Если вы устали, можете присесть мне на лицо

— Арсений Сергеевич, ты сосёшь. Один. Два. Три. Четыре. Пять — и вот оно. — Серьёзно, блядь? Серьёзно? Вот именно сейчас? Арсений с набитым ртом выглядел совсем не грозно, как хотел казаться. Рот скривился из-за невнятной попытки одновременно удержать член и что-то члено-раздельно произнести, но член не разделялся, зато глаза искрили злостью. Всё вместе оказалось таким мощным коктейлем, что у Антона закружилась голова. — По фактам, — пытался оправдаться Антон, наблюдая за тем, как Арсений языком переталкивает головку его члена во рту с левой стороны на правую. Будто так его речь будет более внятной. А, да. — И другого времени для настолько хуёвого, — ай, молодца, Арсений, давай зачётку: “Каламбуростроение”, отлично, — каламбура ты не нашёл? — К слову пришлось, — повинился Антон. — И что теперь, плюнешь на минет? В ответ больше показалось, чем на самом деле послышалось невнятное “Долбоёб”, а потом Арсений уложил его член на язык поудобнее и вернулся к своему ленивому сосанию. Благослови небеса воскресенья. Антон снова откинулся на спину, закинул руки за голову и восторженно зажмурился, отдаваясь только ощущениям. Грязный рот Арсения был горазд не только на потоки оскорблений разной степени завуалированности. Гораздо лучше он был подготовлен для отсосов. Все эти глупые предрассудки, что идеальный минетный рот — это толстые губы и широкая полость, всё это херня. У Арсения острые зубы, которые тот всё же умело прячет, тонкие губы, которые быстро сохнут даже под стекающей слюной, и глотка глубиной в Марианскую впадину. Ничего из клише про минет, но всё же Антон каждый раз готов был писать себе на лбу: Вы засасываете В Е Л И К О Л Е П Н О. Член ещё не до конца окреп (Антон Андреич не сосал в минетных каламбурах), и Арсений мягко вдавил его в нёбо, потирая снизу выгнутым языком, заурчал, дорвавшись до любимой игрушки. Cосать — это не навык и даже не талант. В этом деле главное — желание, которого у Арсения всегда хоть отбавляй. Антон обожал те мгновения до полноценной эрекции, когда Арсений щурился, пробуя член на исчезающую мягкость, облизывал головку, заводя языком за крайнюю плоть, толкал в щёки изнутри, давая шанс погладить её снаружи. Антону сейчас этого не хотелось. Он просто наслаждался последними секундами, одновременно позволяя себе возбудиться и стараясь оттянуть этот момент. Чуть приподнявшись, он посмотрел, как Арсений, зажмурившись, лениво обсасывал головку, выпустив ствол изо рта, как тыкался кончиком языка в щёлку. Член уже окреп, упруго шлёпнул Арсения по губам, когда тот наконец отпустил головку, и оставил мокрый след на подбородке. — Так быстро. Арсений явно расстроился, и Антону тоже стало грустно вслед. Что он мог поделать, когда так сильно хотелось вогнать ствол целиком между этих сжатых в жопку губ до самого конца, чтобы Арсений давился. Это против их правил, но мечтать же никто пока не запретил. Арсений лёг поудобнее на живот, опёрся на согнутые руки и снова только губами поймал член, всосал сразу наполовину. Теперь головка упрямо скользила внутрь по подставленному языку и обратно, Арсений касался её губами и облизывал перед тем, как снова позволить впихнуться до глотки. Никто никуда не торопился. Арсений сосал всегда вальяжно, делая вид, что рассуждает о различиях прерафаэлитов и академической живописи, будто и правда понимал, в чём суть… Хотя Антон однажды это слышал — и по классике: “было трудно, но подрочил”. Арсений в некоторые моменты, вживаясь в образ графа, творил с воронежским пацаном, живущем в Антоне, что-то непотребное своим бархатным голосом и псевдоинтеллектуальными сентенциями. У Антона стояло на снобизм. И на Арсения. Особенно сильно вставало на Арсения-сноба, но об этом Антон не сказал бы ему никогда, чтобы не раздувать графье эго, как лягушку через жопу. За этими мыслями Антон пропустил тот момент, когда Арсений чуть наклонил голову, медленно, но ритмично позволяя члену тыкаться в щёку. Параллельно гладил языком по уздечке и по-гадски (запрещённый приём!) особенно сильно под головкой. Антон судорожно втянул воздух через нос, впился ногтями в ладони, чтобы не спустить Арсению в лицо или куда попадёт, и заставил себя расслабиться. В эту игру можно было играть и вдвоём. Антон приоткрыл правый глаз, как раз увидев лежавшего под углом к нему Арсения, и постарался скрыть улыбку, когда заметил, как тот потихоньку трахает матрас. — У вас стоит, Арсений Сергеевич? — осведомился он так, будто о погоде спросил. Арсений зыркнул из-под растрепавшейся по всему лбу чёлки, но успеха не достиг. — Нравится сосать хуи, ваше превосходительство? Арсений вздрогнул, к счастью, выпустив в этот момент член изо рта, и посмотрел на Антона более осознанно, будто предостерегая. — Ваш грязный рот для этого создан, — сообщил Антон и в ответ услышал протяжный стон, отдавшийся потоком воздуха по мокрой головке. — Создан для того, чтобы пихать в горло. Арсений, успевший снова насадиться ртом до половины члена, захрипел, и это вибрацией отдалось в паху. Стало слишком жарко, невыносимо, пот стекал со лба на виски, затекал в глаза, когда Антон поворачивал голову, чтобы смотреть, как Арсений трётся стояком о матрас, заводясь от этой грязи, что с жадностью слушал. Долбаный изврат, с непередаваемой нежностью подумал Антон, увидев, как Арсений вдавился в матрас бёдрами так, что должно стать больно. — Обе ваши дырки, сударь, исключительно глубоки и созданы для пихания в них хуёв. Взгляд Арсения пытался притвориться гневным, но выступившие слёзы поломали игру. Он смотрел на Антона, впихнув в себя его член почти до конца — можно было почувствовать, как связки сжимаются у вершины головки. Невыносимо было терпеть, но и кончать сейчас было нельзя. — Давай, Арсений, глубже, — подначил Антон. — Или помочь тебе? Ответа не последовало, но было и не нужно. Опустив ладонь на затылок Арсения, Антон слегка надавил, чтобы подтолкнуть к действиям. Чего Попов точно не любил и не простил бы никогда — это ебли в рот, когда приходилось задыхаться и давиться слюной. Его высочество были слишком горды для этого, а вот намёками — на это они были согласны. Антон мягко потягивал волосы на затылке, заставляя Арсения ёжиться и ёрзать, продолжая слегка встрахивать постель, но больше не делал ничего. Он говорил. — Давай, Арсений, впихни его в себя, — Арсений издал странный булькающий звук, по стволу потекло больше слюны, но головка и верхняя часть члена следом за ней прошли в горло. Антону хотелось кричать от того, как хорошо это ощущалось: плотные тугие связки облегли член, сдавили, слюна облегчала скольжение, и всего один толчок отделял его от полного погружения, но именно его делать было нельзя. Их высочество потом не пустил бы его ни в рот, ни в зад. Приходилось мириться с монаршими придурями. — Ммм, плохо стараешься, твоя глотка способна на большее, — подначил Антон. — Как и жопа твоя бездонная. Арсений всхлипнул, глядя на него снизу вверх так жалобно, что Антон чуть было не поверил — как обычно. — Щас бы два члена, да, Арсюш? — обманчиво ласково спросил он. — Чтоб с обеих сторон тебя заткнули? Арсений всхлипнул снова, из уголков рта потекла слюна, губы вокруг члена растянулись так сильно, что стали гладкими-гладкими и ало блестели. Ещё половина секунды — и Арсений мотнул головой, сглотнул, впуская член в самое горло, уткнулся носом в лобок Антона и на время замер, лишь продолжая слегка сглатывать, чтобы покрепче сдавить член связками. Сука, как хотелось выть. Антон дрожал, весь вымок от того, что с ним творилось, в яйцах едва не пекло от желания спустить. — Хорошо, — с хрипами в голосе всё же смог выстонать он, чувствуя, как вибрирует вокруг члена горло, как Арсений сглатывает и давится, и не мог не подбодрить его. — Так хорошо, Арсюш, ты бы зна-ал!.. Антона трясло, пальцы в завитках волос на затылке Арсения дрожали, как у старого пьяницы. До оргазма оставались считанные мгновения, и ничто не могло быть слаще, чем спустить Арсению в горло, а последними каплями расписать блядские его губы и залитую слезами и слюной морду. Но — ещё чуть-чуть… — Щас бы вылизать тебя, — голос не слушался, хрипы раздирали высохшее горло наждачкой, и от ног по всему телу разливалась напряжённая предоргазменная истома. Антон мечтал о том, чтобы кончить в узкое горло, чтобы полностью пропитать Арсения собой изнутри и снаружи, но, еб твою мать, правила игры были написаны не им, и их следовало соблюдать. — Сел бы мне на лицо? Арсений, полностью растеряв лоск и гонор, трахал своим горлом член Антона, впуская до конца и выпуская до головки, которую сдавливал языком и нёбом. Он уже не показывал реакцию, но блядски тёрся о простыни, отклячивал задницу, будто надеясь, что в неё по волшебству залетит ещё один член Антона, стонал вокруг дёргавшегося в горле ствола — не нужно было быть Шерлоком, чтобы всё понять. — Щас бы трахнуть тебя языком, — мечтал вслух Антон, и жаркие картинки того, что он говорил, вспыхивали в мозге будто вживую. — Вылизать бы тебя, чтоб слюна до яиц текла… Арсений на этом вздрогнул всем телом, наделся ртом на член и задохнулся, одновременно срываясь в оргазм, и Антон, впившись ногтями ему в затылок, не давал дёрнуться, спуская в горло, как и мечтал всё утро. Арсений захрипел, забился под хваткой, и пришлось его выпустить — ровно для того, чтобы последние капли спермы вляпались ему в губы и на щёки. Будто подпись ставил на шедевре: “Антон Шастун, сперма, слюни, лицо Арсения Попова, 2021 год”. И такое не стыдно было бы выставить в галерее. Арсений уткнулся лицом ему в живот, хрипел и вздыхал судорожно, приходя в себя. Антон, додавливая себе в руку остатки спермы, с восторгом наблюдал за тем, как Арсений осторожно пытается переползти с мокрого пятна под ним — капризная сволочь, сам ведь сделал и сам же брезгует. — Арсюш? — осторожно позвал он. Тот не подал никаких признаков того, что вообще его услышал. — Арс! С трудом повернув голову, Арсений лёг щекой Антону на живот и уставился ничего не видящими глазами вверх, наверняка даже не различая лица Антона перед собой. — Я бы тебя и правда вылизал, — со странным смущением признался тот. — Хочешь? Как ты любишь. И пальцами ещё… — Хочу. Арсению будто стыдно было признаваться: опять зарумянились щёки, даже уши отдавали невинной краснотой, а лицо снова спрятал и дышал сбито Антону в пупок, щекоча. Ну ебать, Арсений, снова здравствуйте, это ваша эрекция, будто не Антон тут кончил, как из брандспойта, минуту назад. Невыносимый же человек, как вообще с ним дело иметь? Арсений, пряча взгляд, приподнялся и пополз к лицу Антона, всё ещё избегая прямого контакта. Дополз и сел на грудь, только тогда, осознав себя королём, посмотрел на него. — Сейчас хочу. — Арсений Сергеевич, в вашем возрасте… — Засунь язык в жопу! — вызверился Арсений, но совсем не страшно — ещё не пришёл в себя до конца. Антон, глумливо улыбнувшись, вытянул язык и широко открыл рот. — Пришажыватчешь, шударь. Арсений, не удержав лицо, прыснул со смеху, но на предложенное сел почти сразу, только немножко подразнив обоих, пока тёрся промежностью о нос Антона. — Скачи, моя лошадка, — велел он, и Антон, стараясь не фыркать ему между ягодиц (потому что, блядь, смешно даже так), ухватил за бёдра, фиксируя над собой, и… Иногда язык и правда стоило засовывать в жопу.