Время, чтобы их отпустить.

Леви бросил короткий взгляд в окно. Лучи солнца начинали медленно, но верно приобретать оранжевый оттенок. Это значило, что пора выходить. Аккерман тяжело поднялся с кресла и, прихрамывая на левую ногу, направился к двери. Уже протянув ладонь к дверной ручке он остановился, задумавшись на несколько секунд, покачал головой и вернулся к креслу, поднимая со спинки потрепанный зеленый плащ и накидывая его на плечи. Бывший капитан отрядов разведкорпуса стоял на пороге дома и вдыхал теплый воздух. Вокруг было тихо. Все еще непривычно тихо, непривычно спокойно. Казалось, что своим дыханием Леви только разрушал эту умиротворенную тишину, но это было не так. Он становился с ней одним целым, неслышно ступая по песчаной дороге в сторону конюшни. Лошадь поприветствовала Аккермана тихим фырчанием. Леви подошел к животному ближе, мягко погладил ее по морде и угостил кусочком сахара. Раздобревшая лошадь стояла смирно, ожидая, когда Леви затянет ремни седла потуже, только иногда кивала головой, словно отвечая на роившиеся в голове капитана вопросы. Да, пора. Он и сам давно это понимал. Капитан уверенно приподнялся на стременах, перекидывая левую ногу через широкую лошадиную спину. Резкая вспышка привычной боли пронзила колено, но Аккерман на это лишь тяжело выдохнул, опускаясь в седло. Лошадь, почувствовав вес на спине, мягко двинулась вперед, не дожидаясь приказа. Солнце еще больше вызолотило все вокруг и Леви понял, что опаздывает. С усилием сунув левую ногу в стремя, он щелкнул поводьями. Лошадь пошла рысью, тяжелые копыта стучали по земле. Тишина этого вечера была безбожно нарушена, но иначе никак. Он не мог позволить себе опоздать. Только не сегодня. До нужного места он доехал, когда солнце спряталось за горизонтом почти на половину. Оставив лошадь на поляне щипать сочную траву, Леви отправился куда-то вглубь леса, в только ему одному знакомое место. Спустя еще несколько минут петляния по тропинкам, он вышел к маленькому ручью. Раньше он легко бы его перепрыгнул, но сейчас нужно было пройти чуть ниже вдоль течения, чтобы найти место поуже. А потом возвращаться обратно, вверх. Долго. Размяв левое колено, Леви выдохнул и, разбежавшись, прыгнул. Приземление пришло, в основном, на правую ногу, но мягким оно все равно не было. Из горла помимо воли вырвался сдавленный болезненный стон, левая нога подкосилась и Леви тяжело опустился на землю. На лбу выступили капли пота, пока Аккерман отточенными движениями разминал колено, пытаясь унять боль. Когда ему удалось восстановить дыхание и встать на ноги, он направился чуть дальше вглубь леса и наконец, прорвавшись сквозь заросшие кусты, вышел к критически маленькой полянке, на которой стояло большое дерево. Сухие ветви возвышались над пышными кронами остальных деревьев, кривыми руками тянулись к закатному солнцу. Проходящие мимо них лучи падали ровно на кусок гранита, вертикально вкопанного в землю. Леви подошел к необработанному камню, провел рукой по закругленным краям. — Привет, — тихо поздоровался капитан и его голос почти слился с шепотом ветра в листьях деревьев. Рука оторвалась от гранита, а на пальцах все еще ощущался холод. Леви сел на траву, прислонился спиной к камню и по спине невольно пробежались мурашки. Мужчина поднял голову наверх. Позолоченные закатным солнцем облака неспешно плыли по небу. Безвольно лежащие на земле руки зацепились за свежую траву, безжалостно выдирая ее из земли. Его не волновало, что вся одежда будет в неотстирывающихся пятнах. Его голова привычно лежала на холодной самодельной плите. Под спиной выдолблена надпись. Одно слово. Но больше и не нужно было. Леви смотрел в небо, а в уголках глаз скапливались слезы от чересчур яркого света. Перед глазами проносились воспоминания, приносящие и боль, и успокоение. — Как зовут? — Леви… — Леви, верь в нас. Пожалуйста. — Отпусти свою мечту и умри. Посвяти свое сердце, Эрвин. — Спасибо… Леви. — Братишка Леви, смотри! Он летит! Мы сможем его отпустить! Он будет свободен… — Капитан Леви отличный командир отряда! — Кем тебе приходилась моя мать, Кенни? — Сестрой. — Я хотел бы, чтобы вы увидели, ради чего сражались и умирали. Все было не зря. Мы не огорожены больше стенами. Мы уничтожили всех титанов. Но я все еще не чувствую себя свободным. Леви не старался говорить тихо. Ему было не от кого скрываться, но и не для кого кричать во всю мощь легких. Его монолог помогал ему самому принять ту мысль, что он так долго отталкивал. — Я каждый раз жду, когда кто-то из вас окликнет меня. Жду услышать твой смех, Изабель. Мне порой не хватает тех слов, что мог бы сказать мне только ты, Фарлан. Оруо и Петра… Мне жаль, что вы так и не успели сказать друг другу то, что должны были сказать уже давно. — Оруо, хватит пытаться подражать капитану Леви! — Никому я не подражаю! — Кенни, а ты засранец. Почему я узнал о принадлежности к роду Аккерманов в тридцать лет? Сложно было сказать это хотя бы на пару лет раньше, а не за пару секунд до своей смерти? — Леви задумчиво поднес к глазам истерзанную травинку и фыркнул, искривив губы в усмешке. — Ну, хоть сказал. И на том спасибо. Он еще немного помолчал, наблюдая за тем, как небо постепенно темнеет. Ему пора идти. Но он еще не все сказал. Он пока не готов произнести эти слова. Поэтому Леви просто прислушивался к звукам вокруг. Тихий шелест деревьев. Где-то вдалеке запела птица. Уже несколько лет в мире нет ни одного титана, а он все еще прислушивается к миру, ожидая услышать тяжелую поступь. Но ее все нет. И кажется, оно и к лучшему, но почему такое чувство, что скоро что-то произойдет? Он никогда не сможет до конца поверить в наступивший шаткий мир. — Эрвин… Ты отдал свое сердце за человечество. А я отдал свое сердце тебе. И мне жаль, что я ни разу не сказал тебе этого. Ни одному из вас я не сказал, как сильно вы были дороги мне. Я понимаю, что вы знали это и без того, но это не приносит мне успокоения, — Аккерман вздохнул, собираясь с силами и встал на колено перед надгробием. — Я люблю вас. Но пришло время вас отпустить. Правый кулак прижался к груди, туда, где под рукой неистово бьется сердце. Леви постоял так пару минут и поднялся на ноги. Расстегнув застежку плаща, он накинул зеленую ткань на холодный камень, последний раз проведя по грубому граниту пальцами. Холод обжег теплую кожу, да так и остался на подушечках. Низко опустив голову, Леви медленно пошел прочь с поляны. Он ни разу не обернулся. Он не хотел, чтобы его близкие видели слезы в его глазах, которые уже не получится списать на яркий солнечный свет. Как только покров листвы кустарника закрылся за спиной капитана, а ветки перестали качаться, из-за дерева вышла девушка с короткими черными волосами. Она не сказала ни слова. Только глянула на слово, выбитое на холодном граните и ее темные глаза округлились. Уголки губ опустились, правая рука потянулась к сердцу. Отдав честь погибшим солдатам и друзьям, девушка посмотрела в темное уже небо и кивнула сама себе. Она подошла к дереву, сняла с шеи красный шарф и повязала его на сухую ветвь. Ее руки в последний погладили мягкую шерсть и, не говоря ни слова, она ушла с поляны в противоположную сторону от той, куда ушел Леви. Когда поляна окончательно опустела, с крон деревьев, что стояли вокруг, слетела стая белых птиц. Они клином улетели в сторону океана. Туда, где свобода. Наконец, они все могут улететь. А белые лучи осветили неровно выбитое на камне слово.

«Все».