Монстр

      — Ну что же, Ольга Николаевна, — гинеколог строго посмотрела на девушку поверх очков, — ваш ребеночек полностью здоров.       — Ясно, — бесцветным голосом сказала Ольга. — Спасибо.       Она слезла с кушетки, медленно оделась и вышла, держась рукой за стену. Голова кружилась, но Ольга дошла до гардероба, выстояла очередь, надела пальто и только выйдя из женской консультации, обессиленно упала на скамейку.       Ребенок был полностью здоров. Шёл пятый месяц беременности, и вот уже пять месяцев как Ольга просыпалась каждый день с болью. Обмороки и головокружения стали частью её жизни, как и галлюцинации и ощущение того, что её душат. От врачей не было толку: на жалобы о головокружении они сочувственно кивали и говорили, что так бывает, а вот удушение и галлюцинации стали поводом направить её в психоневрологический диспансер, и Ольга соврала, что ей просто показалось один раз. С нездоровыми в городе не церемонились, заталкивая их подальше от общества в закрытые дома, а уж что там происходило, было известно только тем, кто там работал, но жутковатые слухи всё равно просачивались. Нет уж, только в психушку лечь не хватало.       Тогда это казалось выходом — суррогатное материнство. Речь шла об огромных деньгах, огромных по меркам Москвы и Питера, что уж говорить о маленькой провинции. На время беременности Ольгу обеспечивали всем: оплата медицинских услуг и лекарств, проезд строго на такси (одно из требований, прописанных в договоре) и никаких душных автобусов, еда, отдых, развлечения, а после родов — семизначная сумма в качестве вознаграждения. Такое предложение встречается один раз в жизни и открывает все дороги: можно путешествовать, построить свой бизнес, оплатить учёбу в престижном вузе, купить дом, да что угодно, на что хватит фантазии! Помучиться девять месяцев — пустяк ради всей безбедной жизни!       Так казалось тогда, шесть месяцев назад. Идею с суррогатным материнством подсказала одногруппница незадолго до Ольгиного отчисления. В клинике её отговаривали, напирая на то, что отбирание ребенка, которого она будет вынашивать под сердцем, может нанести глубокую травму и привести к депрессии. Тогда девушка не восприняла предупреждение всерьёз и решилась стать инкубатором, и сейчас она жалела о решении, но не потому, что считала плод своим.       Всей душой она желала избавиться от этого монстра. Нет, это был не каприз, не сказанное на эмоциях слово; ребёнок внутри неё действительно был монстром, плотоядным чудовищем, и питался её плотью. Девушка просыпалась ночами от резкой боли в животе, чувствуя, как что-то вонзается в живот, режет, кусает и отрывает. Сильные обезболивающие могли притупить боль, но не убрать, и Ольга решилась купить наркотики, чтобы хоть ненадолго забыться, но, к её ужасу, на месте, где должна была быть закладка, была вырыта яма, а вечером, после неудавшейся покупки, с неизвестного номера пришло сообщение: «По условиям договора Вам запрещено курить, употреблять алкоголь и наркотики». Стало страшно. Страшно из-за слежки, страшно из-за того, что её контролировали, страшно из-за боли и страшно из-за того, что она не могла никому рассказать об этом. По условиям договора, обсуждать своё здоровье она могла только с теми врачами, которых выбрал Заказчик для суррогатного материнства. Вот только Ольга понятия не имела, кто он такой.       Искусственное оплодотворение тем и удобно, что можно не знать, от кого ты рожаешь. Нормальные люди так не делают, думала Ольга. Нормальные люди обязательно захотят с тобой познакомиться, речь-то не о покупке картошки. Но Заказчик к нормальным людям не относился: на судьбоносную встречу он прислал своего юриста вместо себя. Собственно, с ним-то Ольга и заключала договор, по которому становилась суррогатной матерью и получала деньги в случае успешных родов. Договор регламентировал её жизнь на девять месяцев: к каким докторам ходить, что есть и пить, а чего есть и пить нельзя, куда ходить можно, а куда нет, что можно делать, а что запрещено… Чьи сперматозоиды вводились в неё, Ольга не знала, даже в договоре он был указан как Заказчик, без имени и фамилии. В мыслях она так и называла его и пыталась представить, как он выглядит. Это было в первый месяц беременности, потом монстр стал заявлять о себе, и стало не до мечтаний.       Головокружение прошло. Ольга вызвала такси и поехала домой.       Так же прошло ещё четыре месяца. Подружки успели съездить в отпуск, кто в Сочи, кто в Турцию, а кто и на Мальдивы. Ольга листала ленту Инстаграма и грустно вздыхала: проклятый договор запрещал покидать город. Один раз она поехала на дачу с друзьями, и по возвращении ей позвонил юрист, напомнив, что такие поездки расцениваются как нарушение условий. Девушка разозлилась и стала орать матом, угрожая пойти в полицию, в ответ на что юрист сухо рассмеялся и бросил трубку. От его смеха по телу волной прошлись мурашки: сухой клёкот, перемежавшийся хрипом, вот как он смеялся.       К девятому месяцу боль стала частью ее жизни, такой же, как просмотр сериалов и поездки ко врачам. Ольга считала дни до родов, зачеркивая каждый день в календаре. Дни, как назло, текли медленно, минуты казались часами, ничего, что могло бы отвлечь, не происходило, но она упрямо вычеркивала дни один за одним, пока не наступил день икс.       Свет в палате слепил глаза. Девушку заранее привезли в вип-палату, со свежим ремонтом, в нейтральных тонах, со звукоизоляцией и новым оборудованием, в общем — лежи и наслаждайся, насколько это вообще возможно при родах. Но свет круглых ламп слепил, а боль была невыносимой. Руки и ноги скрутило в судорогах, живот, казалось, разрывало на части, постель была мокрой. Ольга орала до хрипоты, орала матом и кричала, рыдала и тряслась. И радовалась. Несколько часов — и всё это закончится. Навсегда. И она будет свободна.

***

      Врач сидел на круглой табуретке и задумчиво смотрел в окно, подперев рукой голову. Рядом с ним стояла, облокотившись, акушерка и тоже смотрела в окно, на ряд деревьев, скамьи, на людей, неторопливо гуляющих и суетливо бегущих. В палате было тихо. Почти.       Врач вздохнул. Акушерка кивнула, соглашаясь с его вздохом, и оба продолжили смотреть в окно пустым взглядом. К форме присыхала кровь, а за их спинами раздавалось чавканье и хруст костей. Роды прошли успешно.