***
В возрасте тринадцати лет Кита всё время пропадал на рисовом поле, помогая бабушке. Вот и сейчас, под закатными лучами солнца Хиого, подросший Шинске идёт домой рядом с ней после тяжелого дня. — Бабушка, а ты веришь в существование высших сил и богов? — спрашивает мальчик, подставляя лицо лучам небесного светила. — Кто-то всегда наблюдает, Шин. Божества есть везде, они вокруг нас, в каждом живом существе, — посмеиваясь, отвечает Кита Юмиз, покрепче сжимая руку внука. Шинске не старается и даже не горит желанием продолжать разговор. Он кивает и молчит, продолжая идти по не совсем ровному асфальту, время от времени поглядывая на бабушку.***
Кита Шинске семнадцатилетний второгодка Старшей Инаризаки. Парень жмурится от яркого солнца, что светит прямо в глаза, мешая разглядеть что-либо. Он смотрит вперёд, делает глубокий вдох, и только переступает порог школы, как его сбивают с ног, а после падают сверху. — Атсуму, дурень, ты хоть глаза разуй! — слышится за спиной, пока Кита пытается привести себя в чувства. Резкая боль пронзает колено, вызывая рваный вдох и шипение со стороны Шинске. Навалившийся сверху парень встаёт, кажется, с помощью друга, секунду спустя протягивая руку Ките. Шинске молчит, вялым внимательным взглядом скользя по виновнику своего падения, задерживаясь на виноватых желудевых глазах, а немного погодя, не принимая помощи, поднимается с пола сам. — Можете не извиняться, всё нормально, — тишину прерывает грубоватый голос Киты, — Удачного дня, первогодки, — стальной голос бьёт по ушам сильнее музыки из колонок в доме братьев Мия. Шинске хмыкает, не слыша ничего в ответ, мгновение спустя оставляя первогодок стоять, как истуканы, в пустом коридоре.***
Дни идут, оставляя позади себя моменты и воспоминания, что в конечном итоге всё равно не отложатся где-нибудь в потаенном уголке человеческого сознания. По крайней мере, в сознании Киты Шинске не останется ничего. Если бы в начале второго учебного года в Инаризаки ему сказали, что он до конца своих дней будет помнить одного шумного первогодку, Кита бы не поверил. Однако, жизнь непредсказуема и непонятна. В сознании Киты Шинске не останется ничего. Ничего, кроме шумного первогодки Мии Атсуму, что каждую секунду внимательно наблюдал за Китой. Атсуму полная противоположность своему брату Осаму. Неугомонный, громкий, раздражающий, но внимательный и понимающий. Из всех, кто был знаком с Китой Шинске лично, Атсуму был единственным, кто сумел увидеть настоящего беловолосого второгодку. Атсуму был единственным, кто смог прочесть Киту Шинске, запоминая каждую маленькую деталь. Но самым главным было то, что Атсуму был первым, кто заговорил с Китой о его моральном состоянии. В тот день Мия-младший стал первым, кому Кита показал свои слезы. А некоторое время спустя сравнил Шинске с морем, тихо шепча себе под нос «Душевное состояние Киты Шинске равно морю. Оно никогда не бывает однообразным, спокойным и тихим».***
Заход солнца всегда казался чем-то необычным и неземным. Небесное светило спускается всё ниже к горизонту, теряет свой яркий жёлтый цвет, краснеет, а вместе с ним перемены происходят и в окраске неба. Всё ближе и ближе подкрадываясь к горизонту, с каждым разом опускаясь ниже, солнце окрашивается в темно-красные, бордовые, а дальше и в черные тона, позволяя естественному спутнику Земли взобраться на небесный трон, отдавая тиару. Ночная прохлада и дуновение ветра окутывают со всех сторон, развевая светло-серого оттенка волосы с черными корнями. Грохот прибоя, шум волн и сила воды, чем-то сродни с силой удара трезубца Посейдона — бога воды. А может, это всё последствия удара божества, что сейчас не в духе. Море никогда не бывает однообразным. Оно спокойное и ласковое, грозное и опасное. Морские просторы хранят в себе неизведанные тайны. Душевное состояние Киты Шинске равно морю. Спокойное и тихое, бушующее и пугающее. Именно так выглядит Кита Шинске в глазах Мии Атсуму. Спокойный и ласковый, грозный и опасный, но глубоко засевший в сердце и мыслях. Кита Шинске как никто другой и как никогда желал и пытался убежать от себя, продолжая рвать кофту Мии Атсуму в клочья, находясь в кольце крепких рук, что старались прижать к себе сильнее, в надежде утихомирить. Шинске устал. Устал от себя, своих переживаний, страхов, тревог, желания быть чинным и вечного контроля. От бесконечных забегов вперёд, в попытках узнать хоть о чем-то, что поможет в будущем, оглядок назад, в поисках альтернативного варианта решения той или иной ситуации. Он чувствует, как боль съедает его изнутри. Вечное утомлённое состояние не даёт покоя, у него просто нет предела, плещет через край. Моральное насилие над собой, кажется, самый ужасный и отвратительный способ хоть как-то показывать миру, что Шинске ещё жив. У Киты нет сил, нет желания, нет цели, чтобы жить, но он не сдаётся. Он продолжает упорно стоять на своих двух, прекрасно понимая, что он уже давно упал, а стоит лишь благодаря Атсуму, чьи руки по-прежнему держат крепко, не давая провалиться в пропасть. Ките тошно, плохо, но он всё равно продолжает бороться. Тяжело и больно, его ломает, разрушает, но тот продолжает стоять железной стеной, пытаясь держаться за последний волосок надежды на лучшее в лице Мии Атсуму. Закатное солнце, шум волн, край обрыва и разбитый Кита Шинске. Разбитый тысяча и один раз, но всё равно позволяет Атсуму собирать себя по крупицам. Позволяет скульптору Мия заново создать Шинске Киту, склеивать каждый осколок чужой, сломанной вдребезги, души, целовать раны на теле с щемящей сердце нежностью.***
Тишина облегает, обнимает всё вокруг, погружает в свой мир, позволяя выпустить всё то, что так долго скрывалось под слоем тонкого льда. Прикоснись хоть кончиком пальца - и лёд треснет, даря свободу всем твоим демонам, отдавая им руль управления над тобой. И Атсуму, кажется, первый, кто увидел какой Шинске на самом деле. Мия Атсуму видел больше, чем должен был. Видел, как Шинске бился в конвульсиях, задыхался от слёз, дрожал от страха, принимал важное для себя решение. Видел, как Шинске смеётся лишь раз, после чего каждый раз воспроизводил в своей голове этот тихий хриплый смех также часто, как и одну из своих любимых песен Chase Atlantic. — Всё ещё не могу понять, что ты забыл здесь, — равнодушный взгляд ломает кости, прожигает душу насквозь. — Я не раз, и не два говорил тебе о том, что буду рядом с тобой. Тебе так тяжело понять тот факт, что помимо тебя самого в твоей жизни есть кто-то другой? — под конец хрипловатый голос дрогнул, а в нём проскользнула нотка отчаяния. — Я ведь даже не помню, когда последний раз искренне улыбался, когда боль была притуплена, хоть на пару мгновений, что показались бы мне вечностью. Моя жизнь, моё существование, и сам я обречены на провал, и пока ты здесь, рядом со мной - ты обречён тоже, — вторит Кита, поворачиваясь в сторону Атсуму, в чьих глазах отражается восходящая на тёмно-синее небесное полотно, луна. Тсуму молчит, казалось бы, вечно, до тех пор, пока не притягивает продрогшего Шинске к себе, прижимая ближе (хотя куда ещё?), обнимая крепко. Шинске не просил, не умолял, Мия лишь прочитал всё по губам, по холодному и пустому взгляду, тяжелом вздохе. Так легче, так проще. Так приятнее.***
Королева ночи, её величество Луна, восседает на своём таусинном, украшенном миллионами звёзд, троне, отражаясь в прозрачной воде, в коем и дна не видно. Атсуму сравнивает очи Шинске с тихим океаном. Взгляд усталый, но не менее глубокий. В кофейные глаза напротив хочется смотреть, тонуть, ища ответы. И Атсуму тонет. Тонет в холодном, мертвом взгляде, тёмных омутах, не видя дна, с головой погружаясь в Киту. Омуты Шинске тихий океан, а сам он состоит из ран и трещин, что гниют и свербят. Раны затягиваются, оставляя после себя шрамы, в виде показателей того, через что человек прошёл. И наверняка шрамом на теле Атсуму станет Шинске, который всю жизнь будет напоминанием того, через что прошел Мия, чтобы и он, и Кита были счастливы вместе.***
Теплые ладони скользят под толстовкой, пальцами оглаживая чужие (родные) бока, пока уста неумолкают, каждую секунду напоминая о том, что Кита в этом гнилом мире не один, что не страшно просить у кого-то о помощи, что не стоит противостоять всем бедам одному. — Тсуму, — в полудрёме хрипит Кита, отрываясь от груди младшего, выпрямляясь, миг спустя смотря тому в глаза, привычным только ему, потухшим взглядом, — Спасибо, — вымученно улыбается и целует. Поцелуй в лоб в такой момент кажется глотком воздуха. Сухие, искусанные в кровь, губы мажут по взмокшему лбу, пока у Атсуму в груди пробудился целый вихрь. Ураган эмоций, словно волны в океане, бушует в груди, расплескивая все возможные чувства: непонимание, смятение, радость, наслаждение, облегчение. Мия носом утыкается в ямку между ключицами Шинске, скрывая смущенную счастливую улыбку, с каждой секундой осознавая всё больше и больше, что Кита дал зеленый свет. Зеленый свет, означающий готовность к принятию помощи.***
Атсуму был влюблен в море, хоть и знал, что оно его утопит, но ещё сильнее он полюбил Шинске, который стал личным неспокойным морем, в коем готов тонуть Атсуму. Душевное состояние Киты Шинске равно морю. Оно никогда не бывает однообразным, спокойным и тихим. Но пока в его жизни есть Мия Атсуму, Кита будет пытаться утихомирить свой персональный бушующий океан. И Мия ему в этом обязательно поможет.