The Physical Paradox of the Runner and the Tortoise

Из всех сюрпризов, которые Николаю Ланцову пришлось вынести за годы, минувшие с момента его коронации — покушения с севера, юга и малых земель, куда были сосланы его мать и мужчина, однажды называемый им отцом; ограбления, организованные группировкой из Кеттердама с ребёнком во главе, потому что он не думал, что мальчик хотя бы попытается — к этому он был готов меньше всего. — Что значит «он взял выходной»? — Николай обернулся чтобы заглянуть принёсшей известие Наде в глаза. Надя пожала плечами и снова нацепила на нос свои старые очки. — Он так и сказал: берёт выходной и просит не беспокоить его. — Но он в своей лаборатории? — в последнее время Николай редко отваживался заходить в маленькую, заваленную металлом лабораторию Давида из-за графика, диктуемого титулом. Так или иначе, Давид и сам не часто пользовался ею; он согласился на маленькую комнатку лишь когда Женя отметила, что никто не сможет побеспокоить его, если он запрёт дверь. После этого Давид признал, что членство в Триумвирате «стоит того». — Прямо сейчас? — С прошлого вечера, — ответила Надя. — Женя пыталась выманить его, но он даже не позволил ей войти. Что-то новенькое. Обычно она была единственным человеком, которого он подпускал к своим экспериментам. Николай постучал в дверь лаборатории, и та со скрипом отворилась. Уставившийся в пол Давид был серым пятном в дверном проёме. — Я люблю тебя. Но прошу, уходи. Я поужинаю, обещаю. — Я тоже тебя люблю, Давид, — озорно молвил Николай. — Но что за новости? Ты взял выходной? — Ты не Женя, — но тем не менее Давид распахнул дверь, втащил Ланцова внутрь и направился к столу, занимавшему всю противоположную стену. Он щёлкнул пальцами в сторону дверного проёма, запирая лабораторию. — Я сперва подумал, что это Женя. — Ты разбил мне сердце, — Николай подцепил тонкий, как волос, лист изумруда размером с ноготь большого пальца. — Ты же в курсе, что когда люди берут выходные, они не работают? — Я не работаю, — Давид отнял у Николая лист изумруда и смял в ладони, словно тот был хрупким. По правде говоря, вокруг Давида не было ничего по-настоящему хрупкого. — И мне это известно. — Просто проверяю, — Николай прислонился к стене. — Мне нужно поговорить с тобой о... — Я не работаю сегодня, — прервал его фабрикатор. — У меня выходной. Николай сделал глубокий вдох, гораздо более глубокий, потому что, теоретически, главным был он, а Давид ему отвечал. — Что ты делаешь? Фабрикатор дёрнул ногой и постучал пальцами по бедру. Комнатка была ужасно маленькой, совсем не этого заслуживает человек с положением Давида, но он никогда не возражал. Теперь, однако, у Николая сложилось впечатление, словно Давид снова хотел стать маленьким мальчиком, окружённым людьми, слишком рассеянными, чтобы заметить, как он работает. Он отложил плоскогубцы, которыми весьма ловко орудовал до сих пор, и сцепил пальцы. Николай выпрямился. — Давид, что происходит? — Мне нужна твоя помощь, — Давид сунул Николаю в руки маленькую коробочку. — Пожалуйста. — Что это?.. — успел было произнести король и тут же рассмеялся, рассмотрев содержимое ларца. Кольца. Десятки, а может и сотни колец гремели в коробке. Золотые кольца, такие тонкие, словно на просвет возможно было рассмотреть луч солнца. Стальные кольца, вырезанные, словно цветочный орнамент на тончайшем кружеве. Серебряные обручи, плотные и сочленённые, как броня. Даже несколько зелёных колец, сделанных — Николай был уверен — из заготовленных стеблей роз, покоились в коробке. — Твой план по спасению Равки — ювелирный магазин? — Николай поднял изящное стеклянное кольцо с золотом, серебром и чем-то ещё, напоминающим лепестки роз, сплетённые в нити и влитые в стекло. — Что это значит? — Я хочу сделать Жене предложение, — произнёс Давид так, словно слова томились в груди вечность. — Но я хочу подготовить обручальные кольца заранее. Это должно быть романтично. Николай поставил коробку на стол с таким видом, словно она обожгла ему пальцы. — Что? Он предполагал, что именно Женя поднимет эту тему и, к собственному позору, ожидал, что она потащит Давида в его поношенной кефте, на ходу записывающего что-то в свои дневники, на их свадьбу. И однажды Давид проснётся и, отвлёкшись от рассчётов, пробормочет: "О, мы женаты?". Ведь даже несмотря на то, что они давно женаты, он продолжал вести себя так годами. Что ж, он в самом деле вёл себя так в течение многих лет, но вряд ли это имело значение теперь. — Я знаю, что моё понимание романтики не универсально, но я хочу, чтобы наша свадьба была романтичной, хочу чтобы предложение было романтичным. Романтичным для неё, — протараторил Давид. — Хочу чтобы она была уверена, для меня это имеет значение. Как и мы. — Ах, — на этот раз Давид довёл Николая до односложных реплик, а не наоборот. — Ты знаком с физическим парадоксом бегуна и черепахи? — спросил фабрикатор. — Ты прекрасно знаешь, что нет, — сохранившиеся стебли роз покоились в коробке. — У меня чувство, словно я на части разрываюсь, — Давид соскользнул со стула, опрокидывая его. Он, казалось, ничего не заметил. — Все вокруг медленнее меня, но они начали свой путь раньше, и как бы быстро я ни бежал, мне ни за что их не догнать, но я должен. Я хочу... — он шмыгнул носом и снова согнул пальцы. — Я хочу продолжать свой путь об руку с Женей. Мне всё равно, даже если я не успеваю за большинством из вас, но я не хочу тянуть её на дно. Я всегда позади. Но в этот раз хочу поступить правильно. Николай всегда понимал, что они суровы по отношению к Давиду, но всё же подобного не ждал. Возможно, они в самом деле вели себя слишком жёстко, слишком пренебрежительно. — Ты определённо не тянешь её на дно, — быстро бросил Николай. Этот разговор вклинился в число тех немногих, что когда-либо заводили его в полнейший тупик. — Ты просто в другой колее. Любой из вариантов достаточно хорош для Жени. Они прекрасны. И Николай был уверен — кольца значили большее, не просто выглядели красиво. — Нет. Я хочу быть романтичным, а не "достаточно хорошим". — Ты всё время это повторяешь, — мягко произнёс Николай. — Давид, ты же не думаешь, что она не хочет выходить за тебя? Руки мужчины, ловко управляющие инструментами, впервые на памяти Николая дрогнули и замерли. Фабрикатор кивнул. — Ей нравятся романтичные вещи. Она заслуживает романтичных вещей, — Давид сглотнул, отчего кадык в отвороте распахнутой кефты резко дёрнулся, и скрестил руки. — Я не романтичный. — Ох, — Николай присел на один из трёх табуретов, заполнявших комнату. — Ты не романтичен в понимании нормальных людей, — но вы с Женей не... Давид поднял голову и прищурился. Николай прочистил горло. — Ты подарил ей на день рождения редкий яд. Да, ты ни капли не романтичен в традиционном смысле этого выражения, но, однако, относишься к тем романтикам, что по душе самой Жене, так что всё будет хорошо. Порой, когда они собирались вчетвером, Женя и Давид так терялись в своём собственном мире металлов, ядов и создания вещей, что Николай не мог не таить ревности, которая укоренилась в его сердце после ухода Алины. У Жени и Давида был свой собственный язык. У Николая же были одни обязанности. — Вы двое так часто ладите, что я невыносимо завидую, — прошептал Николай, и это определённо стоило усмешки Давида. Ланцов рассмеялся. — Ты же понимаешь, что теперь ты важная персона, а важным людям положено устраивать большие свадьбы? — Да, — Давид улыбнулся. — Я начинаю чувствовать себя гораздо лучше на праздниках. По крайней мере, так говорит Женя. Да и она не станет долго что-то планировать. — Нет, — ответил Николай. — Она захочет как можно скорее остаться с тобой наедине. Он, разумеется, шутил, но у Жени всегда были повышенно-строгие правила для мероприятий, на которых присутствовал Давид. — Разумеется, — прочник вернулся к своему последнему кольцу. — Сборища ужасны. Николай пропустил это мимо ушей. — Рано или поздно, но я собирался поговорить с тобой, — внимание фабрикатора снова было сосредоточено на кольце, над которым он в настоящее время работал. — У нас нет семей, так что тебе придётся выкупить её. Николай едва сдержал своё фырканье. — Разве не ты этим занимаешься? — Это традиция, — Давид нахмурился, но не поднял взгляд. — Традиции романтичны, а Жене нравятся романтичные вещи. Он сказал это с интонацией, которой можно было бы сообщить о том, что погода хорошая, Равка бедная, а человеческое тело содержит примерно сто граммов соли, что он обсуждал определённо чаще, чем погоду или состояние Равки. Николай поставил стеклянное кольцо на стол. — Что ж, свадьба двух членов Триумвирата гришей требует надлежащего торжества. Не думаю, что хоть кто-нибудь будет готов к тому, что задумает Женя. В какой день вы хотели бы пожениться и когда планируете это обсудить? — Несовместимо, — возразил Давид. — Немедленно и через девять дней в 3:47 утра. — Объясни. — Созерцать звёзды — романтично, — Давид словно повторял уравнение, которое только что выучил. — В то утро пролетает комета, и хоть падающие звезды тоже романтичны, они не совсем реальны, и Жене это, конечно, известно, но они представляют череду любопытных вопросов. Не то чтобы это имело значение для Равки в ближайшей перспективе, но мне интересно, сможем ли мы подняться выше, ведь это решит несколько проблем, но в таком случае нам придется учитывать время и гравитацию, что было бы весело и... — Этого более чем достаточно, — остановил его Николай. — Это идеально.