Помоги себе сам

Если бы кто-нибудь спросил Иетсуну Саваду, узнал бы, что он вовсе не хотел умирать. Стоя над обрывом, буквально ощущая за спиной дорожку, политую его потом, а кое-где и кровью, уводящую прямо к много раз проклятому водопаду, под которым заставлял медитировать Реборн, Иетсуна Савада как никогда хотел жить. Прямо назло всем! Чтобы зубы сводило, когда его видели, чтобы рычали от ярости и в сердцах бросали злобное: «Что ж ты никак не сдохнешь!» Это было бы гораздо честнее, чем заверения в преданности и дружбе, чем тихие слова любви и громкие – о его ответственности. Это было бы гораздо честнее. Пусть бы ненавидели, но не смели отворачиваться. Иетсуна не видел выхода, но искренне собирался из последних сил сделать что-то такое, чтобы все, все, кто раз за разом макал его башкой в дерьмо, сами им захлебнулись. Но – не сложилось. Пять часов назад он так же стоял на краю обрыва, мечтая покурить и думая о том, как будет объяснять отцу проигрыш. Думал и о мудаке-иллюзионисте, и об ублюдке-брате, который прикрыл того перед Вендиче, когда Иетсуна был близок к победе. Думал о чём угодно, лишь бы не вспоминать, как, пробуждаясь ото сна, навеянного лекарствами, почувствовал пальцы мамы, касающиеся давних шрамов на руках, и услышал её слова: «Прости, Тсуна-кун. Наверное, было бы лучше, если бы ты не рождался моим сыном». От боли тогда захолонуло в груди, и он чудом не выдал своё пробуждение. «Да и плевать! – с отчаянной злостью подумал парень. – Я всегда это знал, всегда! Каждый раз, когда ты отворачивалась от меня! Каждый раз…» Но отчаянно продолжал на что-то надеяться. Потому что любой ребёнок в глубине души хочет, чтобы мама его любила. – Видишь, я был прав, – ухмыльнулся Рокудо Мукуро, сплетаясь за его спиной из сизого дымка Тумана. – Ты не нужен никому: ни матери, ни отцу, ни брату. Ни Хранителям, ни наставнику. Ты никому не нужен, Савада Иетсуна. Ох, – иллюзионист засмеялся, приложив ладонь ко лбу, – да ты же просто ничтожество, твоя жизнь в окружении семьи даже более жалкая, чем моя! В груди Иетсуны заклокотало, а лицо скривилось в горькой гримасе. Его называет ничтожеством человек, и мира-то никогда не видевший своими глазами, тот, кто большую часть жизни гнил в камере – сначала Эстранео, а потом Вендиче. Не рискуя повернуться, чтобы не доставить Рокудо ещё больше удовольствия, он спросил: – Что ты здесь забыл? Шаги позади заставили напрячься, изменить положение так, чтобы встать крепче. Опасное место для драки. – Я, Иетсуна-кун, – проигнорировав его сопротивление, Мукуро извернулся, положив ладони ему на плечи, – отпущен Вендиче на поруки. Твой брат подсуетился. Иронично, не правда ли? Кожу под чужими ладонями будто ошпарило. Нетерпимость чужих прикосновений. Тсунаёши называл это блажью и попыткой привлечь внимание, а отец – слабостью, недостойной наследника Вонголы. Так что Иетсуна учился это подавлять, но правдой оставалось и то, что в окружении людей, не имевших представления о личном пространстве, он становился гораздо агрессивнее. – Пошёл прочь! – Иетсуна развернулся, отталкивая от себя иллюзиониста, и на полшага отступил назад, помня об обрыве. Рокудо только рассмеялся: – Осторожнее, Иетсуна-кун, так ведь и упасть недолго! – Засунь свою лживую заботу себе знаешь куда?! – Ты и брату так отвечаешь? Неудивительно, что Тсунаёши-кун счёл тебя злом во плоти. Такие люди, как твой брат, любят поиграть в благотворительность для сирых и убогих. А вот поплакался бы ему разочек о своей тяжкой доле, глядишь, и наладил бы с ним отношения, – продолжал глумиться этот гад. Иетсуна сжал кулаки. – Ещё слово, и я не побоюсь ни Вендиче, ни брата, но урою тебя так, чтобы не вылез. Теперь же у тебя нет заложников, чтобы прикрыть свою задницу? – Мне и ни к чему, – ухмыльнулся тот. – Ты прямо как Ланчия! Но, Иетсуна-кун, прислушайся к моим словам: тебе и впрямь стоит быть гибче. Никто не любит таких прямых людей, зато использовать вас очень и очень удобно. – Ублюдок! Мукуро издевательски легко ушёл от удара. – А знаешь, ты мне даже нравишься. Сделаю тебе, пожалуй, последний подарок. Возвращайся-ка ты домой, пока никто не узнал, что ты сбежал из больницы. Гарантирую, услышишь кое-что интересное, – Рокудо кинул в него его же банданой, потерянной в Кокуё. – Забавная вещь, я её слегка усовершенствовал, так что идти домой можешь не скрываясь. Всё равно никто не заметит. И он исчез. А Иетсуна остался в тяжёлых раздумьях. Как бы он ни хотел послать к чёрту такие сомнительные предложения, воспитанная в нём осторожность говорила, что лишней информации не бывает. Для выживания сгодится всё, а у Иетсуны сейчас и так слабая позиция: его почти победа над Мукуро стёрта заступничеством брата, если это действительно Ёши уговорил его освободить, потомки первых, предназначенные ему в Хранители, очевидно выбрали другое Небо, а его друзья, на которых Иетсуна очень рассчитывал в битве с Рокудо, по каким-то причинам не выходили на связь. Старший брат, которого отец почему-то даже не принимал в расчёт, методично и уверенно отбирал всё, что принадлежало Иетсуне. Прямо как в детстве. Того и гляди, так он вскоре отнимет и его жизнь. Савада-самый-младший сжал нежданный подарок врага в кулаке и решил рискнуть. Какой бы дерьмовой его жизнь ни была, расставаться он с ней не хотел. И вот теперь он стоит и всё-таки курит: прихватил пачку из дома на автомате, хотя теперь это кажется нереально глупым. Он думал, Рокудо хочет показать ему превосходство Тсунаёши, но, когда Иетсуна вернулся, дома не было ни мамы (видеть её после случайно услышанного не хотелось вовсе), ни брата с его компанией. Был только отец. И те, кого Иетсуна называл друзьями. И циничное обсуждение, как подвести его, Иетсуну, к нужным для господина Внешнего Советника решениям, как объяснить их отсутствие в самый значимый момент, чтобы не говорить, что Емитсу просто хотел усложнить испытания сыну. Если бы получилось, Советник мог бы гордо заявить Ноно Вонголе, что тот выбрал правильного наследника, мол, справился с Рокудо в одиночку. Внезапная милость Вендиче не только Иетсуне сломала планы. Итак, не было дружбы – только голый расчёт. Не было хоть сколько-то заботливого отца – только Внешний Советник, готовый поставить свою пешку под угрозу смерти, если это поможет добиться значительного результата. Сам по себе Иетсуна никого не интересовал. – Тогда и вы мне не нужны, – отрекаясь, прошептал он. Внутри перемалывалось стеклянное ледяное крошево, и парень сглатывал, практически чувствуя, как мелкие осколки ранят его нутро. Он почти физически ощущал, как рвутся последние нити, привязывающие его к этому миру, вибрируя и стеная. Один, совсем один, отвергнутый матерью, братом, с губ которого он сорвал случайное признание, отцом – рассматривал ли он его хоть когда-то не как выгодное вложение? – и даже Реборном, который вообще-то должен был стать его наставником, но почему-то всегда обнаруживался рядом с Ёши. Сейчас он был почти готов поверить, что куда более жалок, чем Мукуро, над которым проводила эксперименты собственная Семья, а потом держали в тюрьме Вендиче. – Если я вам не нужен, то и вы мне тоже не нужны, ублюдки! Слышите?! Эхо разнесло его голос, издевательски повторило вопрос. Оглушённый, потрясённый собственным открытием, Иетсуна не услышал тихих шагов и ответа: – Всё верно. Ты никому не нужен, поэтому – умри. Иетсуна просто не успел. Сильный толчок сбросил его с обрыва, и последнее, что он услышал, характерный смех иллюзиониста. «Я не хочу умирать, – пронеслось в голове. – Только не сейчас, только не так, на радость всем этим ушлёпкам!» И, повинуясь его желанию, вспыхнуло Пламя.

***

Иетсуна шёл по коридорам смутно знакомого особняка. Ему казалось, он догадывается, что это за место: видел фотографии, слышал рассказы отца. Но, как ни старался, он не мог понять, каким образом после всего случившегося оказался в особняке Вонголы. Но ещё более странным было то, что он не встретил здесь ни одной живой души, а все до единой двери были заперты и не поддавались даже на попытки их выбить. Савада не мог сказать, сколько блуждает здесь. Но пока не ощущал ни усталости, ни жажды, продолжал идти. Всё равно больше здесь было нечего делать. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он набрёл на дверь, из-под которой виднелась полоска света и слышались голоса. Иетсуна замер. Он не представлял, что его ждёт там, но, с другой стороны, такой ли большой у него был выбор? Савада сглотнул волнение, толкнул дверь и вошёл, чуть жмурясь от яркого света. – Ух ты! – сказала какая-то девочка в перчатках, прямо как те, что выплюнул Леон для Тсуны. – Я его раньше не видела. – Какой невоспитанный молодой человек. Даже не поздоровался, – отозвались с другой стороны. Иетсуна повернулся и встретился взглядом с хищно улыбающейся женщиной. «Как будто с приёма», – подумал Савада, глядя на её шикарное платье. – Шаман не предупреждал нас о пополнении, – заметил мужчина в светлом брючном костюме, чем-то неуловимым похожий на Примо. Только глаза его алели как у Второго Вонголы. Да и вообще, при внимательном взгляде становилось ясно, что все присутствующие здесь похожи, как члены одной семьи. – Потому что он нашёл нас сам, – прозвучал голос над головой, и Савада вздрогнул. – Проходи, Иетсуна-кун. Добро пожаловать в наш дом. – Иетсуна? – вскинула брови девочка. – Небольшая накладка. Игры Три-не-Сетте, – сказал так, будто это всё объясняло, человек за его спиной. И он тоже был чем-то похож на Примо, но иначе, чем тот, второй мужчина. – Кто вы, чёрт возьми? – Наш человек, – рассмеялся ещё один тип, которого он не заметил, потому что этот человек сидел в кресле спиной к нему, но теперь вышел поприветствовать. – Добро пожаловать, парень, в клуб неудачников. Все мы здесь – разные отражения одного и того же человека, которые просрали какой-то момент в своей жизни. А тот тип за твоей спиной – шаман, великодушно пообещавший нам шанс всё исправить. И он, кстати, тоже Савада. – Ч… что? Если бы он мог, то, наверное, потерял бы сознание, как Киоко-чан при виде мыши. Но в этом странном месте, где ни пить, ни есть не хотелось, обморок ему, похоже, тоже не светил.

***

Когда Реборн узнал, что Иетсуна пропал из больницы, то суетиться и нервничать не стал. Он решил в кои-то веки побыть великодушным и дать мальчишке время зализать раны после очень обидного поражения. Конечно, это никоим образом не относилось к тому, что он поймал на горячем Тсунаёши с компанией и решил проследить, чем это таким подозрительным развлекаются детишки. Но его планам не суждено было сбыться. Яркую вспышку Пламени не пропустил ни один одарённый в этом городе. Да что там, её не пропустили и гражданские. Волна горячего воздуха опалила гортань, и Реборн закашлялся. Он был довольно близко к эпицентру – убежище Тсунаёши было где-то на окраинах, и киллера даже взяла досада, как близко мальчишка находился к тренировочному полигону, что Реборн устроил для Иетсуны. И ни разу не попался! Но мысль сбилась с привычного круга. Не Тсунаёши. Иетсуна. Полигон. Вспышка Пламени. Реборн схватился за Леона. Нужно оказаться там как можно скорее. И всё же, как бы ни были они быстры, но прибыли вторыми. – Шахматноголовый! – Подумать только, и ты здесь, Реборн, – откликнулся мужчина, но как-то без огонька. Взгляд его был направлен не на дуло чужого пистолета, а на пламенный кокон, паривший в паре метров над выжженной и спёкшейся землёй. – Что ты здесь устроил? – рык был вполне искренним, хоть киллер и был изрядно растерян. Старый враг смотрел на огненный шар с надеждой человека, боявшегося поверить во что-то чудесное. – Нет, – негромко ответил Шахматноголовый, – я здесь ни при чём, но не мог пропустить такое явление. Здесь покоится результат ваших, людских, ошибок. И твоих, Реборн, тоже. – Что ты несёшь? Мужчина склонил голову, будто бы раздумывал, стоит ли ему отвечать. Потом кивнул себе. – Знаешь ли, шаманы и люди – биологически совместимые существа. Именно так и пропала наша раса – растворилась среди людей. Именно так среди вас появились те, кто может подчинить себе Пламя. Но… как вы говорите, кровь не водица, а значит, возможен и обратный процесс: с шансом на миллион у людей может родиться шаман. Или им можно стать. Бессмертным, по вашим меркам – почти всемогущим… Только этот шанс ещё меньше, чем вероятность рождения шамана. Для этого нужно сильное Пламя, непоколебимая воля к жизни… и никаких привязанностей к людям. Смерть семьи не подойдёт, это не разрывает связей. Но вот если кровные родственники, друзья и враги отрекутся от человека, а тот, в свою очередь откажется от них, выдирая из себя привязанности… Скорее всего, такой человек умрёт, лишившись желания жить. И я не представляю, каким образом должны были встать звёзды, чтобы вместо мгновенной смерти он стал… перерождаться. Реборн отступил на шаг. Он не совсем понимал, что такого ужасного в словах шамана, но почему-то в горле пересохло: – Кто там? Шаман иронично улыбнулся: – Тебе интересно? Ты знаешь этого ребёнка под именем Савады Иетсуны. А теперь он либо умрёт, либо станет таким же, как я. Будет принадлежать мне, а не людям. Занимательно, не правда ли?

***

Иетсуна довольно быстро понял, что все обитатели особняка – сумасшедшие. Каждый в своём роде. От девочки Ёши, которая уверяла, что помнит прошлую жизнь, до какого-то слегка блаженного шамана. Меньше всего верилось, что и сам он – один из них, тоже отражение Савады Тсунаёши, почему-то при рождении получивший не то имя. Но они выслушали его историю, обматерили Емитсу и бывших друзей, не состоявшихся Хранителей, брата, разобрали его жизнь, как поданную на обед рыбу – по косточкам, разъяснив, в чём Иетсуна ошибался и где мог получить больше выгоды. А потом взялись за его обучение. Каждый по-своему. Иетсуна отбивался как мог, будто ему Емитсу мало, но обитателей особняка возражения мало интересовали. – Видишь ли, Иетсуна-кун, – объяснял шаман, безвозмездно раскрывая такие знания, за которые другие убивали бы, – любой из нас мог бы занять твоё место, решить твои проблемы и, может быть, даже вернуть тебе твою жизнь обратно, но зачем? Это ведь твой мир. Тебе и разбираться, как быть дальше. Тем более, один ты не останешься. – Потому что я всегда могу вернуться и попросить у вас совета? – мрачно повторил парень присказку, которую он слышал от восхищённого его появлением шамана уже много раз. – И поэтому тоже. Но вообще-то я имел в виду Кавахиру твоего мира. Если он хоть сколько-то похож на моего… он тебя не отпустит. Но, поверь, мою судьбу тебе лучше не повторять. Иетсуна покосился на него и замолчал. Он уже слышал историю этого Савады. Многие века рабства в обмен на снятие Проклятия Три-не-Сетте с его друзей были ценой, которую этот Тсунаёши заплатил Шахматноголовому прежде, чем стать ему равным. И, если подумать, разве это не тот шанс, о котором он и мечтать не смел, когда нервно курил на краю обрыва? Знания, сила и… сумасшедшая семейка мёртвых родственников из других миров, встретившаяся для обмена опытом. Что ж, раз уж в реальном мире с семьёй не сложилось, надо довольствоваться тем, что есть. Тем, кто есть. – Будь сильным, – попросила на прощание Ёши-чан. – Не забывай о манерах, – наставляла взрослая и прекрасная Внешняя Советница. – Въеби Емитсу разочек от меня, – ухмыльнулся Савада, в своём мире ставший боссом Варии. – Не забывай нас навещать, – тонко улыбнулся шаман. – В отличие от остальных, у тебя будет такая возможность и после пробуждения. – Бывайте, – махнул рукой Иетсуна. И открыл глаза в реальном мире. Его второй шанс ждал его.