***
— Роршах, есть разговор, — с абсолютным спокойствием подзывает к себе доктор коллегу, выходящего из кабинета на обеденный перерыв. Аккуратно кладет руку на плечо и затаскивает того в кабинет с висящей на двери табличкой «Др. Десолье», не забывая закрыть ту на ключ. На лице психиатра все та же улыбка, от которой гипнотизера лишь воротит. Лицо в который раз уже кривится в гримасе отвращения, из-за чего рука соскальзывает с чужого плеча, переходя на талию обладателя. — Карл... Эзоп, ты можешь убрать эту притворную улыбку здесь, — цокает языком и разворачивается к столу, начиная что-то отчаянно на нем искать, скидывая все ненужное сразу на пол — убраться можно и потом. — Она не притворная, Джозеф, сам ведь знаешь, что я всегда рад тебя видеть, — нервный смешок, а улыбка пропадает с лица, как только в руках коллеги появляется медицинская маска с причудливым рисунком, похожим на те, которыми обычно орудует Роршах, — Предлагаешь мне носить это? — Догадливый, люблю это в тебе, — один момент и маска уже красовалась на лице психиатра, а дверь осталась открытой, оставляя в кабинете лишь Роршаха, думающего о мотиве другого врача.***
Роршах дресс-код уважал, но так как маска в него не входила, он часто ее приспускал на подбородок, а позже и вовсе перестал носить, складывая ту в карман белого халата. Гипнотизер долгое время смотрел на такое предательство, пока в конце концов не сорвался, в очередной раз уведя своего Роршаха в кабинет в конце коридора с уже потертой белой дверью. Снова дверь закрыта на ключ, снова вещи летят на пол. Только шприц с сильнодействующим препаратом для введения в искусственную кому, спрятанный в кармане врачебного халата вместе с инструкцией к применению, отделяет эту встречу от остальных. Синяя лента завязана на запястьях Роршаха, а рука гипнотизера закрыла чужой рот, из которого чуть было не вырвался удивленный вздох. Он более не улыбался, чему Десолье был до ужаса рад. Теперь уже улыбается он.Скальпель в руках, пустой шприц на столе. Почему же ты до такого меня довел, мой дорогой Роршах?
Два стежка по одному краю — два по другому. Он больше не сможет улыбаться так же искренне, как раньше. Уголки губ направлены вниз, а маска отныне неотъемлемый предмет гардероба, который он теперь уж точно не спрячет куда-то в карман потрепанного халата. По мнению гипнотизера, лицо врача лишь похорошело с уходом этой гадкой улыбки, которой он травил его душу добрые последние годы их совместной работы. Это не ревность, наоборот, это искренняя любовь и обожание со стороны старшего коллеги. Просто эту любовь и теплоту может чувствовать только он, остальные же должны сгнить в своем лечении и бумагах на столах. Джозеф более чем доволен своей работой: аккуратные швы так к лицу его любимому. Интересно, что же он подумает об этом, когда проснется? Будет ли так же счастлив, увидя свой новый облик? Операционным столом послужил пол, на ковре которого теперь красуются уже подсохшие капли крови, которые стоило бы убрать. Но для начала... Он аккуратными движениями убирает излишки крови промоченной в спирте ваткой с лица Роршаха, который раз любуясь своим творением. Мягко целует его в уголок рта и встает с пола, выкидывая израсходованные материалы и взяв в руки тряпку. Гипнотизер осторожно, стараясь не задеть врача, чтобы нечаянно не пробудить того, вытирает кровь с ковра. Не до конца правда, но хотя бы так, чтобы это не бросалось в глаза — лишние вопросы ему не нужны. До пробуждения еще несколько часов, а значит у него есть время прогуляться по больнице, сделав вид, что все хорошо, а всеми обожаемый психиатр просто устал и сейчас отдыхает в своем кабинете — он знает, его не потревожат, пока тот не выйдет сам.***
Сильная головная боль стала первой вещью, что почувствовал Роршах по пробуждении. Эта боль заставляет его расцепить столь тяжелые веки для того, чтобы понять одну простую истину — это не его кабинет. Он совершенно не помнит, что было до пробуждения, лишь...Чья-то рука аккуратно ложится на его плечо, ведя за собой в темноту белого кабинета. Лязг металла и столь желаемый покой. А так же...
Стук каблуков разносится у двери, что в тот же миг открывается, впуская в кабинет свет и открывая взору силует его обладателя. — Уже проснулись, Роршах? Как вовремя, я принес Вам ужин, — кроткий смешок. Поднос с едой кладут на стол меж бумаг и остальных канцелярских принадлежностей. Высокая фигура аккуратно садится на корточки рядом со спящей красавицей, предлагая руку помощи, которую с недоверием, но принимают. — Почему я спал в твоем кабинете на полу, Джозеф? — четкий и краткий вопрос, взгляд в душу и не намека на улыбку. Как прекрасно. Это серьезное лицо красивее любых картин, развешанных по кабинетам и коридорам. На это гипнотизер лишь улыбается, искренне, как только позволяет его существование и прогнившая душа. Он берет Эзопа за лицо, еще раз всматриваясь с невероятной любовью, после чего отводит к зеркалу, никак не убирая свои руки. Зрачки синих глаз сужаются, когда они видят, что стало с лицом обладателя. Роршах кладет руки поверх рук партнера, тщетно пытаясь убрать те от лица. — Что ты наделал... — глубокий вздох паники разносится по всему кабинету. Гипнотизер лишь покачал головой, продолжая улыбаться. Его указательные пальцы оказались на уголках рта Роршаха, приподнимая их вверх. Истинная улыбка отчаяния. Психиатр стал дышать глубже. — Разве ты не видишь, мой дорогой Роршах? Я ведь говорил тебе убрать эту притворную улыбку с лица, только ты меня не слушал, — он разворачивает шокированное лицо любимого к себе, довольно смотря в пустые глаза, наполненные страхом. Джозеф может чувствовать лишь любовь, вглядываясь в изуродованное лицо. От отвращения и ревности и следа не осталось. — Если бы ты изначально сделал все, как я говорил — этого бы не произошло. Но это ведь даже хуже, согласись. Теперь ты прекрасен, как никогда. Ох, Эзоп, ты...Руки в белых перчатках сцепляются на шее гипнотизера, не давая ему дышать, на что тот лишь улыбается. Громкий истеричный смех заполняет кабинет. Он везде: в воздухе, под столом, в голове Роршаха. Тело падает на пол за мгновение перед тем, как стать бездыханным. Джозеф откашливается и смотрит на уходящую из кабинета фигуру, натягивающую на лицо пеструю маску.
***
Роршах перестал быть столь любим коллегами и пациентами — располагающая к себе улыбка теперь скрыта за маской, что не покидает его лицо с того самого случая, а взгляд всегда направлен если не точно в глаза пациента, то на другого врача, мелькающего в дверном проеме или коридоре. Причудливый рисунок на предмете гардероба мог напоминать разным людям что угодно, но психиатр видел в нем лишь одно —сумасшедшее лицо Джозефа, смеющегося, пока того душат, в то время как сам гипнотизер отчетливо видел под маской плод своих трудов. Джозеф был единственным, кто видел и видит его без маски, искреннего, открытого. Он так счастлив, когда Роршах покорно идет с ним в тот же кабинет. Гипнотизер оставляет свою руку на плече партнера, в то время как Роршах приобнимает Джозефа за талию в ответ, прижимая ближе. Роршах перестал улыбаться, уже и забыв даже, каково это. Теперь улыбка сияет лишь на лице гипнотизера.Но это все останется лишь между нами, не так ли, Роршах?