bite, bite, kiss

Чанмин не был художником. Более того, он толком ничего не смыслил в искусстве живописи, однако это не мешало ему каждую ночь разукрашивать кожу Джуёна всеми оттенками красного и мечтать о повторении этого вновь, даже находясь вдали от Ли. Был Чанмин на работе, ехал ли от станции к станции в метро или находился на встрече с друзьями — образ плавного изгиба чужих плеч с небрежно разбросанными отметинами, что были почти сравнимы с космическими поцелуями, — настолько же глубокие в своём фиолетовом цвете, — всё не могли покинуть голову парня. Для Чанмина наблюдать это зрелище было сродни наркотику, тяжелым сигаретам или крепкому алкоголю, когда даже «всего лишь один раз» вызывает сильнейшую зависимость, а лишение — беспощадную ломку, что в конечном итоге приводит к раздражительности и потере хоть какой-либо концентрации. Это и ощущает молодой человек, стоя у входа в кофейню рядом с их офисом. Чанмин чертыхается, большим и указательным пальцем массируя переносицу, и тяжело выдыхает от усталости — до конца рабочего дня остается каких-то три часа. «Соберись, Чанмин, пожалуйста», — словно мантру повторяет парень себе под нос, возвращаясь в офис и надеясь, что начальство найдёт для него хотя бы чуточку работы на оставшееся время, чтобы он смог отвлечься. Но на месте оказывается, что молодой человек выполнил сверх того, что ему было поручено на неделю, и положение его оказалось ну совсем неутешительное. Раздражение вкупе с диким, почти животным желанием вцепиться зубами в карамельную кожу его парня — единственное, что Чанмину сейчас хотелось. Хотелось даже больше, чем утолить голод. Он, словно та самая кошка, что мучает свою жертву лишь ради забавы и собственного наслаждения, играет на нервах Джуёна, доводя его до исступления, и тихо ликует от издаваемых Ли почти что беззвучных стонов и прерывистых вздохов. Он мог бы провести так несколько часов или даже всю ночь, изучая и запоминая чувствительные точки чужого тела, чтобы заставить парня задыхаться и довести его до неконтролируемого безумия, и даже… — Чанмин, я думаю, ты можешь идти. Босс тебя отпустил, — рядом сидящий за столом Сону прерывает его мысли, продолжая что-то печатать, неотрывно смотря в монитор. Молодому человеку требуется несколько секунд, чтобы вернуться в реальность офисной жизни. Он моргает пару-тройку раз, ничего не отвечая, и спустя ещё мгновения неуверенно кивает, в замешательстве вставая со своего кресла. — Так я… Действительно могу идти?.. — он оборачивается к коллеге вновь, пытливо вглядываясь в его точёный профиль. — Да. Босс отпустил. Я же сказал. — Хорошо… Чанмин решает заблаговременно предупредить Джуёна о том, что в этот раз его отпустили с работы пораньше, и отправляет ему короткое сообщение «Скоро буду», заходя в холл метрополитена. Он находится в пути как минимум минут сорок, пока наконец-таки не оказывается у порога тёмно-бордовой железной двери, ведущей в их общую квартиру. Молодой человек с характерным звуком лязга металлического брелока в виде плоского сердца достаёт ключи, в нетерпении облизывая верхнюю губу, и спустя несколько мгновений замок щёлкает, впуская хозяина внутрь. Чанмин разувается, оставляя сумку рядом с обувью, и проходит сразу в ванную, с усердием начиная отмывать руки от скопившейся на них пыли и грязи с поручней. Чистоплотность юноши — то, над чем Джуён всегда подшучивал. Однако Чанмин лучше потратит пять минут на мытье рук, нежели несколько дней на лечение расстройства желудка или ещё какой-нибудь гадости. — Разогреть тебе что-нибудь поесть? — слышится голос виновника такого состояния Джи. Молодой человек наспех вытирает мокрые руки о висящее на крючке полотенце и выходит из ванной, думая о том, как было бы неплохо начать наступление прямо сейчас. А ужин может подождать.

***

— Я очень голоден, — Чанмин неожиданно подходит со спины, заключая нарезающего овощи Джуёна в крепкие объятия, и горячо шепчет на ухо. — Хочешь… Рамён?.. Есть ещё ветчина, — Джуён принимает чужую ласку как уже нечто привычное, не замечая ничего необычного, и продолжает нарезать морковь аккуратными и симметричными брусочками. — Я очень голоден, Джуён, — он делает акцент на самом главном слове, опускаясь к чужой шее, и на пробу прикусывает место под пульсирующей венкой. — Да? Может, тогда поедим? — Ли нахально улыбается собственным словам, лишь слегка дёргаясь от укуса, и не прекращает своё занятие. Чанмин становится слишком нетерпеливым, ощущая в нотках чужого голоса издёвку, ведь Джуён всё понял. Он всё знает и без слов, ведь не раз самолично и добровольно подставлялся под клыки Джи, желая удовлетворить чужую «потребность» и опасный инстинкт крови, из-за которого Чанмин порой так увлекался, что доводил Джуёна до слёз, — настолько сильно впивался зубами в мягкую карамельную кожу. Почему же сейчас он делает вид, что понимает слова парня фактически буквально? Всё просто — Чанмину нравятся укусы, Джуёну нравится выводить Чанмина из себя, всячески подначивать и злить, наблюдая за краснеющими кончиками чужих ушей и расширяющимися от раздражения зрачками. — Так ты голоден, верно? — Джуён откладывает нож, отодвигает доску с недорезанными овощами, разворачиваясь лицом к парню и выгибая бровь, и упирается бёдрами о столешницу. — Верно, — слишком нетерпеливо и с едва выделяющейся нотой раздражения отвечает Чанмин, с трудом сохраняя свой привычный повседневный тон. Он глубоко дышит, стараясь привести учащённое дыхание в норму, и пытается выдыхать по возможности тихо и не так явно, иначе заметь это Джуён — игра будет позорно проиграна. Или уже. Джуён стоит не двигаясь, словно ожидает дальнейших действий со стороны Джи, но тот всегда слишком не вовремя начинает тушеваться, смущаясь открыть рот, чтобы произнести простую, на первый взгляд, просьбу. Это и заводит Ли невероятно — смущающийся и неловкий Чанмин тоже в какой-то степени стал его крепким алкоголем и тяжёлым наркотиком. Молодой человек в нерешительности делает небольшой шаг вперёд, оказываясь почти нос к носу с Джуёном, и поднимает на него горящие глаза; дышит он так же глубоко, и всё ещё продолжает молчать, отыскивая в глазах напротив помощь и безмолвное разрешение. Однако Ли скуп на эмпатию в данный момент — он склоняет голову набок, к собственному плечу, и вопросительно смотрит на Чанмина в ответ. Раздавшийся резкий выдох спугнул повисшую в кухне тишину. Осечка. Чанмин настолько засмотрелся на изгиб чужой шеи и выступающую на ней мышцу, что на какую-то жалкую секунду отпустил себя, поддавшись жаркому желанию вцепиться в неё, словно изголодавшаяся по мясу лисица вцепляется в свежепойманную дичь. Джуён ликует, — пока что не говоря ни слова, — и изгибает губы в лёгкой ухмылке, что даёт мимическим морщинкам под его глазами возможность расцвести, а Чанмину — чётко понять, что он проиграет, если сию же секунду не предпримет решительных действий. Джи сдаётся, не в силах больше ждать и терпеть, сокращает расстояние до одного вздоха и с усилием произносит шёпотом, что почти граничит с мольбой: — Я могу… Джуён? — он поднимает смущённый взгляд и снова встречает усмешку, что так и осталась на чужих губах. — Можешь что? Взять морковку? Она за спиной, бери, — Ли не успевает отойти в сторону, чтобы открыть обзор на уже нарезанные овощи, как его губы ловят на вдохе, а чужая рука перемещается на грудь. — Я хочу укусить тебя, — Чанмин прерывисто дышит, оторвавшись от губ парня, и ожидает улыбку, — уже беззлобную — в знак одобрения его желания. — Хочу ли этого я?.. Как думаешь? — Джуён подталкивает едва ли не трясущегося от уже нескрываемого желания парня к формулировке просьбы. — Пожалуйста. Разреши мне это сделать, — произносит Чанмин резко, опустив в смущении взгляд и держась за предплечья чужих рук, как за спасательный круг. Но Чанмин уже утонул в своём желании. Оставив на кухне включённое радио с мелодичным джазом, Джи едва разбирает дорогу до спальни, ведь почти что ослеплён своей фантазией и разыгравшимся воображением. Зато Джуён легко посмеивается, пока его ведут в комнату, — Чанмин ему сейчас напоминает обезумевшего невообразимой идеей фанатика, у которого одержимость в глазах и пена у рта. Но Чанмин (Ли действительно этому рад) пока что не успел сойти с ума настолько сильно. Молодой человек включает стоящий рядом с их кроватью торшер, — хочет находиться в приглушённом тёплом свете и больше слышать своего партнёра, нежели видеть. Смотреть он будет утром, при ярком свете, как он и любит. Джуён раздевается по пояс — снимает широкую футболку и оставляет на близстоящем кресле, сложив пополам. Пока Чанмин возится со светом и всем остальным — достаёт салфетки (и сухие, и влажные), — парень приземляется на мягкое одеяло спиной и поглаживает свежее постельное бельё цвета запёкшейся крови. Он не говорил Чанмину о своей ассоциации, когда они его покупали и застилали им постель, лишь только намекнул о том, что цвет этот ему о чем-то напоминает. — Ты будешь на спине? — обращается к Ли Чанмин. Глаза его при тусклом свете горят и поблёскивают. Настоящий сумасшедший. — А ты с чего хочешь начать?.. — Джуён отодвигается к подушкам, удобно на них устраиваясь. — Думаю, с шеи. Ты успел меня соблазнить своими мышцами. Просто кошмар. «Маленький кошмар — это ты», — хочется ответить Джуёну, но вместо ответа он притягивает Чанмина за руки, когда тот оказывается у подножия кровати и дрожащими руками пытается расстегнуть ремень брюк и пуговицы рубашки. Спустя мгновение та оказывается где-то на полу, а Джи упирается ладонями по бокам от чужой головы, опускаясь к шее, и вдыхает смесь запаха чужого мятного шампуня и тёплого, едва ощутимого аромата кожи. Джуён пахнет как дом, как цветы, прогретые летним солнцем, как пушистый мех любимого кота, что одновременно наполняет сердце Джи непередаваемой нежностью и возбуждает. До того, что он почти сразу же впивается в шею зубами — Джуён ахает от неожиданности, прикусив губу, и сжимает ткань пододеяльника свободной рукой, слегка вытягивая шею, ощутимо её напрягая. Ощутимо для Чанмина, потому что он всё так же продолжает кусать, с каждой секундой всё сильнее и сильнее сжимая челюсть, пока не добивается от Джуёна рваного выдоха-полустона, и прячет зубы, касаясь кожи лишь влажными горячими губами. Парень ведёт ими к уху, легко прикусывает мочку и шепчет горячее «Всё в порядке?», а дождавшись вялого кивка снова припадает к шее. Чанмин был готов терзать, целовать, снова зализывать и кусать её и только её — все эти манипуляции вызывали у Джуёна дрожь в теле и с каждым укусом-поцелуем всё сильнее накатывающие волны возбуждения, из-за которых Ли, как и Чанмин, начинал тонуть в желании. Но не в том, чтобы быстрее достигнуть конца, нет. Он просто… — Не останавливайся… — судорожно выдыхает и вновь сжимает сатиновую ткань, когда Джи кусает выпирающую ключицу. И ещё раз, и ещё, и ещё. Одно и то же место Чанмин метит несколько раз, опаляет кожу горячим дыханием и лишь на несколько мгновений отрывается от неё, чтобы сглотнуть обильно выделившуюся слюну. Он тяжело дышит, поднимая голову, и находит Джуёна с зажмуренными глазами и всё ещё прикушенной губой. — Скажи, если тебе больно. И не сдерживайся, если приятно, — Чанмин поднимается, вытягиваясь на руках, и снова нависает над Ли, всматриваясь в его постепенно расслабляющееся лицо, — но не думай, что это конец. Парень дёргается, инстинктивно подаваясь назад от очередного болезненного укуса и стараясь будто бы сбежать, но Чанмин не отпускает, прижимаясь всё сильнее, — втягивает кожу меж зубами, чередуя с лёгкими покусываниями и почти что зверскими укусами, и останавливаться точно не спешит. Зато ощущает, как у Джуёна заметно сбивается дыхание, и грудь поднимается тяжелее обычного. Сам он едва слышно скулит и постанывает, продолжая терзать свою уже и так искусанную нижнюю губу. После очередного укуса, — уже куда ниже тех, что Джи успел оставить и что ужасно покраснели и стали наливаться кровью, — Джуён не сдерживает вскрика. Больше от неожиданности, чем от боли, потому что знает — Чанмин только вошёл во вкус, и по-настоящему болезненные укусы последуют чуть позже, а эти лишь служат разогревом. Но вот Джи ставит засос — делает это настолько долго и филигранно, словно художник, что с особым старанием выводит изгиб фигур на холсте, и отрывается спустя мучительно долгие несколько секунд, за которые Джуён успевает проглотить едва не сорвавшийся стон. Щёки его начинают ощутимо пылать; а пульсирующие метки на шее, — Чанмин будто бы специально оставлял их почти параллельно друг другу, — отзываются приятным разливающимся теплом где-то в районе живота. С кухни всё ещё доносится убаюкивающее мягко-тоскливое пение джаз-радио, и Джуён вдруг улавливает слухом мерное постукивание капель дождя о подоконник. Чанмин, оторвавшийся от его ключиц, судя по всему, тоже. Он поднимается, усаживаясь между бёдрами Ли, и как-то задумчиво смотрит в сторону окна. — Так красиво, правда? За окном дождь, а у нас на кухне джаз и… — он делает паузу, прикасаясь подушечками длинных пальцев к самым первым укусам, во всю уже расцветшим, — искусство. Чанмин наклоняется к лицу Ли, успевая заглянуть в его пылающие нежностью глаза, но не успевает коснуться губ — Джуён находит его первым, приподнявшись на локтях и коротко простонав в поцелуй. Он делится с ним своей любовью и доверием так же, как капли дождя делятся с оконным стеклом своей прохладой — безвозмездно и чувственно, не ожидая ничего в ответ. Но Чанмин в долгу оставаться не может, оттого целует влажно, чередуя несколько коротких поцелуев, что на губах ощущаются сродни нежным и почти что невесомым взмахам крыльев бабочек, с одним жгучим, мокрым и длинным, после которого парень отстраняется, опускаясь к чужой груди. — Не забыл? — Джи ведёт по коже кончиком носа, вдыхая тёплый запах, — гармония, Джуён. Зубы впиваются в карамельную кожу, а клыки завершают начатое — Чанмин ощущает солоноватый привкус крови на губах; Джуён вновь мнёт простынь, позволяя себе глухо промычать, и откидывает голову на подушки позади себя, опять пытаясь безрезультатно сбежать, словно его терзает стая волков, но… — Не выйдет… — Чанмин сверкает хищной улыбкой, как если бы он сам был тем голодным волком из стаи, от которого Джуён ждёт укуса больше всего. Парень млеет и закатывает глаза от удовольствия, наслаждаясь чередующимися влажными поцелуями и лёгкими укусами, словно они — его второе дыхание, без которого первое едва ли было возможно, и теряется между сменяющимся жаром и холодом, когда вдруг ощущает резкую боль, — Чанмин, спустившись вниз к груди от левой ключицы, жадно кусает место недалеко от соска, с каждой секундой сильнее вгрызаясь в плоть. — Чанмин… Чанмин!.. — Джуён судорожно хватает губами воздух, всхлипывая, и бьёт ладонью по кровати, когда Джи, клацнув по-звериному зубами, повторно вцепляется в то же место. Ли моргает несколько раз, тщетно пытаясь прогнать слёзы, и всё-таки срывается с шаткого края здравомыслия вниз, прямо в пропасть, когда его губы открываются в протяжном и только одному Чанмину слышимом стоне. Боль граничит с наслаждением, и эта грань настолько невесомая и тонко ощутимая, что Джуёну кажется, будто это просто невообразимо — ощущать почти сахарную сладость от этих мучительных укусов. Он вслушивается в своё сбитое дыхание и снова не сдерживает стона, когда Чанмин возвращает его в реальность последовательностью из нескольких сильных и кровожадных укусов — Ли сбился где-то на втором, погрузившись в пучину собственных чувств. Их так много, что парень едва успевает прочувствовать каждое сполна, как на смену одному приходит другое, более сильное и обжигающее. Ровным счётом как и слёзы, что начинают течь из его глаз, — Джуён не чувствует, как те обжигают его и так горячие щёки, как падают на подушку, издавая едва слышный звук в такт с каплями дождя. Джуён не может в точности понять — это счастье, забвение или эйфория? Или всё вместе, умноженное в несколько раз? Если это то, до чего его хотел довести Чанмин, то у него определённо получилось. Ли жмурится, словно в лихорадке метаясь под Джи из стороны в сторону, пока тот попеременно то зверски кусает, то заботливо и по-кошачьи зализывает места укусов с проступившей кое-где кровью, и вдруг жалобно и высоко стонет, — будто и не его голос вовсе, — после чего срывается на рыдания, продолжая исступлённо повторять имя Джи. — Всё хорошо, Джуён-а, я здесь. Рядом с тобой, всё в порядке, — тихо шепчет Чанмин, дотягиваясь до упаковки влажных салфеток, чтобы стереть слюну с собственных губ и кровь с чужой груди и шеи. Джуён всхлипывает, как-то глупо и смущённо улыбаясь на действия парня, и мысленно его благодарит. — Ты в порядке? Боже... Я и не думал, что ты... Вот так... — Чанмин меняет влажную салфетку на сухую и проходится ей по тем же местам, уделяя внимание и щекам, заботливо вытирая оставшиеся капельки слёз. — В порядке… Просто я… — Не ожидал, что так понравится? — парень смеётся тихо и легко, аккуратно поглаживая мягкие смольные волосы Ли. Джуён думает о том, как сильно его любит, и о том, как хочется спать, поэтому не сдерживает широкого зевка, переворачиваясь на другой бок. — Вот так сразу спать?! Я думал, ты хочешь продолжить, — разочарованно произносит Чанмин, тыкая острым ногтем в спину Ли. Джуён в ответ лишь лениво мычит, и пытается найти чужую руку, что только его ткнула. — Я хочу, чтобы ты был рядом. Этого вполне достаточно, — он вновь поворачивается к Чанмину, поднимается на одной руке и встречает чужие губы на полпути. — Возможно, стоит купить какую-нибудь заживляющую мазь, — произносит шёпотом Чанмин, оторвавшись о чужих губ, и тихо хихикает, когда Джуён ломает брови в наигранном недовольстве. Чанмин, наверное, будет ещё долго вспоминать этот вечер и ночь, наполненный яркими чувствами, тихим звучанием джаза на кухне и мягким шелестом дождя за окном. Чанмин, наверное, захочет повторить.