Спи, а я пойму
Что делать, чтоб созерцать
Цвет вишни снова!
- Мы с тобой не одиноки. Правда ведь, Каору? Осторожный звон бокалов. Нанджо отпил из своего немного, как сказавший тост. Взглянув на уснувшего раненого товарища, чуть насупился на собственную непредусмотрительность. Стараясь не шуметь, он поднялся со сиденья, слегка выдохнув низким тембром. - Светло тебе наверное. Сейчас... Слабый щелчок со стороны коридора, и освещение ресторана перешло в ночной режим, окутав мраком все углы помещения. Всё вокруг: треск сверчков за окном, приглушённый жёлтенький свет у стойки, смирно стоящие на полках бутылки с бокалами, блестящими из темноты, и даже тихое ровное дыхание уснувшего сидя Каору - абсолютно все обстоятельства создавали атмосферу какой-то очень тихой, полной настоящего откровения, секретности. Кодзиро, на самом деле самый близкий друг мастера-каллиграфа, уже чувствует, что не выдерживает всех переживаний и потрясений, случившихся за день, что его душа давно просит этой честности, которое он впервые за все эти годы решается произнести вслух. И то лишь, пока спящий этого не слышит. Опёршись могучими руками о стойку со стороны бармена, ещё раз посмотрев на беспечное лицо Каору, которого в мире снов не мучают боли от страшных ранений и сковывающие бинты с гипсом, повар опустил голову с осознанием, что это далеко не всё, что он хотел сказать. Но говорить в пустоту, даже если воображая, что тебя кто-то слушает, как-то глупо. Дальше - уже честнее. Одолевает стеснение, но губы чуть дрожат от желания выговориться. Тяжело, будто ты интроверт, который решил что-то спеть в первый раз в жизни. Джо встал к окну и сложил руки за спиной, спасаясь от того, чтобы не таращиться с заразительным беспокойством на Черри на постоянной основе. То, что Кодзиро не может молчать и не находит себе места, с потрохами выдаёт то, что он привык прятать в глубинах души: он боится за друга. Ни на том уровне, что он проявляет сейчас, приглушив свет и налив вина, а по-настоящему боится. Тот день был ужасен. Тот, с кем Джо накрепко связал свою судьбу не меньше, чем с самой культурой скейта, подвергся реальному риску навсегда остаться в инвалидной коляске. Как была высока награда - победа над самим Адамом - так и было болезненно поражение. Холодный нрав Черри давно уже не обманывает Джо, он прекрасно знает, что его товарищ - такой же безбашенный вечно рискующий адреналиновый наркоман, который не может не ответить на вызов, это дело собственной гордости. Сегодня была наглядно продемонстрирована цена риска. Кодзиро все таки обернулся на друга. У переплетающихся страха, вины и застывшей в памяти картинки краха на "S" видны свои последствия. У крепкого, высокого, сильного скейтера, отражая свет барной стойки, блестят глаза. Под напряженными губами показались стиснутые зубы. - В этот раз мы доигрались. Как следует напрягая плечи и сжав кулаки, Джо старается запретить себе усиление всех этих эмоций. Выдох. Вроде отпустило. Едва слышный шёпот завершения спора с самим собой. - Ладно, ладно, хорошо... Уже ещё одно откровение сказанул непреднамеренно, уже не так страшно набрать обороты. Он возвращается к спящему телу, думает всё сказать, хотя бы как-то начать, нервничает. От ветра чуть скрипнула дверь, что сразу сбило все мысли. Джо аж дернул головой на звук. Гул страшнейший, на озноб пробирает даже тут, в тепле и спокойствии. Пара секунд, и до Кодзиро дошло. Едва держась в пределах шёпота, он максимально сдержанно в балансе между яростью и заботой с хлопком огрел по спине Каору, заставив его чуть вздрогнуть. - Ты, дурак, вот так по улице ехал..?! - вцепившись сильными пальцами в тонюсенькую кимоношку больного, зарычал Джо. - Да я..!!! Застыв и заботливо стараясь не зашуметь, он трясся от злости и сжимал кулаки. - Вот найду я на тебя управу утром... Каору нахмурился, мыкнул, зашевелился. - О, нет... Нанджо интеллигентно приподнял руки, будто одним касанием всё испортил. Виновато застыв и ожидая, он наблюдал как каллиграф лениво подвигал лопатками и потёр щекой стойку, чуть забавно перекосив очки на носу. Его спина опускается, он делает выдох, а немного погодя присоединяет к этому вялое низкое мычание. Началось бормотание. - Ммммм...мф...горилла.... При таком освещении не очень понятно, но Джо вроде как показалось, что Каору едва заметно приоткрыл глаза. Вгляделся: они закатаны и уже закрываются снова. Черт, он даже во сне может язвить. - Э-эй.. - не разрешая себе как-то ответить на это, раздосадовался Джо. Однако, пронесло. Каору не проснулся и снова стал ровно дышать. Ослабленный травмами организм, видно, требует много отдыха. Кодзиро облегчённо выдохнул, всё хорошо. Чуть-чуть наклонившись над другом, он вспомнил, что теперь некому следить за его режимом и питанием, из больницы-то он ускользнул, чтобы выпить. Стало немного весело на сердце. Джо сразу сделал то, что захотелось - потрепал мягкие волосы друга. - С утра покормлю тебя... Ну а потом, уж извини, отдам врачам. Наконец Кодзиро перестали давить слёзы, ему полегчало. И улыбается он со всей радостью. - И мне не важно, что ты не любишь брокколи и рыбу. Съешь все витамины до последней крошки, вот. На повара снизошло прозрение, отчего тот аж замер с пустым взглядом. - Съешь... Джо вспомнил. Вспомнил те времена далёкой юности и один из важнейших переломных моментов в его жизни.Юность вишнёвого цвета
Сознание Джо вернуло его во времена, когда ещё ничего не было известно о нынешнем. Когда первые отголоски их дальнейших судеб только готовились пустить свои ростки. Один такой росток в жизни Кодзиро Каору взрастил лично. Молодые парни, дерзкие и лохматые, неугомонные под буйствами гормонов, постоянно шлифовали скейт-площадку своей стремительной ездой. Маневрировали, заворачивали, подскакивали, падали, хохотали, будто молодые олени по весне, не находили покоя. Джо и Черри, тогда ещё не подозревавшие о своих вторых именах, уже тогда с головой были увлечены скейт-культурой. Весь пронизанный пирсингом, смотрящий холодными сужеными глазами прямо и дерзко, если и улыбаясь, то с вызовом судьбе, юный Каору был вовсе не похож на будущего себя. Разница очевидна: тогда он был явно счастливее. Более того, жизненный восторг, излучаемый им, был страшно заразителен. Душа Кодзиро давно лежала и к готовке, и к солнечной Италии. Он невероятно много читал об этом и изучал, хотел оказаться ещё ближе к мечте. Но он невероятно стеснялся даже думать о кулинарии. Такой огромный шкаф пойдёт в кулинарию? Что за чушь... Однако, в один из вечеров, дождавшись, когда никого не будет дома и убедившись, что Каору не звал гулять в эту ночь, молодой спортсмен впервые в жизни повязал на себе фартук. Готовил он очень боязливо и аккуратно, подглядывая на рецепт в журнале. Шипение овощей на сковороде, плюющееся брызгание кипятка из-под крышки кастрюли поначалу пугали. Пот стекал ручьём. Нанджо до последнего держал в голове наставления знаменитых поваров, вычитанных из разной литературы и услышанных из всяких передач. Изо всех сил старался понять: где же эта муза, о которой они все говорят. "Где это чувство? Я хочу его испытать!". Сосредоточившись, он стал улавливать запахи своих готовящихся ингредиентов. Когда у блюда зарождаются первые ароматы, от жарки или варки, это уже можно назвать маленькой наградой для повара. Похвалу самим себе у начинающих кулинаров трудно выразить точными словами. Это что-то вроде "Да, такие же запахи я чувствую с кухни, когда готовит мама. А я теперь смог также! Значит, я действую правильно! У меня тоже будет вкусно!". Творение Кодзиро обретало узнаваемые черты того, чего он хотел достичь. Муза поймана. Спагетти с овощами удались на славу. Аккуратно выложив всё на круглую европейскую тарелку, Нанждо не мог налюбоваться, под носом разливалась шикарная палитра ароматов, а в голове играла итальянская классика. Череда нервных звонков в дверь. - Ай, чёрт... Не переставая вытирать полотенцем руки, юный повар переполошился. Что, если это всё кто-то увидит. Проклятье! Кодзиро не успел добежать до двери, как в неё сам хозяйственно вошёл Каору, пыхтя от усталости и держа в руке доску. Бежал, похоже. Да и видок у него мог бы быть получше, менее рваным и растрёпанным; видимо, кое-кто рухнул с доски. Присев на корточки, чтобы отдышаться, Каору с сердитым взглядом поднял голову на перепуганного товарища, но не заметил в нём ничего такого, будучи слишком увлечённым своим гневом. Повернув свой странный скейт брюхом к Нанджо, он рыкнул: - Эта предательница умерла! Странный примотанный на изоленту датчик внизу скейта попищал, издал свой предсмертный "бип-буп" и потух. - Прямо на твоих глазах, бро! Рргх...! - с этими словами он отпустил скейт, который бездушно приземлился на колёса и подкатил к стене. Кодзиро знал о странном свойстве Каору модернизировать всё, что находится в его распоряжении. И сейчас парням довелось наблюдать смерть одного из его очередных творений. На тот момент задачей Каору было создание "умного" скейтборда, который мог бы определять скорость езды и произносить её вслух. По натуре он ярый математик и полагает, что вся сила заключена именно в строгом просчёте, это видно. Его логика такова: "Как вообще можно что-то делать, не зная о скорости и углах собственных движений? Ты упускаешь наивернейший путь!". В будущем это очень поможет ему стать великим каллиграфом. Но сейчас примотанный к доске датчик движения, заказанный по почте, видимо, не самая лучшая идея, потому что юноша всё время стукался нижней частью борда о преграду, которую перепрыгивает. Толком не овладел до конца базовым, а уже лезет совершенствовать. Его непрерывное рвение куда-то, весьма странное, неуклюжее, торопливое, порой даже с шутками-прибаутками, Кодзиро невероятно обожал; это, по его мнению по сей день считается идеальным внутренним состоянием Каору. А сейчас его нервные измотанные жалобы на очередной провал очень умиляли. Едва заметно улыбнувшись, Нанджо поддержал: - Да, жалко Эмму. Эта модель прожила дольше всех. Худой парниша наконец смиренно выдохнул и поднялся с корточек. - Ладно, сори, что-то я так вло...А ты чего в фартуке? И что это за запах? Кодзиро даже ответить не успел, как любопытный Каору беспардонно заглянул за его плечо. На столе стояло что-то горяченькое. - Ну это... А Каору уже проскользнул через него и ,запихав руки в карманы, легкой подскакивающей походкой подошёл к спагетти и наклонился над блюдом. - Это ты сделал? Да, ты? Оглянулся на Нанджо и с подколом заулыбался, жадно ожидая ответа своими опасными глазами. - Да ты... Не понимаешь ничего. Отойди, чего ты уставился вообще? - юный повар со смущением постарался перегородить своим телом блюдо от назойливого друга, но тот всё время оказывался ловчее. - Слушай, а я как раз жрать хочу... - Да ты достал со своими шутками, уйди. - Не, ну дай попробовать! Эй...Чё толкаешься то, алё?! - Кх! Как только здоровяк стал доминирующе вытеснять, Каору подуспокоился со стёбом, и улыбка пропала с его лица. Глаза раскрылись шире. "Почему ты так это защищаешь? Словно что-то... святое?". Каору повернул глаза на поломанную Эмму. "А ведь когда я говорил о поломке своего изобретения, он мне не язвил. Он помнит, что я люблю свои разработки... Чего же ты раньше-то не говорил?". Каору тихо выдохнул, боевой огонь в глазах потух, а Нанджо оставалось лишь осторожно наблюдать за тем, что может случиться дальше. "Сочинил очередную остроту в голове?! Ну давай!". В готовности услышать что-то жёсткое, отойдя на шаг, уважительно давая противнику его пространство (мало ли ещё жесты широкие будут), он резко опустил вдоль тела напряженные до предела руки и замер, стиснув зубы и как следует нахмурившись. Совершенно неожиданно Каору поклонился и, не поднимая головы, скороговоркой произнёс: - Кодзиро, можно я отведаю твоего блюда? Я правда очень голоден! - наигранно чуть вжался в плечи, чтобы сделать себя более испуганным, чем его стеснительный друг. Нанджо опешил. Что это только что вот было? От Каору просто веет виноватостью и уважением. Похоже, прямо на глазах у друга он впервые испытал на себе сильный стыд за свою неосторожность, будто бы еще чуть-чуть и он действительно мог окончательно поломать что-то хрупкое и осознавал это. Ну, нельзя же ответить грубостью на воспитанность, да и к тому же злость у повара моментально улетучилась. Отойдя в сторону, тем самым уничтожив запретительный барьер между Каору и пищей, повар указал на столик. Прочитав одобрительный жест, его товарищ покорно уселся на колени, немного наклонившись, он стал внимательно смотреть на странное блюдо, как на невероятную экзотику. Его немую увлеченность оборвала возникшая справа вилка. - Ох... Это зачем? - спросил Каору, смышлёно наклонив голову и взяв вилку в руки. - В Европе палочками не едят... - почувствовав себя более просветленным, чем Каору, в вопросах пищевой культуры Италии, Кадзиро стал чувствовать себя гораздо увереннее. Он на колени садиться не стал, а предпочёл, как официант, заботливо и ровно стоять сзади и чуть сбоку от клиента. - Аа...Мило! - мальчишечье лицо едака только начало принимать голодный хищнический вид, как повар вернул его в приличное состояние нежданным вбросом: - Buon appetito! - выпрямившись и довольно закрыв глаза, произнёс Нанджо. -... Что? - Ну, "приятного аппетита". - Мексика? - Итальянский, Каору. - А, ладно... Кодзиро резво и весело хлопнул друга по лопатке сзади, что тот аж пошатнулся и вышел из задумчивости. - Давай, дружище! Мне очень интересно, что ты скажешь! Повертев в руке вилку, которую к тому же ничего не смыслящий Каору держал, как ребёнок, в кулаке, юноша всё равно в японской традиции сложил ладони у груди, только с вилкой между пальцев заместо палочек и нетерпеливо шепнул "Спасибо за еду...". Вот оно. Запах подливистых овощей и свежих макарон начал околдовывать голодного юношу. Первые наткнутые на вилку спешащей рукой макарошки быстро уползли обратно в тарелку, не успев дойти до рта. Волнуясь немного, Кодзиро шептал: "Накручивай, накручивай...". И это помогло, голодный хоть и выглядел нелепо, держа вилку неправильно и довольно долго наматывая на неё спагетти огромными клубками, но теперь смог кушать. Так выглядит настоящий аппетит молодого растущего самца: быстрые прожорливые глотания без всякого тщательного жевания, низкие гортанные рычания во время сбитого дыхания, выступающие в разном порядке мышцы шеи во время всасывания и движений челюстью, невероятно быстро танцующий кадык при запивании съеденного. Кодзиро даже забеспокоился, наблюдая за этим: "Ты где так вымотался? Носился со скоростью ветров в горах?... Спать будет как убитый...". Наконец, тарелка пуста. Каору, разрешивший себе полноценное ровное дыхание лишь сейчас, отодвинулся на заду от столика к стене и замолк. Один из редчайших моментов, когда он не может втянуть живот. Кодзиро уставился на тарелку, в которой осталась лишь пара жалких мазков подливы. - С ума сойти. В куда тебя залезло? Я на себя столько много рассчитывал. - он тихо подошёл поближе, глядя сверху. - ты как? Будто полумёртвый, с рукой на животе, Каору посмотрел наверх, будто сонно, щурясь от света лампы. - О-о... О-о-ох! - Что такое? Больно?! - Кодзиро испуганно присел к нему на корточки. Нокаутированный обжора драматично положил руки на плечи товарищу. Собрав все силы, что остались, он прошептал: - Охренительно, бро... Глаза зажмурились и стала возникать довольная улыбка. Неожиданно расхохотавшийся Каору до сих пор не заметил, что у него на пирсинге расположился внушительный кусочек овоща. Смех был такой приятный, он смог подарить беспокойному парню заслуженный покой. Первый клиент итальянского повара Кодзиро Нанджо сейчас официально выставил пять звёзд и всё еще не в силах освободиться от окутавшего его чувства наслаждения. у Каору началась икота от смеха. Проснувшийся в нём радостный ребёнок задал закономерный вопрос: - А завтра можно также? Улыбнувшийся в ответ повар ответил: - Судя по вопросу, сегодня ты у меня на ночёвку. Объелся? - Да! Кодзиро поднялся на ноги и продолжил смотреть на сытого парня. - Тебя поднять? - Ага... На тех самых ярких картинках памяти дальнейшие воспоминания того вечера белеют и тускнут. Джо запомнил самое главное, и больше ничего другого помнить не хотел. Со светлой легкой радостью на сердце он, навспоминавшись, возвращается в реальность, в тусклую немую комнату, где тишину очень медленно рассекает сопение его товарища, прошедшего рядом с ним сквозь года. Он всё еще лежит на барной стойке, ни капли не двинувшись с того момента, как Джо мечтательно закрыл глаза и утонул в воспоминаниях. Его сон убийственно крепок.Пора опавшей листвы
- А ведь если бы ты тогда не пришёл, я бы очень скоро забыл о своей мечте. Ты появился в самый нужный час. Джо, чуть сгорбившись, чтобы быть поближе к другу, разговаривал с ним без малейшей нотки стеснения, с разговорной громкостью. - Ты б, наверное, сейчас уже не смог так много в себя пихать. Чтоб иметь звериный аппетит, нужно тратить много энергии, а ты ушёл в какую-то тихую размеренную жизнь. Блюда мои до конца уже не доедаешь... Неженка. Вот раньше ты жил на полную, был самым счастливым на свете. Максималистом во всём. Если делал трюк, то, хоть убейте, хотел дальше и выше, и чтоб побольше оборотов, если ел, то уедался до полусмерти. У тебя лишь одно уцелело с тех времён: если засыпать, то очень крепко. Скукота одна. А тогда тебе не нравилось мелочиться нигде. Если проколы делал, то не только на ушах... Даже немного одолело любопытство. Остались ли на теле Каору хоть какие-то следы его прошлого, как маленькая надежда на то, что даже жалкие остатки его юношеского мировоззрения можно воскресить. Каору снял железо с лица много лет назад, но может хоть шрамы остались? Уши быстро зарастают. А что насчет губы? Осторожно оглянувшись, Джо приблизился. При тусклом свете, даже если хорошенько приглядеться, непонятно, есть там след от прокола-нет... - Та-ак... - медленно притрагиваясь пальцами к расслабленной нижней губе спящего, Кодзиро прищурился. Постаравшись примять губу под свет, он понял: всё прекрасно зажило. - Гм, черт... - нервничал спортсмен, чуть двигая пальцами у губы и пытаясь хоть что-то разглядеть. Ничего. - Ладно, может с обратной стороны? Напряжённый момент. Стараясь никак не потревожить чужой сон, Джо начал приоткрывать рот Каору, чтобы открыть губу большим пальцем. - Чшш-чш-чш... - всё наглее и наглее прикасаясь и любопытно таращась в нереальной близости, Кодзиро старался его не побеспокоить. Почти открыл, мышцы рук дрожат, он нервничает, но и любопытство никуда не отступает. Джо лишь немножко скрипнул седушкой, пододвигаясь, как Каору внезапно чихнул. Повар тут же испуганно выпрямился и подтянул себе руки. Поняв, что случилось, он чуть расстроился, но отпустил свою глупую идею. - Ну и ладно, господи... - поворчал он, наигранно-брезгливо встряхивая кистью руки. Чтобы побыстрее выгнать из головы то, что только что произошло, Нанджо резво поднялся. - Идём наверх. Простудишься. Силач взял на себя задачу переместить раненого человека. Забираясь могучими руками за спину и под ноги хрупкого больного, он напоминал ужасающе огромного крокодила, который в своей смертоносной пасти заботливо переносит в безопасное место малюсеньких детёнышей. Но от дела Кодзиро требовалась ещё более ювелирная аккуратность: ни в коем случае нельзя разбудить Каору. - Ых... Как бы тебя так... - ватное тело перевалилось на опорную руку и можно было поднимать. Тогда, в панической суматохе на "S" Джо поднял тело раненого как пух, ни на секунду не задумываясь. Но сейчас он наконец осознал, что Каору, вообще-то, весит поприличней, нежели привычный для Кодзиро прекрасный пол. - уух... - он расположил Каору на руках. - Ничего себе ты щёку отлежал, пятнище... Подымаясь по лестнице, Джо пару раз тихонько ругнулся от неуместного скрипа ступенек под весом двух парней сразу. Всё время он осторожно поглядывал на лицо спящего. Тёмная комната верхнего этажа была мягко освещена луной, расстелившей тусклый белый ковёр на дощатом полу. В этой обстановке из доброй темноты, лунного света и очень ослабленного ветерка, ползущего из щёлки форточки, измученный Каору был по-человечески уложен спать в хорошую постель. Для Джо было настоящим облегчением услышать, как при укладывании на спину больной задышал свободнее. Сам же повар, чертовски уставший за день от душной униформы, нагруженного для и переживаний за приятеля, решил присесть рядом на угол кровати и, спокойно выдохнув, посмотреть на луну в окне. В комнате было прохладно и приятно. - Мда, знаешь, ты и сейчас пришёл как нельзя вовремя. Мне не так страшно, когда ты в поле зрения и под моим присмотром. Весь день как на иголках. - повар ослабил воротник униформы. - Как тебе удаётся появляться в нужный час? Неужели... Да, это та истинная черта характера, которую ты сохранил с самых юных лет! Это очень хороший знак. За всё время их дружбы Нанджо позволил себе упустить тот период, когда Каору начал иссыхать, обрёл в себе это неестественное ему женоподобие, этот тихий характер, и только лишь Кодзиро по сей день способен его расшевелись путём перепалок, но, чувствуется, близится тот день, когда Каору может полностью остыть. Даже верхом на скейте, он больше не будет чувствовать драйва духа соревнования. А не так давно это хобби принесло ещё и боль. Теперь Джо понял: - Все наши годы ушли на Адама. Мне кажется, он был для нас сухим миражом, до которого невозможно доползти. А ведь мы могли жить иначе, если бы забыли его к чертовой матери. - посмотрев на перебинтованного товарища, Джо снова занервничал и напрягся от гнева. - Надо было забыть о нём! Честь уничтожить его принадлежит не нам, а следующему поколению; эти парни-то потаскают его за рога, я в этом не сомневаюсь. Кодзиро чуть наклонился к другу, предвещая важность того, что будет сказано дальше. - А мы с тобой вообще забыли, почему стали кататься. Это же кайф, помнишь? В истинном наслаждении от езды ты не думаешь, насколько ты хорош и насколько хороши другие. Ты просто...едешь, слышишь шум колёс под собой, ловишь ветер своим лицом, смеешься, когда чуть не грохнулся с доски, и с нетерпением ждёшь, когда освободятся все твои друзья, чтобы сделать то же самое, но уже вместе. Адаму нас не понять: для него скейт - это рабочий инструмент, чтобы вести соревновательную войну и не видеть перед собой ничего, кроме триумфа. Немного строго снимая с Каору очки и откладывая их в сторону, Нанджо с предъявительной интонацией произнёс: - А ты ему уподобляешься, дуралей... Напоследок поправляя одеяло другу, Джо снова повернул голову к окну. Сейчас совсем не весна, и всё вокруг давно отцвело. Печальный пейзаж, но зарождающий приятную скучающую надежду лицезреть прекрасное в следующем году, особенно, если пообещать себе больше не отвлекаться на ничтожные хлопоты, на глупые стремления в никуда, а наконец остановиться, чтобы насладиться цветением природы и своей молодой души. - Я и сам такой же, как и ты. Ослеплённый обидой, я тоже забыл о главном. Но теперь я это понимаю. С завтрашнего дня я буду стараться делать всё, чтобы вернуть тебе ту юношескую страсть, по которой я так скучаю. Я отвлеку тебя от Адама, буду кататься с тобой весь день, пока не начнём валиться с ног, снова начну удирать с тобой от полиции, снова подыскивать нам сложнейшие трассы, на которых мы заработаем кучу ушибов, пока не освоим, снова будем жить на полную, и однажды снова услышу твой заливистый смех, Черри Блоссом!