я много думал об этом, балалаечник. Знаешь, я так привязался к тебе, что просто представить нельзя. Они слились в страстном поцелуе, наполненном зверским желанием прижаться друг к другу, целоваться и обниматься всю ночь. Но это была лишь ночь… Утро. Ужасное утро. —Бестолочь! Ты полная бездарность и отродье кошмара, Есенин! Ты — полный идиот! ИДИОТ! Маяковский кричал. Кричал, срывался на бедного Серёжу, которому было больно. Обидно. Его любимый кричал на него. За что? Никто не знает. Видимо, у него было ужасное настроение. Половину ночи они целовались, обнимались и болтали. Половина ночи прошла спокойно. Маяковский был красный от истерики. —Пошёл к черту, Есенин. Хлопнув дверью, Маяковский вышел из квартиры, оставив Серёжу одного. Он бился в истерике, в слезах. Он задыхался от слез. Ему было настолько больно, что не описать словами. —Я…напишу ему записку. «Володя… Прости меня. Чем бы я не обидел тебя, ты так сильно кричал… Мне было страшно, я…я сидел в истерике. Я не хочу надоедать тебе. Я уйду. Я люблю тебя, Володя, я очень сильно тебя люблю.» Есенин оставил записку и телефон на столе и ушёл. К обрыву. Через некоторое время вернулся Володя. С фруктами. С его любимыми фруктами, теми самыми. Но он обнаружил, что имажиниста дома нет. Но записка лежала. —Черт… Черт… Господи, я идиот! Я ненавижу себя! Сука! Маяковский выбежал из квартиры, даже не успев ее закрыть. Он волновался. Он боялся, переживал. Он такой идиот. Ведь он может в любую минуту его потерять. Он не мог допустить это. Где его искать? Володя был одарён интуицией. Он не прогадал. Футурист увидел фигуру Есенина, стоящего на краю обрыва. —Есенин! ЕСЕНИН! Со скоростью света футурист подбежал к имажинисту, и за долю мгновения поймал его. —В…Волод.я?  Ты пришёл? Я скучал, я с.иль.но скучал. —Боже, солнышко, тише. Маяковский и Есенин сидели на холодной земле. Серёжу трясло крупной тряской, его голова была на руках Володи. Имажинист знал, что футурист с ним, он рядом, он был рад, но ему было плохо, истерика пробирала его до костей. —Балалаечник, слышишь, слышишь меня? Я очень люблю тебя, я просто не позволю себе причинить тебе больше боль. Я так…так боялся потерять тебя. Прости, прости меня, идиота. Я ненавижу себя за это. Прошу… Слышишь меня? Серёжа? —Я…был так напуган. Я боялся ссор, я боялся обидеть тебя. Что я наделал? Почему ты сорвался? —Я и сам не знаю. Давай не будем думать об этом? Прошу, я был так отвратителен. Я ненавижу, ненав… —Чшшш… Есенин подтянулся к Володе и поцеловал его. Своими нежными губами он полностью взял под контроль губы футуриста. Он снова прочувствовал его тепло, и то, что за этой каменной стеной скрывается эмоциональная, чувственная и заботливая натура. Он так сильно его любил, что просто не хотел выползать из его объятий. —Я люблю тебя, Серёжа. Прости меня, пожалуйста. —Я тоже люблю тебя, Володя. Я не хочу терять тебя. Будь рядом, прошу, просто будь рядом. —Я обещаю, балалаечник, я клянусь, что я всегда буду рядом. Они обнимались. Им было хорошо друг с другом. Чёрное звёздное и холодное небо, и нахождения имажиниста в объятиях футуриста — боже, да их тепло могло озарить все это чёрное небо! Но зачем? Ведь, звёзды на чёрном небе… Что может быть прекраснее?