Лазейки

— Мне очень жаль, мистер Блэк, но вам нельзя здесь оставаться, — не уступала Мадам Помфри, скрестив руки на груди. Она стояла непреклонной силой на пути Сириуса к его возлюбленной деве (точнее, возлюбленному джентльмену) в беде. — Пожалуйста? Я очень хочу его увидеть, — искренне попросил он, и заработал за это тихий смешок от своего лучшего друга. Сириус двинул в Джеймса локтем, чтоб тот заткнулся. — Правила есть правила, — отрезала Мадам Помфри. На самом деле у неё не было злого намерения, она всего лишь пеклась о Ремусе и придерживалась своих правил. Чего Сириус понять не мог. — Но… — он запротестовал, зная, что его там ждал Ремус. Его, и его шоколад, который Сириус постоянно носил с собой в карманах, зачарованных на то, чтобы в них ничего не таяло. Ждал он только в том случае, если уже проснулся, конечно: Этим ранним утром Ремус вернулся в человеческий облик без сознания. Сириус, Джеймс и Питер ускользнули до того, как Поппи смогла бы вернуться и застать их сборище нелегальных Анимагов, пробéгавших всё полнолуние вместе с их другом-оборотнем. Сириус был так занят тем, чтобы найти способ убедить её позволить ему остаться, что поначалу даже не заметил тычки Джеймса, постепенно набиравшие в настойчивости. Он раздраженно пихнул его в ответ. — Бродяга, — шикнул Джеймс. — Бродяга, пошли. — А Ремус! — возмутился Сириус, скривив рот. — Не тебе одному он дорог, вообще-то, — проворчал тот. — И ещё у меня есть план, — добавил он очень тихо, так, чтобы его услышал только Сириус. Сириус поколебался. — Придурок, — вздохнул Джеймс. — Просто доверься мне, Бродяга, ладно? — А Муни, — возразил Сириус, но всё же позволил себя утянуть. — Давай, — Джеймс гнул своё, придерживая Сириуса за запястье, будто вёл рядом с собой немощного дедульку. — Когда он проснётся, он нас попросит, вы же понимаете? — Сириус обратился к Мадам Помфри, и выразился бы ещё резче, не будь она ответственна за жизнь Муни из раза в раз. Она посмотрела в обе стороны, чтобы удостовериться, что коридор был пуст. — Эта ночь выдалась для него тяжёлой. Ему требуется покой. Не столпотворение! — Тогда нам тем более надо его увидеть, если... М-м-м! — Сириус силился выговорить сквозь захлопнувшую его рот ладонь Джеймса. — В больничное крыло можно только больным и пострадавшим. Извините, мальчики. Дверь закрылась за Мадам Помфри с окончательным щелчком. Сириус застыл. Его накрыло волной прозрения. Едва они завернули за угол, подальше от лишних ушей, Сириус разом отлетел от Джеймса. — Наложи на меня сглаз! — Ты совсем с дуба рухнул? — Джеймс рассмеялся как над отличной шуткой. Сириус не шутил. — Наложи заклятье! Или вмажь мне! Тогда ей придётся впустить меня. Схватившись за бок, Джеймс состроил изумлённую гримасу: — Нет, Бродяга, ты долбанулся. — Ты её слышал, — начал уговаривать Сириус. — Ремусу плохо. Даже если он ещё спит, мне надо... — его голос сорвался. — Мне надо быть рядом. Ты же на стены будешь лезть от моего беспокойства, а я знаю тебя это бесит. Джеймс внимательно на него посмотрел. Сириус, с совершенно серьёзным выражением, смотрел обратно на Джеймса. — Ладно, — уступил он. — Но может мы только вид сделаем, что я тебе врезал? Я не собираюсь бить тебя по-настоящему. — По-другому никак. Она медсестра, если она узнает, что я прикидываюсь, она же вышвырнет меня сразу же. — Ну ё… — буркнул Джеймс. — Короче, если ты мне не поможешь, я сам это сделаю, — решил Сириус. — Об стенку лбом звезданусь. Нет, размазывать мозги об стенку было, возможно, не самой его светлой идеей. Хотя ради такого повода он бы согласился. — В интересах Муни, я тебе запрещаю, — немедленно отреагировал Джеймс. — Твоё лицо ему слишком нравится, чтобы такое с ним творить. — Помфри починит! — Я тебе говорю: нет. — Тогда заклятье. Сириус подпрыгнул с ноги на ногу. — Ну, тогда, может, я смогу соединить несколько штук? Будет выглядеть так, будто я тебе саданул, но на самом деле… — Джеймс взвешивал варианты в течении нескольких долгих секунд. — Локомотор Мортис, но только на одну ногу, чтоб она окаменела, и ещё одно заклинание для затруднения дыхания. А что если… Пока Джеймс думал, Сириус хорошенько встряхнул свою ладонь, сжал пальцы в кулак, и треснул себя в челюсть. — Ай, с-сука! — завопил он, повернувшись раз вокруг своей оси, и схватился за лицо. Челюсть и щека запульсировали горячей болью. Чёрт, вот это он зарядил. У Сириуса были смешанные чувства: с одной стороны он даже гордился собой, с другой стороны грёбаный-в-рот-как-же-было-больно. Джеймс подпрыгнул, обернулся и обнаружил Сириуса бережно придерживающим свою красную рожу. — Вот ты кретин! — Чего ты стоял просто так! — Сириус прикрикнул в ответ. Муни. Муни, Муни, Муни, всё это ради Муни. Джеймс снова выматерился. — Он из тебя верёвки вьёт. — Ну это же Муни!.. — Да понимаю я, — согласился с ним Джеймс и схватил за руку, принимая, по-видимому, свою судьбу. После четырёх лет дружбы он должен был уже быть готов к Сириусу с любыми его идеями. — Ну что, опять в больничное крыло? Двери распахнулись сразу после того, как Джеймс постучал. — Опять вы двое? — спросила Мадам Помфри без необходимости. — Видите ли, мэм, он ранен, — вежливо начал Джеймс, указывая на синеющий отёк на челюсти Сириуса. — И я подумал, что наилучшим решением будет отвести его в больничное крыло. — И десяти минут не прошло, — вздохнула Поппи. Она осмотрела лицо Сириуса и прищурилась на Джеймса: — Ваших рук дело, мистер Поттер? — Нет, — просипел Сириус. Он чувствовал, как надувалось его лицо. — Не его. — Суть в том, что ему больно, — услужливо добавил Джеймс, и пожал плечами, будто бы бросая вызов: И что будете делать? Выгоните пострадавшего школьника? — Пожалуйста, — поддакнул Сириус. — Хорошо, — сдалась Мадам Помфри. — Но только одного. Джеймс высвободил руку Сириуса из своей и посмотрел ему в глаза: — Передавай ему привет, ладно? — Обязательно. Сириус послал Джеймсу кривой воздушный поцелуй и проследовал за Поппи. Та устало поинтересовалась: — Я подозреваю, что кровать вы попросите рядом с Ремусом, не так ли? Сириус улыбнулся настолько обаятельно, насколько это ему позволяло его косое, горячее и больное лицо: — Ну раз уж вы предлагаете, то я не представляю, как можно от такого отказаться… Мадам Помфри вздохнула ещё раз. Ей за это точно не платили. После быстрого заживляющего заклинания, уменьшившего опухлость и поставившего на место всё то, что он собственноручно выбил, Сириусу было позволено сесть рядом с зашторенной кроватью Ремуса, и даже подержать того за руку, если он обещал сидеть очень, очень тихо. — Муни, — мягко прошептал Сириус. — Привет. Ремус был бледным. Его грудная клетка почти что не вздымалась, настолько слабо он дышал. — Симпатичная ты сволочь, — продолжил Сириус тем же приглушённым голосом. — Я по тебе скучал, хотя прошло всего каких-то пара часов. Тс-с, только чтобы Поппи не узнала, она и так уже что-то подозревает. Сообразительная тётка. Тёмные ресницы Ремуса выделялись напротив его бескровных, покрытых шрамами щёк. — Так странно. Ты слишком тихий. И совсем не как обычно. А что там, Ремус всё равно не слушал, можно было и вдаться в подробности: — Ты когда читаешь, или когда калачиком рядом со мной сворачиваешься, ты тоже тихий, но в хорошем смысле. Не думаешь о чём ни попадя, не теряешься у себя в голове. Спокойный. Мне нравится, когда я делаю тебя спокойным. — Сириус прикусил губу. — И счастливым. Худые пальцы Ремуса холодили кожу Сириуса. Он немного потёр их, чтобы поделиться своим теплом. Вдруг, его сердце чуть не выскочило из груди. Ему показалось… Но нет, ему действительно всего лишь показалось, что рука Ремуса дрогнула в его ладонях. — В последнее время у тебя всё намного лучше, не как поначалу. Я в курсе, что сегодня ночью было тяжело, это я при Поппи притворился, что не знал. Но Муни, чёрт, мне было так трудно оставить тебя одного с утра. Ты был такой маленький, хрупкий и раненый. Если б ты сейчас не спал, ты бы никогда мне не позволил так себя назвать. Ты ещё не очнулся? Сириус замолчал. Лучше бы Ремус сейчас отчитывал его за то, что он назвал его хрупким, чем оставался таким неестественно тихим. — Ну давай же, — попросил он мучительно, — просыпайся. Чтобы я перестал волноваться. Похлопай ресницами, если ты меня слышишь, что ли, как в маггловских романах. Похлопай ресницами, если ты всё это время лежал и слушал, как я строил из себя идиота. Он долго и внимательно всматривался в бледное лицо Ремуса, и когда уже окончательно решил, что тот по-настоящему спал, Ремус начал тихонько промаргиваться ото сна. Сириус знал этот вид, знал его после всех тех медленных утренних пробуждений рядом с Муни. Он хотел сказать одно (И правда сволочь!), но вышло совсем другое, с придыханием: — Привет, родной. Ты как? Ремус сонно улыбнулся, всё ещё хлопая ресницами. Он перевернул свою ладонь в руке Сириуса, чтобы взяться поудобнее, и бережно стиснул: — Пойдёт. — Это значит, что я тут всю свою душу вылил перед твоим бессознательным телом, которое на самом деле было не бессознательное? — спросил он с наигранной обидой. — Виноват, — согласился Ремус с маленькой улыбкой на губах, такой мягкой, и тёплой, и сладкой, что Сириусу хотелось забраться на стол в Большом зале и провозгласить во всеуслышание: Вот это Ремус Люпин, и я его люблю всем, что у меня есть. Вместо этого он попытался прочистить своё горло, и прохрипел: — Нет тебе прощенья. — Тогда позволь мне купить его у тебя сладостями, — пробормотал Ремус, поддевая белоснежную простыню своим подбородком. — Только если я первый. — Сириус полез в карман свободной рукой и преподнёс своему парню пару квадратиков шоколада из Сладкого королевства. Ремус благодарно засиял: — И за что ты покупаешь моё прощение? — За то, что ты меня терпишь? Чёрт, он подразумевал это как шутку, но Ремус нахмурился: — Ты ведь знаешь, что я правда тебя люблю, да? Сириус убрал завиток волос со лба Ремуса, чтобы лучше видеть его глаза. Серебристый шрам, проходивший прямо сквозь его бровь, натыкался там на второй, более извилистый, идущий вдоль его правого виска. — Ага. Ты такой прелестный, Муни. — Льстец, — вынес вердикт Ремус, на что Сириус высокомерно ответил: — Я просто-напросто использую свои наблюдательные способности, Люпин. — Да я смотрю, ты проницательный, — сказал он с вялой улыбкой. Затем его янтарные глаза резко обрели сознание: — А ты почему вообще здесь? Она так не впускает, ты ранен? — Да, — признался он осторожно, на что Ремус тут же начал обсматривать его глазами-блюдцами, и Сириус поторопился уточнить: — Был. Был ранен. Джеймс, он, понимаешь, не хотел накладывать на меня сглаз. Хотя я его очень хорошо попросил. — С чего бы тебе… — Поэтому я ударил себя по лицу. — Погоди, — ужаснулся Ремус. — Ты ударил себя по лицу? — И у меня неплохой удар, знаешь ли! — Он гордо заулыбался. Ремус покачал головой. — Мне нужно было к тебе! — выразил Сириус своё несогласие, вполне обоснованное, по его мнению. — И делов-то, залечить, раз-два и готово. Ничего серьёзного, в отличие от некоторых. — Я в порядке, — упрямо сказал Ремус с маленькой морщинкой между бровями. Сириус разгладил её большим пальцем. — Теперь да. У Ремуса приподнялся уголок рта. — Бродяга, — он склонил голову, скользнув по подушке медово-каштановыми кудрями, и поймал взгляд Сириуса этими своими прекрасными люпиновыми глазами, прицельно в сердце, — люблю тебя. Знаешь это, да? — Естественно знаю, — шепнул он. — Я тоже тебя люблю, Муни дражайший. — Ну ты б ещё слезу пустил. — А ты вообще... эмоциональный гуппи. Ремус хохотнул, и разве это был не самый прекрасный звук, который Сириус когда-либо слышал? — Ты что несёшь? — Дружище, понятия не имею. Оно просто, — Сириус подвигал бровями, — лезет из меня. Римус продолжал его поддразнивать, Сириус продолжал шутить в ответ, а в паре шагов за шторами Мадам Помфри смаргивала слёзы и благодарила небеса за то, что Ремус Люпин, замечательный мальчик с ужасной судьбой, нашёл любовь. Она даже ничуть не злилась на Сириуса Блэка за его сомнительный метод для проникновения в больничное крыло, и дала себе обещание, что с тех пор всегда будет пускать к кровати Ремуса троих его друзей. В конце концов, иногда правила были созданы для того, чтобы их нарушать. Только иногда.