Элли на маковом поле — Рядом
Элли на маковом поле — Я так скучаю
Разумовский видит эти вспышки. Одну за одной. Кажется даже слышит, как щёлкают затворы многочисленных фотоаппаратов. Постоянное мигание настолько начинает раздражать глаза, что на тёмном фоне разрастаются причудливые пятна. Он зажмуривается до болезненного жжения на кончиках век. Многочисленные вопросы журналистов сливаются в один монотонный несвязный шум, который плавно перестает в беспокойных роящихся мух внутри его черепной коробки. Этот зудящий звук становится настолько невыносимым, что хочется вышибить себе мозги. Разумовский подскакивает и покидает помещение. — Сергей, простите, ей-богу! Не понимаю, как такое могло произойти. Я всё проконтролировал, — Василий Степанович — начальник службы безопасности — напугано семенит рядом, когда они покидают стены детского дома. — Но эти проклятые журналистские крысы как-то пронюхали… Он хочет сказать что-то ещё, но Сергей вскидывает руку, прерывая раздражающий поток пустой болтовни, и ничего не говоря, садится в машину, давая понять водителю, что тот может трогаться. Низкорослый человек остаётся стоять на улице, растерянно глядя в след уезжающей машине. Белое здание детского дома грустно смотрит тому в след. — Марго, подготовь, пожалуйста, документы на увольнение Василия, нашего сб-шника, — Разумовский устало листает новости на планшете, бегая по строчкам невидящим взглядом, параллельно пытаясь размять виски, в которые уже порядка получаса кто-то с особым усердием будто пытается ввинтить огромные ржавые шурупы. — Уже приступила, — из недр динамиков раздается приятный механический голос. — И да, меня просили передать, что у вас ожидают. — Что?.. — Сергей, сворачивает все новости, на экране возникает лишь маленькая говорящая голова. — Кто? — Мне не положено, — дежурная улыбка, и голосовая помощница исчезает с экрана. — Какого чёрта… — шепчет Сергей. — Эй… Эй! Можно чуть быстрее? — водитель согласно кивает и плавно нажимает на газ, внимательно следя за стрелкой спидометра. Разумовский растерянно водит пальцем по экрану, пытаясь выбить для себя еще хоть сколько-то полезной информации.***
Лифт едет целую вечность. Сергей еле удерживает себя от того, чтобы снова и снова не начать тыкать на кнопку с номером своего этажа. Пальцы охватывает мелкая неконтролируемая дрожь. Кеды слегка проскальзывают по полу, от чего Разумовский пару раз чуть не целуется с полом. — Сергей, с возвращением, — голос Марго звучит гулко сквозь шумящую в ушах кровь. — Какого чёрта? — он залетает внутрь, притормаживая в центре кабинета. Наверное, кто-то снимает дурацкое кино. Потому что, только в каком-нибудь посредственном фильме его собственное кресло так бы раздражающе медленно поворачивалось. — Олег? — срывающимся голосом спрашивает Разумовский. Светлые глаза мягко улыбаются в ответ. Сергей цепляет взглядом растрепанную шевелюру, немного потёртый воротник футболки, из-под которого рядом с сонной артерией виднеется белесая полоска шрама. Будто ощущает под кончиками пальцев колючую отросшую бороду. Он ловит десяток мелких деталей, не в состоянии сложить цельную картину. — Давно не виделись. Сергей задыхается.***
Вернувшись, Олег не вёл себя, словно пресловутый ураган, снося все на своём пути, сбивая привычный и, может, не совсем правильный, ритм жизни. Он не начал диктовать свои распорядки, утомлять разговорами или присутствием. Волков, сохраняя железное спокойствие, тихо возвышался, словно титан, стоя рядом по левую руку от Сергея. Всё медленно возвращалось на круги своя. Будто так было всегда, а не продолжалось всего несколько месяцев. Сергей быстро и практически бесшумно перебирает пальцами по клавиатуре, ловя на периферии тёмный силуэт, расположившийся на диване. Было раннее утро субботы, и Разумовский строго-настрого запретил Олегу появляться в его поле зрения сегодня и завтра в костюме. Или в чём-то, что хоть как-то будет напоминать ему рабочую деловую одежду. Волков сидит в совершенно расслабленной позе, читая какую-уже-очередную-супер-мегазаумную книгу. Сергей на полном серьезе не мог понять и разгадать, откуда тот вообще откапывал в этом здании такие книги. Он как-то раз утащил с прикроватной тумбочки брюнета одну из них и чуть не сломал себе мозг от написанной там информации. Иногда Сергей так сильно был поражен тому, как органично ощущался Олег в окружающем пространстве. Будто он с самого начала был здесь, стоял рядом с ним на светских мероприятиях, подбадривал перед конференциями, защищал от шакальих нападок настырных журналюг и чересчур сильного внимания противоположного пола. В тот день, когда Олег вернулся, Сергей не знал, обнимать того или отвесить жёсткого леща, потому что они даже не попрощались нормально в тот день, когда друг свалил в свою армию, пропав на несколько лет со всех радаров. Разумовский внимательно вглядывается в глаза напротив. Он видит перед собой Олега. Того взбалмошного мальчишку из прошлого, с которым у них были разбитые коленки и содранные кулаки, пропуски уроков и сворованные пирожки из столовой. А иногда видит солдата. Волков двигается стремительно, внимательно сканируя людей. Его движения резкие, отточенные, хватка железная. Голос грубый. И даже глаза кажется становятся на несколько тонов темнее. Олег что-то быстро и чётко говорит в рацию: велит проверить помещения и отогнать фотографов от окон. Как он узнал. Но иногда, в минуты покоя, Сергей видит человека, который повидал некоторое дерьмо. Олег залипает в одну точку, ловя вьетнамские флешбеки. Сергей слышит, как у того в голове со скрипом ворочаются ржавые шестеренки воспоминаний. Он не знает, видит ли тот поле битвы или грязные подвалы сирийских домов. Возможно, видит чьи-то тела или их лица. Слышит звуки выстрелов. Дождя из пуль. Волков никогда не говорил об этом. О том, что было, и через что он прошел. А Сергей боялся спросить. Лишь раз, ведомый каким-то непонятным порывом, он тянет пальцы к рубцу шрама на шее. Олег вздрагивает от холодного прикосновения и застывает. Кончики пальцев дрожат настолько, что понять текстуру сложно. Единственное, что чувствует Сергей — это жар. В его груди что-то настолько сильно сжимается, что дышать становится трудно, хочется только беспрерывно кричать. Кажется, руки Олега в крови. По футболке быстро расползается мокрое пятно. Сергей пытается зажать кровоточащую рану рукой, но её не остановить. Кровь-кровь-кровь. Столько крови. — Ты во мне сейчас дыру прожжешь, — с невозмутимым видом парирует Олег, не отрывая взгляда от строк. Сергей дергается, откашливается, пару раз сохраняет набранный на ноутбуке проект, равняет и так безупречно лежащие на столе три карандаша и две ручки, поправляет стопку идеально белых листов, и нервно заправляет за ухо выбившуюся прядку волос, которая пару секунд спустя, как назло, снова выбивается обратно. — Тебя что-то беспокоит? — Волков переводит на него взгляд и хмурит брови. Сергей упорно делает вид, что изучает несколькими минутами ранее написанный код. Никакой крови нет. — Я… Нет. Разумовский поднимается с кресла и бредёт к дивану. Олег двигается в сторону, освобождая другу больше места. — Ты же знаешь, что… — Что я всегда могу тебе рассказать, — Сергей прерывает его, удобно устраиваясь у того где-то под боком. Олег хмыкает и подгребает его под себя. Разумовский едва не урчит от удовольствия. — Прости, я знаю. — Не хочешь сменить кресло? Думаю, оно не идёт на пользу твоей спине. — Я потом этим займусь, — отмахивается рыжеволосый, смещая вектор своего внимания на книгу в руках Олега. — Что на этот раз читаешь? Олег хмыкает и делает вид, что не заметил резкой смены темы диалога. — А, это… — он переворачивает книгу, осматривая незамысловатую обложку. — Квантовая физика. Мелкие частицы, кошка Шредингера, волны, частицы. Кстати, ты знал, что по одной теории, во время твоей смерти вселенная делится на две, в одной из которых ты всё ещё жив? Сергей хмурится. — Хм… Кажется да, слышал что-то такое. Почитаешь мне тоже? — он тыкает носом в текст. — Да, конечно, — Олег улыбается и принимается за чтение. Сергей замолкает. А что, если в какой-то из вселенных он уже мёртв.***
— Напомни мне ещё раз, какого чёрта я согласился участвовать в этом сборище, Олег? — Сергей облокачивается о стену, устало вздыхает, подавляя зевок. Его глаза бегают по собравшейся толпе людей. Те о чем-то активно переговариваются, кто-то проверяет свои записи, кто-то набирает что-то в телефоне. — Это будет полезно для твоего имиджа и для популяризации «Вместе». К тому же, многие журналисты и люди настаивали на этой конференции. У них накопились вопросы, — рыжеволосый кидает на друга затравленный взгляд. — Ты сам решил всё это собрать. Олег разводит руками. Сергею это никак не помогает. — Кто из нас двоих более здравомыслящий? — Волков открывает рот, чтобы ответить, но его резко прерывают. — Явно не я, волчара. Ты должен был образумить меня! — В тебе говорит социофоб, Серёж. — Он во мне и не замолкал никогда, — шепчет в ответ Разумовский. Олег понимающе молчит, лишь подходит чуть ближе, аккуратными движениями поправляет на парне хлопковую белоснежную рубашку, которую Сергей отглаживал всё утро. — Я знаю, что тебе очень тяжело в такие моменты. И к тому же, ты очень сильно устал. Последняя неделя была слишком перенасыщена событиями. Даже я валюсь с ног. Что уж про тебя говорить. Но это вынужденная необходимость. Надо немножко потерпеть. Мне вся эта ситуация тоже не нравится. Но я буду с тобой, — Олег касается пальцами чёрного наушника в чужом ухе. Сергей обречённо вздыхает и кивает каким-то своим мыслям. Волков окидывает взглядом его худощавую, немного ссутулившуюся фигуру. Кожа лица бледная, под глазами сияют тёмные круги во всей своей красе. Линия скул выделяется сильнее обычного. — Пора, — оба слышат в гарнитурах спокойный голос Марго. Разумовский входит внутрь, и его накрывает чувство дежавю, когда вспышки фотоаппаратов в очередной раз заполняют всё свободное пространство зала. Вопросы сыпались как из рога изобилия. Единственное, за что Сергей был благодарен, так это за то, что журналисты терпеливо ждали ответа на свои вопросы и не перебивали друг друга. — Да, я подумаю над идеей того, что «лайки» можно будет убрать, — отвечает Сергей на вопрос мужчины в третьем ряду. Потом на секунду задумывается, и продолжает, — А лучше, добавить это надстройкой. Если будет нужно, вы сможете выключить их у себя, или выключить их видимость на своём и чужом контенте. Думаю, лучше право выбора, чем просто поставить пользователей сети перед фактом, — Сергей неловко улыбается и поправляет волосы, кидая на Олега, стоящего в конце зала, мимолетный взгляд. Тот отвечает ему мягкой полуулыбкой, говорящей, что всё идёт как надо. Миловидная брюнетка тянет руку вверх. Сергей смотрит на неё и кивает: — Да, пожалуйста, слушаю вас. Та откашливается, на минутку заглядывает в блокнот и вперивает свой, ставший внезапно тяжёлым, взгляд, мило произносит: — Могу задать личный вопрос? — Разумовский теряется и несмело кивает в ответ, даже не успевая толком подумать. Внутри начинает активно ворочаться маленький тревожный червячок.Где-то на периферии напрягается тёмная фигура Олега. — Сергей, видела в социальных сетях очень много ваших фанатских страниц и аккаунтов. Ваша персона явно не обделена вниманием. Но вас за всё время ни разу не ловили на отношениях или вообще каком-либо взаимодействии с девушками. Да даже с парнями. У вас кто-то есть? Парень смущается, ощущая, как по телу начинается расползаться жар. — Кхм… Нет, я не состою в отношениях уже довольное долгое время. И в общем-то не состоял никогда. Журналистка будто даже не удивлена его ответом. — А ваш личный телохранитель, — она не удостаивает Олега ни толикой внимания, лишь продолжает сверлить взглядом Разумовского. — Вы постоянно вместе. Вас и правда не замечали ни с кем, кроме него. Вы не подумайте ничего такого. Мы живём в современном мире. И даже если у вас чисто деловые отношения… Но он постоянно с вами. У него есть жизнь помимо вас? А вы? Вам не одиноко? Вы современный, разносторонне развитый, красивый молодой человек. — Я… — листы бумаги мнутся под натиском подрагивающих пальцев. Встревоженный взгляд мечется по столу. Сергей не понимает, что происходит. Усталость и поток мыслей закручивают его в плотный поток переживаний. Реальность внезапно хлещет его по лицу ледяной рукой. Бьёт наотмашь. Сквозь беспросветную толщу мыслей он слышит знакомый встревоженный голос, постоянно повторяющий его имя. — Серёжа? Сергей… Ты здесь? — Я… Ты… Я не думал-- Ему хочется сказать что-то ещё. Сказать так много. Грудную клетку распирает от несказанных слов. Ему слышится оглушающее карканье ворон. Сухой шелест чёрных крыльев. Вместо ответа он просто подрывается с места и исчезает из зала. — Марго, сворачивай всё к чертям, — строгий голос Олега доносится из гарнитуры, будто сквозь толщу воды. Глухо. Олег даёт сигналы другим охранникам, чтобы те вывели журналистов и бросается в след за Сергеем. В этот вечер он так его и не находит. Как и в следующие два дня.***
Олег знает, если Разумовский не захочет быть найденным, его не найдут. Даже когда они были мелкими и играли в прятки, Сергей был единственным ребёнком, которого никто никогда так и не смог найти. Даже сам Волков. Даже в век технологий, аж уж тем более — в век технологий, это никак не изменилось. Он оставил в кабинете всё, телефон, умные часы, наушник. Всё, по чему его можно было бы хоть как-то отследить. Олега ведёт от мысли, что он не знает, где может находиться его лучший друг. Ему кажется, что за последнее время Сергей никогда не находился один так долго за пределами своей башни. — Олег, Сергей просил передать, что он в своём кабинете. Какая неожиданность. Иногда от вечного позитива в голосе Марго у Волкова начинает дёргаться глаз. Разумовский сидит на диване с прижатыми к груди коленями, немного сгорбившийся, насупившись, он невидящим усталым взором смотрит сквозь окно. На столе разбросаны какие-то бумаги, стоит банка газировки. Небо Питера сегодня свинцово-серое и очень тяжёлое. На Сергее растянутые домашние штаны и блеклая футболка, немного съехавшая с плеча. Волосы выглядят бесцветными, смешиваясь с другими такими же пятьюдесятью оттенками серого. Брюнет останавливается в дверях. Марго с большого экрана переводит на него взгляд. Они молчат. Сергей напоминает Олегу большой мыльный пузырь. Один из тех, что они надували в начале осени, когда украли из кладовки какое-то моющее средство. Он практически ощущает остатки тепла остывающего вечера. Помнит, как те истратили почти весь пузырёк. Помнит смех. Глаза Сергея искрятся, когда он раз за разом выдувает с помощью колечка из пальцев много мелких мыльных шаров. Он напоминает ему пузырь. Тот самый, большой, который Олег с бережной осторожностью держит в своих руках, зачарованно наблюдая за разноцветными разводами, растянувшимися по тонкой плёночке. Фиолетовый, розовый, отблески рыжего. Пузырь, который может лопнуть с минуты на минуту. Сейчас счёт шёл на секунды. Дёрни рукой чуть сильнее, сделай неровный вздох. И он исчезнет. — Ты не хочешь об этом поговорить? — Олег двигается осторожно, пузырь подрагивает в его руках. Сергей переводит на него усталый взгляд. — Мне надо было побыть одному. — Я волновался, — присаживается рядом, всё ещё на расстоянии. Сергей поджимает губы, молчит пару минут, размышляя о чём-то своём. — Прости, я не хотел, чтобы ты переживал. Не всегда удаётся сначала подумать, а потом сделать, — Разумовский шмыгает носом, молчит ещё некоторое время. Олег не давит, лишь рассматривает чужое исхудавшее бледное лицо. Сергей смотрит в ответ. Голубые глаза напротив режут серое пространство своим цветом. Парень сдаётся и перебирается ближе к Волкову. Тот молча притягивает его к себе. Чужая кожа опаляет холодом. — Та журналистка больше не работает в своём журнале. И вряд ли её возьмут в другое мало-мальски приличное место. — Всегда пожалуйста, — звонко откликается Марго. Разумовский издаёт что-то вроде задушенного смешка. — Я бы уничтожил их всех, — хрипит Олег, гладя Сергея по голове. — Я знаю, — гулко отвечает тот. — Я знаю…***
Картинки из снов мелькают на внутренней стороне век. Обычно они не были такими живыми и объёмными. Сочность цветов ослепляла. Раньше он понимал, что спал. Сейчас реальность трескалась, идя по наклонной, путая, заставляя думать, где правда, а где вымысел. Сергей видит десятки домов, утопающих в огненных языках, слышит душераздирающие крики людей. Настолько громкие крики, что кажется барабанные перепонки лопаются снова и снова. Его сны несут кровь. Реки крови и мёртвых тел, покачивающихся на багровых волнах. Сергей слышит шелест. Его передёргивает, и он оглядывается на окна, где секундой раньше мелькнули несколько чёрных клякс теней. Каждый его сон. Раз за разом. Красные реки застилают землю, люди продолжают надрывно кричать. Гортанное карканье слово гром сотрясает тёмное небо. В каждом из снов Сергей видел Его. Всё ближе и ближе. Раз за разом. Видел в конце пути долговязую худую фигуру, облаченную в чёрную рясу. Видел чёрные отверстия глаз на костяной маске. Слышал неразборчивый шёпот. И с каждым сном тот подходил всё ближе, раз за разом, подцепляя парня взглядом на крюк и держал. Держал долго, заставляя кожей ощущать бешеный животный страх.***
Сквозь пелену сна Олег чувствует, как рядом с ним от чужого веса прогибается кровать. Одним точным отрепетированным рывком он дёргает пистолет из-под подушки и направляет ствол на незваного гостя. — Серёж? — немного растерянно выдыхает, пытаясь сморгнуть остатки сна. Разумовский не дышит, ошалело всматриваясь в маленькое чёрное отверстие, направленное на него. — Прости. Пистолет убирается обратно, и Сергей немного расслабляется. Теперь Олег замечает, как сильно дрожат чужие руки, теребящие край рубашки. Замечает красноту воспалённых глаз. — Ты в порядке? — он поворачивается к нему всем корпусом. — Я… Я… Нет. Я хотел, — Разумовский рвано вздыхает. Переводит дух. Молчит, о чем-то яростно соображая. — Я думал, я справлюсь. Справлюсь один. Как раньше. Я так долго был один… Сергей говорит быстро, проглатывая окончания, плавая на границе нормальности. — Думал, я справлялся без тебя. Достроил всё это, — он обводит рукой пространство вокруг него. — Ходил на встречи, решал дела, увольнял людей, которые мне не нравились. Ты всегда говорил, что рядом должны быть только проверенные. И я думал: а как бы поступил Олег? А что бы он сделал? Что бы посоветовал? Большой и сильный Олег. Волчара. Он бы справился… Ты бы справился. – Сергей не замечает, как из глаз начинают литься слезы. — И ты всегда был рядом. Сейчас тоже со мной. Постоянно. В универе за тобой бегала целая толпа девчонок, но ты ходил со мной на выставки, в компьютерные клубы, сидел со мной на набережной часами, пока я рисовал. Я принимал это как должное. Что это нормально, что так делают лучшие друзья. Но та журналистка… Всё это показалось мне таким мерзким. Черты лица Волкова проседают, становясь более острыми. — Я показался себе мерзким, — Разумовский смотрит, как о сухую кожу ладоней разбиваются капли слёз. — Это всё так эгоистично. У тебя не было другой жизни. Не осталось друзей, кроме меня. Нет любимой девушки. Даже когда мы были детьми, ты защищал меня. Но я совру, сказав, что не нуждался в тебе тогда, что не нуждаюсь сейчас. Думал, что отталкивая тебя, не общаясь, ты уйдёшь и заживешь нормально. Но я не справляюсь, Олег. Не справляюсь без тебя. Прямо как тогда. Потому что он снова приходит, Олег. Снова. Идёт прямо за мной. Сергей закрывает лицо ладонями, сгибаясь пополам и захлёбываясь в немом крике. Волков не медлит ни секунды и сгребает дрожащего парня к себе в объятия. Олег знает, дети бывают беспощадны в своей жестокости. Уж он-то знает. О, как хорошо он знает. Голос Татьяны Михайловны становится с каждой секундой всё ближе и ближе. Они все стоят вокруг них. Детский бойцовский клуб. Волков бьёт его. Снова и снова, выбивая ногами всю дурь из его головы. Раз за разом. Он вышибет из этого мелкого ублюдка всю спесь. Его звали Глеб. Олег понимает, что это один из тех бесполезных фактов, которые ты уже никогда не сотрешь со своей подкорки, как бы сильно того не хотел. Он был выше Сергея, но ниже Олега. Худощавый. Дрыщ. Чёрные волосы, которые вечно находились в хаотичном беспорядке. Маленькие поросячьи глаза и противная щербинка в верхнем ряде зубов. Волков не назвал бы себя задирой или обидчиком. Он никогда не нападал первый. Только защищался. Или, что было чаще всего: защищал. Глеб был мелкой гиеной. Но он не пресмыкался перед кем-то, а был сам по себе. Вряд ли с ним кто-то мог нормально сосуществовать. Олег помнил этот день. Сергей помнил тоже. Помнил чересчур детально. Они устраивали такие вечера каждую вторую субботу месяца. Ночь кошмариков. Где Глеб достал эту чёртову книгу?.. Олег до сих пор иногда ломает голову, откуда тот вытащил этот старый потрескавшийся талмуд. Наверное, сейчас её можно было бы назвать раритетом. Но разве дети по-настоящему смогли бы осознать цену чему-то такому? Обложка была старая, грязного выцветшего голубого оттенка. Корешок сверху был немного оторван. Страницы пожелтевшие, и кое-где на них были разводы непонятного происхождения. Они устраивались на чердаке, среди старых, наставленных невнятной горкой, стульев, чем-то, что отдалённо напоминало остатки от пианино, и кучи залепленных слоями пыли коробов. — Земля была обезображена настолько, что от неё прежней практически ничего не осталось. Она была вымучена и изрыта так сильно, что ямы напоминали нарывы после оспы. Голос Глеба был пугающий то ли от атмосферы, то ли от слишком воспалённого детского воображения. Серёжа неловко ёрзает на месте, придвигаясь чуть ближе к Олегу. — Тела. Тела лежали везде. Обезображенные, с истерзанной ранами кожей. И практически не осталось домов, куда бы не заглянула страшная болезнь. Оставшиеся в живых молились, глядя на грязно-жёлтые облака, которые флегматично плыли по небу, неся болезнь на себе. Молились Богу о спасении и здравии. Молили его о прощении и отпущении грехов. Но Бог… Бог уже оставил эту Землю. Но прямо под лениво тянущимися облаками, шёл он — предвестник худшего. Шёл прямо след в след пожирающей всё на своём пути болезни.Подол его чёрного одеяния, окутывающего худощавую высокую фигуру, скользил по прогнившей земле, а голову прикрывал большой капюшон. Несоразмерно длинные костлявые руки покрывала черная ткань перчаток. Его маска с ужасным длинным клювом, напоминавшим костную ткань, была измазана в копоти и засохших крови и гное. В двух пустых глазницах нельзя было разглядеть ничего кроме смоляной бездонной темноты. А были ли там глаза? Глеб переводит дыхание, напуская ещё больше нервозности на пялящихся на него детей. Напряжение буквально потрескивает в воздухе. Олег готов был поклясться, что тот вывернул наизнанку и переврал почти всю историю. Но что ж, они здесь не борются за правдоподобность или истинность сюжета. Лишь за страх, трогающий неокрепшие детские нервишки. — «Чумной Доктор» — слышится повсюду людской шёпот. «Он пришёл по наши души» –продолжают они. Людской шёпот заглушался гортанным карканьем чёрных предвестников смерти, несущих на своих крыльях копоть погребальных костров. Вороны всегда летели впереди него, словно предзнаменование наступающего смертельного хаоса. Доктор не спасал. Отнюдь нет. Он нёс в своих карманах саму Смерть. Он сам и был Смертью. Доктор касался своими тонкими пальцами умирающих людей, вытаскивая наружу их души вместе с последним выдохом. Касался маской их лбов, даря посмертный поцелуй. — Когда-нибудь я приду за тобой, — у Сергея над ухом раздаётся звенящий в повисшей тишине загробный голос, и чужая ладонь ложится тяжёлым грузом на плечо. Через секунду всё пространство чердака заполняется воплями и топом разбегающихся детей. Олег не понимает, почему именно Сергей. Видимо, это один из тех самых нелогично-логичных выборов, когда дети присматривают себе жертву для издевательств. Все они плыли в одной лодке. Они помнят тот вечер. Он помнит, как Разумовский дрожал, смотря огромными глазищами на бесформенную фигуру в тёмном балахоне. Сергей не спал в ту ночь, как и в сотни других. Перебирая рыжие пряди волос и слушая спокойное сопение Сергея, Олег спрашивает себя: сделал бы он то же самое, вернувшись туда? Несомненно. Без колебаний. Снова и снова. Он бил бы его в каждой из вселенных. За все эти безумные ночи. Душераздирающий Серёжин крик. Красные от слёз глаза. Разодранные в кровь предплечья. Сотни уродливых рисунков, с которых на него смотрела пара чёрных усмехающихся пустых глазниц.***
Здесь играет нечто, отдалённо напоминающее классическую музыку. Сергей на секунду задумывается, что, возможно, ему бы даже понравилось здесь находиться. Если бы не снующие туда-сюда люди. Он скользит взглядом по тонкой резьбе на колоннах, подпирающих потолок. Мелким трещинам, которыми усыпаны стены. — Я думаю, тебе уже достаточно, — Олег внезапно и слишком тихо вырастает за спиной. Сергей едва не давится очередным — каким уже по счёту? — бокалом с шампанским, крепче вцепляясь пальцами в тонкую ножку. — Может не стоит так подкрадываться к людям? — откашливается он, слегка повернув туловище к Волкову. Тот стоит в своем фирменном чёрном одеянии, держа руки в карманах. Олег молчит и прищуривается, угрожающе долго глядя в глаза напротив. Сергей тушуется и начинает нервничать, скользя взглядом по окружающему интерьеру.Куда угодно, только не смотреть ему в глаза. — Ты же понимаешь, я не запрещаю тебе и не ругаю, — мягко говорит Олег. –Но ты и сам прекрасно знаешь, как на тебя влияет алкоголь. А ведь приём ещё даже не начался. — Здесь просто, — Сергей делает многозначительный жест. — Столько людей. И они все подходят, что-то говорят. Им всем что-то надо… — Так бывает на светских приёмах, это нормально. Мы побудем здесь немного, ты засветишься на паре фото, поговоришь с организатором сего действа, и я увезу тебя домой. Сергей облегченно вздыхает. — Только я прошу тебя не напиться вусмерть раньше, чем начнется торжественная часть, хорошо? — Разумовский корчит в ответ виноватую рожицу. Олег вымученно вздыхает и проверяет время.***
Сергей неловко опирается рукой о дверной косяк, что-то недовольно бормоча себе под нос, и пытается носком кеда левой ноги стянуть обувь с правой, наступая на пятку. Пальцы соскальзывают, он пошатывается, накреняется вперёд, резко дёргается назад и кидает умоляющий взгляд на хмурого Олега, стоящего в стороне, молча наблюдающего это сольное выступление. — Ты не мог бы мне п-помочь, пожалуйста, — Разумовский виновато смотрит исподлобья, убирая упавшие на лицо волосы. На голове творился полнейший хаос. Волков снова вздыхает (какой раз за вечер?), в два шага добирается до парня и стягивает с того кеды. Тот неловко цепляется пальцами за чужой пиджак, кое-как удерживая себя в вертикальном положении. — Спасибо, — виновато бормочет Сергей в ответ, параллельно делая попытки добраться до кровати. Мир вокруг разъезжается. Сергей отрешённо смотрит на приближающийся пол, который идёт волнами. — Олег, кажется я пад-- Через секунду чужая крепкая рука перехватывает его поперёк живота, не давая окончательно разбить себе лицо. Волков в очередной раз тяжело вздыхает, и прерывая на корню какие-либо попытки Разумовского своими силами добраться до лежбища, поднимает того на руки и в несколько больших шагов доставляет до цели, аккуратно кладя пьяное тело на кровать. — Ну что, гений, миллионер, плейбой и филантроп, вы отлично провели сегодняшний вечер? — с усталой улыбкой, совершенно без издевки, спрашивает Олег, присаживаясь рядом. Сергей икает и хихикает в ответ: — Более чем. Они молчат некоторое время, смотря друг на друга. Чужие рыжие волосы разметались по простыни ореолом вокруг головы. Из-под ворота и выше по щекам расползается лихорадочный румянец. Синие глаза кажутся почти чёрными в окружающем освещении. Разумовский выглядит иначе. В выражении его лица не прослеживаются смущение или тени многочисленных бесконечных цепочек мыслей. В теле не чувствуется напряжения. Сергей принимает сидячее положение и касается ладонью чужой щеки. Олег выдыхает, следуя за чужим прикосновением. Сердце громко бухает в груди. — Ты даже представить себе не можешь, какой ты… — пораженно бормочет Разумовский, придвигаясь ближе. — Серёж, — Олег осторожно касается чужого запястья, ощущая под пальцами дикое биение пульса. — Тебе надо поспать. Утро будет тяжёлым. — Ага, да… — ожидаемо бросает тот в ответ, приближаясь всё ближе. В таком состоянии нестояния Разумовский оказывается удивительно сильным. И настырным. Он в считанные секунды седлает чужие бёдра. Олег поражённо распахивает глаза и валится на спину, теряя равновесие и вцепляясь пальцами в чужую талию. Сергей делает быстрее, чем думает. Вернее, Сергей вообще не думает. Только делает. Он облизывает губы, поправляет вечно лезущие в глаза волосы и наклоняется ближе к чужому лицу. Воздух вокруг горит огнём. Олег прищуривается и быстро меняет их положение, подминая под себя худое тело. — Какого чёрта?.. — разочарованно вздыхает Сергей. — Ты же будешь жалеть завтра, — недовопрос, недоутверждение. Олег нависает сверху, спокойно глядя в чужие глаза. Разумовский робеет под чужим внимательным взглядом. Лицо начинает гореть. Вся уверенность медленно покидает его. Он отрицательно мотает головой: — Нет, не буду. Волков молча всматривается в чужое лицо. Уж кто по-настоящему красив, так это Сергей. Олег осторожно смахивает с его лица прядки полос, ведёт пальцами по скуле. — А ты знаешь, какой ты? — хрипло спрашивает Волков. — Ч-что?.. — голос Сергея звучит испуганно, он тушуется под тяжёлым взглядом. — Знаешь, как ты выглядишь, когда задумчиво корпишь над своими проектами, делаешь чертежи, или мечтательно осматриваешь город, как отмахиваешься от наставлений Марго? Сергей качает головой. — Или когда лежишь тут, после кучи бокалов выпитого спиртного и домогаешься до своего охранника? Боже, он наверное сейчас похож на чёртов помидор. Сергей стыдливо жмурится, замечая улыбку на чужом лице. — Удивительный, — шепчет Олег в ответ. Разумовский не выдерживает и подрывается, цепляясь дрожащими пальцами за чужую шею. Волков теряет равновесие. Они сталкиваются губами, стукаясь зубами. Сергей целуется неумело, забираясь холодными ладонями под водолазку, посылая по телу стайку мурашек. Он дёргается и жмётся ближе. Олег немного отрезвляет его пыл, перехватывая инициативу. Он кладёт ладонь на чужую шею и разрывает поцелуй. Разумовский затравленно дышит. Его глаза лихорадочно блестят во мрачном свете комнаты. О, видит Бог, Олег старался. Он был терпелив, был собран. Армия закаляет, тренирует тебя, вколачивает выдержку тебе в глотку. Сергей всегда был исключительным. Его хотелось защищать, хотелось смотреть на него часами. Волков не понимал, как Сергей не видел всех этих десятков восторженных взглядов девочек с потока, следящих за худой фигурой в университете. Он не понимал, потому что сам не видел направленный на него восхищенный взгляд синих глаз.***
О, боже, боже, боже. Чёрт. Сергей подскакивает на кровати, сразу же жалея об этом. В глазах темнеет, а голова отвечает ему на такое необдуманное действие тупой болью. Ему неловко. Нет, не так. Ему УЖАСНО НЕЛОВКО. Он трёт глаза, обводит взглядом комнату, натыкаясь на тёмные пятна разбросанных вещей. Олег мирно сопит рядом. — Вот же дурак, — шипит Разумовский, и его ладонь встречается с лицом. — Какой дурак… Зеркало в ванной встречает его не лучшим отражением. Сергей стоит там кажется вечность, рассматривая цветные кляксы засосов, разбросанных по всей шее. Потом кутается в халат, и вылетает из ванны с полыхающим лицом, даже забыв умыться. И весь день избегает Олега.***
— Ты же понимаешь, что не сможешь постоянно прятаться от меня? — голос Волкова звучит как гром среди ясного неба, разрушая блаженную тишину. Разумовский дёргается в кресле и чуть не роняет давно открытую, но не тронутую банку газировки. — Нет, но я думал… Нам надо поговорить, — бормочет тот. Олег становится рядом, облокачиваясь о стол. Выжидает. Сергей молчит. Думает. Он, в общем-то, много думал сегодня. Думал так много, что кажется его голова готова вот-вот лопнуть. Что он хочет сказать Олегу? Что он готов сказать? Сказать человеку, которого знает уже столько лет. Сказать, что ему жаль, что стал обузой для него? Сказать, что он ненавидит себя за все эти слабости, за плохое здоровье, кучу неврозов, плохую социализацию? Сказать, что он так сильно боится остаться один? Остаться без Олега. — Сергей, послушай… — брюнет говорит недостаточно громко, чтобы пробиться сквозь сумбурную стену чужих мысленных переживаний. Разумовский мелко подрагивает. Его пальцы пару раз слишком сильно стискивают ручку — кончики пальцев белеют, канцелярское приспособление жалостливо скрепит в чужих руках. Тот что-то сбивчиво и быстро бормочет себе под нос, явно пропуская слова друга мимо ушей. — Серёжа, — уже более настойчиво и громко повторяет Олег, сохраняя в балансе строгость и мягкость голоса. Он кладет ладонь на чужое острое плечо и слегка сжимает пальцы, пытаясь сместить фокус чужого внимания на себя. Сергей замолкает, и Волков явно остается доволен собой. — А теперь, послушай меня внимательно, пожалуйста, — брюнет чуть нависает над Разумовским. — Посмотри, оглянись вокруг, — он направляет свой взгляд на раскинувшийся пейзаж за окном. Питер продолжает жить своей размеренной жизнью, не обращая никакого внимания на двух молодых людей, сконцентрировавших своё внимание на стелющуюся простыню серых крыш и возвышающихся посреди них — то тут, то там — современных стеклянных высоток. — Ты построил с нуля огромную корпорацию, запустил социальную сеть нового поколения, которую остальным еще догонять и догонять. Отстроил наш детский дом, постоянно занимаешься благотворительностью. Ты столько всего делаешь для этого города, — Волков выдерживает короткую паузу. — Но ещё я знаю — ты боишься. Сергей вздрагивает и порывается что-то сказать, на что Олег лишь слегка усиливает хватку на чужом плече, продолжая монолог: — Ты боишься. Боишься, что снова окажешься там. Ты хочешь принести справедливость, хочешь предотвратить и остановить распространение этой всепоглощающей болезни. Ты хочешь бороться. И ты будешь продолжать это делать. Делать во благо них. Но во вред себе. Не спать ночами, почти не есть. Или есть, но только десятки своих дурацких батончиков, запивая их газировкой, — Олег бросает хмурый взгляд на стену, где за стеклом выставлены стеллажи с десятками разносортных сладостей. — Я знаю, ты будешь. Но также, я очень сильно хочу, чтобы ты понял и осознал, что я здесь. Рядом с тобой. Был, есть и буду. И я буду на твоей стороне, даже когда ты сам будешь против себя. И я буду каждую минуту говорить тебе о том, какой ты прекрасный и замечательный. Говорить о всех тех вещах, которых сам в себе в упор не замечаешь. О твоём таланте и уме. О том, как краснеют твои уши, когда ты стесняешься, или о том, как ты выглядишь, когда зарываешься в кипы своих бумаг. Или на полном серьезе переговариваешься с Марго. Я буду кормить тебя супами или кашами. Буду беречь твой сон. И спасать твой тощий зад от толпы журналистов. Разумовский смотрит на Волкова широко распахнутыми глазами, словно оленёнок. — Я хочу сказать, что тебе не надо вести эту борьбу в одиночестве, потому что ты не один. Тебе не надо самому тащить на плечах всю тяжесть этого сраного мира, который абсолютно точно не заслуживает и малой толики твоего внимания и твоих переживаний о нём. Но если уж ты все-таки решил тащить на себе это бремя, будь добр — подвинься. Волков замолкает, но не двигается, лишь ослабляет хватку на чужом плече. Сергей продолжает растеряно хлопать глазами, пытаясь переварить сказанное. Слова опутывают его, медленно донося смысл сказанного. Он ощущает, как уши начинают гореть огнём, плавно перенося это пожар на другие части лица. Разумовский неуверенно поднимается с кресла. Олег делает небольшой шаг назад, давая тому немного пространства. Взгляд его полон непоколебимой уверенности напополам со спокойствием. Он не заставляет, не давит, ничего не требует в ответ. Сергей делает шаг вперед и просовывает руки под черный пиджак, проваливаясь в чужие объятия. Он утыкается носом в олегову шею и выдыхает. Разумовский ощущает рядом с собой огромный непоколебимый столб чистого покоя и решительности. Сергей вздрагивает, вздыхает, и сильнее стискивает кольцо из рук, будто желая поглотить Олега. — Я не думаю… — отрывисто выпаливает он. — Если ты сейчас скажешь, что не достоин всего этого, я врежу тебе, — Олег чересчур резко прерывает несказанное, от чего Сергей напрягается в его руках и слегка отстраняется, заглядывая в глаза собеседника напротив. В них нет ни намёка на злость, грубость, ненависть или отвращение. Лишь безграничная нежность, от которой у Разумовского щемит сердце. — Сереж, правда. Ты же знаешь, что я не из тех людей, кто просто так разбрасывается пустыми речами направо и налево, — его голос мягко обволакивает, а руки чуть сильнее обнимают чужую тонкую талию.Тот доверчиво заглядывает Волкову в глаза, ловя каждое сказанное слово. Олег на секунду замолкает, в полной мере осознавая, насколько же Сергей на самом деле хрупкий. Тонкая, полупрозрачная кожа, от чего рыжина волос иногда буквально горит огнём на его голове. Острые линии скул и тонкие губы. Изящные запястья, и несоразмерно широкие угловатые плечи по сравнению с по-девичьи тонкой талией. Постой, надави чуть сильнее, и он обратится в тысячу осколков в его руках, словно тончайший хрусталь. — Я буду повторять тебе снова и снова, звонить и писать смс. Твердить, пока ты не поймешь, насколько ты прекрасный человек. И насколько сильно этот прогнивший мир не заслуживает тебя. — Олег, прекрати, — бормочет Разумовский, прижимая подбородок к груди. Рыжие пряди волос спадают на лицо, пытаясь скрыть их владельца от чужого насмешливого взора. Волков ухмыляется, видя полыхающие уши. — Посмотри на меня, — просит он. — Пожалуйста. Олег скользит пальцами по чужому подбородку, касается губами лба и, делая небольшое усилие, заставляет Сергея смотреть ему в глаза. — Просто знай, что что бы не случилось, я буду здесь. Всегда.