Каждому Зайцу по Лисе

      Алиса стояла посреди своей как будто разбомбленной квартиры и думала, что где-то она явно повернула не туда. Наспех собранный рюкзак валялся перед ней, на полу, и в сердцах Романова его пнула… а потом тонко всхлипнула, чувствуя себя полной дурой. Воспитание хорошей девочки вопило о том, что нужно позвонить и попросить прощения, здравый смысл считал иначе. И Алиса действительно позвонила, но совсем другому человеку.       — Привет, слушай, я…       — Ты плачешь?       Потом Алиса всхлипнула еще более жалобно, с трудом борясь с желанием бросить трубку и сделать вид, что этого звонка не было. Серьезно, у них последний нормальный выходной перед финалом и после вчерашнего сумасшедшего прогона, а она собралась просить его мчать к ней из-за какой-то ерунды… Бедный рюкзак получил снова. Не ерунды же. Честно говоря, для ее мира это целый апокалипсис.       Хорошей девочкой пока быть больше не хочется. Хочется только на ручки, немного обнимашек и чтобы пообещали, что все образумится. А во «все будет хорошо» Алиса сейчас могла поверить только из уст Тимура.       — Можешь приехать, пожалуйста? — осторожно спросила Алиса. От неловкости из-за того, что она так полезла к нему, оказалось избавиться очень сложно. Алиса нервно лохматила себе волосы и в итоге совсем неразборчиво добавила: — Если ты сейчас, конечно, не…       — Скоро буду. Не отключайся только. — Судя по звукам на фоне, он куда-то ехал. Алиса слушала с пару секунд, а потом все ее существо снова не выдержало:       — Нет, слушай, не надо, это ерунда, я…       — Запомни, что для меня все, связанное с тобой, не ерунда, договорились? — внезапно сказал Тимур. Алиса с трудом пропищала что-то, более-менее похожее на согласие. К злости, обиде и бестолковому чувству вины, хотя виноватой она ни в чем не была, прибавилась эта щемящая душу нежность, от которой дышать было трудно. Алиса закусила щеку изнутри, чтобы только не расплакаться совсем. Хорошо все-таки, что набралась смелости позвонить. Без него она бы совсем утонула в своих слезах и уже вымаливала бы прощение непонятно за что. За то, что влюбилась? Какой абсурд… — Расскажи лучше, кто обидел?       — С мамой поговорила все-таки. Не только про «Маску». Вообще про все. — Алиса грустно улыбнулась. — Получилось так себе… нет, ты не подумай, мама у меня лучшая, просто… на ее фоне у меня эмоциональный диапазон примерно как у чайной ложечки. — И новость о том, что дочь не только скрыла от нее участие в шоу, но и в тайне начала отношения со взрослым мужчиной, была встречена с очень ярким недовольством. Алиса поежилась, медленно сползая по стене в лучших традициях любой мелодрамы, и тихо призналась: — Мы так еще ни разу не ругались…       Ну, бывало, конечно, очень редко, но да. Обычно они мирились в первые пять минут после ссоры. Либо помогал папа, но он сейчас на какой-то научной конференции неизвестно где — мама с психу не стала рассказывать. И… позвонить самой и помириться, безусловно, было бы правильно. Прощения там попросить, объяснить всю ситуацию, что не могла сама раскрыться, не могла раньше рассказать о Тимуре, потому что, все-таки, распространяться о тайне, которая принадлежит не только тебе, плохая идея…       А не хотелось мириться-то.       — И нет, я понимаю, что она за меня волнуется, но… — Алиса снова прикусила губу. Слишком больно резануло по сердцу ее: «Поматросит тебя и бросит, думаешь, одна у него такая?». Если бы это написал какой-нибудь абстрактный человек в интернете, Алиса бы даже значения не придала. Но от мамы… И это Алиса еще не вспомнила пламенную речь о том, что только такая дура, как она, могла начать встречаться с шоуменом, который спит со всеми подряд. — Прости, — в конце концов выпалила Алиса, пряча лицо в ладонях.       И Ба ведь тоже предупреждала, что так все и будет. Да Алиса и сама знала, что все, что происходило в ее жизни с февраля, не входило в мамины представления об идеальной жизни для нее. Папа намного спокойнее отреагирует, когда узнает. Если мама, конечно, еще не позвонила ему и не преподнесла информацию в более негативном ключе. Хотя нет, у нее сейчас еще уроки должны быть, плюс разница во времени…       — Мама пообещала приехать сразу с работы и прописать мне воспитательных люлей, — нервно хохотнув, призналась Алиса напоследок.       — Всегда мечтал украсть девушку от родителей, — невозмутимо признался Тимур. Переключает ее. Знает же, что хуже всего — дать Алисе и дальше загоняться.       — Татарские корни никуда не деть, да? — хихикнув, поинтересовалась Алиса, натянув на лицо не самую убедительную улыбку — и неважно, что Тимур все равно не видит. — Стой, подожди, или там не крадут невест?       Сама традиция, конечно, ужасная. Ну, если из оперы «красивая девушка прошла мимо меня, я должен взять ее замуж, и неважно, что она этого не хочет», а не по-настоящему, по любви.       — Лет сто назад еще крали. Сейчас, сама понимаешь, повода проверить не было.       Потом они как-то плавно переключились на обсуждение его сегодняшних съемок для Камеди, и Алиса очень просила Тимура поделиться маховиком времени. Серьезно, как он за двадцать четыре часа в сутки успевает столько всего? У нее в последнее время максимум — это съездить на запись песни, на репетицию и к девочкам-костюмерам, потому что к финалу Лиса обзавелась очень милой золотистой юбкой, расшитой звездами, а потом приехать домой и немножечко умереть… Серьезно, иногда Алисе казалось, что чем ближе было расставание с ее лучшей рыжей подругой, тем меньше физических сил что-то делать у нее оставалось.       Расставание с Лисой… Мама между делом обронила, что смотреть теперь финал не будет из принципа. Мол, «погрязла в шоу-бизнесе», так сказать, ничего удивительного, что пролезла…       — Мне иногда кажется, — начала Алиса после недолгого молчания, — что на мне лучше всего можно изучать генетику. В том смысле, что папа у меня о-о-очень спокойный. На его фоне удав — это образец гиперактивности. Его студенты обожают, потому что он ни разу ни на кого не срывался и ничего плохого ни в чей адрес не говорил. Иногда на улице встречаем уже выпускников, они ему в ноги почти бросаются, благодарят, кому жизнь устроил, кого на путь истинный наставил…       — У тебя крутой папа, — искренне сказал Тимур.       — Они у меня оба крутые. — Где-то внутри было неясное желание топнуть ножкой, как маленькая девочка, и сказать, что все, «мама плохая, я маму не люблю», но Алиса совсем не маленькая девочка, и здравого смысла у нее больше, чем детских обидок. Хотя обидно, конечно, все равно было. — Просто папа, от него…       — Больше свободы?       — Нет, скорее больше веры в то, что голова у меня не только чтобы шапку носить и волосы красить. — Тимур рассмеялся, и Алисе почти мгновенно стало так уютно-уютно. — Папа знает, что я глупить не буду, что я всегда думаю о последствиях. А маме кажется, что я как… короче, направление не задашь — потеряюсь и помру. И нет, я очень ценю ее советы… — Она сама не знала, чего вообще оправдывается — Тимур уже знал ее лучше многих. Алиса глубоко вздохнула и быстро закончила: — Но я все-таки считаю, что есть сферы, в которые родителям лучше не лезть, и личная жизнь одна из них. Я не говорю про условное «Алис, мне не нравится твой мужчина, но если ты его выбрала, я постараюсь присмотреться к нему получше», я про «он тебя бросит, я лучше знаю, и вообще ты тупая дура, я сдам тебя в монастырь, потому что ты думала не головой, потому что»… — Она осеклась на середине фразы, поняв, что на эмоциях сболтнула то, что говорить изначально не планировала. А Тимур в трубку снова засмеялся и спросил:       — А ты что думаешь?       — А я думаю, что я невольно предоставляла сто-олько возможностей, — взять хотя бы первый поцелуй в его машине, как Тимур оказался у нее дома, сколько времени они провели по гримеркам чисто вдвоем… — что если бы ты хотел меня исключительно «поматросить и бросить», это можно было бы сделать еще где-то в середине марта и не парить себе больше мозг мной.       — И правильно думаешь.       Где-то в животе летали бабочки. Как и всегда, в общем-то. Говорят, что любовь со временем начинает ослабевать… Алиса, наверное, все-таки слишком влюбленная.       — Ну, зато да. Папино спокойствие и здравый смысл на мамину гиперэмоциональность — получилась я, такой идеальный синтез, — подытожила Алиса. — Правда мне это нифига не помогло, потому что я одновременно злюсь и думаю о том, а какого фига вообще злюсь. Я считаю, что мама не права, что сразу воспринимает все в штыки, но при этом сходу могу выдать двадцать пять аргументов, почему она права… стой, подожди-ка.       Запищала вторая линия. Алиса была уверена, что это мама звонит, чтобы продолжить ругаться, но на экране светилось «Папуля 😎❤».       — Там папа, — пропищала она Тимуру в трубку. — Я… в общем, я тебя очень жду.       И отключилась. Надо было принять вызов от папы. Он, конечно, не просто так звонит, реакция у него будет спокойнее, а руки все равно трясутся… Алиса, на самом деле, паникер тот еще. У нее в голове миллион вариантов развития событий — от самых катастрофических до радужных. Тимур, вроде бы, должен быть уже скоро. Она как раз успеет поговорить с папой…       Нажимать на роковую зеленую кнопку впервые было так волнительно. Папа, без лишних церемоний — времени, наверное, в обрез было, раз не в городе, а серьезные разговоры папа обычно не любит откладывать, — начал сразу же:       — Мама звонила. Очень злится на тебя. Кричит. Я как-то даже не сразу понял, что она про тебя.       — Пап, я… — начала снова оправдываться Алиса, не зная, зачем. Почему-то у нее возникло ощущение, что мама преподнесла все в максимально негативном ключе, и папа злится — больно напряженный у него тон был. Равнодушный. И какой толк оправдываться, если он уже злой? — Пап, слушай… — А слов-то и не было. Алиса кусала пересохшие губы и чувствовала себя такой… абсолютной дурой. Может, права была мама все-таки?.. Вот подумала об этом и сразу представила лицо Тимура, если бы заявила ему, что она дура. Полегчало немного.       — Любишь его?       Вопрос поставил в настоящий тупик. Взбудораженная и перенервничавшая Алиса даже не сразу поняла, кого это она любит. Девушка потерла глаза — и угораздило же ее именно сегодня внезапно накрасить ресницы, тушь такого испытания не выдержала — и твердо сказала:       — Всем сердцем, па.       Лирику про то, что ей иногда казалось, что так любить просто невозможно, Алиса оставила на потом, для мамы. Если они вообще помирятся.       — Ну вот и все. — Папа даже засмеялся. У Алисы сердце сейчас билось как у колибри с аритмией, а на губах расцветала очень робкая улыбка. Опять же, она предполагала, что все так и будет, но… неужели папа правда не против? Неужели совсем не злится? — Для меня вопрос закрыт. Обидит тебя — убью. Но если ты уверена…       — Пап, я еще ни в ком не была так уверена, как в нем.       Мама вот на этом моменте взорвалась и чуть не захлебнулась своей полуобоснованной злостью. А папа, наверное, улыбнулся и спокойно посоветовал вещь, на которой, кажется, столько лет и держался весь их с мамой брак:       — Ты главное с ней не соглашайся. Дави на свое. Если слабину дашь — она поймет, что права она, а не ты, и плохо будет. Если нет — она сдастся. Она знает, что ты у нас умная девочка. И бесконечно талантливая.       Щеки горели.       — Пап, я правда не могла рассказать.       — Да я ж понимаю. И мы очень, очень тобой гордимся.       А Тимур в итоге нашел Алису плачущей. От счастья.