***
Вечером весь какой-то замученно-несчастный Вэнь Нин действительно притащил их тела, отдельно подтверждая, что всё сказанное Не Хуайсаном — правда. Одежда была та же самая, но волосы, что у Цзян Чена, что у Лань Ванцзы были уложены непривычно: Цзян Чэн никогда не распускал их, как отец, а Лань Ванцзы никогда не заплетал косичек у висков. Цзинь Лин извертелся весь и, кажется, не спал всю ночь, ожидая своего дядюшку Вэя. Утром в несусветную, практически неприличную рань прилетел Лань Сичэнь, тут же очень убедительно прося — требовать он не решился, но явно очень хотел — проводить его к брату. Прибыл он, к счастью, совсем один, так что просьбу его Фэн Хуфу удовлетворил. Может и зря: увидев брата с непривычной причёской, бледного, едва дышащего да ещё и без лобной ленты, которая подевалась неведомо куда, всегда предельно вежливый и доброжелательный Цзеу-цзюнь тут же накрутил себя до невозможности. Вэй Усянь, на которого закономерно ему хотелось излить яд, прибыл ближе к обеду, но тут же был злодейски перехвачен и утащен Цзинь Лином. О чем они говорили до самого заката, было не ясно, но щеки у племянника опять были мокрыми от слёз. А после Вэй Усянь шустро юркнул в освобождённый заранее шиди Фэном большой зал для очищения одержимых, где его уже ждал Не Хуайсан, дабы всё подготовить. Заклинатель и, как внезапно выяснилось, покровительствующий ему бог, как раз чертили на полу какое-то сложное заклинание, когда в незапертую дверь без стука вошёл глава ордена Лань. — Господин Вэй, — начал он сразу же, и по его лицу было понятно, что он пришёл, чтобы сорвать на ком-то накопившийся за последние месяцы стресс. — Цзеу-цзюнь, здравствуйте, — с максимально радушным видом улыбнулся ему Вэй Усянь. К этому моменту часть магических знаков на полу уже была готова, а потому Вэй Усянь как раз устраивал тела Цзян Чэна и Лань Ванцзы внутри расписанной части как-то сообразно одному ему известным правилам. И зашел Лань Сичэнь как раз в тот самый момент, когда Старейшина Илин, присев рядом со своим спящим любовничком и слегка распахнув на груди его одежды, выписывал на обнажённой груди какие-то символы киноварной краской. — И вам добрый вечер, господин Вэй, — сказал он в ответ. Однако извечной мягкой улыбки на лице видно не было. — Не хотите всё-таки пояснить мне, что происходит? — А что происходит? Я готовлю всё к ритуалу, который позволит наконец вернуть вам вашего брата, — ответил Вэй Усянь, завершая выписывать прямо над сердцем Лань Ванцзы изображение колеса жизни. — Вернуть? Хорошо. А что в свете свежее открывшихся обстоятельств планируете делать дальше вы? — со всё тем же серьёзным лицом начал допытываться Цзеу-цзюнь. — А причём здесь я? Лань Сичэнь неверяще распахнул глаза, рассматривая Вэй Усяня с таким вниманием, будто впервые увидел. — Честное слово, вы слишком добрый ко мне, Цзеу-цзюнь. У меня свой путь, и, уверяю вас, всё со мной будет в порядке. Позаботьтесь лучше о Лань Чжане и Сычжуе, это будет куда как лучше, — не то действительно не понимая чужих претензий, не то играя на публику ответил тот. Не Хуайсан, при появлении своего эргэ шустро отползший в уголок, бесшумно накрыл лицо ладонью. К несчастью, кроме Цзян Чэна (и может быть Лань Ванцзы) никто больше его реакции не замечал. — Вы… Вы говорите такие слова так спокойно. Неужели вы не понимаете? — пытливо вглядываясь в чужое лицо с неверием спросил Лань Сичэнь. Но, должно быть, не разглядев на нём того, что он так жаждал найти, мужчина продолжил: — Никогда не думал, что Ванцзы свяжется с подобным человеком. Сейчас было самое время заткнуться и отступить — это было ясно даже человеку с характером Цзян Чэна, но Вэй Усянь ведь никогда не умел вовремя осадить коней. — Подобным это каким? — со спокойной улыбкой спросил он, вставая. — Столь нечутким к чужим чувствам, творящим, что вздумается, без оглядки на последствия, не дорожащим ни своей репутацией, ни чужой, — судя по всему, у главы Лань действительно накопилось много претензий. Отчасти Цзян Чэн даже был на его стороне. — Выражайтесь ясней, господин Цзеу-цзюнь, — в улыбке Вэй Усяня проскользнуло что-то хищное. — Я не понимаю вас. — Хорошо, — в голосе Лань Сичэня звенели раскаты грома. — Репутация моего брата была идеальной, его судьба — чистой и благоприятной, пока не появились вы и не сломали ему жизнь. Вы — его самая страшная, самая глупая ошибка. Вы!.. И тут его бесцеремонно прервали. — Это ты и твоё рождение в мир — страшная и глупая ошибка твоих недостойных родителей! — неслышно возникнув за спиной прошипела ему практически в самое ухо Чэнь Ди, которая до этого мирно лежала в облике флейты где-то в стороне. — Твоя мать, должно быть, рыдает на том свете, глядя на то, какую мерзкую тварь она породила! Ты, недостойный даже наступить на плевок моего отца, смеешь раскрывать на него свою поганую пасть? До сих пор Цзян Чэн видел девчонку только в более или менее благодушном настроении, в котором она была просто копией Вэй Усяня, но сейчас, пышущая ледяной яростью, с холодным, высокомерным выражением лица и своими глазами-ледышками девушка до смерти походила на Лань Ванцзы с поправкой на полное отсутствие привычной воспитанности и сдержанности. И, судя по шокированному, вмиг побелевшему лицу Цзеу-цзюня, это замечал не он один. — Так, а ну хватит! — подскакивая ближе, прервал её Вэй Усянь. — Цзеу-цзюнь, прошу извинить грубость моей дочери. И меня извините тоже, но у меня уже не осталось никаких моральных сил ругаться с вами. Можете более не переживать, обстоятельства складываются так, что Лань Чжаня я больше никогда не побеспокою: даже шанса сказать ему последние «спасибо» и «прости» у меня не будет. Так что, вы можете идти. На рассвете всё уже закончится, вы заберёте своего брата и позаботитесь о нём, а мы с дочерью просто уйдём туда, откуда пришли. — Господин Вэй, — начал неуверенно Лань Сичэнь, в упор глядя на всё ещё сверлящую его своим ледяным взглядом Чэнь Ди. Он, похоже, хотел спросить что-то вроде: «Какого хрена?», но искал более цензурные аналоги. Вэй Усянь же мастерски сделал вид, что этого совершенно не понимает. — Не нужно, не нужно! — улыбаясь замахал он руками. — Ваша помощь тут совершенно не требуется, так что можете отправляться отдыхать, а не то пропустите час отхода ко сну. А-Ди, — повернулся он к напряженно замершей девушке. — Проводи, пожалуйста, господина Цзеу-цзюня до его покоев. И по дороге, пожалуйста, очень тебя прошу, не пытайся его убить, свести с ума или же просто ранить физически или морально. А потом сразу же возвращайся. Ты поняла меня? — девчонка поджала губы, чуть приподнимая подбородок, и сделалась в миг ещё больше похожей на Лань Ванцзы. Недовольный «мгм», которым она ответила своему «отцу», только всё усугубил. Подойдя вплотную к Лань Сичэню, А-Ди бесцеремонно ухватила его за рукав и поволокла слишком выбитого из колеи мужчину за собой. — Прощайте, глава ордена Лань, — сказал им в спину Вэй Усянь, запирая дверь. Стоило только ему спровадить мужчину вон, насмешливо-снисходительная улыбочка тут же покинула его лицо. Теперь вдруг стало отчётливо заметно, насколько владыка Яньло-ван устал, а еще — что слова Лань Сичэня всё-таки глубоко задели его. — Ты в порядке, Вэй-сюн? — немедленно спросил Не Хуайсан. — Может, пока присядешь ненадолго? — Нет, нет, все в порядке, — мотнул головой тот, стряхивая дурные мысли. — Это они всегда так тебя приветствуют? Вэй Усянь лишь улыбнулся невесело. — Ну, Цзеу-цзюнь в первый раз, а так… сам ведь знаешь: с Ланями я никогда не ладил. Хуайсан явно не представлял, что на это сказать, а потому только пожал плечами, вернувшись к прерванному занятию. Вэй Усянь, не теряя времени, присоединяется к нему. Тишина продержалась буквально несколько минут. — Вэй-сюн, ты меня конечно прости, но расстаёмся мы теперь надолго, а я разорвусь от любопытства. Ну скажи ты уже, какого гуя твоя флейта вдруг стала твоей дочерью. Ну я же твой лучший друг, ну я ж никому не скажу, ну пожа-а-алуйста, — протянул он с плаксивыми интонациями, знакомыми Цзян Чэну ещё с обучения в Гусу, и, вновь бросив кисть, уселся на пол, глядя на Вэй Усяня умоляющим взглядом. Тема для последнего была явно не самая желанная, но либо ему всё-таки хотелось с кем-то это обсудить, либо Хуайсан слишком хорошо его знал… в общем, через пол палочки благовоний непрекращающегося нытья Вэй Усянь сдался и тоже отложил кисть, устраиваясь рядом. — Я тоже не сразу понял, как это случилось. Честно сказать, я и сейчас не знаю всех подробностей, — усталым жестом погладил он переносицу. — Когда А-Ди пришла ко мне, я жутко удивился. Я не знал тогда, что духовное оружие вообще так умеет. И тогда Его Высочество рассказал одну историю… В общем, жил на свете когда-то Прекрасный Принц. Королевство его было прекрасным и процветающим, все любили его, жизнь его была полна счастья, но потом всё рухнуло в один миг. Принц был изнежен удачей и всеобщим поклонением, так что он не смог вынести невзгод и попытался свести счеты с жизнью с помощью белой шелковой ленты. Принц был в таком отчаянии, что сама душа его стала хрупкой и крохкой, но боги — а этот Принц был богом — бессмертны по природе своей, и подобное не смертельно для них. И тогда лента, пропитавшаяся насквозь кровью Принца, притянула к себе маленький кусочек божественной души, и стала живым мыслящим существом, — Вэй Усянь сделал небольшую паузу, словно собираясь с мыслями. — В тот страшный час, когда небожителю настолько плохо, что хочется умереть, хочется не быть, если существует предмет, пропитанный его ци и его кровью, он может отнять у хозяина кусочек его израненной души. — Безночный город? — тихо спросил Не Хуайсан. Вэй Усянь только тихо кивнул. — Но не всегда такие артефакты, а по сути — мелкие демоны, обретают человеческий облик: им для этого нужен стимул. Вот ещё одна история. Когда-то на свете жил Генерал, что верой и правдой служил Императору. Но вскоре близкий друг его возгордился и пожелал от его имени за его спиной совершить государственный переворот. Генерал вынужден был убить своим верным мечом и своего друга, и своих дорогих сотоварищей, с которыми прошёл вместе не одну войну. А после Император повелел убить и его самого, после чего в знак скорби и покорности судьбе Генерал сломал свой меч. Генерал вознёсся, а его меч, брошенный и позабытый, был полон горя и обиды. Чтобы найти своего хозяина и заставить его извиниться за подобное пренебрежение, меч вынужден был принять человеческий облик. — А твоя Чэньцин? — не выдерживая переспросил Хуайсан. — Цзян Чэн забрал её в Пристань Лотоса и запер, кажется, в каком-то хранилище тёмных артефактов или что-то такое, а ей очень хотелось удрать и найти меня. — Хорошо, тогда всего два вопроса: почему она девчонка, если душа твоя, и почему она так похожа на Лань Ванцзы? — Девчонка потому что мой путь совершенствования очень завязан на энергии инь. А похожа на Лань Чжаня… честно говоря, у меня и у самого тут больше догадки, чем уверенности, — покачал головой Вэй Усянь. — Видишь ли, я совсем не помню, как всё это происходило. После смерти шицзе меня как пустота сожрала, я даже не помню, как активировал Стигийскую Тигриную Печать, а уж что было в следующие дни и вовсе загадка. Очевидно только, что кровь Лань Чжаня и его ци были рядом с Чэньцин, когда она менялась, но как это было и почему — я не знаю. — То есть, твоя флейта отгрызла кусочек души от Ханьгуан-цзюня? — поднял точеные брови Не Хуайсан. Вэй Усянь кивнул. — По крайней мере, я так думаю. Возможно, конечно, что она позаимствовала только его ци и кровь, но очень уж глубокое у них сходство. Особенно, когда она бесится — прям одно лицо, — усмехнулся он. — Теоретически, что-то могло очень сильно расстроить его, отчего он утратил душевное равновесие. Или же был серьёзно ранен. В любом случае, взяла она, судя по всему, не так уж и много, он, похоже, и не заметил. — М-м-м, — протянул Не Хуайсан. Лицо его из задумчивого вдруг сделалось шкодливым. — Вэй-сюн, так ты, получается заделал бастарда одному из Двух Нефритов, да ещё и позабыл, как это было. Чисто распутная девица, ха-ха. То-то эргэ такое лицо скроил: не каждый день у его идеального братца обнаруживается взрослая неведомо где нагулянная дочь. Вэй Усянь тут же полушутя ткнул его пальцами под ребра. — Молчи уж, завистник, — сказал он вставая. Не Хуайсан понятливо поднялся следом. Пора было возвращаться к работе, чтобы наконец закончить эту дурацкую историю.***
Первым, что, просыпаясь, ощутил Цзян Чэн, была дикая сухость во рту. С трудом разлепив будто свинцовые веки, он обшарил взглядом пространство вокруг, тут же замечая обманчиво близкий, но неудержимо далёкий для его одеревеневшего затёкшего тела кувшин с водой. От его попыток дотянуться до него, рядом зашевелился дремлющий у него под боком Цзинь Лин. — Дядя, ты в порядке? — тут же взволновано навис он сверху. — Сначала дай попить, а потом спрашивай, — просипел он. Племянник, к счастью, тут же засуетился, не задавая больше лишних вопросов. Выпив воды, Цзян Чэн с трудом сел, принимаясь разрабатывать будто заржавевшие мышцы, до поры игнорируя этого… цыплёнка, действительно иначе и не скажешь. — Дядя! Как ты себя чувствуешь? Всё в порядке? Что последнее ты помнишь? Ну не молчи! — чирикал тот под ухом, поднимая в груди горячую волну умиления и какой-то безбашенной юношеской радости. — А ну-ка иди сюда, чёртов паршивец, — начал Цзян Чэн, притворно хмурясь. — Столько лет за моей спиной шатался по лесам в обнимку со Старейшиной Илин и молчал! Я тебе уши оторву, маленький ты предатель, — и сгрёб напрягшегося было мальчишку в объятия. — Пусти-пусти-пусти, — задергался тот в смущении. Цзян Чэн только рассмеялся. Впервые за последние годы ему действительно хотелось жить.***
— Будут какие-то указания, господин? — почтительно склонился перед ним Фэн Хуфу. Взгляд тут же мазнул по кроваво-красной ленте в волосах. Вспомнилось, как перед отбытием в Ланьлин Вэй Усянь отозвал шиди Фэна в сторонку и предложил ленту для связи. Вэй Усянь подал ему свою алую, будто светящуюся ленту. Волосы его рассыпались по плечам чёрные на чёрном, и это выглядело уже как некое таинство. Затем этот небожитель в теле смертного вязал в ладони чужую ленту красивого, но тусклого серовато-синего оттенка и, зажав ее конец между указательным и средним пальцами, медленно протащил её сквозь них, наполняя своей силой, отчего лента на выходе становится такой же алой, как только что отданная. Выглядело, будто он своей кровью выкрасил её, как чудо это всё выглядело, даже по заклинательским меркам. — Теперь ты благословлен частью моей силы, — полушутя сказал Вэй Усянь, подвязывая волосы новой лентой. В облике его сразу пропало что-то чуждое человеческому, что-то, что ещё так явно сквозило несколько секунд назад. — Если случится беда — смочи ленту своей кровью — хватит и капельки — и позови меня. Я услышу и приду, если только смогу. — Скажи мне, в храме Яньло-вана есть кто-то из настоятелей, с кем можно поговорить? — спросил Цзян Чэн, в который уже раз за последнее время ловя на себе удивлённый взгляд. — Я бы хотел узнать поподробнее о Яньло-ване и том, как вообще работает вся его божественность. Мне нужно... я хочу его понять. Понять, что он такое, - попытался донести свою мысль он. Взгляд Фэн Хуфу наполнился пониманием. — Спросите у молодого главы Цзинь. Больше него вам вряд ли кто-то расскажет.***
— Как вам удалось обойти условия сделки, господин Вэй? — строгим голосом, четко следуя протоколу, задала вопрос Лин Вэнь. Когда-то столетия назад Небеса не судили провинившихся, а лишь выполняли приговор Небесного Императора. С падением Цзюнь У и воцарением Нефритового Императора всё изменилось. — Отчего же, я свою часть сделки исполнил, — спокойно ответил ей Вэй Усянь. — Поясните. — Я обещал по истечению трёх суток заплатить Мо Сюаньюю его справедливую плату. Что же, я её заплатил: отправил эту честолюбивую мстительную душонку как следует подумать над своим поведением, переродившись сначала свиньёй, затем — конём, а после — женщиной. — Протестую! — заорал один из сильно недолюбливающих Вэй Усяня небожителей. — Какое право вы имели судить ещё живого человека? — У вас устаревшая информация, господин. Мо Сюаньюй уже умер, — почти смеясь сказал Вэй Усянь, владыка Яньло-ван. — Потому что вы убили его! — продолжил надрываться его противник. — На что имел полное право, согласно тексту нашего договора. «С момента заключения данного соглашения, тело, имя и судьба противоположной стороны окажутся в моей полной собственности и только мне решать, как ими распорядиться». — Ах ты подлый жулик! — Тишина! — треснула ладонью по столу Лин Вэнь. Ей, в общем-то, некогда было заниматься этим фарсом, но Владыка очень уж настоятельно попросил. Впрочем, она знала, как извлечь из этого выгоду. — Что скажут четыре бога войны? — Невиновен! — в один голос ответили те, вспоминая грустные глаза наследного принца Сяньлэ. — Что скажут четыре хранителя сторон света? — Невиновен, — ответили в разнобой бог-тигр, бог-дракон, богиня-черепаха и богиня-феникс. — Имеет ли богиня милосердия претензии по поводу сожжённого храма? — Никаких, — светло улыбнулась та. Вэй Усянь не мог не улыбнуться в ответ. Гуаньинь, а точнее дева Мяо Шань, очень напоминала ему его милую добрую шицзе. — Вердикт Небесного Владыки? — Невиновен, — улыбнулся тот, отвлекаясь от переливов света в крыльях полупрозрачной серебристой бабочки, облюбовавшей его пальцы. — Отлично, — Лин Вэнь кивнула ему, добросовестно записывая ход суда и приговор. Скрепив всё своей печатью, она встала: — А теперь, господин Яньло, пройдёмте со мной. Я выдам вам дела и вопросы, относящиеся к вашему ведомству, которые скопились у меня за время вашего длительного отсутствия. И позовите своего Призрачного Генерала: один вы, боюсь, всё не унесёте. Обрадовавшийся было свежеобретенной свободе Вэй Усянь мученически застонал.