Точки

Сонхва не знает в какой момент его жизни все пошло настолько вкривь и вкось. Он знал, что Связь очень редко ошибается в выборе соулмэйтов, но никак не ожидал, что это самое «очень редко» будет относиться именно к нему. С тем, что истинный у него не один, он смирился ещё в годы старшей школы, когда метка, и так уже порядком припозднившись, вывела на запястье не одно имя, а целых два. Такое случается в их мире не слишком часто, но всё же имеет место быть. Трисамы давно уже воспринимаются, как самые обычные пары, и меткой, состоящей из двух имён, уже никого не удивишь. «Просто ты настолько нудный, что Связь решила пожалеть твоего соулмейта и дать ещё одного партнёра» — любил шутить Сан, неизменно получая от Чонхо по шее, пока тот быстро извинялся за своего парня. Сонхва не воспринимал эти слова всерьёз и не обижался на друга. В самом деле, он же не маленький ребёнок, чтобы верить в подобное. И сам прекрасно знает, что характер его и вправду слишком спокойный, чтобы казаться кому-то достаточно интересным. Кому будет нужен трудоголик с симптомами мизофобии и хронического переутомления? Сонхва знает как минимум два имени. Чон Юнхо. Сон Минги. Единственное, чего на самом деле он боялся больше всего — стать третьим лишним в этом странном треугольнике, в который его вписали, не спросив разрешения. Но впервые встретившись с этими двумя, Сонхва понял — он не третий угол… все они — просто беспорядочные точки на плоскости, которые связаны между собой едва заметным пунктиром. «Эти двое ещё страннее чем ты, — всё так же глупо шутит Сан, нетерпеливо оглядываясь на двери кафе, и постукивая краем телефона о стол — Чонхо опаздывает.» Сонхва согласно кивает, едва ли обратив внимание на вторую реплику парня. Минги и Юнхо странные? Определённо. Страннее чем Сонхва? Нет. Точно такие же. Они нашли друг друга чуть больше года назад, и кажется всё это время как глупые дети пытались понять, что же им делать с этой находкой. Глупые дети. И вправду. Оба едва старшую школу закончили, и подав документы в один университет всё продолжали пытаться понять друг друга и самих себя, понятия не имея, что же им делать, когда появится третий. Сонхва упрямо пытается понять странную привязанность этих двоих, но всё мнётся у закрытой двери, ожидая пока его впустят. «Ты ведь старше — должен быть умнее» — во взгляде Сана хмурое сочувствие, в руках — недокуренная сигарета — Чонхо куда-то уехал после новой ссоры, а Сан ещё не знает смогут ли его простить в очередной раз. У него потускневшие иероглифы на запястье и мёртвый соулмейт, которого он так и не видел ни разу. Имя начало исчезать едва появившись, словно с яркостью чернил выгорала чья-то жизнь. У Чонхо — расцветшие тяжёлые гроздья яблоневых бутонов по смуглой коже, и он не должен был стать парой Сана, но тем не менее таковым является. Они не соединены Связью, но Сан всё равно не может без него. Сонхва его понимает и сам знает, что должен быть умнее. Знает, но этого слишком мало. Все его знания. Весь жизненный опыт — просто не работают в применении к этим двоим. Они всё так же смотрят, словно с другого берега. Пытаются потянуться навстречу, но не знают, кажется, даже и того, что между ими двумя происходит. Куда уж им третьего. Сонхва злится. Срывается в определённый момент. Он не понимает их дурацкие игры, не понимает, что они пытаются доказать кому-то. Почему не подпускают? Почему смотрят так, словно и сами не знают, что происходит? У него нет времени на всё это. Нет сил. В университете — последний курс: защиты, злые преподаватели и куча надежд родителей. В съёмной квартире, так и не ставшей домом, — идеальный порядок, и одиночество, вьющееся уродливым узором по старым обоями. В телефоне — непрочитанное смс от Сана: «Съезжу к нему — не могу так больше». Сонхва тоже не может больше. Но он молчит. Сан уехал — никто не пошутит глупо в ближайшее время, не выслушает. Самое отвратительное во всём этом то, что долго ни один из их троих так не сможет. Точки всё ещё заперты на одной плоскости — координаты одного всё ещё созависимы от другого… и от третьего. Сонхва не хочет быть этим третьим. Он не хочет больше чувствовать, как горит отвратительным грязным багрянцем воспаленная метка. Не хочет видеть на своём пороге хмурого Минги в мятой толстовке и с кривой улыбкой на чертовых красивых губах. Он не пришёл узнать, не помер ли их соулмейт из-за отказа от связи. Не заглянул в гости, чтобы просто наконец всё разъяснить. Всё куда проще. Юнхо плохо. Так плохо, что он уже почти сутки мотается из сна в обморок и обратно. Сонхва хочет усмехнуться зло, но получается лишь ругаться, на ходу пытаясь попасть в собственные ботинки и хватая с вешалки первое попавшееся пальто. Упрямые дети. Юнхо цветом почти сливается с белым хлопком наволочки, но стоит Сонхва неуверенно присесть рядом, как тот немедленно приходит в себя, словно почувствовав рядом необходимое присутствие. Коротко хватает его руку и сжимает так, словно готов навсегда привязать к себе и не отпускать. Никогда. Минги стоит рядом, ревностно оберегая свой образ исключительного говнюка и не желая признавать того, что и самого уже ноги еле держат, а цвет лица недалеко ушёл от того, какой был у соседа. Но Юнхо решает за двоих, покрасневшие из-за температуры веки всё ещё слезятся (может и не от температуры вовсе), а потресканные губы неуверенно просят подойти. «Минги, пожалуйста.» И лишь после этого тот наконец опускается рядом с кроватью, будто выверенным жестом заправляя бирюзовую прядь за ухо, словно делает одолжение целому миру, и Сонхва чувствует, как сильно бурлит внутри злость, но устраивать ссору сейчас — Сонхва всё ещё считает себя старше и умнее. Во всяком случае — Сан так говорил. Лишь, когда Юнхо начнёт дышать сквозь сон чуть ровнее, а лихорадочные пятна румянца наконец обретут более-менее здоровый оттенок, он молча позовёт Минги выйти за собой в подъезд, где так же молча разобьёт ему губу одним ударом — Чонхо когда-то научил, а теперь вот пригодилось. Губы Сона красивы даже с кривой ухмылкой и кровью в уголке. Но Сонхва кажется, что они ещё красивее в поцелуе. Он не знает наверняка, ведь не может видеть со стороны, как они выглядят. На вкус они противно-металлические, но до одури мягкие и податливые. Сонхва готов поклялся, что если бы Минги не был то и дело болтающим всякий бред идиотом — эти губы можно было бы причислить к достояниям нации. Но стоит поцелую прерваться и Минги опять выплёвывает очередную колкость, щедро пропитанную желчью. Сонхва не ведётся на провокацию. Лишь ставит перед фактом, что завтра они переезжают к нему. Юнхо не станет лучше вдали от второй пары, а Минги пускай и редкостная сучка, но Хва готов простить ему многое, если тот позволит вновь его целовать. Наивные дети. «Ты его шантажировал?» В тоне Сана — плохо сыгранное осуждение, в глазах — неприкрытый восторг, в пальцах — ладонь сидящего рядом Чонхо. Правое запястья самого Сана теперь скрыто стерильной повязкой, под которой, Сонхва точно знает (Чонхо присылал фото), точно такой же цвет яблони, как и у парня, чью руку он сжимает так сильно. Сонхва криво улыбается на его слова. Он не назвал бы это шантажом, скорее воспитательной мерой. С упрямством Минги можно было бороться только таким же упрямством, и Сонхва просто принял чужие правила. Оба соулмейта к его приезду на следующий день уже собрали свои вещи и затаившись, словно дикие зверьки, ждали как будет вести себя старший теперь. Юнхо выглядел всё ещё бледно, но когда Хва в ответ на его приветствие просто обнял — пискнул что-то невнятное, прижимаясь неожиданно близко, словно изголодавшись к чужим прикосновениям. Минги на эту сцену лишь зло хмыкнул, но встретившись взглядом с Сонхва — непроизвольно сделал шаг назад. И не зря. Совсем не зря. Так прижать его к стене оказалось ещё удобнее. Сонхва легко перехватил чужие руки, фиксируя и не давая вырваться, пускай этот говнюк явно и обогнал его в росте. Сегодня Минги был на вкус как дешёвый кофе, который Сонхва терпеть не мог, а ещё — сладкие блинчики, наверняка приготовленные Юнхо. Странное сочетание, которое сейчас казалось вершиной мечтаний. Сделав заметку в будущем научить этих двоих варить нормальный кофе, Хва напоследок прикусил губу парня ровно в том месте, где вчера разбил и отстранился, наблюдая за злостью с едва заметной примесью возбуждения в одних глазах, и совершенное непонимание — в других. Но у них не было слишком много времени на всё это — Хва нужно было успеть ко второй паре, и ещё закинуть этих остолопов домой — обживаться (из-за плохого самочувствия у Юнхо был больничный, а Минги учёбу просто игнорировал, выплывая исключительно за счёт того, что универу нужны его навыки спортсмена). Быстро рассказав «что», «где» и «как», Хва оставил дубликат ключей и сказал, чтобы к его приезду квартира всё ещё была на месте, и желательно с готовыми блинчиками на кухне. Ожидал ли он, что к своему возвращению застанет у плиты Минги с телефоном в одной руке и лопаткой — другой? Оказывается, за готовку будет отвечать именно он. Хва, молча подхватив с тарелки один из пышных панкейков (этот упрямец специально проигнорировал просьбу о блинчиках, но Сонхва с достоинством принял этот удар — выпечка была чудо как хороша) и направился на поиски второго. Юнхо, всё ещё очевидно не отошедший от вчерашнего состояния, нашёлся на кровати Сонхва, в рубашке Сонхва и с его же, Сонхва, планшетом в руках. — На ноуте был пароль, а телевизора здесь нет, — неуверенно пробормотал он, пытаясь оправдаться. Сонхва тем временем знатно залипший на том, как нервно поджимаются красиво очерченные губы (кажется у кого-то прорезался новый фетиш), готов был простить даже если бы младший сказал, что удалил всю его дипломную по нелепой случайности. Юнхо в чёрной льняной рубашке, с растрепанными волосами. С растерянным испугом в глазах. И с этими блядски-невинными губами. Сонхва считал себя вполне оправданным за то, что в следующий момент просто повторил с парнем то, что сделал утром с Минги. Но держать партнёра в этот раз не было никакой необходимости. Юнхо робко отзывался на каждое прикосновение. Поцелуи с ним совершенно отличались от Минги. Мягкий. Податливый. Он вызывал лишь желание заласкать его до невменяемого состояния. Чтобы только стоны и всхлипы. Чтобы даже имя своё забыл. Но сейчас Сонхва позволяет себе лишь глубокий поцелуй, удивлённо отмечая, как неумело отвечает ему младший. Словно второй раз в жизни целуется. Словно не он провёл со своим истинным больше года вместе. Когда Хва отстраняется — ловит подернутый поволокой взгляд, робкий и немного разочарованый. Он хочет спросить, но не успевает. Недовольство Минги, кажется, появляется в комнате раньше его самого. Тем же вечером Сонхва получает один из ответов на множество своих вопросов. Когда всё ещё стесняющийся всего на свете Юнхо спрашивает: — А где мне спать? Хва специально пожертвовал этим двоим свою кровать (пока не уверенный, что стоит спешить). Оказывается, они и без него прекрасно не спешили. — То есть как вы не спали вместе всё это время? — Сонхва казалось, что он зря пошёл в юриспруденцию. Нужно было младшие классы выбирать — Ну, хоть целовались? В ответ — угрюмо молчащий Минги и смущённо — Юнхо. Сонхва тоже промолчал. За компанию. А на следующий день заказал в ближайшем мебельном кровать подходящих размеров. Рабочий стол пришлось переселить в гостиную, но зато новая мебель пришлась как раз впору, занимая добрых шестьдесят процентов комнаты. — Я с тобой спать не буду, — естественно вставил свои важные пять копеек Минги, демонстративно скрестив руки на груди и утащив одну из подушек и плед на диван. Хва, прикинул в уме габариты этого каланчи и несчастной мебели, и успокоил расстроенного Юнхо, что тот придёт к ним ночей через пять. Не угадал. Минги сдался на сутки раньше, угрюмо топая и всем своим видом предупреждая, что комментарии лучше оставить при себе. Хва с этим был категорически не согласен и затребовал на завтрак вафли, пока Юнхо неуверенно прижимался к боку умостившегося с другой стороны Минги. Запутавшиеся дети. Сонхва казалось, что лишь теперь эти двое начали присматриваться друг к другу, наконец-то осознавая, что человек перед тобой — не музейный экспонат, за которым можно только наблюдать. Истинный. Пара. Соулмейт. Хва искренне не мог понять, как они могли провести вместе столько времени, но при этом сохранять между собой эту странную никому не нужную дистанцию. «Для тебя себя берегли» — пошутил бы неспешно Сан, но он теперь был слишком занят тем, чтобы проводить с Чонхо как можно больше времени. И Сонхва ничуть не обижен на друга — у него и у самого слишком много забот. Аж целых две. Угрюмо-молчащая, упрямо не идущая на контакт и с такой стаей тараканов в башке, что опытному мозгоправу годами разбирать нужно, а Сонхва вынужден справляться в рекордно короткие сроки. И ещё одна. Уютно-мягкая, с робкой неуверенностью в вечно испуганных глазах, но при этом слепо верящая в то, что всё обязательно будет хорошо. Странные дети. Сонхва их правда пытается понять. Забраться под колючую проволоку, в которой они запутались. Выяснить, что же заставило их захлопнуться настолько сильно? И как так оказалось, что куда более робкий Юнхо оказался морально сильнее Минги? Правду рассказывает все тот же умный Юнхо, после очередной ссоры, когда Минги громко хлопнул дверью за собой, упрямо надеясь, что чем сильнее он ударит ею, тем проще будет разорвать эту идиотскую нить, что связывает их троих. Сонхва не собирается идти и возвращать его на этот раз. Сколько можно? Минги — не маленький ребёнок, чтобы за ним бегать, успокаивая очередную истерику. Но грусть в карамельных глазах Юнхо противно горчит на языке. А услышанные слова, словно недостающие части головоломки, позволяют хоть немного собрать картинку, которую Сонхва всё пытается разглядеть. Юнхо сидит на диване рядом, то и дело ероша тускло-бирюзовые волосы (краска уже практически вымылась и Сонхва кажется, что этот оттенок парню совершенно не подходит — слишком блеклый для такого яркого человека). Старший откинулся на спинку, чувствуя подступающую головную боль и чужое тепло под боком, кажется успокаиваясь благодаря только ему. Голос Юнхо негромкий и привычно низкий, порой сбивающийся на невнятные реплики, словно с самим собой. В старшей школе, когда они познакомились, Минги уже не отличался особо покладистым характером — возможно просто был таким от природы, возможно всё дело в вечных нападках родителей, которые пытались воплотить в своём ребёнке всё то, что не смогли сами. Но Минги по природе своей не был готов подчиняться, так и не найдя того, с кем может себе это позволить. Когда появилась метка — всё стало куда хуже. Связь между двумя соулмейтами — уже не так проста, как может показаться на первый взгляд. Наличие метки не станет для тебя счастливым билетиком, который просто подарит тебе идеального человека, который вынесет любые твои странности и привычки. Истинные не значит идеальные друг для друга. Любые отношения требуют действий со стороны двоих. И если старается только один — это заведомо проигрышная ситуация. Что уж говорить о связи, которая подразумевает троих? Насколько сложными эти отношения окажутся в этом случае? Минги никогда не хотел об этом думать. Он вообще не хотел, чтобы у него был соулмейт, до последнего надеясь, что запястье в один день покроется цветочными гирляндами, давая знать, что Связь не нашла для него пару. Но вместо красивых узоров — витиеватые иероглифы. Вместо излюбленной свободы — ожидание того, что же будет дальше. Он не понимал эту связь, не видел в ней никакого смысла. Его родители не были соулмейтами, и сам Минги не хотел искать свой смысл жизни в том, чтобы посвятить себя тому, кого даже не сам выбирал. Просто случайные имена на коже — глупость, да и только. А затем они встретились с Юнхо и все обещания себе просто рассыпались словно хрупкий карточный домик. Оказывается, Связь — это не так просто. И если пытаться отрицать её — она сделает больно в ответ. Когда Минги читал о подобном, то думал, что это сентиментальна чепуха, но на деле всё оказалось куда хуже. Вам когда-нибудь ломали ребра? Вот очень на это похоже, только замедлите процесс и представьте, что это делается постепенно. Кость за костью. Вот такая вот воспетая всеми Связь между родственными душами. Не волшебная фея, призвана соединять одинокие сердца. Расчётливая упрямая тварь, которой плевать на чужое мнение. Минги не хотел, чтобы за него кто-то решал. Тем более выбирал человека, с которым он проведёт остаток своей жизни. Он высказал Юнхо всё это сразу же, упрямо не замечая надлом в чужом взгляде. Но после первой же попытки отстраниться друг от друга поняли, что не им, двум глупым подросткам, идти против веками проверенной системы. Всё это напоминало замкнутый круг, в который они были заключены без возможности выбраться. Юнхо не понимал желания Минги быть одиноким. Не понимал почему тот так рьяно отрицает их связь и злится из-за того, что сам же порой поддаётся ей. Не хочет позволить себе быть ближе. Не может отпустить. — Ты спрашивал, целовались ли мы? — в голосе злая решительность, словно Юнхо спешит высказать всё накопившееся внутри раньше, чем рухнут последние устои самоконтроля. — За эти полтора года он целовал меня ровно девятнадцать раз. и каждый раз я буквально чувствовал, как он ломается. Он не хочет всего этого. Меня не хочет. И я не знал, что будет, когда появишься ты. Вдруг я и тебе тоже окажусь не нужен? Вдруг… Сонхва не даёт ему договорить, перетаскивая младшего на свои колени и обнимая крепко-крепко, не давая последним словам сорваться вслух. Юнхо благодарно жмётся ближе, как-то слишком отчаянно комкая пальцами ткань чужой рубашки, но всё ещё упрямо стараясь выговориться: — Я не хочу его терять. И тебя терять не хочу. Но не знаю, как нужно поступить. Ничего не знаю… Сонхва, что мне со этим всем делать? — голос к концу фразы дрожит, но глаза парня остаются сухими — возможно он уже слишком устал от всего этого. Выгорел, точно также как некогда ярко-бирюзовый пигмент в его волосах. Сонхва не хочет видеть его таким. Знает, что Юнхо создан совершенно для другого, и грусть в карамельных глазах — самое неуместное, что только можно представить. А потому, когда уснувшее после молчаливой истерики тело наконец обмякает, он осторожно переносит его на заправленную кровать, укрывая пледом и выходя из квартиры. Минги не ушёл далеко, лишь рассеянно бродил перед подъездом, словно запертый в клетку зверь. В спутанных алых волосах — промозглый весенний ветер. Наверняка замёрзшие пальцы спрятаны в карманах слишком тонкой для такой погоды куртки. Неуютный дождливый май, который перемешал слишком много в их жизнях. До лета так близко, но тепло им необходимо уже сейчас. Обидными словами не согреешься. Минги смотрит так, словно ждёт, что Хва ударит его, как сделал в тот раз. Или же поцелует, тоже как в тот раз. Сонхва читает в его взгляде смирение с любым исходом, видит его совершенно отчётливо. И так же отчётливо понимает — его нельзя ломать. Пускай Минги и кажется отлитым из равнодушной стали, но это лишь обманка — напыление для отвода глаз. Внутри — тончайшее стекло, разбив которое, потом лишь будешь раниться раз за разом, не имея возможности даже прикоснуться к тому настоящему, что спрятано глубоко-глубоко. Настолько старательно запечатано, что, кажется и сам Минги не уверен в том, что это есть. Единственное, что Сонхва может сейчас сделать — молча притянуть к себе, кажется впервые обнимая с первого дня их нелепого знакомства. Рассеянно улавливая удивление в чужих глазах, обжигаясь о сырой холод, которым кажется уже пропитался насквозь этот упрямый мальчишка. Минги пытается вырваться, но Сонхва не размыкает объятия, чувствуя наконец, как ярко-алая макушка зло стукается о его плечо несколько раз. — Пошли домой. Холодно, — Сонхва надеется, что сегодня смог понять хоть чуточку больше, чтобы наконец распутать этот колючий клубок, в котором спрятаны его родственные души. — Юнхо ждёт. — Он всегда ждёт, — как-то совсем устало звучит чужой голос и Сонхва едва не вздрагивает от печали в нём. Слишком явно отдающей горечью, слишком концентрированной для одного человека. — Я всё надеялся, что однажды он устанет от всего этого. От выходок этих дурацких. От меня, в конце концов, — звучит словно чистосердечное, но в ответ лучше молчать, давая наконец высказать всё, что копилось долгие годы. — Если в метке два имени… это ведь значит, что один недостаточно хорош, и Связь подобрала ещё одного, чтобы компенсировать недостаток, да? — И ты решил, что недостаток в тебе? — Сонхва впервые слышит такую бредовую теорию. Но если верить Юнхо — Минги всегда требовал от себя слишком много, всегда искал то, что ещё можно сделать лучше. Возможно именно это рвение к первенству и стало почвой для таких мыслей, а сам Минги оказался слишком замкнутым, чтобы с кем-то это обсудить. Он не стал искать недочёты в Юнхо или Сонхва, а заведомо определил себе роль лишнего, как это изначально сделал и старший, вот только Хва смог разобраться в себе, а Минги — запутался ещё сильнее. — Ты ведь понимаешь, что делаешь ему больно своими словами и поступками? — Сонхва не был уверен, что уже можно говорить о собственных чувствах, ведь с Юнхо Минги связывает куда больше, чем тот пытается показать. В ответ повинная тишина. Конечно он понимал. Понимал, но упрямо продолжал гнуть своё, стараясь доказать самому себе правоту придуманной теории. Как бы сильно Юнхо ни пытался её опровергнуть, сколько бы не бился о выстроенную вокруг стену — у него не получалось. Но возможно именно поэтому у каждого из них на запястье не одно имя? То, что их связывает, слишком сложно чтобы разобраться в одиночестве. Каждый нуждается в поддержке. Каждый ищет отклик умноженный на два, ведь оказывается для того чтобы наконец согреться нужны две пары рук и вдвое больше тепла. — Минги, — мужчина немного отстраняет парня, неуютно вздрагивая, когда очередной порыв ветра воет в продуваемом подъезде. — Просто дай нам всем троим время. Да, это всё чертовски сложно, но бросить всё сейчас мы уже не можем. Слишком поздно. Минги уже привязан к Юнхо. Сонхва уже не может представить свой мир без этих двоих. Юнхо — единственный, кто смог принять связь, как что-то естественное и теперь страдал из-за того, что остальные не смогли так же. Возможно им всё же удастся дорисовать этот странный треугольник, который пускай и является самой устойчивой фигурой, но кажется в их случае просто оказался вершиной вниз. Нужно немного постараться и всё станет на свои места. Но это случится позже, а пока Сонхва молча тащит парня за собой в квартиру, где из спальни обязательно покажется растрёпанный Юнхо, не требующий никаких объяснений и, кажется, прощающий все грехи и проступки одним лишь взглядом. Всё, что он хочет — просто объятий, лишь оказавшись в которых поверит, что всё и вправду однажды наладится.