Судно.

На корабле до дрожи холодно. Вьюга истерит как сучка и агонически мечется в мёрзлом пространстве, выбивая стёклышки-льдинки корабля. Море бушует, пытаясь заглотить всё, что может. Судно большое, грандиозное. Бесконечные коридорыповоротылестницышахтынесуществующеголифта. Потеряешься сам, выискивая суть бытия. Зато виды сквозь кварцевые окна, когда пурга сгинет, завораживают. На рассвете палуба залита светом. Алое зарево слепит глаза, бьёт под рёбра. И под треснутым льдом захоронены белые киты. А ты смотришь на возбуждённое светило и улыбаешься. Глаза блестят обсидиановыми безднами. Пропа́сть легче, чем в запутанных коридорах. Тысяча и одна полярная. Цена большой земли. Энтропия возрастает в геометрической прогрессии, вьюга не стихает четвёртый день. Белым китам одиноко в ледяной воде. На третей неделе всем одиноко, холодно. Промёрзшие кальциевые осколки режут изнутри. Ощущение не из приятных. Кто-то бросается за борт, в жидкость азота. Кто-то ищет тепло. А кто-то давится чёрными осколками и теряется в догадках о правильности действий. Ведь целовать за день до крушения глупо. Ведь плакать, падая за борт, бессмысленно. Судно плывёт дальше, в неизвестность. Бумага письма размокла в океане пролитых слёз, вторая перчатка уплывает в серое море. Матросы сожраны мёртвыми китами.