К ноге!

      Ноги утопали в чёрном зловонном болоте, затягивая человека. Сокрушённый унынием и изжжённый изнутри отчаянием, он брёл по топям, не помня себя. Клокочущее сердце прорывало грудную клетку, царапало рёбра и выстукивало гимн ненависти. К миру. К жизни. К самому себе. «Я уничтожу этот мир» - Сотру эти города и сожгу в адском пламени земли. Уничтожу королевства и снесу с плеч головы королей, - плача алыми, почти чёрными слезами, шептал Чхве Хан, пересекая дьявольские топи.       За спиной – хладные трупы, впереди... тоже трупы. И разница лишь в том, что одних он хоронил, копая потемневшую от копоти землю руками, - до кровавых трещин в ногтях, до изодранных пальцев, - других же убил сам. В ладонях, впервые окроплённых человеческой кровью, не дрожала рукоять меча. Жестокие ничтожества не были достойны даже столь мирной и быстрой смерти.       Закинутый в чуждый ему мир странник потом и слезами построил клочок зыбкого счастья в забытых богами землях. Он верил, что если не сможет вернуться в свой дом, то сможет как минимум обрести новый здесь. Все его призрачные и немного наивные желания обернулись горсткой пепла. Здесь, где жадные свирепые твари стремились раз за разом разорвать его в клочья, где людская гордыня преподносила королей как богов, а богов как королей – не имела права на существование. Герой-спаситель обернулся дьяволом, стремящимся к разрушению. «Я убью и заберу всё, что им дорого»       Думал в отчаянии Хан. Его некогда невинную и светлую душу запятнали чернила ненависти и ярости. Сломанное и извращённое сознание толкало его вперёд ради мести за тех, кто стал ему семьёй в глухой деревне. У края ужасного леса, где птицы не пели и люди не осмеливались сделать и шага.       И если дьявольские топи можно было пройти, то от себя герой не в силах был сбежать. Его внутренний мир, ранее чистый, как священные озёра, помутнел до непроглядной тьмы. Уродливые костяные пальцы тянули Чхве Хана на самое дно, баламутя грязную воду. Вопли боли и осуждающие за бессилия проклятия жителей деревни терзали сильнее, чем заточенные лезвия мечей. Беспомощный и жалкий, он стремился отобрать у других всё, чтобы люди всего мира стали равными ему в несчастии.       Как обезумевший зверь, оставлял за собой реки крови и протяжный, надорванный вой одинокой души. Когда перед ним, израненным и истёртым в оковах, появилась красивая бледная рука с длинными и изящными пальцами, его единственным желанием было укусить её. Не веря в доброту и честь, озлобленный и упрямый ребёнок испепелял глазами привлекательные черты лица незнакомца. Его волосы цвета свежей, не остывшей крови и мерцающие карие глаза казались дьявольской ловушкой.       Чхве Хан больше не верил в людей. Кейл с усмешкой говорил, что он и не человек вовсе.       Отброс светского общества.       На это Хан только скалился, не ведясь на сладкие слова. И голову не склонил, и от подачек, как паршивой бродяге, отказался. Он – зверь, что был способен погрузить весь континент в разруху. Он – гордое воплощение хаоса, даром только скулил, как озябшая на холоде собака.       Однако же не знал, что сам передал в руки этого человека поводок. Слепо переставляя израненные ноги, шёл за последними мановениями света. В широкой спине и прямой осанке незнакомца он видел жалкие толики надежды на счастье, будто обрёл последнее пристанище.       Проследовав за ним на поле боя, Чхве Хан не в силах был сдержать своего восхищения. Дьявол в изумительной личине. Чума, царящая на поле боя с древними силами в руках. Он был прекрасен. И волосы цвета крови обернулись горящим закатом, и белизна рук – желанным покоем. Единственный, с чьим мнением считался и за кем безоговорочно следовал, будто околдованный. Острые клыки и когти встали на защиту его. И таящееся в глубине сердца обещание: «мир будет существовать, покуда он того желает», - хранилось, как нечто драгоценное. Священное и спрятанное от других глаз.       В его твёрдом стане и волевом взгляде бушевал алый вихрь. С ломанной тонкой и едва заметной улыбкой на губах, он с издёвкой нисходил по головы идиотов перед ним. Превосходен, будто затерянная реликвия, настоящее сокровище, - он сжимал в своей руке толстую цепь-поводок. И Чхве Хан с охотой преклонял голову, тянулся за лаской прохладной ладони. Отбросив гордость зверя, уподобившись домашней псине.       И в вспышке света, на горизонте, перед единственным хозяином встал некто. Сияюще прекрасный и блистательный. Казалось, в нём нет ни капли зла, ни единого тёмного пятна в душе. Подобно вору, он элегантно подал руку в кипельно-белых перчатках, и хозяин вложил свою прохладную ладонь в его. Герой молча смотрел, как стыли следы этого человека, с тоской провожая широкую спину. Скаля зубы, вспахивая когтями землю, беззвучно выл от гложущей безысходности.       Неистовый зверь, по чьей воле пал бы весь континент, послушно сторожил его покой.