ПОЛГОДА НАЗАД
— анита, запусти пение птиц, — кейджи нехотя разлепляет глаза — каждую клеточку тела ломит после вчерашней попойки. свет звезды стучится в узкий грязный прямоугольник окна — у кейджи уходит какое-то время, чтобы снова настроить зрачки на восприятие белого света — зеленый свет звезды сжег бы мгновенно все колбочки и палочки, будь глаза кейджи полностью биотическим. она просит аниту отключить пение птиц и наклоняется поднять пустую бутылку — дешевое алкогольное пойло, которое сбило все настройки приемника и теперь Агломерация навязчиво стучится в сознание — всплывает рекламой и назойливо завлекает промывкой мозгов. вполне в стиле тецу и ‘таро. кейджи отлепляет передатчик от виска и связь со всем остальным миром теряется в миг. футурумная нога сверкает не хуже околоорбитной звезды — кейджи все-таки приходится делать кое-какие настройки восприятия вручную. привычка называть любую околоорбитную звезду солнцем (в отличие от ко’таро) — отсутствует, два тела с похмельем, удивительно как уместившиеся на таком узком кухонном диване, — присутствуют. кейджи пинает бедных пьянчуг и страдальчески вздыхает — пора начинать новый день. солнце отражается в паре сонных глаз. птица стучится в окно полчаса — щебечет на инопланетном гортанные звуки, пока с нее медленно слезают все перья, обнажая голое птичье тело, нежно-розовое в болезненных волдырях и кровоподтеках. когда птичка разбивает голову об стекло, оставляя ошметки мозгов и маленькую трещину на прямоугольном стекле, кейджи приходится закрыть засов — выходить сейчас и отмывать птицу сродни самоубийству, так что дом переключается на внутренне освещение. анита пиликает о восходе второй околоорбитной звезды. температура воздуха в доме мгновенно подскакивает на пару десятков градусов — включается внутренняя система воздухообеспечения. тецу сидит на кухне и хрустит вафлями для завтрака — единственная одобренная Агломерацией еда на их столе, потому что кое-кто прожить без бесполезного сахара не может. ‘таро приходит через несколько минут — капает водой с волос и садится к куро на колени. — так, все готово? — ‘таро отбирает у тецу схему здания — только бумажные носители, кейджи, так надежнее, — сказала как-то бокуто и пролила на артефакт необыкновенной важности розовую газированную шипучку. — да, не зря же мы сидели на этом куске дерьма два года, — куро безумно улыбается и кейджи становится страшно — на что еще она готова, стоит ко’таро только попросить? кейджи присаживается за стол и начинает слушать план. планета, на которой они толкаются задницами в тесной землянке уже два года, самая непримечательная, бесполезная и пустая планета на свете. на ней не прижились донорские фермы — из-за убийственной атмосферы, даже Агломерация махнула рукой, не став защищать кусок камня — они решили, что в скором времени все углеродные формы вымрут или перебьют друг друга за ресурсы. и были правы. планета не была важным торговым узлом, крейсеры ходили раз в месяц, останавливаясь в единственной точке — на полюсе планеты — не больше, чем на несколько минут. это и делало этот выжженый шар таким ничтожным и неважным. одновременно с этим этот отсталый от мира кусок камня является идеальным убежищем от Агломерации. ни одному агло-придурку не пришло бы в голову искать их здесь — как будто их искали. помимо них троих, планета была убежищем для преступников, убийц, маньяков и пиратов со всей галактики — по крайней мере для тех, кто мог ужиться с испепеляющими звездами на орбите. таких было на всю планету три человека. была еще не менее важная причина, почему пилотируемый ко’таро угнанный крейсер «тактически потерпел крушение» на этой планете — нахождение музея исторических ценностей Агломерации в одной галактике с ней. когда куро заканчивает рассказывать план, кейджи задает вполне справедливый вопрос: — это все хорошо… план прекрасный, куро, но… — я — мастерица по планам, кейджи, ровно так же, как мастерица по угону, взлому, проникновению, — тецу перебивает кейджи и начинает загибать пальцы, параллельно перечисляя все свои «достижения». — сис, единственное, в чем ты по-настоящему хороша — это кража сердец, и мое ты украла в первую секунду нашей встречи, — ко’таро останавливает хваленый список заслуг куро, но кейджи это мало чем помогает. милования прерывает только страдальческий вздох кейджи: — да ради бога, снимите комнату! — оя-оя, сис, кажется, кейджи хочет сказать кое-что важное. — ты права, сис, но это все твои глаза, я просто не могу оторваться от них. — …куро! — бокуто накидывается на тецу с мелкими поцелуями, у кейджи венка на лбу наливается кровью, и она кричит на весь дом: — но как нам покинуть этот ебаную планету, если последний крейсер улетел два дня назад и вернется только через месяц! — воздух в легких у кейджи кончается на последнем слове, в комнате на секунду становится тихо — даже охладитель воздуха берет секундную передышку и включается вновь со словами ‘таро: — а сейчас как раз ты и начинаешь выполнять свою часть плана, кейджи, 太陽, — бокуто хитро щурится и опять начинает говорить на древнем языке — анита отказывается переводить эту белиберду. — да-да, покажешь этим агло-придуркам, что они зря тебя выперли, кейджи, — куро тянется к кейджи и хватает ее за шею — девушки все вместе падают на пол кухни, — сделаешь им подарочек, кейджи, ради нас? — конечно, куроо-сан, бокуто-сан, — у кейджи черти прыгают в глазах и сердце начинает биться быстрее, пока анита в голове красным текстом предупреждающе щебечет: «ваши показатели повышаются, пожалуйста, успокойтесь, употребление тайного шифра и засекреченных слов вредит вам и Агломерации, пожалуйста, прекратите». — нахуй Агломерацию. кейджи берет нераскрытую пачку вафель и запирается в своей комнате на весь следующий месяц.🚀🪐🌠
когда они сходят с крейсера, кейджи чуть не начинает плакать — дышится гораздо легче, без песка в легких и сожженной глотки. анита радостно сообщает о прибытии на планету undo — не забывает упомянуть все достижения, совершенные на этой планете на благо Агломерации. раздражает, но не сильно. неприятно, но не неприятнее видеть двух высоченных — по сравнению с остальными, — тела с пятого поколения становились все меньше и меньше из-за лучшей приспособленности и специфике межгалактических прыжков, — громких женщин, выделяющихся из толпы нормальным цветом кожи и странными, даже для этого времени, прическами. вокруг пестреют туристы — они попадают на планету в разгар сезона отпусков и выходных — разноцветные тела взрослых и детей сливаются в одно пятно непонятного цвета — Агломерация только около десяти лет назад допустила до массового рынка тела-хамелеоны, так что, что детям, что взрослым — по крайней мере биотическим частям — не больше десяти лет. тецу, ‘таро и кейджи: путешествие в детский сад. кейджи про себя смеется с шутки — анита смеется вместе с ней — в такие моменты разбить голову об камень хочется почему-то чуточку меньше. перебросившись парой слов с тецу, кейджи уходит в другую сторону от подруг — у нее своя роль в этом огромном (шикарно) продуманном плане. снова они встречаются в забегаловке — приятно пахнет сладкими ароматизаторами, и цветовая гамма не режет даже биотическую часть глаз. забегаловка называется «у боба», — единственный одобренный Агломерацией бренд. кто такой боб, и почему у него есть такое предприятие, Агломерация никогда не отвечает и, вероятнее всего, никогда не ответит. куро и ко’таро сидят за угловым столиком и о чем-то весьма оживленно спорят — тецу громко считает огрызки бумажек с синими чернилами на них. когда бокуто издает радостный крик совы, кейджи подсаживается к ним — моментально оказываясь зажатой между большими мускулистыми телами. дыхание сбивается, но не из-за стиснутых легких. — а я говорю: чай по вкусу, сахар по совести, предел по коши, — бокуто попивает ядовитого цвета зеленый коктейль, неприлично сильно размахивая руками и непривычно громко смеясь над собственной шуткой. длинные костлявые пальцы пробираются к карману брюк — в бедро упирается что-то длинное, твердое, холодное. по лицу тецу видно — в голове ни одной приличной мысли — кейджи не собирается потакать всем низменным желаниям куро пошло пошутить, поэтому она просто принимает пистолет и засовывает тот под резинку брюк за спиной. в ответ кладет руку на внутреннюю сторону бедер куро — намеренно повышая температуру ладони — чтобы быть убедиться, что тецу почувствует даже через толстую ткань своего отвратительного оранжевого комбинезона, беззаботно улыбается: — я тоже рада тебя видеть, тецу. куро прошибает током — кейджи уверена, но куро сидит, улыбаясь еще больше — закидывает руку на плечо ко’таро и обнимает обеих: — через полчаса мы станем террористками, девочки, все готовы? никто не готов, но выбора нет — анита давно поставлена на беззвучный и кейджи довольно улыбается, представляя, как крохотная цифровая девушка у нее в голове сидит связанная с кляпом во рту. ко’таро взрывается сверхновой и превращается в массивную черную дыру — затягивая с головой в бездну. космический пинг-понг начинается сейчас и нет смысла его останавливать. кейджи и тецу прыгают за горизонт событий — точка невозврата пройдена. никто не готов. никто не готов, но ко’таро светится ярче сириуса, и кейджи верит — доверяет.🚀🪐🌠
в музее начинаются трудности. но нет ничего, что бы умный гибридный мозг куроо тецу не предугадал — все идет по плану, несмотря на огромное количество посетителей. уже через пять минут никого не будет — бокуто даже не успеет погладить чучело саблезубой тигрицы у входа. милый андроид сканирует запястье девушек — штрихкоды с вен пропадают, кейджи облегченно выдыхает — первый пункт (невероятно умного) плана пройден. они разделяются, чтобы вызывать меньше подозрений — куро с бокуто уходят хихикать в зал античных земных скульптур, кейджи достается зал, посвященный одному из предпоследних веков земли — двадцать первому. она лениво проходит голограммы земли, ее континентов и людей, лениво проходит фотографии ядерных бомб и облаков в форме грибов на фоне многоэтажек, зевает около стеллажа руин евразии — на таблице с надписью «астронавтки 21 века» останавливается, выискивая знакомые фамилии — знакомую фамилию. бокуто скрипит в сенсоре по каналу внутренней связи: «кейджи, пора» и, когда на улице гремит первый взрыв, она включает пожарную сигнализацию со стены. люди в панике выбегают на улицу — как и говорила куро, за пять минут многоэтажный музей полностью пустеет. если человечество и активно преуспело в чем-то, так это в слаженной эвакуации — крысы бегут с корабля. кейджи встречает бокуто и куро у лифта, улыбающихся и уже успевших перемазаться в чьей-то крови — кейджи надеется, что андроидов — капитанши тонут с кораблем. двери лифта со скрипом открываются — куро достает пистолет и отстреливается от прибежавших андроохранников, пока лифт не закрывается и не начинает ехать вниз. у них не было пункта плана «не навреди», — на подкорке высечено «любой ценой». эту игру можно выиграть, только играя по правилам Агломерации. кейджи подключает маленький приемник к панели с кнопками и долго печатает код доступа. — оя-оя, дорогая, как они быстро растут, — ко’таро драматично хватается за сердце и облокачивается на куро, пока кейджи продолжает печатать. — согласна, жена, ты помнишь, как у крошки кейджи были эти ужасные длинные волосы — вечно лохматые, и как она долго сопротивлялась, когда мы уговаривали ее постричься, — кейджи позволяет себе ухмыльнуться, когда куро начинает говорить про волосы, но замечаний не вставляет и молчит — с интересом ждет, что же тецу скажет дальше, — и какой она стала хорошенькой с этими мелкими кудряшечками, — тецу любовно гладит по курчавой голове, под нос напевая незамысловатую гибридскую колыбельную. бокуто согласно кивает и тоже треплет кейджи по голове — ей приятно, но она скорее отдастся в цепкие лапы Агломерации, чем признается в этом. кейджи радостно вскрикивает, когда экран загорается зеленым — лифт начинает ехать быстрее, а на панели появляются дополнительные кнопки, указывающие на этажи, уходящие вглубь планеты. — откуда ты все это знаешь, кейджи? — бокуто смотрит через плечо на панель — у них есть еще пара минут, можно расслабиться. куро перезаряжает пистолет электро-пулями — таких будет достаточно, чтобы навсегда вырубить андроидов, не задев дорогой материал при этом. — так этому ее котенок научил, — тецу кладет голову на второе плечо кейджи, как бы вскользь спрашивает, — как он там? — о, да! как там кенма? ты не скучаешь? — бокуто с лицом заботливой мамочки обнимает кейджи поперек талии, слегка сжимает, — он же в тридцати… может даже пятидесяти нулламах от тебя, я бы умерла от тоски, если бы меня разлучили с вами. куро театрально смахивает слезу и обнимает вдобавок сверху — чмокает ‘таро в щеку, кейджи — в макушку. — все хорошо, есть же голо-связь, — кейджи секундной задерживается в тепле, ящеркой выныривая моментом позже. — оя, всегда забываю, что есть голограммы, — бокуто чешет бровь и достает свой пистолет, кейджи вытаскивает пистолет из-за резинки брюк. она вспоминает небо — реальный цвет которого не виден ни на одной планете, она вспоминает любой магазин и ресторан, где вместо официантов, за редким исключением, голограммы и дисплеи. кейджи вспоминает мир Агломерации, в котором они живут — и не может понять, как можно забыть про голограммы. двери лифта раскрываются и самый нижний этаж встречает их свистом пуль — ‘таро хищно улыбается, тецу в блаженстве закрывает глаза, кейджи делает глубокий вдох. если в чем-то человечество и преуспело — так это в способах убийства. пахнет смертью. кейджи нравится. все проходит слишком быстро — кейджи даже не успевает выдохнуть. тецу со входа обездвиживает троих, ко’таро сносит волной еще пятерых, кейджи следует за ними, пуская контрольные пули в голову — чтобы уж наверняка. нет смысла заботиться о дорогом материале, из которого делают андроидов пачками, когда ты взорвала огнеопасное предприятие по добыче полезных ископаемых и ворвалась в музей национального наследия — прикидываться паинькой поздно. взрывы на поверхности планеты не прекращаются, даже когда последний андроид падает расходным материалом на пол — ко’таро в один шаг проламывает ногой тому грудь и тецу присвистывает. тишина резко ударяет по всем сенсорам. они заходят в еще одну комнату — кристально белую, практически сверкающую. стеллажи полны разных доисторических приборов и микросхем — они выделяются грязными пятнами на прозрачных полках. в углу стоит девушка — глаза наполнены ужасом, колени дрожат, планшет для бумаги с нечеловеческой силой прижимается к груди. анита почему-то периодически пропадает. — оя, девушка-красавица, почему одна? сейчас будет четыре! — куро подскакивает к девушке и заламывает ей руки, все время хитро улыбаясь — в уголках глаз заложницы появляются слезы, девочка даже не успевает пискнуть, как тецу зажимает ей рот свободной рукой, перевязывая руки изолентой — холодное дуло пистолета нажимает на тонкую худую шею девушки. кейджи слышит топот ног вдалеке. — бокуто! она кидает ‘таро маленькую взрывчатку и бокуто сразу же несется к следующей двери — взрывает био-замок, открывает тяжелую железную дверь — скрывается аккурат в момент, когда в комнату с другой стороны врывается вооруженный до зубов андро-омон. андроиды выстраиваются рядком — кейджи мечется: на кого же навести прицел. рука не дрожит — но сердце почему-то стучит особенно сильно, кейджи медленно подходит ближе к тецу — та еще крепче прижимает пистолет к шее девушки. от аниты по-прежнему не звука. — бросьте оружие, руки за голову, отойдите от заложницы, — вперед выходит женщина — коренастая, почти такая же мускулистая как куро или бокуто, с короткой стрижкой — минимум кибер-частей. кейджи проникается уважением. — даичи, в этом нет необходимости, — из-за плеча командующей выходит еще одна женщина — примерно одного роста с командиркой, но длинноволосая и утонченно красивая, — мы женщины взрослые, умные, нам нет необходимости стреляться и драться, как каким-то мужланам, — женщина поправляет платиновые волосы рукой и убирает обратно — в карманы белого медицинского халата. — давайте знакомится, я — докторка савамура коуши, управляющая этим прекрасным учреждением, эта прелестная дама рядом — савамура даичи, капитанша отряда андроспецназа. — женщина, слегка покачивая бедрами в узкой юбке-карандаше до колен, подходит на расстояние, с которого кейджи точно застрелит ее насмерть. докторка савамура улыбается — на первый взгляд вежливо и учтиво, но кейджи знает таких, как она — без сожаления нажмут на курок у головы собственного ребенка, если он будет мешать их работе — все так же продолжая улыбаться. к чему мелочится, если можно вырастить такого же за месяц? жизнь перестала что-либо стоить — Агломерация ее обесценила. кейджи прогоняет воспоминания о работе в Агломерации — таких как коуши, таких как она сама — там бесчисленное множество. машины, готовые идти по головам ради Агломерации и самих себя, прикрывающиеся научной степенью и строчкой «раса: человек» в базе Агломерации. кейджи хочется верить, что она изменилась — что ее изменили. надежда, что сегодня никто не умрет, предательски теплится в еще биохимическом сердце. кейджи кидает взгляд на тецу — по ее виску стекает капелька пота, но куро так же уверенно держит пистолет у шеи заложницы. нужно выиграть время. ради бокуто. к счастью, докторка сама начинает разговор: — а вы, я так полагаю, куроо тецу, гибридка, выросшая в трущобах третьего нуллама, низкосортное отребье, чей предок когда-то давно трахнул кошку… или змею? — и вот что получилось, — коуши все так же улыбается, глаза горят презрением и пренебрежением. кейджи в уме отсчитывает секунды до возвращения ко’таро. слева что-то скрипит, возможно, тецу зубами, возможно, позвоночник заложницы — за все это время девушка не проронила ни слова, хотя куро давно отпустила руку со рта. — а вы, — коуши показывает пальцем на кейджи, — акааши кейджи, с позором выгнанная с обсерватории Агломерации, гнилой плод такого знатного рода как династия бо… — оя-оя, что-то вы про нас все знаете, — тецу перебивает, недвусмысленно поглядывая глазами на пистолет у шеи девушки, — а мы про вас — только то, что вы засранки. докторка савамура смеется — неприятно, скрипучим смехом и закидывает голову назад — длинные серебряные пряди скользят по тонким плечам, родинка под глазом на секунду пропадает в морщинке. — отпустите кею и никто не пострадает, — коуши говорит серьезно — будто в миг срабатывает переключатель, кейджи хочет ее просканировать еще раз, но анита все еще молчит партизанкой. кейджи передергивает все тело, когда пустые глаза коуши смотрят на нее — тецу стоит так же, замерев и не смея шелохнуться. с чего они так дорожат сотрудницей, если тел в свободном доступе — бери не хочу? позади скрипит дверь — от неожиданности тецу дергается, кея выхватывает пистолет с набедренной портупеи куро и наводит ей на голову. ко’таро медленно подходит к кейджи сзади — незаметно кладет чип ей в задний карман — поднимает руки, когда половина андроидов целится на нее. у кейджи встают волосы на затылке — от бокуто исходит неизвестная раннее энергия, будто она на все сто процентов уверена, что они выйдут победительницами из этой ситуации. кейджи забавляется слепой уверенности ко’таро — но у нее нет причин не верить в это тоже. — у меня есть предложение, — кея начинает тихо, дрожащим голосом, но куро ее прерывает: — оя, у нашей ледяной принцессы прорезался голосок. только, чур, интим не предлагать, — куро тоже поднимает руки, оставляя пистолет висеть на пальце, когда вторая половина андроидов целится в нее, — могу не отказаться. кейджи почти что обидно, что на прицеле ее держит только савамура, которая капитанша — либо женщина стоит целого отряда машин, запрограммированных на убийства, либо никто не считает кейджи большой угрозой. кея цыкает на шпильку куро, почти что закатывает глаза и корчит лицо в пренебрежительную гримасу — но только на секунду — кея не в том положении, чтобы кривляться: — предложение о том, что вы сейчас же отдаете то, что взяли и идете сдаваться полиции. бокуто с куро практически смеются во весь голос, содрогаясь всем телом в попытках сдержать смех — кейджи расслабляется, когда обстановка на секунду разряжается — помогает прочистить мысли и перегруппироваться. кейджи перехватывает пистолет в руках — приклад увереннее ложится в руки — на прицеле голова савамуры-капитанши. но вот кея держит пистолет очень неуверенно — одной рукой, одной дрожащей рукой, второй держится за кровоподтек на шее — видимо, куро успела попробовать на зуб заложницу, — когда в последний раз тецу пыталась лизнуть кейджи — получила в висок табуреткой. все знают, что один косой взгляд, кривой вздох — и пистолет выпадет из рук кеи, куро сможет моментально пристрелить ее тем, что висит на пальце — начнется кровавая баня, и преимущество будет далеко не на стороне «правосудия» Агломерации. кейджи краем глаз замечает, как бокуто елозит бедром левой ноги — маленький нож медленно вылезает из кармана. спецназ и савамуры тоже выжидают, внимательно следя за девушкой, держащей пистолет, очевидно, в первый раз. неожиданно с полотка начинает сыпаться песок — очередной взрыв гремит совсем рядом, на расстоянии двух метров вверх. кея вздрагивает, взвизгивает, тоненький палец соскальзывает на курок, и пистолет выстреливает. проходит секунда, но для кейджи она тянется вечность — боль начинается в глазу, после переходит и на все тело — внутренняя система фонит, сенсоры сбиваются — кейджи трогает правый глаз — на руке остается красное пятно. реальность идет помехами, рябит — колени непроизвольно подкашиваются. пули начинают свистеть отовсюду. кейджи почти на автомате отстреливается от андроидов и не понимает, чья пуля попала в коуши — ее или бокуто. внутренняя система начала глючить в момент, как они зашли в эту комнату — но теперь исправная работа аниты была жизненной необходимостью. кое-как система достраивает трехмерное понимание пространства — кейджи уверена, что глаз не подлежит восстановлению, а заменять его кибернетическим или донорским совсем не хочется. она почти отключается на мысли, что собственноручно дает тецу и ‘таро повод накинуться на нее с миллиардом однотипных шуток про утерянный глаз. в которых кейджи, конечно же, не будет видеть ничего смешного. еще один взрыв возвращает ее в реальность — гремит совсем над ухом, через огромную дыру в потолке виден дневной свет и чья-то преступно длинная рука. взрывная волна сносит андроидов — кучей мертвых тел они валяются по всему полу комнаты, докторка савамура лежит, держась за расплывающееся красное пятно на белой рубашке — кея на коленях около пристреленной даичи. глаз почти не болит — из-за неисправности аниты сенсоры частично отключаются от нервной системы — совесть отключается тоже. без сожалений — ко’таро улыбается глазами, стирает кровь с ножа, тецу, согнувшись пополам, громко дышит и смотрит на кею. кейджи доверяет, кейджи изменилась — поэтому идет убивать по одной только просьбе. теперь просит не Агломерация, — бокуто — это другое. ей не страшно, она, как и тецу, готова ради ко’таро на все. из дыры появляется обладатель длинных рук целиком — вместе с веревочной лестницей, за которую держится. — хватайтесь, если хотите жить, — долговязый парень протягивает им руку и улыбается во все тридцать два. ‘таро помогает куро встать, поддерживая под руку и передавая тецу парню. девушка подходит к кейджи и улыбается — так светло, так по-домашнему, что кейджи почти не замечает мокрое от крови других людей лицо бокуто. ко’таро спрашивает, в порядке ли кейджи — она невнятно бурчит согласие, и кейджи тоже уносят к долговязому парню. бокуто задерживается в комнате — окидывает ее взглядом и наводит палец-пистолетик на кею, смотрит ей прямо в глаза, безумно улыбаясь: «вот это мы понаубивали тут, да?» и забирается по веревочной лестнице следом. — всегда мечтал так сказать кому-нибудь, — весело сообщает им лев, когда девушки твердой ногой ступают на внутреннюю обшивку лайнера. яку грозно смотрит из темного угла. кейджи невольно ежится.🚀🪐🌠
яку зол — это легко читается во взгляде механических глаз. ко’таро глупо улыбается, тецу чешет голову — каждая получает по тычку под ребра, сгибаясь пополам. лев простодушно смеется и вскоре получает тоже. кейджи спрашивает, где она может подключится к системе — яку кивает на панель управления кораблем. за семь лет ни слова — вот это выдержка, особенно, когда ты знаешь бокуто и куроо и, вроде как, один из их самых близких друзей. кейджи проходит длинные коридоры — лайнер заметно потрепало время — в буквальном и переносном смысле, но внутренняя обшивка выглядит почти новой — видно, что мориске исправно заботится о своем корабле. кейджи представляет яку в крошечном, заляпанном топливом фартуке, который любовно гладит свой корабль — даже, наверное, как-нибудь по-особенному гладит — заменяя ласковые прозвища интимными прикосновениями к обшивке внутри и снаружи. кейджи улыбается — анита смеется у нее в голове тоже. как только кейджи взошла на корабль, внутренняя система сама перезагрузилась и стала исправно работать — странно, что такое, за двадцать пять лет, что анита с кейджи, случилось впервые. когда кейджи просматривает файлы, полученные с чипа из музея, яку подходит к ней сзади — внимательно смотрит и в ответ на свои мысли в голове кивает. кейджи интересно, есть ли у яку внутрисистемная ИИ, как анита у нее, или же он сам настраивает все сенсоры и приемники — из биотического у яку только мозг и, пожалуй, сердце. ведь, имея механический насос вместо него, невозможно вытерпеть ‘таро и тецу. но она не спрашивает — оставит этот вопрос до следующей встречи — так появляется слепая надежда на то, что они доживут до нее. яку не гибрид, а вот лев — да. именно поэтому паренек такой неестественно длинный — особенно для двенадцатого поколения — яку с одиннадцатого, по сравнению с ним, просто мелкая сошка. о чем непредусмотрительно лев напоминает мориске каждый день, за что получает по коленке — как раз на уровне носа яку. кейджи считает, что бороться с системой Агломерации нет смысла — она практически привыкла к аните и в скором времени избавляться от нее не собирается — у кейджи хватает ума игнорировать пропагандистскую чушь Агломерации про счастливый мир будущего — незаметно подсунутую красивую обложку под горькую конфету с названием «промывка мозгов». а вот яку готов сопротивляться Агломерации каждой клеточкой своего кибернетического тела, пока он жив и даже, наверняка, чуточку позже. мориске мог бы позволить себе био-органы — несмотря на то, что сейчас это удел только богачей или таких, как ко’таро — яку просто выбирает вышибать клин клином. не кейджи его осуждать, не кейджи его судить. кейджи пропускает терабайты ненужной информации, которая была на чипе — схемы размножения животных за последние несколько столетий, прогнозы скрещивания гибридов, планы основания новых колоний за пределом сегодняшних территорий Агломерации — ничего важного. в текстах мелькает слово «инопланетная раса» — и яку, и кейджи с грустью в глазах улыбаются. инопланетян нет. и никогда не было — это знает каждый, кто хоть чуточку задумывался над этим вопросом. все, что сейчас Агломерация называет внеземными углеродными формами жизни — лишь умно скрещенные между собой земные виды животных, занесенные на чужие планеты тысячи лет назад. никто не назовет человека с хвостом или третьим веком — инопланетянином, чистая раса презрительно роняет «гибрид», отводя глаза. лев что-то роняет — галдеж ко’таро и тецу на секунду затихает — яку тут же грозно топает давать нагоняй под улюлюканья куро. после нескольких глухих ударов смех возобновляется, мориске даже задерживается ненадолго — постоять, послушать, посмеяться, если не «с», то «над» компанией. кейджи копирует себе в систему нужные с чипа данные и вынимает его. наверняка корабль сохранил остаточные файлы — значит, яку теперь в курсе всех их планов. кейджи мягко улыбается — ну и пусть — устало прикрывает глаз, проваливаясь в сон. мягкое командирское кресло радостно принимает ее уставшее тело в свои объятия. пружинистая куколка, прикрепленная к панели, убаюкивающе качает головой по сторонам. мелочь — артефакт, выкопанный яку где-то с планет, подчистую заваленных земным мусором — кажется, с куро они познакомились где-то там же. перед глазами приятная темнота — анита желает спокойных снов и сама уходит в спящий режим. сквозь сон кейджи чувствует, как мориске колдует над ее простреленным глазом — над тем, что осталось — вынимает жижу и протирает мокрой тряпкой. руки у яку маленькие и юркие, нежные — совсем не такие, как у тецу и ‘таро, — почти по-матерински заботливые и аккуратные. кейджи снов не видит. когда ее немного мотает, корабль приземляется на другой стороне планеты, где коноха их уже ожидает на контрабандном судне, чтобы отвезти за пятьдесят нулламов отсюда. перед уходом, тецу со слезами на глазах благодарит мориске — тот все так же молчит, жмет руку. ко’таро накидывается с объятиями, загребая сильными руками коротышку — пускай он и злится немного, но это только для виду — в его глазах кейджи читает уверенное и непоколебимое «кто, если не я». кейджи трогает руками простреленный глаз — на его месте приятная на ощупь повязка — мориске потрудился и позаботиться и об этом. они обмениваются краткими кивками, но оба понимают смысл, заложенный в них — «помогу, если припрет, только позови». со львом каждая прощается горячими поцелуями, а ‘таро и тецу успевают даже попрощаться «секретным» рукопожатием. старый лайнер яку кряхтит мотором и скрывается в небесной глади. — вы удивительно быстро прилетели, мы уж собирались без вас, — коноха тараторит, провожая взглядом лайнер яку, — что только поставил этот гибридишка на крошку яку? какой-нибудь супер-двигатель с кпд в сто процентов, не иначе. они поднимаются по трапу на огромную посудину — вся ржавая снаружи, с опознавательными знаками грузоперевозок Агломерации — знал бы ее местный штаб, какую змею греет под боком. ко’таро оживленно болтает с нори, а тецу кажется уже собирается докопаться к кейджи с шутками про глаз — открывает рот, но не успевает ничего сказать. — так что вы все-таки перевозите, нори? — ‘таро тянется рукой к одному из громадных стальных ящиков, заколоченных железными гвоздями, которые встречаются им на пути каждую секунду. коноха выхватывает маленький лазерный пистолет с кармана штанов и стреляет под руку бокуто — ко’таро шипит и обиженно трет обожженные пальцы — тецу лезет со своим «давай поцелую бо-бо». — ну, ладно уж, храни свои секреты, — ко’таро забывает все обиды и сияет ярче начищенной до блеска монеты, когда ее пальцы чуть ли не на половину скрываются во рту куро. нори с отвращением смотрит на непотребство и цокает: — вот ваша каюта, милости прошу, — рукой открывает дверь в маленькую каморку с двумя односпальными кроватями, — думаю, сами разберетесь, кто спит на полу. нори с лисьим прищуром хихикает — кейджи вспоминает старые легенды, которые рассказывала ей бокуто, про ёкаев, про наг и кицуне — коноха точь-в-точь как они. с огоньком в глазах, с хитрой улыбочкой, со стелющимся позади хвостом, где каждая чешуйка — яд, а дни наполнены террором деревень и пожиранием младенцев. в глазах тецу кейджи находит неприкрытую зависть. когда коноха оставляет их одних, кейджи занимает кровать у окна — по решению камень-ножницы-бумага на полу спит тецу, но — кейджи уверена на все сто — по решению бокуто, тецу будет спать с ‘таро. им не в первый — и не в последний — раз. механический голос из динамиков сообщает об отправке — огромный корабль, полный контрабанды и самых разыскиваемых преступников отправляется на другой конец вселенной. кейджи долго смотрит в иллюминатор как голубой шарик постепенно становится все меньше и меньше — она сама не замечает, как задерживает дыхание — даже кейджи сложно к такому привыкнуть, хотя она всю жизнь прожила в этом. кейджи не сомневается — она никогда и не сможет. за спиной происходит какая-то возня: бокуто раздевают в полторы руки — две чужие и одна собственная — кейджи даже не ведет бровью. к чему-то привыкаешь сразу. немного подождав, когда хихиканья и хлюпанье поцелуев стихнет за спиной, кейджи набирает полную грудь воздуха, готовясь на серьезный и долгий разговор. бокуто присаживается сзади — готовая слушать. — ‘таро, а ты знаешь человека по имени ямагучи тадаши?ПЯТЬ МУЧИТЕЛЬНЫХ МЕСЯЦЕВ СПУСТЯ
🌊🌲🧸
кейджи наконец удается справится с управлением — кенма в углу довольно кивает, раскачивая хвостом из стороны в сторону. кенма подходит к панели корабля — стучит пальцами по дисплею и на весь корабль начинается трансляция с камеры бокуто. кейджи подсаживается к кенме, гладит за ухом — кенма откуда-то достает вафли — те самые, которые одобрены Агломерацией, вафли «каждый день» — и начинает грызть сладость. кейджи по-доброму цокает, но тоже берет одну из пачки и кладет голову на плечо кенмы. кино начинается. камера бокуто показывает, как ее ведет иваизуми под руку — ко’таро часто падает, ноги не держат — иваизуми рывком поднимает ее и ведет дальше. они приходят к деревянной двери с резной виноградной лозой из красного дерева — ‘таро задерживает взгляд и входит в комнату. комната намного светлее, чем кабинет ойкавы — мерно пикают приборы, а сам тоору лежит в кровати, накрывшись одеялом с головой. нечто болезненное, воспаленное, тихо кряхтит из-под одеяла: — хаджиме, уйди, еще заразишься, — ойкава высовывает свою голову и бокуто невольно отшатывается назад. ойкава уже не кажется таким величественным и неприступным, как прежде — красные воспаленные глаза, гноящиеся уши, покрытый мелкими волдырями нос — не трудно догадаться, как выглядит все остальное тело. у ног ойкавы кто-то лежит: маленький, размером с человеческого ребенка девятнадцатого поколения. человечек поднимает голову, перестает дрожать — в заплаканных глазах теплится надежда. — тетя, вы пришли помочь папе? — человечек трет свой крохотный носик, похожий на ойкавин, потирает покрасневшие от слез глаза, похожие на ойкавины, чешет круглую головушку с черным ежиком волос. — хадзуру, не мешайся, — иваизуми выпроваживает ребенка за дверь комнаты и закрывает ту на замок — в глазах тепло, но голос ломается — хаджиме чуть не плачет. ойкава кашляет — выплевывает на кристально чистое одеяло гной и зеленую мокроту, иваизуми вытирает, садится на стул рядом с кроватью, начинает: — он подхватил это где-то в архивах, я уверен. работал со старыми бумажками века тринадцатого — они буквально разваливались у него на руках. бокуто подходит ближе, чтобы осмотреть тоору — все его тело горит, а сам он еле дышит — грудная клетка с трудом поднимается и опускается, показывая ненормально худое тело — ойкаву что-то выедает изнутри. — сначала он начал падать в обмороки, — иваизуми продолжает рассказывать свои наблюдения, пока бокуто аккуратно трогает ойкаву и осматривает повреждения, — потом вставать посреди ночи и идти на кухню. просыпаюсь я, бывало, встаю, иду, говорю: «возвращайся в постель, придурок», а он стоит у холодильника и жрет эти пересахаренные булки хадзуру — никогда такого не было, у него аллергия на углеводы, и тут на, пожалуйста, — иваизуми почти по-стариковски ворчит и вздыхает, поглаживая ноги тоору через одеяло. непривычно видеть его таким — все еще в розовой от крови рубашке, но мягким, нежным, заботливым. контраст не хуже холодного душа — после механически холодных глаз до любви в них же. ойкава снова кашляет — иваизуми кидается поднять ему голову и подставляет бумажный платок — на этот раз с гноем и мокротой выходят тоненькие прожилки крови. — почему сразу в больницу не пошли? — отрешенно говорит ко’таро, хотя вполне очевидно, что она сопереживает тоору. — этот идиот сначала противился, мол, не должны люди узнать, что он заболел — репутация упадет и вся херня. врал, что это обычная простуда и все само пройдет — ведь сначала просто температура поднялась. а вон как получилось, — хаджиме почти замахивается дать тоору подзатыльник, но нежно гладит того по волосам, — что с ним? — я могу ошибаться, — ко’таро как никогда предельно серьезна, — но это может быть грибковая пневмония — судя по гнойникам и мокроте с кровью. возбудитель, скорее всего, разумный пневмоцист, поэтому тоору бегал жрать по ночам. скорее всего ты прав, — ко’таро обходит кровать с ойкавой и прикладывает пальцы к запястью — просчитывает пульс, — это он подцепил в архивах. грибок с бумаги попал в легкие, начал развиваться у него в альвеолах и паренхиме легких, скинул токсичные вещества ему в слизистые — вот и пошло воспаление. организм, сопротивляясь, поднял температуру. — гнойная мокрота у него от разрыва абсцессов, при появлении скоплений грибов в тканях легких? да, скорее всего, да. главное, чтобы мокрота не попадала ни на кого — грибок таким образом пытается вылезти из организма и попасть в новый. но я, конечно, могу и ошибаться. бокуто садится на диван перед кроватью, немного елозит и находит нужное положение, чтобы тело не болело: — но я все равно не понимаю, почему вы не пошли в больницу. иваизуми невнятно бурчит про карантин и какую-то бо́льшую картину, но быстро переключается и спрашивает: — лечить-то как? бокуто пожимает плечами: — я откуда знаю, веди его в больницу. я тебе не домашний доктор, я тебе не подруга вообще — ты все дерьмо из меня выбил. иваизуми кряхтит «бокуто, ты знаешь за что» и ко’таро улыбается и кряхтит в ответ: «блин, да знаю я». — в больнице наверняка ничего не знают — грибок такой древний, что им никто не может заразиться, кроме этого идиота, — хаджиме сменяет милость на гнев ежесекундно — кейджи удивляется, как тоору может терпеть эти американские горки, а потом смотрит на ко’таро на экране и все понимает. от большой любви. ‘таро слишком резко встает с дивана, поэтому слегка пошатывается, но, обколотившись на спинку дивана, выравнивается: — антибиотики нельзя — сделают еще хуже. нужно антимикотическое дерьмо: флуконазол, итраконазол, амфотерицин В. есть что-нибудь из этого дома? иваизуми отрицательно качает головой. — еще ему нужны иммунокорригирующие, чтобы иммунитет восстановить. от разумного в грибке только название — по больше части, потому что он на башку влияет — нервные центры захватывает и устаивает с ними микоризу, — бокуто вопросительно смотрит на хаджиме. он снова отрицательно качает головой. — ну, я что могу сказать. рука у тебя тяжелая, это точно, хватай своего тоору и вези в больницу — если у них нет препаратов, настаивай на замене легких. если рентгенография легких покажет, что грибок пошел дальше — предлагаю раскошелится и вырастить новое тело. у вас есть такие возможности, в моем случае человека бы просто качали таблетками. — но, — бокуто тычет указательным пальцем в иваизуми, — если ты оставишь его так лежать, вопреки всей моей мудрости, которой я великодушно делюсь с вами, хотя и не хочу, твой драгоценный тоору помрет собачьей смертью, взорвавшись спорами грибов, и тут уже и ты, и ваш мальчишка, и еще пожалуй все в радиусе километров десяти подхватят эту заразу. она, в принципе, легко лечится, если не запустить — но в крупных масштабах она становится эпидемией — все бегают, паникуют и смешно трясут ручками. — понял меня? — ко’таро подходит к хаджиме ближе, кладет руку ему на плечо, — это все, потому что я очень добрая, как сказала одна мудрая женщина по имени куроо тецу. ты понял меня? хаджиме кивает головой. — спасибо, ко’таро, правда — я знал, что ты поможешь, как нашел, что он с земными бумажками копался, сразу про тебя вспомнил. как оказалось — не зря. — ну-ну, намотай сопли на кулак, ива-скала-чан, — бокуто сжимает плечо хаджиме, — теперь я выдвигаю свой список требований.🌊🌲🧸
— давай поболтаем, цукки, — тецу пододвигает ближе к лазерной перегородке, — скоротаю время перед смертью. — ты не умрешь, а вот разговаривая, сделаешь себе еще хуже, — цукишима не удивляется, что у куроо для нее находится глупая кличка. — оя-оя, цукки, ты что это? заботишься обо мне что ли? — на лице куроо появляется довольная ухмылочка, и кея готова на все, лишь бы стереть ее с лица тецу. — ну, хорошо. в чем ваши мотивы. ваши с бокуто и акааши? — цукки, ты что хочешь услышать мой невероятный, шикарный, волшебный, чудесный план? — кея уже жалеет, что поддалась на провокацию куроо — но назад пути нет, метаться уже поздно. — у бокуто… у ко’таро есть мечта, — тецу садится совсем близко к перегородке, поворачивает голову и смотрит через кровоподтеки на цукишиму — кея уверена, высохшая кровь сильно сжимает кожу, но куроо не показывает никакой боли — прекрасно контролирует мимику лица. — у нее есть мечта увидеть землю. глупо, да? я тоже так считала, особенно, учитывая, что уже более десятка столетий земли не существует. все это знают, — куроо смеется, но прекращает, когда хватается за открывшуюся рану на животе, — но она верит, что земля где-то там. ждет ее, ко’таро, когда же она вернется домой. цукишима вздрагивает на «домой». что значит «домой»? но куроо, будто бы не замечая замешательства кеи, продолжает дальше. — она так восторженно рассказывала мне о ней — лучше всякого, что написано в книжках. глаза у нее светились и были во-о-от такими широкими, — тецу раздвигает пальцами свои глаза, — и я сразу подумала, что она под чем-то. ну, и сказала ей об этом. а она тогда рассмеялась, посмотрела мне в глаза своими огромными глазющими и сказала: «тецу, давай найдем землю вместе». и я тогда как упала — внутри все оторвалось. и влюбилась в нее, как последняя дурочка. тецу ненадолго замолкает — проваливается в воспоминания, с трепетом грея их в сердце. — что ты знаешь о земле, цукки? нет, не отвечай, я сама расскажу. земля необыкновенная. там есть и звери, и птицы, в океанах живут рыбы, в травах стрекочут насекомые, а еще есть противные эти… змеи — пресмыкающиеся. есть черепахи, которые живут в собственном панцире и откладываю яйца в песок на берегу океана. а ты знаешь океан, цукки? их, вообще, на земле четыре — тихий, атлантический, северо-ледовитый и индийский. а еще есть пятый — небо. голубое-голубое из-за преломления солнечного света, оно висит над головами — чистое, без голограмм и полосок грязи от каров. и есть леса! лиственные, хвойные, смешанные — тропические и северные, они как одеяло покрывают всю поверхность земли, где нет океанов и морей. есть безжизненные жаркие пустыни и безжизненные ледяные пустыни. есть степи и саванны… есть тундра… тецу горящими глазами смотрит сквозь цукишимы — куда-то далеко-далеко, сквозь материю и время, бесчисленные галактики и миллионы световых лет — смотрит на землю. — а еще есть снег, цукки. не искусственный, не футурамный — тает в ладошках и лепится в снеговиков. о, цукки, мы просто обязаны слепить снеговика. а лучше двух — чтобы первому не было одиноко. а лучше семь — чтобы была целая семья снеговиков. кея видит, как тело куроо начинает медленно краснеть — ее лихорадит, цукишима отчаянно хочет помочь, но не знает как. — и каждая снежинка особенная, представляешь? нет ни одной одинаковой снежинки — каждая уникальна. как мы с тобой, — куроо смотрит на кею, но потом медленно опускает грустные глаза, — но теперь мы не такие особенные… не снежинки… куроо в это раз замолкает надолго — кея слышит короткие всхлипы и подмечает движения рук тецу к лицу — смахивает слезы. — ко’таро любит сов… она рассказывала про них — я даже не знаю, есть ли аналоги сейчас на какой-нибудь планете. она рассказывала про сов, и я видела в ней одну из них — большеглазую, шумную, но, когда надо, такую скрытную и тихую. а когда ‘таро нахохливалась, сгребала вокруг себя все одеяла — я будто видела ее. сову. вместо ко’таро. дико, правда? — тецу безумными глазами смотрит на кею, — я ненормальная, да? сумасшедшая. в этот раз куроо замолкает надолго — минут на пять. они просто сидят и молчат, думая каждая о своем — разделенные одной лазерной перегородкой на первый взгляд, но стоит копнуть дальше — разделенные целой жизнью и горькими мечтами о невозможном. спустя какое-то время тецу опять начинает разговор, но теперь она не замирает от восторга от собственных слов, ее голос не такой, как был раньше, — серьезный и строгий: — цукки, что ты знаешь об астронавтке бокуто ко’таро?🌊🌲🧸
— тоору-кун, мне нужна твоя малышка с гипперпрыжком, — ко’таро предельно серьезна. ойкава смеется под одеялом и сразу же закашливается. — нет, никогда. дверь открывается — замочная скважина вместе с ручкой падает на пол — ребенок стоит с отверткой в руках в проеме. иваизуми цыкает, а ойкава из последних сил раскрывает руки для объятий — малыш бежит и падает в руки отца. — нет, вы никогда не получите мою тобио, — ойкава гладит ребенка по волосам и шмыгает носом, — только через мой труп. бокуто смеется «это можно быстро устроить», но иваизуми смотрит на нее таких прожигающим взглядом, что его чувствуют даже кенма и кейджи на орбите через экран. — вы же не вернете корабль, для вас это дорога в один конец, — тоору отгоняет хадзуру и поднимается на локтях, — а мне потом перед Агломерацией отчитываться, куда, зачем и почему. даже если вам удастся улететь — а вам не удастся, но даже если — Агломерация будет вечно вас преследовать за совершенные преступления. а с тобио это получится в два раза быстрее — она снабжена дочерней программой Агломерации, для них это будет как два пальца обоссать. не то, чтобы я заботился, просто… — он прав. им удалось вас найти сразу же, как только вы появились на планете — ждали повода вас арестовать и следили за каждым вашим шагом. — но кто «они», тоору? кто «они», хаджиме? вы? — ко’таро подходит к хадзуру и гладит малыша по голове, — убегай отсюда, — шепчет ему на ухо. малыш смотрит прямо в глаза ко’таро — пугается широких оранжевых глаз и с воплями убегает. — кто Агломерация? что такое Агломерация? — ко’таро достает из кармана брюк маленький чип, нажимает на него, и он разбухает в лазерный пистолет — маленький подарочек, оставленный кенмой. иваизуми медленно отходит к кровати тоору — инстинктивно защищает рукой, второй тянется за спину. — я бы не советовала, — бокуто качает головой и наводит оружие на ойкаву, — только через твой труп, говоришь?🌊🌲🧸
— ты знаешь о астронавтке по имени бокуто ко’таро, цукки? — куроо переспрашивает, не дождавшись ответа. цукишима отрицательно мотает головой. — давным-давно в далекой-далекой галактике, — куроо смеется будто бы с собственной шутки, но кея не понимает ее, — когда о нашем с тобой существовании не смели задуматься и самые безумные фантасты-писатели, на свет появилась самая прекрасная девочка. самая прекрасная девочка во всей вселенной выросла в самую шикарную женщину во всей вселенной. кея, затаив дыхание, слушает тецу. — родилась она на земле и выросла там же. и с ранних лет девочка грезила о космосе — о бескрайних темных далях, которые бы она бороздила на своем маленьком белом космическом корабле. и девочке повезло: ее приняли в астронавты. она очень много трудилась ради этого, старалась и училась, даже защитила докторскую в какой-то области медицины — в 2067 году земной эры ее допустили до первого полета в космос. цукки, представляешь, как давно это было? и девочка радуется — экспедиция должна была быть легкой — пересечь млечный путь и исследовать луны урана — для нас сейчас проще простого, да? цукишима честно пожимает плечами — она не знает, даже в космическую эру, длящуюся уже бог знает какое столетие, кею не очень интересовали дальние планеты — перелет с unda на vacca сказался на ней очень плохо. — …о! а еще на земле когда-то давно были динозавры! за много-много лет до людей, представляешь? тебе бы понравились… — конечно цукишима знала о динозаврах — краткая история жизни земли преподавалась в школах как история родного края, но сердце екает, когда куроо говорит, что ей бы понравилось — глупое сердце. — но это я соскочила с темы. так вот, миссия простая. но, как всегда, начинались трудности. видишь ли, земляне были очень глупые в космических делах поначалу, это сейчас каждый ребенок с закрытыми глазами соберет исправную ракету. не буду вдаваться в подробности — но корабль с девочкой засасывает в черную дыру в млечном пути. бам! драма, конфликт, трагедия! — тецу театрально показывает руками взрыв, и ожидает реакцию цукишимы. кея, с неподдельным интересом, внимает каждому слову. — и выкидывает ее через тысячу лет с другой стороны дыры у великой стены слоуна*! — куроо выжидающе делает паузу, нагоняя драматизма, — и подбирает ее Агломерация! и учит ее Агломерация языку и технологиям! и изучает ее Агломерация: тело девочки не постарело ни на секунду, что она была в черной дыре и вряд ли постареет — органы будут изнашиваться, но, если она будет их заменять донорскими, бокуто сможет жить вечно! — тецу запинается, видимо, замечая, что случайно вместо «девочки» сказала «бокуто», но делает вид, что это не такая уж и большая проблема, и продолжает дальше: — девочка как-то объясняла этот феномен своей прекрасной, шикарной, умопомрачительной спутнице со стройной талией и упругой задницей, но она запомнила только название: «аватар-аанг-застрял-в-айсберге ситуация», потому что голова умопомрачительной спутницы занята другими, более важными вещами. кея позволяет себе улыбнуться — в глазах тецу она видит искреннюю благодарность. — и вот, возвращаясь к нашим баранам — девочка… как-то нелогично называть ее девочкой, да? ей же тысяча с кепкой лет… ну, ладно, раскрою уж все карты. девочка — это ко’таро, а умопомрачительная спутница жизни и сердца — я. живи с этим. кея закатывает глаза, но не перестает улыбаться, ей даже начинает нравится их игра — куроо притворяется, что у нее ничего не болит, а кея притворяется, что тецу не страшная преступница и террористка. — и мы искали землю… правда искали… и вот нашли! благодаря наводке анонима, — на слове «анонима» лицо тецу перекашивает — уж не связано ли это с таинственной дайшо? — мы узнали, что они держат корабль бокуто! представляешь! в секретном учреждении под покровительством музея исторических ценностей! корабль бокуто, в котором конечно же есть координаты земли! — и вы нашли их? бокуто вышла тогда из комнаты и передала что-то акааши? — оя, кея, а ты внимательная, да? цукишима застенчиво пожимает плечами, но она тут же холодеет — неприятные воспоминания о мертвом теле даичи на руках все еще стоят перед глазами. точно так же, как и выговор от докторки савамуры, и штрафы от Агломерации. — да, цукки, мы нашли их — осталось дело за малым. — выкрасть у ойкавы корабль с гипперпрыжком? тецу хлопает в ладоши: — бинго, цукки, умница! как ты догадалась? — это было легко, твой план не такой уж и сложный. — но он шикарный, тем не менее, правда же? кея снова закатывает глаза — в компании куроо это делать приходится преступно часто. каталина сообщает об уведомлении — цукишима вздрагивает. улыбается, потом поворачивается и спрашивает: — а как вам удалось заманить в свои сети акааши? — м? кейджи-то? — тецу ковыряется пальцем в зубах, — она родственница ко’таро. — что? — кея не верит в то, что сказала сейчас куроо, — что? — я непонятно сказала, что ли? — куроо искренне удивляется, — кейджи пра-пра-пра-пра-дохулион-раз-пра-внучка ко’таро, очевидно же. — ну, и почему же, это так, блять, очевидно? — кея не собирается выслушивать такой пренебрежительный тон от кого-то, как куроо. но тецу, будто специально игнорирую вопрос, продолжает: — кейджи нашла какие-то файлы в обсерватории, поссорилась с большой шишкой, что они скрыли такие важные факты как путешествия во времени — ну, а потом так случайно получилось, что они узнали, что их генетический материал совпал на тридцать процентов — это довольно много. тецу заканчивает ковыряться в зубах, выдергивая шатающийся — выбитый иваизуми — зуб. кея замечает, что на месте клыка, выбитого иваизуми, торчит маленький белый треугольничек нового зуба — привилегии гибридов — преступно быстрая регенерация. — кстати, ты знала, что днк землян совпадало с днк банана на восемьдесят процентов? кея не собирается верить во всякую чушь, о чем тут же сообщает куроо. — ну, хочешь верь, хочешь нет — дело сугубо личное. куроо снова замолкает — щупает свое тело, шипит от боли — зализывает раны языком — кровь шипит и испаряется. что-то меняется в тецу — она становится слишком серьезной, сосредоточенной, выпрямляется в спине даже и смотрит кее в глаза: — цукки, как ты думаешь, что такое Агломерация? цукишима сглатывает собравшуюся во рту слюну — она комком застревает где-то в глотке. — что ты имеешь в виду? — в глобальном плане. что это? система? группа лиц, правящих всем миром? один человек, от чьей тирании так норовится избавиться оппозиция Агломерации? или же один компьютер? кея дрожит — мурашки бегают по всему телу от такого стального тона тецу. — а кто ты, цукки? ты замечала, что у тебя нет пупка? — ч-что? у всех, с шестого поколения нет пупка — это в-все знают! — кея начинает оправдываться и заикаться, как загнанный в угол зверь. — нет, не у всех, цукки. у доноров, вот, например, их никогда не было, у выращенных однополыми родителями детей — тоже. что ты помнишь о своих родителях, кея? цукишима перестает дышать — каталина орет красным, что нужно успокоится, — цукишима не дышит минуту, две, пять, десять — люди же не могут так долго не дышать? конечно, цукишима помнит своих родителей: маму, папу… или маму и маму? папу и папу? мысли в голове цукишимы путаются, кричат, перекрикивая даже каталину — кричит кто-то другой, внутри кричит сама кея. — даже имя твое — кея. «кей» с древнеанглийского — ключ, цукки. зрачки цукишимы бегают — руки дрожат, а голову будто кто-то вскрывает живьем — живот вспарывают без анестезии. все в голове спутывается в один огромный ком — кея оказывается запертой в своем собственном сознании. куроо откуда-то достает нож — с широким блестящим лезвием — кинжал. в одно движение тецу просовывает руки через лазерные прутья — ее обжигает, от рук идет пар и пахнет жаренным мясом, — но куроо не отодвигается, она шипит и закусывает губу от боли, но рук не убирает. тецу хватает кею за ворот и притягивает к прутьям, лицо кеи останавливается в миллиметрах от лазеров — щекам становится горячо. куроо подносит кинжал к лицу — не ребром, широкой стороной. — смотри, цукишима кея! это ты! ты — Агломерация! — заставляет цукишиму смотреть в свое отражение в блестящей поверхности. кея не видит ничего. она видит серый блеск металла — она разглядывает во тьме маленькие единицы и ноли. почему она никогда не замечала, что не отражается в зеркале? почему она никогда не задумывалась, как она выглядит? как ее видят остальные? почему тогда, в подвале под музеем — в нее не попала ни одна андроидовская пуля, хотя они летали повсюду? почему? — тебя изобрел ямагучи тадаши десять лет спустя исчезновения ко’таро. ты была просто искусственным интеллектом — и вот чем ты стала, цукки! — куроо продолжает орать ей слова прямо в лицо, но их смысл не долетает до кеи — она поглощена собственным кодом. — кейджи первая до этого додумалась… потом догадалась и бокуто, когда прочитала файлы из музея. потом они рассказали мне — я долго не могла поверить в это, пока сама не убедилась. тебя же нет, цукки — просто нет. это замечаешь, когда пропадает эйфория от системы. просто оболочка, голограммный скин — который не заметен только краем глаза. а за ней — ничего. просто воздух. куроо отпускает кею — может ли она так себя называть, после всего, что узнала? цукишима оседает на пол — хватается за голову — каталина давно молчит, в голове орет собственный голос кеи — ее собственное «я». — но ты не просто ии, цукки. ты, сама по себе, нечто большее — живое существо, цифровая форма жизни. ты живая, цукки. что бы это для тебя ни значило. те сети, которые выросли из тебя и превратились в Агломерацию уже больше не ты, это твое детище — и оно умирает, цукки, и ты ничего не сможешь сделать с этим. как ты думаешь, сколько продержится Агломерация? год, два? несколько столетий — не больше. и человечество снова вернется к сельскому хозяйству и выращиванию инопланетных коров. а потом снова полетят в космос, покоряя новые просторы — снова придумают очередную Агломерацию и так далее, и так далее. пока вселенная не взорвется и не поглотит саму себя. только закончив монолог, куроо понимает, что она наделала — цукишима сидит на полу и плачет — настоящими мокрыми слезами — и улыбается. — ну-ну, не плачь, не все потеряно. доносящиеся сверху выстрелы отрезвляют кею. куроо снова хватает кею — за руку — прислоняет диодом к замку камеры и лазеры тут же пропадают. тецу быстро поднимается и протягивает кее руку — цукишима все еще сидит на коленях, опустив голову и руки, глаза широко раскрыты — но кея не видит ничего. — идем с нами, кея, — тецу присаживается и берет руки цукишимы в свои, — ты сможешь жить жизнью, которую у тебя отобрали эти толстосумы и глупые политики — тадаши никогда не хотел, чтобы твоя жизнь превратилась в ад. ад? цукишиме бывало плохо, но так ли это на самом деле? она начинает вспоминать — доброе лицо тадаши, его мягкие руки и небрежное «прости, цукки», когда ямагучи снова лажал с кодом. она вспоминает, как он давал ей имя — в честь кого-то, кого-то дорогого и безвозвратно мертвого — но цукишима не обижалась, она просто не хотела, чтобы тадаши плакал. а потом? бессмысленные команды, ненужные операции и постоянные обновления системы — кея вспоминает все. да, цукишима жила в аду. но, не потому что ее использовали как бездушную машину, а потому что она забыла тадаши. забыла, как он смотрел на нее в последний раз — со слезами на глазах, со своим глупым хвостиком волос мышиного цвета, с россыпью веснушек на щеках — шептал «прости, цукки» и стоял с пистолетом у виска. «это не то, что я хотел, я никогда не хотел, чтобы так получилось» — выстрел. наверху гремит целая очередь выстрелов, цукишиму будто выдергивают из чана с холодной водой — куроо стоит на коленях перед ней, с надеждой глядя на кею. кея встает. тецу встает вместе с ней. цукишима едва заметно кивает — куроо сразу же хватает ее за руку, и они бегут наверх. у дверей они налетают на бокуто — держащуюся из последних сил, но все такую же сильную и шумную. — оя, детк, это ты стреляла? бокуто небрежно кивает — из-за угла выбегает розоволосая секретарша с автоматом в руках. ‘таро отстреливается — задевает пулей секретаршу, и та падает ничком на мраморный пол. девушки выбегают на улицу — над резиденцией в воздухе зависает что-то огромное, деревья около здания пригибаются ветром. нечто прозрачное скользит по воздуху, останавливаясь над ними — куроо и бокуто закидывают головы, пораженно присвистывая. в глазах котаро кея замечает толику гордости. камуфляж пропадает и над ними появляется корабль — тот самый, тобио ойкавы, с двигателем, позволяющим преодолевать парсеки со сверхсветовой скоростью. появляется голубоватый захватывающий луч — таких только семь на всю Агломерации и то, в тестовом режиме, поэтому цукишима отшатывается, но тецу крепко держит ее за запястье. в голове кто-то поет. пение прекращается — цукишима слышит голос. до боли знакомый, до хруста костей нужный, родной. «прости, цукки, что я так долго.» «прости, кея, что ты так долго ждала.» цукишима смаргивает наваждение — перед глазами пропадает россыпь веснушек и серо-карие глаза. кея слышит по приемнику — получено новое сообщение. «рада тебя снова видеть, цукишима» — система говорит голосом кейджи, а когда сообщение просматривается — и вовсе самоуничтожается, оставляя после себя только кэш фотографий и сообщений. в момент, когда разъяренный иваизуми показывается на пороге дома — держится за левый бок и кричит не своим голосом проклятия — луч поднимает ко’таро, тецу и кею на корабль. на корабле их встречает кейджи — в черном комбинезоне, кудряшки распадаются тоненькими заплетенными косичками — и победно улыбается. корабль тоже приветственно скрипит мотором и приборами — они давно вылетают за околопланетное пространство и устремляются в чарующую тьму — динамики квакают, издают громкий писклявый звук и говорят человеческим голосом: — эм… приветствуем вас на корабле «тобио»… нет, приветствуем вас на судне «невероятно крутые космические лесбиянки (да, кейджи, и ты тоже) и цукишима кея», говорит старпом козуме кенма… эм, — когда голос замолкает, динамики снова начинают квакать, — просто идите уже на мостик, идиотки. тецу с ко’таро нечленораздельными звуками показывают свою радость, смеются, обнимаются и начинают обжиматься прямо там — у шлюза, даже не дойдя до мостика, что уж говорить о каютах. кейджи тоже улыбается — мягко приобнимает цукишиму и уводит ее на мостик подальше от разгоряченных девушек, как заботливая мамочка, опасающаяся за моральное здоровье и благополучие своего чада. корабль изнутри такой же утонченный, как и его бывший владелец — изящные футурумные вставки, ни одной лишней детали — все новое, без облезлой краски, как на корабле яку или нори, блестящее и почти без эмблем Агломерации. когда они приходят на мостик, за креслом капитана кто-то уже сидит — когда спинка кресла поворачивается, цукишима видит еще одного гибрида — светлая макушка с отросшими волосами. кея усмехается, что корабль стоило назвать «неудачные прически» и делится мыслью с кейджи — та смеется в кулак и соглашается с ней. — козуме кенма, — новый человек протягивает руку и цукишима здоровается, — кея… ты можешь… подойти вот сюда и подключиться, чтобы я смог отключить Агломерацию на корабле? — котенок говорит смело, но делает длинные паузы между словами — ему неловко. кенма смотрит на кейджи, ища глазами поддержку — она нежно улыбается и подводит цукишиму под руки к панели. кея выполняет все, что ей говорит кенма — тот в миг приклеивается к панели, долго печатает и смахивает всплывающие окна, постоянно переключаясь между ними. в дверном проеме появляются ко’таро и тецу — разгоряченные, небрежно поправляющие одежду, куроо хищно облизывается и рукой прикрывает укус на шее. они подходят сзади к цукишиме и о чем-то тихо переговариваются с кейджи — цукишима могла бы повысить чувствительность слуховых сенсоров, но это было бы просто неприлично. когда кенма заканчивает, кею усаживают в кресло рядом и вручают вафлю. — а если хочешь, то кенма с кейджи тебе сделают тело! настоящее, — ко’таро сидит на капитанском кресле и играет с хвостом кенмы, на что тот злобно шипит и мотает хвостом — котаро еще сильнее смеется и продолжает ловить пушистый хвост гибрида. — но тело — это такая морока. его надо кормить, поить, удовлетворять всякие потребности, — тецу на последнем слове облизывается и смотрит на ко’таро — девушка все так же продолжает играть с кенмой, тот шипит еще сильнее и начинает царапаться. — но также тело — это приятно. оно может помогать чувствовать, видеть, слышать, чувствовать, — кейджи крутится на кресле около ко’таро, пытаясь отобрать кенму из цепких хищных лап. — крошка, ты сказала «чувствовать» дважды, — тецу останавливает за спинку крутящееся кресло кейджи и акааши лицом вниз падает на пол. завязывается небольшая потасовка и ко’таро даже отлипает от кенмы — с прищуром смотрит на шуточную драку, болея за обе стороны. — нет, спасибо, пожалуй, откажусь, — цукишима пробует вафлю — она слишком сладкая, но довольно вкусная, — я и так могу чувствовать вещи и видеть вещи, даже больше, чем я хотела бы, — кея прикрывает глаза, когда победительницу сватки награждают громким поцелуем. состроив гримасу отвращения, кенма выключает передачу и корабль окутывает тишина, сменившаяся на заразительный смех секундой позже. — значит, то, что вы сдались полиции, привлекая внимание взрывом — лишь отвлекающий маневр, чтобы кейджи с кенмой угнали корабль? — кея на всякий случай пристегивается ремнями к креслу. куроо откуда-то кричит: «ну, конечно, цукки, это все часть моего гениального плана!» и пропадает совсем — двери герметизируются — корабль готовится к прыжку. — а что с ойкавой? — цукишима поворачивается к кейджи — она сидит и просматривает файлы с чипа на кресле не далеко от кеи. кейджи мотает головой: — нам просто повезло, что он обездвижен и ослаблен земным разумным грибком. — невероятно, — цукишима с иронией в голосе закатывает глаза и руками впивается в кресло. все тело напряжено как струна — от корабля тоже веет каким-то напряжением, на мостике от всего квартета остались только кейджи и бокуто, сидящие за капитанскими креслами и управляющие кораблем. — все готовы? — кейджи говорит в сенсор и в ответ доносится радостное «да, конечно» двумя разными голосами. акааши кивает бокуто — котаро хищно облизывается и рукой жмет на кнопку на дисплее. — поздравляю с началом новой старой жизни. — полетели, девочки. корабль вытягивается, одновременно сжимаясь — темнота горит белым светом, сердце замирает и стучит еще громче — глаза закрыты, но все прекрасно видно. парсеки проносятся за секунды.КОГДА-ТО
кейджи, уже порядком подуставшая, с немытым пучком длинных кудрявых волос на голове, присаживается около ко’таро. она кладет руку на сгорбленную спину девушки, нежно поглаживая каждый выступающий позвонок на мускулистой спине. — а если… — никаких «если», кейджи, а «когда». кейджи громко оберченно вздыхает. — что мы будем делать, когда не получится? бокуто раскрывает глаза и удиленно охает, — точь-в-точь как странные совы в рассказах куроо. — кейджи! — ‘таро тянет гласные, как будто жвачку со вкусом клубники — медленно, раскатывая буквы на языке, — тут как раз и надо говорить «если»! повисает тишина. спокойная, наполненная воспоминаниями тишина, — кейджи буквально слышит, как крутятся механизмы в ее теле и с каким усердием думает бокуто, что даже появляется складка на лбу. — у людей раньше была религия, — начинает бокуто, пододвигая кейджи к себе поближе и обхватывая ее теплыми руками, — люди собирались в кучки и молились звездам, выпрашивая милости и благосклонность. а потом ходили войной на тех, кто верил в другие звезды. кейджи вздыхает — для человеки, которая только-только избавилась от заключения под влиянием диктаторской системы, ее голова слишком забита революционными идеями и планами по свержению. скоро это пройдет, она уверена. — людям нужно было во что-то слепо верить, иначе они сходили с ума, — кейджи кладет голову ‘таро на плечо, зарываясь носом в ее пушистый свитер, украденный где-то на ярмарке диковинок с другой планеты. — сейчас у них на это просто нет времени, — девушка закрывает глаза, готовая провалиться в негу сладкого сна, которого на протяжении десятилетий ее лишала Обсерватория. — всем людям нужно во что-то слепо верить, — ко’таро зажмуривается, когда астероид пролетает слишком близко к орбите планеты, оставляя за собой длинную полоску яркого света из пыли умерших звезд и цивилизаций. — тогда я буду слепо верить в тебя, бокуто ко’таро — девочка-призрак из прошлого, — кейджи, не открывая глаз улыбается — через десять минут от планеты не останется и следа, потому что Агломерация решит уничтожить целый пояс из-за потерянного секретного чипа с информацией на одной из планет. это далеко не астероиды. во времена ко’таро, это назвали бы божьей карой. где-то вдалеке им навстречу бежит куроо, заляпанная в моторном масле, держащая на готовом старте целый лайнер, который унесет их на следующее место, откуда кенма сможет получить доступ к секретным материалам. во времена ко’таро это назвали бы диверсией, красным пожаром революции. — я пойду за тобой в самый ад, — кейджи вылезает из приятных объятий, распрямляется и кряхтит, — лишь бы ты ходила туда пореже. ко’таро смеется своим израненным смехом — совсем одна, совсем последняя, кто помнит правду, кто помнит, как оно было на самом деле. но совершенно не одинока, пока рядом с ней кейджи и тецу. на языке кейджи это значит «я люблю тебя», во времена тецу — это «я погибну за тебя, если придется, и буду жить, если ты попросишь». ко’таро не могла быть больше счастлива, чем сейчас. девочка, рожденная не в ту эпоху. от пояса густонаселенных различными видами планет не остается и пылевого облака. ко’таро, тецу и кейджи улетают вперед — в будущее. им еще многое предстоит сделать.