***
Она должна вытащить Малфоя из Азкабана. Даже если Малфой после всего пережитого насилия остался тем же жестоким задирой, с кем она училась в школе, его нельзя оставлять в Азкабане. Не в таких условиях. Это был просто вопрос совести. Разъяренная, она пошла напрямую к Кингсли, чтобы вляпаться в бесконечную бумажную волокиту. Она подавала бланк за бланком и всевозможные жалобы на жестокое обращение против Азкабана и Департамента магического правопорядка. Но этого оказалось недостаточно, пока она не заставила Гарри вмешаться. Затем неохотно было решено, что Малфою, гипотетически, можно смягчить приговор, учитывая, что содержание в Азкабане представляло для него опасность. Домашний арест. Но не в его доме. Под надзором. Но не родственника или кого-либо, кто потенциально может симпатизировать Пожирателю Смерти. Учитывая, что все чистокровные и полукровки в Великобритании так или иначе связаны между собой, в действительности оставался только один выход. — Я возьму его, — сказала она ровным голосом. — Полагаю, никто не считает, что я питаю какую-либо симпатию к Пожирателю Смерти. По всей видимости, они не ожидали, что она отнесется к этому так серьезно.***
Гермиона предполагала, что за два месяца он похудеет еще больше и его состояние ухудшится. Просто не думала, что он будет таким худым. Она уставилась на бледного и истощенного Малфоя, который стоял в другом конце комнаты, и пыталась скрыть выражение ужаса на своем лице, когда поняла, что ее жалобы достигли Азкабана, но не так, как ей того хотелось. Ей пришлось несколько раз сглотнуть, прежде чем заговорить. — Вы его не кормили? — наконец спросила Гермиона, с трудом сдерживая дрожащую ярость при мысли, что они еще больше морили его голодом. Смотритель только усмехнулся ей. — Азкабан — не благотворительность. Грудь сдавило жгутом. Ей хотелось огрызнуться, но, учитывая, сколько раз ее суждение подвергалось сомнению за последние два месяца, Грейнджер не хотела иметь дело с потенциальными последствиями удара по лицу надзирателя Азкабана. Особенно когда она была так близко. Гермиона выдавила улыбку. — Я все подписала. Могу я забрать его? Надзиратель кивнул и вытащил кольцо с десятками рунных дисков, перебирая их, проверяя вырезанные на поверхности символы, пока не снял один с кольца. — Он весь в твоем распоряжении, — страж протянул ей диск. — Не волнуйся, он не может коснуться пластины. Если начнет создавать проблемы, просто сожми ее, тогда он успокоится. Надзиратель рассмеялся, и Малфой вздрогнул. Впервые с тех пор, как его втащили внутрь и оставили стоять на другом конце комнаты. Что-то резко сдавило горло Гермионы, когда она осторожно сунула диск в карман. — Я уверена, что это не понадобится. Она медленно подошла к Малфою. Его серые глаза потускнели. По крайней мере, на нем было больше одежды, чем когда она видела его в последний раз. С плеч свисала рубашка, хотя она казалась такой жесткой от грязи, что Гермиона сомневалась, был ли от этого куска ткани хоть какой-то толк. — Мал… — она осеклась. — Драко, я вернулась. Я говорила, что вытащу тебя. Я собираюсь отвести тебя к себе домой. И на этот раз ничего. Он даже не двинулся с места, когда они аппарировали в прихожую ее квартиры. Вдали от холодного, затхлого тюремного воздуха в нос в полной мере ударил запах. Ошеломляющий запах слоев грязи и запущенности наполнил маленькую квартиру Гермионы, и та наложила заклинание, чтобы очистить воздух, и открыла ближайшее окно. Это не его вина. Ему почти не разрешали мыться. Она изучила стандарты содержания в Азкабане после своего последнего посещения. Раз в месяц заключенных раздевали и опрыскивали. Гермиона подозревала, что Малфоя не мыли с тех пор, как она видела его в последний раз. Как бы ей ни хотелось его искупать, она знала, что еда сейчас ему нужна гораздо больше. Гермиона провела его на кухню и поставила перед ним тарелку с супом, который приготовила специально для него — простой, не слишком пряный и очень легкий для истощенного желудка. Малфой машинально ел, не говоря ни слова. Гермиона стояла возле раковины, с тревогой наблюдая за ним и время от времени накладывая чары, чтобы воздух оставался свежим. В Азкабане дементорам больше не разрешалось свободно перемещаться, но Малфой показывал видимые и серьезные признаки чрезмерного воздействия. Камера, в которой она его встретила, была холодной. Если Малфой был основным источником пищи для… неважно скольких дементоров, все еще остававшихся в Азкабане, это объясняло, почему он никак не реагировал. Когда миска опустела, Малфой просто замер и сидел неподвижно. — А теперь, как насчет ванны? — тихо спросила Гермиона, стараясь не напугать его. До ванной было всего несколько шагов по коридору. Она ввела его, открыла краны, разложила мочалки, полотенца и одежду, которую подготовила в безумной спешке к его приезду. — Я оставлю тебя одного, — сказала она, выскользнув из ванной, и вздохнула от охватившего ее виноватого облегчения из-за того, что осталась наедине с собой. Ее сердце тревожно колотилось, и она прижала ладони к груди в тщетной попытке успокоиться. Все нормально. Все в порядке. Все шло хорошо. Грейнджер заставила себя закрыть глаза и сделать медленный, ровный вдох. У нее не было времени основательно подготовиться к переезду Малфоя. Она была так сосредоточена на попытках получить дополнительные постельные принадлежности и мужскую одежду, читая о том, в каком психическом и физическом состоянии он может находиться, и исследуя эффекты, вызываемые дементорами. У нее не было минутки, чтобы остановиться и подумать о собственном эмоциональном потрясении, которое может быть вызвано тем, что Малфой будет жить с ней. С ней. В ее доме. Она действительно казалась безумной. Ныне травмированный, едва функционирующий Малфой, который, вполне вероятно, даже не осознал, что его вывели из Азкабана. В будущем, возможно… Перед глазами промелькнуло ухмыляющееся лицо Малфоя, выплевывающего «грязнокровка». Гермиона вздрогнула и покачала головой, медленно выдохнув. То, что она делала, правильно. Даже если Малфой остался тем же человеком, он не заслужил того, что с ним вытворяли в Азкабане. Это казалось бесчеловечным, и кто-то обязан был прекратить это. Она найдет способ справиться с этим, если понадобится. Грейнджер глубоко вздохнула и посмотрела на часы. Вода в ванной все еще текла, но больше не доносилось ни звука. Она приоткрыла дверь. — Малфой? Ты… — слегка прикрыв глаза, она попыталась заглянуть внутрь, чтобы увидеть, забрался ли он в ванну. Драко стоял там же, где она его оставила. Тюремные тряпки все еще на нем. Ванна почти переполнена. Гермиона бросилась вперед и выключила воду, а потом повернулась к нему. — Разве ты не хочешь помыться? У меня есть чистая одежда, а после ты можешь поспать, или я могу показать тебе свою квартирку, хотя показывать особо и нечего. Казалось, что Малфоя там даже нет. Она принесла домой его тело, но внутри него ничего не осталось. Гермиона смотрела в его пустые серые глаза, ожидая какой-либо реакции, но он просто стоял там. Она медленно вдохнула. — Я… — она облизнула губы, — я сниму с тебя одежду и помогу искупаться, — Гермиона закатала свои рукава, чтобы они не промокли. — Если тебе что-то не нравится, скажи мне. Хорошо? Грейнджер и раньше видела тела. Будучи целителем-стажером, она лицезрела множество тел, хотя обычно эти люди были ей незнакомы. Существовали заклинания, чтобы раздеть его более эффективно, но что-то подсказывало ей, что использование магии, возможно, не лучшая идея; что Малфою нужны постепенность и предсказуемость ручной работы. Это дало бы ему больше времени для реакции, если бы она вдруг сделала что-то, чего он не хотел. Она медленно расстегнула его рубашку, давая время среагировать, морщась от вида шрамов, которые стали заметнее в ярком свете ее ванной. Не глядя стянула его брюки по бедрам и повела к ванне. Малфой не залез в нее. Гермиона потянулась вниз, уставившись в потолок, и нашла заднюю часть его колена, приподняла, пока его нога не оказалась в ванне, затем повторила процесс с другой ногой и подтолкнула его вниз, пока он почти полностью не скрылся под пеной. — Хорошо, вот так, мы вымоем тебя, а потом ты сможешь лечь спать. Слишком много эмоциональных потрясений, я уверена, что ты устал… — она бессвязно бормотала себе под нос в слабой попытке нарушить постоянную тишину. Не то чтобы Гермиона ожидала, что он будет вести с ней беседы, но полная апатия немного пугала. Малфой дернулся, когда она начала его мыть. Не резко, но это выглядело как автоматическая реакция на любое прикосновение — тело напрягалось, и его пронизывала дрожь. Сначала она принялась мыть его плечи, как можно осторожнее, просто кладя мокрую тряпку на его спину, смягчая грязь и потом смывая ее. Он снова вздрогнул, и она попыталась его успокоить. — Я просто помою тебя. Я не сделаю тебе больно. По-прежнему ничего, но, по мере того как она продолжала, его вздрагивание становилось менее выраженным. Чем больше грязи она смывала, тем больше шрамов становилось видно. Длинные порезы на руках, раны, пересекающие грудь, покрывающие спину. Жестоко и умышленно. Она сосредоточилась на том, чтобы очистить те части тела, что не были погружены в воду. Отведя глаза, Гермиона спустила воду, когда та почернела, и снова наполнила ванну. Малфой просто сидел в воде с безразличным выражением лица. Грейнджер пыталась поймать его взгляд, увидеть, есть ли там искра, но его глаза были пустыми и расфокусированными, казалось, он даже не знал, что находился там с ней. Гермиона бережно взяла правую руку Малфоя, положила его ладонь в свою и нежно протерла мочалкой костяшки пальцев, осторожно вытирая между ними. — У тебя красивые руки, — сказала она после еще одной долгой паузы. — Отличные пальцы для колдовства. Я помню, ты хорошо учился в школе. Сначала Гермиона помыла его ноги, руки и тело над водой, а после наконец добралась до шеи. Ей было странно неловко прикасаться к его лицу. Она могла притвориться, что плечи, руки и колени принадлежат кому угодно, какому-нибудь пациенту в больнице Святого Мунго, но, умывая его лицо, сложно было не заметить, что это Малфой. И что она не на работе, а стоит на коленях на полу своей ванной рядом с мучителем из ее детства. Видеть его таким давало ощущение непонятной близости. Мыть его и стараться не сосредоточиваться на исходящей от него уязвимости или на том, как он отзывался на прикосновения. Не задаваться вопросом, почему именно вздрагивание было для него такой инстинктивной реакцией, но также знать ответ, ведь ей об этом рассказывали многочисленные шрамы, покрывающие его тело. Однако за такой странной интимностью скрывалось и извращенное чувство сомнения в самой себе за то, что она испытывает хоть какой-то уровень близости к человеку, который, казалось, даже не понимал, что она здесь. Драко Малфой, которого знала Гермиона, не хотел бы, чтобы кто-то видел его таким. Чтобы она видела его таким. Гермиона делала это не потому, что думала, что они станут друзьями. Она делала это потому, что кто-то должен был, и она оказалась единственной, кто хотел. И это не делало их друзьями. Она сконцентрировалась на этой идее, стараясь сохранить свой взгляд, свои движения и мысли совершенно бесстрастными. Медленно дошла до его шеи, замечая под грязью тюремную татуировку — руны и цифры чуть ниже челюсти. Азкабан оставлял жестокую метку, которую заключенные вынуждены носить всю жизнь. Гермиона осторожно вытерла его щеку, стараясь держать локти внизу. По его лицу тянулся шрам, начиная от подбородка, пересекая переносицу и рассекая другую щеку. Она осторожно смыла всю грязь, пока Малфой не стал настолько чистым, насколько возможно после ее бережного мытья. — И вот ты снова Драко Малфой, — прошептала Гермиона, проводя мочалкой по другой стороне его шеи. Она подняла глаза и неожиданно встретилась с ним взглядом. Он смотрел на нее. Видел ее. Внимательно изучал ее лицо. — Грейнджер… Последовала пауза. Драко нахмурился и осторожно потянулся к ней. Вода капала с его локтя, когда он коснулся ее левой руки, лежащей на краю ванны. Его пальцы медленно прошлись по ее костяшкам. — Это по-настоящему? — его голос звучал тише шепота. Гермиона нерешительно положила свою правую руку на его ладонь. — По-настоящему.