Лунная соната

Когда Ланга что-то решает, нечто для него важное, то довольно долго может собираться с мыслями, обдумывать. А всё лишь потому, что боится ошибиться. В этот раз всё также. Несмотря на то, что он точно определился, что сделает это, его посещали сомнения и всё это казалось нелепой глупостью. Из-за этого он постоянно ходил серьёзный и излишне задумчивый, часто пропуская мимо ушей, что ему говорит Рэки или кто-то ещё. Это состояние не понаслышке знакомо тем, кто знают Хасегаву как Сноу, сильного скейтера, в основном появляющегося на «S», но Рэки то был уверен, что знает настоящего Лангу, который очень эмоционален в общении с лучшим другом. Хоть его всё это и смущало, отсылая на первые дни их знакомства, но он решил не подавать вида, а дать Хасегаве время, может, всё быстро придёт в норму. Ланга же в это время метался в попытках выбрать подходящий момент. Упрямый характер не позволял ему просто так сдаться и передумать, поэтому он много думал, представлял, как это могло бы произойти, и, естественно, смотрел на Адама. Долго выдерживал взгляд, будто играя в гляделки, в которых можно моргать. Смотрел так, что дух захватывало, сравнивая с тем, как Хасегава смотрит на других, и как на него. Обычный собранный Ланга, видящий перед собой только дорогу и собственный скейтборд, и так полностью пленил сердце Адама, но когда тот ещё, сохраняя прежний строгий вид, одаривает мужчину коротким переглядыванием, то Адаму остаётся лишь прикусить палец в порыве чувств. Эти глаза, переливающиеся всеми оттенками голубого, такие невинные, абсолютно каждый подтвердит, насколько они чистые. На Адама Ланга смотрит совсем иначе. Если приглядеться, то в них можно увидеть искорки поглощающего интереса и… Не надменность, скорее загорающаяся страсть, подобно в спичке в кромешной темноте, необыкновенную для такого парня, но сражающую наповал. Умение выражать такие эмоции одним взглядом, сохраняя серьёзное выражение лица, неподвластно даже самым искусным лжецам и актёрам, что приводило Адама в неописуемый восторг от того, что эти абсолютно искренние эмоции принадлежат только ему. Особенно хороши те дни, в которые Ланга к своему взгляду добавляет хитрую улыбку или просто приподнимает краешек губы, это создаёт ещё более сильный шарм и очарование. Адам более открыт в своих эмоциях, нередко напрямую говоря, что он чувствует, и в этом тоже была своя прелесть. В один из таких разов, после окончания гонки, народ расходился и тогда матадор предложил Хасегаве поехать с ним. Парень долго сомневался, всё поглядывая в разные стороны, ведь вот-вот к нему подбежит Рэки и они, как обычно, должны будут вместе отправиться домой. Видя такие разрывающие муки совести, Адам придвинул Лангу ближе, обхватив того за талию одной рукой, и наклонился к его уху. — Знаешь, чего я хочу больше всего на свете, кроме того, чтобы ты поехал со мной, снежок? — нежно прошептал мужчина. — Чтобы ты ни на секунду не сомневался в моей настойчивости, не сегодня, так в следующий раз я обязательно украду тебя, — Адам провёл кончиками пальцев по скуле Хасегавы, с наслаждением наблюдая, как тот краснеет. В тот злосчастный вечер Рэки едко комментировал всё подряд, не зная, куда выплеснуть своё раздражение, но в итоге пришёл к выводу, что придётся смириться с тем, что Адам отныне играет неотъемлемую часть в жизни Ланги, а потому может спонтанно уезжать с ним после гонки. *** Накануне Адам сделал Ланге самое заманчивое предложение, от которого невозможно было отказаться, — пригласил к себе домой на ужин. Поначалу парень удивился, но позже понял, что на самом деле всё потихоньку к этому и шло. Адаму было трудно быстро доверять новым людям в его жизни, но для Ланги он очень старался, надеясь не разочаровать его. Но Хасегава был только счастлив узнавать о возлюбленном всё больше. О нём настоящем. Как-то они сидели на крыше фабрики, встречая рассвет, Ланга лежал на коленях у матадора, а тот перебирал голубые пряди и погружался в воспоминания о детстве, рассказывал парню, как он рос, начал заниматься скейтом… Про много чего. В самые неприятные моменты, в которые даже по голосу Адама было понятно его состояние, Ланга брал мужчину за руку, поскольку это было единственным способом поддержки. Да и другое не требовалось. Сам факт того, что был внимательный и сочувствующий слушатель — лучшая поддержка. А ведь этот рассказ был ещё малой частью от насыщенной и тяжёлой судьбы матадора. Вы можете представить, сколько всего ему предстоит впереди? Точнее сказать, им. Хасегава понял, что предлог ужина, вероятно, при романтической атмосфере и свечах, у Адама по-другому быть не может, — идеальная возможность реализовать задуманное. Парень не стал себя обманывать — единственное, в чём он сомневался, это были опасения, что он всё испортит. Однако, жребий брошен, у него наверняка есть право на ошибку. А вдруг всё пройдёт лучше ожидаемого? Ланга был слишком в предвкушении. Особенно это чувство не хотело его покидать, когда Адам отпил вина, неотрывно смотря на него блестящими красными глазами. На «S» их не было видно из-за маски, что словно плотная штора скрывала зеркало души, но Хасегаве это было не так важно, он всегда ощущал взгляд матадора на себе, понимал его настроение, но когда парень столкнулся с полностью искренним Адамом, готовым распахнуть объятия не только для «Лав хага», то был полностью очарован. Возможно, это и стало одной из причин, по которой у него появилась такая сумасшедшая идея. Сумасшествие… Разве не это то самое общее, что неотрывно объединяла, казалось бы, настолько разных людей? Пара долго молчала. Один — испытывал взглядом и иногда дерзко ухмылялся, а другой — всё собирался с духом что-то сказать, но его поведение не вызывало подозрений, что определённо играло на руку. В конце концов, Ланга обвёл столовую коротким взглядом, просто гоняя мысли в поиске предмета обсуждения, но заметил стоящий в угла проигрыватель с вставленной в него виниловой пластинкой, а значит, Адам действительно слушает с помощью него музыку. Парень, дожёвывая салат, кивнул в сторону замеченного предмета и заинтересованно спросил: — Что предпочитаешь слушать? Матадор лениво обернулся в сторону проигрывателя. — Ты так внимателен, снежок, — мужчина расплылся в удовлетворённой улыбке. — Обычно я слушаю классическую музыку. Когда включаешь проигрыватель, то у неё приобретается особая атмосфера. Слушаешь на телефоне — совсем другое, а живой оркестр на регулярной основе не послушаешь, — он ещё шире ухмыльнулся. — А я-то думал, ты много зарабатываешь… — разочаровано покачал головой Хасегава, исподлобья наблюдая за тем, как смеётся Адам. Его лицо такое счастливое. — Думаю, я чаще всего ставлю пластинки с Бетховеном, его музыка всегда меня вдохновляла, это было одной из немногих отдушин в детстве… — он осёкся, смотря на Лангу. До жути не хотелось портить вечер неприятными разговорами. — Да, я помню, ты рассказывал, что учился играть на фортепиано. Адам отчего-то нежно провёл пальцем по столу, чуть постукивая по нему, будто вспоминая некий мотив или ритм. — Мне до глубины души нравятся испанские мотивы, но не на проигрывателе, естественно, — матадор улыбнулся, подмигивая Хасегаве. — Исключительно в живом исполнении. Хоть один раз послушаешь — запомнишь навсегда. — мужчина мечтательно прикрыл глаза погрузившись во что-то своё. Были ли это приятные воспоминания или лишь наваждение? Адам неожиданно выпрямился, отложив еду, и подошёл к проигрывателю, что-то настраивая. Мелодию «Лунной сонаты» знают даже дети, поэтому Ланга с первых нот узнал звучание сонаты и интуитивно также отложил еду, то ли пряча её, то ли наоборот отдавая. Кажется, в такт музыке матадор подошёл к парню, будто танцуя, и протянул тому руку, чтобы помочь встать. — Quasi fantasia, — прошептал Адам. — Окажешь честь, любовь моя? Хасегава заправил надоедливую прядь, вечно лезущую на глаза, за ухо и кивнул. Воспользовавшись предложенной помощью, он встал на ноги и мужчина сразу придвинул его ближе к себе, почти вплотную, будто парня вот-вот украдут, а их разлучат на веки. Но Адам улыбался, значит, всё слишком хорошо, чтобы быть правдой. Ланга чуть отодвинулся и смог разглядеть его взгляд: широкая улыбка, чуть прищуренные хитрые глаза, очевидно, одним танцем на сегодня вечер не закончится, раскрепощённые движения, которые ведут Хасегаву по помещению… Это всё только для Ланги. И только Адам может так для него делать. Мужчина с талии переложил руку парню за спину, притягивая его к себе, и не оставляя тому выбора, кроме как положить голову на широкую грудь. В забвении они покачивались из стороны в сторону, делая небольшие шаги, что танцем было трудно назвать. Похоже ли это на матадора любви с его вычурными движениями из всех видов танцев? Вряд ли, но даже этот момент можно было назвать полностью принадлежащим им. Нежное соприкосновение душ. Их небольшая, но такая же бесконечная зона. Адам возобновил более активное движение, прокрутив Хасегаву вокруг его оси, но не вернул обратно к себе, а оставил так стоять, хватаясь за цепкие пальцы, как за спасательную соломинку. На секунду матадор завис, любуясь Лангой, без всякого стеснения и просто осматривал парня. Он обвил рукой его талию и наклонил. Низко. Настолько, чтобы у него самого не оставалось выбора, кроме того, как самому также опустить ближе к лицу Хасегавы. Разумеется, его губам. Всё взаимосвязано. Ланга не менее хитёр, потому перетянул инициативу на себя, бесстыдно поцеловав Адама. Ах, такую интригу обломал! Но зато с какой чувственностью тот сминал его губы, пытался запомнить текстуру каждого миллиметра, это ощущение непередаваемо словами. Матадор помог обоим выпрямиться и совсем не ответил поцелуй, опешив он таких уверенных действий со стороны парня, отчего Хасегава отстранился, грустно смотря на мужчину. — Я совсем плохо целуюсь, да? — Ланга зарылся пальцами в волосы, стараясь спрятаться от собственной безнадёжности. — Извини, я не очень хорош в этом, у меня не было достаточно опыта, точнее вовсе не было, просто я… — он стал тараторить, решив, что это поможет и заглушить собственные мысли, и оправдаться, и избавиться от неловкости, только вот ни по одному пункту это не прошло. — Чш-ш-ш, — Адам приложил палец к губам своего возлюбленного, наклонившись к нему, чтобы их глаза были на одной уровне. — Мой милый Ланга, сейчас я таю от твоих объятий. Этого было вполне достаточно. «Лунная соната» была всё приглушеннее слышна, чем дальше матадор уводил Хасегаву по коридору, ни на секунду не отрывая поцелуй, но всё равно нащупав ручку от спальни, что было вполне возможно, ведь мужчина слишком хорошо знал свой дом, поэтому и легли они ровно на кровать. Ланга только сейчас осознал, что лежит под Адамом, с придыханием готового раздевать их обоих. Когда действовать, если не сейчас? — Адам, я… — он с трудом узнал свой перевозбужденный голос и тот трепет, который никогда в себе не замечал. Да и сомнения, не слишком ли он остаётся мягким для человека, который принял такое решение, оставались. И никуда не уходили. Только не рассказывайте никому, это секрет. — Снежок, всё в порядке? — матадор удивлённо поднял брови. — Если не хочешь этого, скажи, я тут же остановлюсь. — Нет, просто, — Ланга мягко обхватил плечи Адама и с некими усилиями перевернул того на спину, сам оказавшись сверху. — Давай сделаем так. — А я уж думал, что этот вечер не может быть ещё лучше, — мужчина ласково улыбнулся, руками проведя про лицу Хасегавы. — Ты умеешь меня удивлять. Пока парень долго возился с пуговицами, то успел возненавидеть весь мир, поскольку даже сложная контрольная по сравнению с этим казалась детским лепетом. Одна за другой… И вот третья обязательно будет выскальзывать из рук, заставлять всё больше желать просто в клочья разорвать эту наверняка дорогущую ткань, просто чтобы Адам открылся ему ещё чуть больше. Этот лакомый кусочек тела необходим ему сейчас, как воздух. Посмеивающийся Адам быстро закончил с верхней одеждой Ланги и помог ему расправиться с несчастной рубашкой. Он бы даже был готов позволить ему порвать её. Это соблюдало бы все законы соблазнения, к тому же ему бы не составило труда купить такую же. Однако напряжённый Ланга — невероятно сексуальный и самый притягательный Ланга, настолько, что Адам готов ему позволить бы главным этим вечером. Но только этим, и только под тихие отголоски «Лунной сонаты» из столовой. Хасегава завороженно провёл рукой про прессу матадора, довольно смущённый и очарованный одновременно, что, конечно, забавляло Адама, но не в контексте сегодняшнего вечера, поэтому он попытался вывести его из транса, наклонившись к уху, и прошептал, словно их кто-то сейчас ещё может услышать: — Скажи, — мужчина обнял Лангу за шею, не выпуская из рук, давая наслаждаться тихим голосом с хрипотцой. — Чего желает моя Ева? — Адам мягко провёл рукой от шеи до поясницы извивающегося под его движениями Хасегавы. — Будь громким, — стараясь не стонать от одних невинных прикосновений матадора, произнёс Ланга. Так, как только он может сказать. Тихо, с незаметной холодностью, которая на глазах тает в разгоряченных объятиях. — Я хочу тебя слышать. Адам убрал руки, расстилаясь на большой кровати, и вновь улыбнулся самым влюблённым взглядом под полуприкрытыми веками, который только мог быть. — Тогда я весь твой. Одежда такая лишняя, совершенно бесполезная, но раздражающая не так сильно, как лаковые пуговицы рубашки, что профессионально выскальзывали из пальцев. Сейчас же Ланга быстро раздел себя и мужчину, что с нежностью извивался под каждым его прикосновением, когда парень отыскивал эрогенные точки у мужчины. Казалось таким странным действовать наугад, но подобная инициатива была приятна Адаму, возбуждала не менее, чем Хасегава, негромко стонущий с каждым выдохом, тянувшийся к нему ближе, толкающийся бедрами навстречу. Лангу тоже грела всё это время мысль про пассивного Адама, что поддавался бы каждому его движению, молящим взглядом просто большего. Мужчина выглядел именно таким. Беззащитным, мягким… Самый настоящий ребёнок, нуждающийся в любви и тепле больше, чем никто бы то ни было. Хасегава наклонился к лицу Адама, аккуратно целуя того в щёку, словно хрупкое сокровище, которое необходимо всеми силами оберегать от жестокого мира. Матадор обомлел, ведь только он так делал, но ему пришлось позволить Ланге, одаривавшего Адама короткими поцелуями, так, чтобы ни единая клеточка кожи не осталась без должного внимания, спуститься ниже. В столовой всё ещё на повторе звучала «Лунная соната», как напоминание, что это не сон. Определённо, они всё ещё танцуют, их души переплели пальцы и осторожно покачиваются из стороны в сторону, боясь отпугнуть друг друга. Сразу становится понятно, чьи это души. Недоеденный ужин угрюмо продолжает лежать на столе, в бокале остался всего один глоток вина, вся обстановка обидчиво встречает первые стоны, разносящиеся из спальни, обычно всегда тихой, но сейчас даже короткие выдохи Ланги кажутся невероятно шумными, что уж говорить про громкого Адама, которого всегда хорошо слышно. Ещё одна сторона политической деятельности — владение ораторским искусством. Не забавно ли, что это проявляется не только на работе? Тонкая ниточка слюны соединяла языки пары, пока они отстранились, чтобы отдышаться, и вновь, с тем же жаром они отчаянно целуются, каждый раз, как первый. Иногда Хасегава отстраняется, оставляя спонтанные укусы в разных местах, от которых, казалось, матадор стонет громче, чем от будущего оргазма, с чего парень крайне забавлялся. Сам Адам лишь зарывался пальцами в тонкие волосы Ланги, придвигая с затылка поближе к своему лицу, то ли требуя больше поцелуев, то ли просто недовольный тем, что Хасегава будто отодвигается от него. Даже, когда между ним минимальное расстояние, то оно ощущается бесконечностью, но когда они довольно далеко друг от друга на «S», то кажется, что именно в эти моменты они наиболее близко друг к другу. — Адам, — также тихо проговорил Ланга в один из сильных толчков, пока мужчина перебирал пряди волос Хасегавы, не останавливаясь извиваться под его каждым настойчивыми движениями. — Ты такой красивый, — он с искренним удивлением взглянул на парня. Не то, чтобы ему такого не говорили, но никогда Адам не слышал такого в настолько интимный момент, дабы полностью быть уверенным с искренности этих слов. Это оказалось так неожиданно, что матадор даже перестал двигаться на встречу, периодически возбуждённо откидывая голову назад. — И настолько горячий, что я просто не выдерживаю, — Ланга провёл кончиками пальцев по скуле мужчины, с наслаждением наблюдая, как тот краснеет. — Когда ты смотришь на меня, то всё переворачивается внутри, — он приложил руку к сердцу. — Здесь, — переложил её ниже, к животу, очевидно намекая на бабочек в животе. — Здесь, — Хасегава тронул указательным пальцем свою голову. — И здесь. — парень слишком спокойно, хоть и с тяжёлыми выдохами продолжить активно толкаться внутри Адама, будто ему не хватало места, и под уже приглушённые стоны матадора, приходящемуся всё-таки прикусить палец, в попытке не задохнуться от порыва чувств. Ланга прикусил мочку уха мужчины и прошептал, так соблазнительно, с таким рваным придыханием, что только этого им и хватило бы, чтобы кончить: — Преступление быть таким возбуждающим, Вы разве не знали этого, Айноске-сама? Не выдерживая, Адам притянул парня к себе, пылко поцеловал, когда они оба достигли пика удовольствия, простонав друг другу в губы. На мгновение матадор не сдержался куснул нижнюю губу Хасегавы, не жалея мягкую кожу. Клыки довольно острые, поэтому Ланга не выдержал и издал неприлично громкий стон, чего, откровенно говоря, и хотел добиться мужчина. Оба были совершенно измотаны, неподвижно лёжа на на кровати, взявшись за руки, но в какой-то момент парень начал тихо смеяться, так неожиданно, что Адам даже испугался, оборачиваясь к возлюбленному. — Всё хорошо? — взволнованно поинтересовался матадор. — Ты помнишь нашу вторую гонку? — Хасегава, так мило, словно ребёнок, вытер капельки слёзок в углу глаз. — Ты тогда сказал… — Ланга протянул мужчине руку тыльной стороной верх с серьёзными выражением лица. — «Грехопадение, вот, что нас ждёт, — он поднял ладонь выше. — И станем мы Адамом и Евой». — парень прикусил нижнюю губу, игриво смотря на матадора. — Ну как, произошло грехопадение? — Не то слово! — рассмеялся Адам, сгребая любимого в охапку, крепко-крепко держа. Так, что становится понятно, что он его никогда не отпустит. В тишине объятий стали более отчётливо слышны ноты сонаты, до сих играющей издалека, и ощущаемой больше, как другая Вселенная. А у Адама и Ланги есть своя. Для кого-то она покажется небольшой, но для них она бесконечна. В ней нет никаких рамок и правил, можно абсолютно свободно думать скейте и любить друг друга. Другого и не надо.