***
Из-за пульсирующей боли в голове, девушка открывает и что попадается на взгляд: небо, усеянное звездами, и деревья, что казалось, тянулись к небу, высоко-высоко. Ведьма задумалась над ситуацией, что развернулась — никак не могла вспомнить свое имя, ни как здесь очутилась, ни место нахождения. Боль не утихала и била будто молотком по макушке, а лежать на мокрой листве и куче иголок было неприятное занятия, поэтому, подняв корпус, приняла сидячее положение, она огляделась. Одни деревья, сплошь и рядом. Одинаковые. Земля была усыпана вперемешку с иголками, и что-то явно не сходилось, но под эмоциями ведьма не обратила внимание. Тело облегала тонкая ночнушка, а руки исписаны мелкими, затянувшимися ранами, словно оказалась в ловушке по времени с диким животным. Головная боль так же пульсировала, на что, девушка не обратила внимание. Наконец-то встав с земли, отряхнувшись от грязи и прилипших листьев, приняла решение: идти прямо, ориентируюсь по звездам, когда-то ее этому навыку научили, так и не вспомнив собеседника. Ведьма не заметила как неподалеку начинает приближаться туман, и девушка, что шла по пути, озираясь на небо. Белый туман засобирался, образовывая кольцо, но так и остался незамеченным. Иголки периодически прокалывали босые, продрогшие ноги, оставив после себя едва заметную дорожку крови, а листва хрустела, намекая на позднюю осень. Лес все оставался молчаливым, ни единого животного не было видно, не то, чтобы даже слышно. Многие подозрительные вещи ускользали от внимания. Когда не осталась выхода из-за сужающего кольца дыма, ведьма только сейчас заметила. Осознание произошло мгновенно, когда ведьма попала в паутину, выступая, как главная добыча, жертва — страх окутал ее медными прутьями. Движения замедлились, пока совсем не остановилась на месте, заметив, что не могла сделать ни шагу, даже пошевелить пальцем. И ведьма начала говорить…говорить себе и лесу, хоть кому-нибудь, просто говорить, пытаясь избавиться от страха. Она не знала, что совсем рядом, такая же потерянная в себе девушка будет говорить точно тоже самое, и также будет искать себя в себе. — Знаешь…иногда я не знаю кто я, словно уже не я, — стоя возле столба одного из многочисленных деревьев. — Иногда я не знаю почему я сделала именно так, а не иначе, — туман заполнил почти все небо, пытаясь образовать купол, — я боюсь потерять себя, — она увидела кого-то в тумане и зажмурившись, продолжила говорить. — Но больше этого, я боюсь не найти себя снова. — И давно не могу понять кто я, — она запнулась, слова были правдивы и точны, глаза застилала пелена горячих слёз. — В глубине своей уже потерянной души и разума, я надеюсь когда-нибудь снова обрести себя, — резко чувство страха усилилось, сердце выскакивало из груди, а дыхание сбилось. — И снова жить счастливо, — тихий всхлип, но ведьма продолжила. — К примеру, я и понимаю, что так, как раньше уже не будет, в силу всего, что случилось за этот, как оказалось совсем недолгий период времени. Но произнесенные слова, все больше и больше нагоняли страх, заставив девушку упасть на колени. В кожу впились иголки, ведьма даже не заметила, свернувшись клубком и для внутреннего утешения шептала: — Я не боюсь, я не боюсь, — все больше осознавая, что это конец.Проснись!
Резко, словно прорезая туман, прозвучало одно слово, давая надежду. А за ним еще и еще, давая девушкам надежду.Открой глаза!
Глаза были открыты, аккуратно вставая, ведьма оперлась об дерево, почти задыхаясь из-за обволакивающего страха, огляделась. Карие глаза нашли темную фигуру, как будто та вглядывалась в туман, пытаясь найти что-то или…кого-то?Не смей оставаться там, борись.
Легкая дрожь прошла по телу, взбудоражив нервы, но пересилив себя, сделала шаг навстречу, замечая, как копирует ее движения темная фигура. «Раз, два, три», считает ведьма про себя, перед тем, как сделать следующий шаг, но ее опережают, из тумана появляется знакомый силуэт, а затем знакомые до дрожи, черты лица. Это все что она могла вспомнить, как звали ее любовь. Ее, как она думает безответную любовь. — Беллатрикс, — на выдохе шепчет девушка и в один прыжок оказывается рядом, беря ее в охапку, обнимая со всей силы, — я…я… — Гермиона, я… — не успев выразить мысль, младшая поднимает голову, она вспомнила свое имя, чувствуя странное чувство внутри и зарывшись в ее такие манящие, кучерявые черные волосы рукой, прильнула к желанным, столько лет губам, целуя со всей нежностью. Гермиона отстраняется от Блэк, не почувствовав ответа на поцелуй и задерживается на глубоких глазах Беллатрикс. Зрачки расширяются, и Белла становится похожей на кошку, которая счастлива видеть любимого человека. Грейнджер чувствует теплое дыхание от женщины напротив, как ее притягивают за талию, прижимая к сильному телу, так, что не остается ни сантиметра между ними. И вновь чувствует чужие губы на своих, поцелуй, как перышко застилает, легкое прикосновение. Внезапный разворот и Беллатрикс прижимает Гермиона к дереву, так же прижимаясь. Женщина решается и проводит языком по нижней губе Гермионы, просит о большем, а Грейнджер ей позволяет зайти дальше. На их месте прошелся зеленый свет, как языки, словно змеи сплетаются между собой, а руки скользят по бокам, изредка сдавливая кожу. В их мыслях только были заполнены они сами, совершенно позабыв о окружающей среде. Туман освобождает пространство, уходя восвояси, медленно уползая, как будто это было не явление природы, а настоящие клубящиеся клубки цепи, которые в любой момент могли напасть и опасно ранить. Отстранившись друг от друга для глотка воздуха, Беллатрикс прильнула к шее, нежно целуя, почувствовав в ответ тяжелые вздохи и мелкую дрожь, усмехнувшись, спускается к ключице и не рассчитав силы, оставляет еле заметное красноватое пятно. И виновато смотрит на Гермиону, уже хотела поцеловать снова эти чудесные губы, как прогремело что-то и отовсюду послышался ужасно громкий, словно он был внутри их, твердый, мерзкий женский голос.Такие смешные, что даже смеяться не хочется.
— Это она… — шепчет Гермиона и закрыла уши руками, упав коленями на землю, дрожа, как державшийся осенний лист на ветру.Не ожидала снова меня услышать, да? Думаете, что сможете остановить меня этими глупыми цепями?
С насмешкой произносит голос, все больше нагнетая, от чего в голове оставался гул после каждого его слова, а головная боль усиливалась, заставляя до тупой боли сомкнуть челюсти. — А ты только и можешь, что посылать своего приспешника и говорить? — лукаво спрашивает Белла, отвечая вопросом на вопрос, — мне говорили, что ты могущественная ведьма, а на деле, ты только умеешь говорить. Острая вспышка голубого оттенка заставляет Гермиону вздрогнуть, а Белла даже не дергается, но реагирует, рывком поднимает девушку, держа ее за руку, предоставляя опору.Я Гресалия Вэдек, а кто вы, чтобы тягаться со мной? Вы обычный мусор на моем пути, не строй из себя что-то, Блэк!
— Не отвечай ей, — с мольбой просит Гермиона, сжимая предплечье старшей ведьмы, — ты ее только разозлишь. На эту просьбу Беллатрикс лишь ухмыляется, уже собиралась развернуться и обозвать всеми всевозможными словами эту чертову суку, по имени Гресалия. Но снова слышится ее громкий, ужасный голос.Оу, так тут не все так просто, как я подозревала. Но не думаю, что вы успеете. Слишком сильная печать у тебя, Блэк, специально созданная для тебя.
Голос гремел, а две шокированные ведьмы просто стояли, пытаясь воспринять информацию. Гермиона грубо выбирается из хватки Беллы, почувствовав неясное. Одновременно звучит: — Белла! Гермиона! — но пара слышала только свои имена, произнесенные их самыми дорогими в жизни людьми и рванув в разные стороны, потеряли друг друга. Туман точно бы по первому зову, снова начал окутывать девушек. Все больше отдаляя их друг друга. Заполоняя все пространство, оставляя каждую наедине с собой: в одиночестве, в своем кошмаре. — Нимфадора! — кричит девушка с янтарными глазами, вертя из стороны в сторону головой, пытаясь найти свою старшую сестру. Холод забирался под кожу, заставляя девушку вздрогнуть и потереть руки, пытаясь хоть немного согреться. Резкий хлопок заставляет ее повернуться на звук и увидеть ее. — Дора, Дора. Ты здесь, — шепчет Гермиона, как молитву и уже почти подходит к ней, стараясь обнять, к той которая была ее лучиком надежды эти многие годы, как старшая останавливает ее жестом руки. — Это опасно, Гермиона, стой там, — Грейнджер останавливается в недоумении, открыв рот в немом вопросе, — выслушай меня, пока у меня хватает сил поддерживать с тобой связь здесь. — Где з… — попыталась возмутиться девушка, пока Нимфадора перебила ее. — Слушай внимательно, Герми. Вы должны обязательно прийти ко мне, не говори кто ты, до того как придешь. Я не успею рассказать все о том что случилось, но сейчас, Гресалия пытается завладеть вашим разумом, пытается внушить вам…что… Всего в нескольких метрах от сестер, находится Вэдек. Беллатрикс, скрытая туманом, который заглушал ее, и не давал ей услышать разговор других сестер, так же искала свою сестру: младшую сестру. — Нарцисса, — молвит она, ища свою младшую сестру, " ледяную королеву», называла ее Белла в дни, когда она обижалась, хотя всегда радостно прощала. Ту, что всегда была рядом с ней; ту, что всегда поддерживала ее, и была единственной причиной ее жизни на протяжении стольких лет. Шуршание листвы заставляет женщину развернуться и броситься в кроткие, но такие нежные и нужные объятья, прерванные Нарциссой. — Белла, слушай меня внимательно, — просит женщина, забирая к себе руки старшей сестры и нежно гладит, — вы должны будете обязательно прибыть к Нимфадоре. — Что, а… — Я там буду, прибуду в тот же час, что и вы, не беспокойся. Не говори, не показывай свою силу, попытайся сохранить в тайне. Не воспринимай Гресалию так поверхностно, как ты умеешь. Черноволосая лишь фыркнула, вскинув подбородок, попытавшись возразить, но снова была прервана своей младшей сестрой. — Я серьезно, Белла, — сказала она ледяным тоном так, что женщина вздрогнула, — она пытается завладеть вашими разумами, она пытается внушить вам…что. Одновременно, до одной мили секунды, каждую из «прибывших» сестер бьет сильнейшая вспышка молнии, ослепляя девушек словно синим пламенем, и они с хлопком исчезают, не успев сказать самое главное. Но для Гермионы и Беллы, это выглядело как смерть, они закричали. Падая в темноту, которая засасывала их, грозясь погрузить их в пучину небытия и не вернуть их однажды.