Прозрачный человек

Всё случилось слишком внезапно. На дворе, как всегда, стояла скверная и холодная погода. Серые улицы Ленинграда мрачно и хмуро встречали тех, кто покидал ради них сомнительный уют своего дома. Нестерпимая вонь стояла на каждом углу, с каждой минутой всё больше заполняя все вокруг. Чувство внезапной грусти и меланхолии накрыло юношу, что всё это время провёл в глубокой задумчивости, рассматривая блеклые улицы и прозрачных прохожих. — Саш, ты почему до сих пор не собрался? — с ужасом в голосе спросила вошедшая женщина, хмуря тонкие брови. Она была сильно исхудавшей, высокой, с блеклым взглядом и светлыми волосами, что ровно лежали у неё на плечах. Юноша безразлично посмотрел на неё в ответ. Ему не нравился этот тон, но он всего лишь передëрнул плечами, словно отмахиваясь. — Поторопись, — проговорила она, выходя и оставляя его одного. “Хорошо, что она ушла” — подумалось ему, и он тяжело вздохнул, накидывая на плечи переполненную сумку. Саша, или Александр, как порой могли называть его учителя и некоторые сверстники, был обычным парнем с крепким телосложением и довольно заурядной внешностью. Высокий, с хорошими физическими данными и умом он был находкой как для школы, так и для комсомола, куда его с радостью приняли. Похвала от учителей, уважение товарищей, смущëнные взгляды одноклассниц окружали его, но от этого он не испытывал радости или восторга. Его отец был типичным военным с суровым и холодным взглядом на мир. Он всегда с отчуждённостью относился как к подчинённым, так и к семье, а проявление какой-либо сентиментальности вообще принимал за слабость. Мать тоже не отличалась особой нежностью и сентиментальностью. Она так же была холодна, строга и местами даже не по-матерински сурова. Саша никогда не чувствовал какой-то теплоты, которую дети обычно получают от своих родителей. Для него они были неживыми марионетками, которые просто отдавали распоряжения и ожидали, что их ребёнок полностью всё выполнит, покорно подчиняясь их воле. Серый асфальт, серые стены, серое небо, холодные и равнодушные прохожие... Парень чувствовал приближение привычной пустоты, которая своими мерзкими бесплотными щупальцами обвивала его душу, прилипая к ней и сжимая в своих тисках, будто пытаясь задушить любой проблеск света и человечности. Саша чувствовал на себе взгляды прохожих, полные странного, иногда глупого любопытства и интереса, но всë это не имело для него особого значения. Какая разница, что думают о тебе, когда ты уже мёртв внутри? А в этом сомнений уже давно не было. У здания школы юноша заметил одноклассников и одноклассниц, уже построившихся для линейки и что-то обсуждавших. Стоило ему приблизиться на расстояние, где его фигура была для всех заметна, они замолчали, всё их внимание было теперь направлено на него. — Саша! — радостно воскликнула одна девочка, напоминавшая смешного клоуна со своими хвостиками и каким-то детским выражением лица. Она подлетела к нему, не слушая недовольное бурчание классного руководителя, который только-только смог их всех правильно расставить. Затем девочка буквально повела долгожданного одноклассника к остальным, начиная трещать. — Здравствуй! Как прошли твои каникулы? Куда-то ездил? А может, работал? Встретил кого-то интересного? Саша поморщился. Все свои каникулы он провёл, читая книги, которые в последнее время привлекали его больше, чем серость и тоска реального мира. — Как обычно, — равнодушно ответил юноша, пробежавшись взглядом по одноклассникам, которые обычно не вызывали у него никакого интереса. Однако сейчас кое-что привлекло его внимание. Саша, чуть нахмурившись, задержал взгляд на одном пареньке, который стоял на достаточно большом расстоянии от остальных, глядя куда-то вдаль задумчивыми глазами. Болезненное лицо, какая-то желтоватая кожа, похожая по цвету на не самый качественный воск; большие глаза с тёмными кругами, которые добавляли взгляду какой-то странной, возвышенной и оттого даже украшающей печали. Русые волосы растрепались, как если бы юноша забыл причесаться или нервно перебирал их своими тонкими пальцами. Он выделялся из этой толпы жизнерадостных, общительных и здоровых школьников своим незаурядным видом и задумчивым взглядом. Полноватая фигура совсем не нарушала образ болезненного, ослабленного подростка, даже делала его ещё убедительнее. Нечто подобное Саша видел только на не самого хорошего качества иллюстрациях учебника истории, рассказывавшего о событиях в далёкой средневековой Европе, где разные страшные болезни царили даже дольше, чем необразованные и эгоистичные короли. — Саш, ты чего задумался? — обеспокоенно спросила девушка, касаясь его плеча и вырывая тем самым из оцепенения. — Прости, Тань, — как-то равнодушно-меланхолично ответил парень. — Ты не знаешь, кто это? Одноклассница уставилась на предмет его интереса, искренне не понимая, чем этот странный паренёк мог привлечь внимание друга, затем снисходительно улыбнулась. — Я не знаю, кто он. Говорят, что новенький. Вот только с тех пор, как сюда пришёл, стоит и молчит, ни с кем не общается, даже не знакомится! Может, стесняется? Или болеет чем-то. По лицу похоже, он далеко не красавец. Саша хотел было что-то сказать, но их прервал голос директора, который, как и всегда в этот серый осенний день, был одет в строгий костюм и красный галстук (ничто из этого ему совсем не шло). Мужчина, обстоятельно покашляв, дожидаясь, пока ученики не будут готовы его слушать, а затем начал свою привычную приветственную речь: — Здравствуйте, дорогие школьники, пионеры, комсомольцы! Мы рады снова приветствовать вас здесь, в нашей дорогой и замечательной школе, выпустившей уже не одно поколение достойных трудящихся, настоящих героев нашей великой страны! В скором времени и вы присоединитесь к ним и, без сомнения, станете гордостью не только нашего учебного учреждения, но и трудового коллектива, партии и государства!... Саша предпочитал не слушать этот бред, что повторялся из года в год: комсомол, партия, партия, комсомол... Его внимание снова привлëк тот подросток, который как-то испуганно съёжился, слушая торжественную речь и наблюдая за обычным порядком линейки. Отчего-то он показался какой-то родственной душой. Саше тоже хотелось съёжиться, развернуться и убежать прочь от всего этого пафоса, надоевших лиц, укрыться от этого мира, где серость стен и бюстов великих вождей разбавлялась только красным цветом пионерских галстуков и флага... С ними обоими что-то было не так. Совершенно.