Первая эпоха. Так они и жили...

Мне очень захотелось дать имя Ураган коню Майтимо. Я нашла в словаре соответствующее слово Hwinya. Но, как читается, не знаю. Потому оставила так. Никто из братьев от приглашения Старшего, естественно, не отказался. И, уже очень скоро, феанариони собрались в конюшне, торопливо седлая лошадей. Майтимо был мрачен, сосредоточен, затянут в черную кожу. За плечами вьется зеленый плащ, на поясе длинный охотничий нож, единственное оружие. Старший явно не зверей бить собрался. Майтимо хмурился, осаживал угольно-черного, с белой бабкой, злобного и неутомимого Hwinya-Урагана. Конь ярился, переступал тонкими ногами, норовил вскинуться на дыбы. Рыжий нетерпеливо бил себя по голенищу сапога зажатой в левой руке перчаткой и подгонял братьев. Феаноринги чуяли, что происходит нечто небывалое, поэтому никто не тянул время. Обычно волынящие близнецы быстренько застегнули на левых плечах одинаковые плащи с меховыми опушками, надвинули зеленые бархатные береты, вскочили на коней и первыми вырвались из ворот. Чуть отстав, один за другим вылетели удалой Охотник в полном снаряжении, даже с окованным серебром сигнальным рогом на груди. Серый в яблоках, красавец Синдорокко гордо выгибал шею, косил темным, как ночное небо, глазом, храпел. За Турко, чуть не сбив грудью коня вместе со всадником, одним прыжком махнул отчаянный жеребец Морьо. Темный сидел небрежно, вполоборота, положив руку на конскую гриву. И, кажется, думал о чем-то своем. Быстро, но спокойней остальных братьев, выехал из ворот Макалаурэ на своем игреневом Вилварине. Певец не заплел косы, и тяжелые волосы цвета воронова крыла траурными прядями лежали на алом плаще. Самым последним, медленнее всех, выбрался Атаринкэ. Жеребец редкой вишневой масти выступал важно и независимо. Коричневый плащ эльфа сбился. В глазах Курьо стояли недоумение и вопрос. Однако, оказавшись за воротами, Искусник передернул плечами, стряхнул замешательство и помчался вскачь, стараясь не отстать от братьев. Ватага вырвалась на волю, перегоняя друг друга. Майтимо первым рванул вниз по широкой мощеной дороге. Братья не отставали. В ушах свистел ветер, за спинами полоскались плащи, словно разноцветные крылья, упряжь звенела, копыта выбивали искры из булыжников. Майтимо летел впереди, задавая темп, уводя ватагу прочь от Форменоса. Близнецы, низко склонившись к гривам, ухали и хлопали друг друга по плечам. Темная Троица торопила коней, спеша перегнать друг друга. Макалаурэ завершал кавалькаду, волосы его низко стелились над алеющим плащом, привязанная у седла лютня хлопала красавца Вилварина по боку, вынуждая бежать быстрее. Горы ухали и стонали эхом, пробужденным всадниками. Шелестели деревья. Гнулись назад придорожные кусты. Летели в стороны камешки. Птицы метались, оставаясь далеко позади бешеной семерки. Вот и равнина. Майтимо, не снижая ходу, обернулся к Турко, крикнул брату: «Веди!» Тот, не очень понимая, все же направил бег коня в сторону ближайшего леса. Некоторое время братья яростно мчались по полю, обдуваемые потоками встречного ветра. Из-под копыт летели куски дерна вперемешку с травой и осенними цветами. Перепела, серые куропатки, коростели разбегались во все стороны, возмущенно верещали. Пустельга в вышине шарахнулась, трепеща крыльями. На опушке за неволю пришлось удержать коней. Эльфы поехали шагом. Завязался разговор. Начал его Атаринке, переведя дух. - Знаете, братцы, а отец зачем-то велел запрячь Пегашку в старую таратайку. И пару думочек положить. Такое ощущение, что он куда-то собрался ехать таким манером. Не поверившие братья грохнули смехом. Сесть в старую таратайку, да еще запряженную Пегашкой, для гордого Феанаро было равносильно смертельному оскорблению. Маленькая, тихоходная кобылка с кудрявой челочкой и бестолковым взглядом обычно катала Тьелпэ. Иногда нянька малыша, почему-то боявшаяся лошадей, ездила в одноколке, запряженной Пегашкой, на равнину погулять. Карнистиро похлопал своего каракового по холке, останавливая. Отцепил от пояса фляжку с водой. Стал пить, закинув голову. Сделал несколько крупных глотков. Опустил фляжку, пояснил братьям. - Скачка жажду возбуждает, - передал фляжку Рыжему и, вытирая губы, чуть насмешливо спросил: - Ну, и от кого мы бежали с такой поспешностью! - От Манвэ. И от отца, - Майтимо глотнул, взболтнул содержимое, глянул на свет и сунул флягу тому, кто был рядом. Это оказался Курьо. Тот, прежде чем отпить, поинтересовался. - И чего такого мы натворили, что пришлось удирать, теряя сапоги? - Мы – ничего, – Майтимо не поддерживал шутливого тона. – Это Манве устроил. И Эонвэ отчасти. Как Голос Манвэ. - Манве с Эонвэ виноваты, а мы бежали? – в показном изумлении Морьо вскинул бровь. - Эонвэ пытался нас заманить на праздник, но я отказался. И от вашего имени тоже, ведь мы с отцом разделили ссылку. Потому-то я испугался, - упрямо держался серьезного тона Старший. - Я подумал, что Король Арды может передумать и потребовать от отца на торжество прибыть всей семьей. Майтимо кивнул на Атаринке и близнецов. - Рыжики и Искусник слышали. Спросите их, если не верите. - Да верим! – засмеялся Турко. – И подтверждений не надо. Рыжики – известные выдумщики и врунишки, а Атаринке ничего, кроме своей кузницы не видит и не слышит. Так что Нашему Старшему веры больше всех! - Да здравствует Старший! – весело завопили шестеро, вздымая руки и привставая на стременах. Майтимо потряс головой. - Вы бы хоть орали потише, что ли, горлопаны. Сами оглохнете и меня оглушите. Младшие разразились еще более громкими, восторженными криками. Взялись описывать круги вокруг Рыжего и громоподобно распевать гимн, сочиняемый тут же. Лошади, почувствовав торжественный момент, выступали неторопливо и величаво. Портил картину лишь злодей Hwinya, так и норовящий бессовестно укусить кого-нибудь. - О, брат наш старший Нельо! – первым заголосил Питьо. - О, рыжий наш герой! – подхватил Тельво. - Тебя мы величаем... - пропел следующую строчку всегда готовый ко шпилькам Морьо. - Осеннею порой! – срифмовал Кано. - Исполненный величья, - присоединил свой голос Курьо. - Огромный, как гора, - Турко не стал выдумывать ничего сложного. - Мы – маленькие птички кричим тебе: «Ура!», – снова взял песню в свои руки искушенный Кано. - И гимны будут литься до самого утра! Под мощными воплями шестерых братьев Майтимо все-таки сдался. Рыжий принял царственный вид, величественно раскланялся. Начал благословлять младших, норовя хорошенько осенить каждого мощной дланью. От длани братья уворачивались с хохотом, разъезжаясь в разные стороны. В конце концов феанорингам надоело дурачиться. Эльфы вернулись к Старшему. Разговор пошел уже серьезно. - Нельо, а в самом-то деле, - первым начал нетерпеливый Тьелкормо, - что случилось? - Да, теперь, когда мы уже в ссылке, – поддержал Макалаурэ. Под копытом Hwinya хрустнула ветка. Майтимо чуть сильнее сжал колени, чтоб конь оставался на месте. Нахмурился, перебирая тонкими пальцами смоляную гриву. - Манвэ задумал всех помирить. Очень неуклюже. Вместе с Праздником Урожая устроил праздник Примирения. Приглашал отца. Тот отказался ехать, естественно. Как я понял, они с дедом довольно долго спорили. Вначале дед склонялся к тому, чтобы принять предложение Манвэ и вернуться в Тирион. Но отцу удалось деда переубедить. Так что против Голоса Манвэ старшее поколение уже выступило единым фронтом. Но Эонвэ приказал отцу прибыть на праздник, – Майтимо сдвинул брови. Выразительное лицо его стало холодным и угрожающим. – Представляете, братья?! Приказать отцу... Атаринке присвистнул. - Не лучший способ задобрить Великого Мастера. - Задабривать его никто не собирается, – Майтимо тряхнул рыжей головой. – Скорее уж, заставить подчиниться... - Ты думаешь, это удастся? – Морьо схватил Старшего чуть повыше локтя, глядя в глаза брата хмуро и требовательно. – Заставить подчиниться Пламенного Духа! Майтимо чуть пожал братнее запястье левой рукой, мягко освободился. - Ты и сам знаешь, что никогда, ничто и никто не заставит нашего отца танцевать под чужую песню. Злодей Hwinya пытался ухватить зубами ухо каракового жеребца. Тот храпел, шарахался, перебирал ногами. Чтобы прекратить это безобразие, Руссандолу пришлось отъехать чуть в сторону. Старший немножко повысил голос, чтобы всем братьям было слышно. - Отец так прямо и сказал Эонвэ, что приказанию Короля Арды подчинится, но праздновать не будет. Он даже переодеться не соизволил. В чем был в кузне, в том и отправился. Только фартук снял. Думаю, и Пегашку для того же запрячь приказал. Рыжики переглянулись, заулыбались. По молодости лет и врожденному легкомыслию близнецам показалось очень забавным, что отец прибудет на пышный, торжественный праздник в старом, прожженном, закопченном и пропахшем кузнечным дымом наряде. Да еще приплетется на смирной Пегашке, сидя в старой, разболтанной таратайке. Макалаурэ привычно передернул плечами, словно поправляя висящую за спиной лютню, пробормотал, мол, отец всегда был мастером поиздеваться, фиктивно соглашаясь. Тьелкормо от полноты чувств присвистнул. Хуан насторожил уши, замер и внезапно бросился на хозяйский свист, сметая все на пути. Охотник махнул рукой, отгоняя пса. - Отстань, Хуан, не до тебя... Обиженный пес поспешил убраться подальше, размахивая лохматыми ушами. Подобрался к старому, гнилому, усыпанному грибами пню, опустил голову и принялся сосредоточенно принюхиваться. Всем своим видом показывал, бедняга, что до хозяина-обидчика ему дела нет. Турко тут же раскаялся, соскочил с лошади, быстро подошел к псу, позвал. Хуан внезапно оглох, с интересом разнюхивая норку в корнях старого пня. Турко присел на корточки, взял свою собаку за мохнатые щеки, быстро и тихо заговорил, глядя в большие, выразительные, карие глаза. Пес несерьезно попытался вырваться из хозяйских ладоней. Затем замер. Собачий хвост мерно подметал, собирая на себя опавшую хвою, листья, траву, кусочки дерна – все, что находится на лесной земле. Остальные на Охотника с его собакой внимания не обращали. Дела обстояли слишком серьезно. Макалаурэ подвел итог. - Значит, чтоб не попасться отцу под горячую руку, мы будем гулять до вечера. - Лучше до завтрашнего, – ехидно отозвался Карнистиро, разглядывая мох на ближайшем дереве. Атаринке тяжело вздохнул и нахмурился. - Сынишка дома остался. - Что ты его не взял-то? – вздохнул кто-то из Амбаруссар. Им нравилось возиться с малышом, учить его стрелять из лука, читать следы и запускать шпионом к старшим братьям. - Спал он, будить не хотелось, - Атаринке вновь вздохнул. Майтимо дружески тряхнул Искусника за плечо. - Не вешай носа. На внуке отец отыгрываться точно не будет. Он же любит его больше своих сильмариллов. - Вот это вряд ли... – не согласился расстроенный отец. – Знаешь, Нельо, я, пожалуй, вернусь потихоньку. Тьелпэ заберу и обратно к вам. Пока отец эльфам с валар праздник портит. - А давайте мы поедем! – азартно, перебивая друг дружку, затараторили Амбаруссар. – Мы через угольный сарай проберемся, снизу, подвалом! Никто и не заметит! - Вообще-то это отнюдь не игра, – сдвинул брови Старший. – Так что успокойтесь и помолчите. - Голопузым слова не давали! – ехидно влез откуда-то сбоку зловредный Канистиро. - А мы и не просили... – огрызнулся не менее, а может и поболее зловредный Тельво. – Сами взяли, без позволения всяких там старых пней! - Писаный чулок разговаривает! – тут же завелся Морьо. - Ну-ка прекратили перепалку! – привычно прикрикнул на забияк Майтимо. – У нас и... Больше сказать ничего Старший не успел. На лес стремительно опускалась темнота. Не тучи, не сиреневые сумерки в момент смешения света, когда Лаурелин уже побледнел, а Тельперион еще не разгорелся. Даже не темнота – Тьма! Тьма была черная, абсолютная, непроницаемая, словно разлитая тушь. И тишина вместе со Тьмой разливалась тоже необыкновенная, зловещая, ледяная. Как будто нечто огромное, древнейшее, изначально злобное, не ведающее ни жалости, ни страха, ни сомнений окуталось этой тьмой, словно плащом и медленно надвигается, чтобы убить все сущее: краски, звуки, запахи. Когда же ЭТО в своем чудовищном Плаще-Тьме удалится, мир останется бесцветным, тихим, безмолвным. Утопающим в промозглом сером тумане. Навеки печальным. Хотелось кричать, биться, махать руками – хоть как-то разогнать проклятую тьму и разбить ледяную тишину. Одновременно дикий, никогда не испытанный ужас сковывал движения, пригибал, бросал оземь и замыкал молчанием губы. А Тьма все сгущалась, давила, не давала подняться, прижимала к земле, неподъемным грузом ложась на плечи. Смутно, будто издалека, доносилось ржанье перепуганных коней. Слышались крики братьев. Остальное тонуло во Тьме, заглушалось ледяной тишиной. Амбаруссар одним голосом, как в раннем детстве, жалобно выкрикнули: «Нельо!» - звали на помощь старшего брата. Как будто он был способен развеять Тьму, разорвать ледяную тишину. Атаринкэ и Тьелкормо тоже одним голосом грубо выругались. Тоненько и печально звякнула лютня Певца. Карнистиро выбранил подлеца-коня последними словами. И снова, как в детстве, спокойный голос Старшего призвал народ к порядку. - Тихо, не галдите. Никто не ушел в сторону, не потерялся? - Мы тут! – отозвались близнецы. – Мы в крапиву свалились. - Приятно слышать! – зло отозвался Карнистиро. – А я, кажется, у орка в штанах затерялся! - Там тебе самое место! – ядовито пошутил Турко. - Найду – убью! – заскрежетал зубами Морьо. - Сначала найди... – не менее зло посоветовал Атаринкэ. – Темно, как у Hwinya под хвостом! - Перестаньте ссориться, - отчаянно крикнул Макалаурэ. – Не время счеты сводить! Это на нас Тьма так действует... - На Старшего почему-то не действует, – примиряющие пробормотал Карнистиро, чтобы последнее слово осталось за ним. Нельо переждал перепалку и по-прежнему спокойно продолжал. - Я сейчас буду петь. Каждый поднимается, идет на мой голос. Если заплутаете – не беда. Прислушайтесь, выясните, откуда доносится звук и идите снова. Если встретились двое, пусть они возьмутся за руки, или одежду и идут вместе. Сначала мы должны собраться вместе, потом решим, что делать дальше. Стало слышно, как Майтимо чем-то звякнул, откашлялся, принялся громко и протяжно петь всем известную старую колыбельную. Братья в темноте поднимались, идя на звук знакомого голоса. ...Спят травинки на пригорке, спит мышонок в темной норке. Спит лисенок под кустом, весь укрывшийся хвостом... Незамысловатая песенка, еще из старой Арды, была тем маленьким гвоздиком, который остался на месте, когда мир перевернулся. И за этот гвоздик стоило уцепиться, чтоб самому остаться целым в новом, непонятном и зловещем мире. ...Кошка спит у теплой печки, тихо дремлют рыбки в речке. Плющ забылся у стены. Детки тоже спать должны... Первым добрался до цели привычный к туманам и лесам Охотник, ведя за собой глухо ступающего коня. Свободной рукой брата завладели Рыжики. Близнецы тянулись следом за Турко, наступая друг другу на ноги, привычно пихаясь локтями и тихонько переругиваясь. Турко молча положил рыжему руку на плечо - убедиться, что дошел. Так же молча встал рядом. Меж братьями втиснулся Хуан, вытирая холодную мокрую шерсть о ноги эльфов. Мелкие доползли. Взвизгнув, схватили Старшего за бока. Как всегда, повисли с обеих сторон. На сей раз Майтимо не стал стряхивать прилипчивых братцев. Наоборот, постарался прижать испуганных мальчишек покрепче. Переведя дух, Нельо завел, было третий куплет. Но захлебнулся воздухом, закашлялся, когда его сильно толкнула тяжелая рука Искусника. - Ох, чтоб тебя! – рявкнул Атаринкэ и шумно затряс кистью, – укололся! Чего ты, Рыжий, на груди такое острое носишь? - Вроде ничего особенного нет, – озадаченно отозвался Майтимо. – Пряжка на плече разве. – И тут же непроизвольно шагнул назад, спасаясь от машущих во все стороны лапищ Курьо. - Ой! – вскрикнул Макалаурэ за спиной Старшего, - ты, медведь косолапый, мне всю ногу отдавил! - Я и не слышал, как ты подошел, – удивился Майтимо. – Тише Охотника подобрался. Как только ухитрился-то? - Да я уж давненько тут стою, – фыркнул Певец, пряча за язвительностью неуверенность и страх. – Никак не могу определить, Хуан ли это воет с перепугу, или все-таки Рыжий поет. - Мой Хуан с перепугу не воет никогда! – привычно ощетинился Турко. – Он вообще ничего не боится. В отличие от некоторых! - Ну так подхватывай песню, Кано, - вздохнул Старший, не обращая внимания на ершистого Тьелкормо, - у меня дыхания не хватает. Макалаурэ сильным красивым голосом запел. И тут же показалось, что Тьма поредела, начала переливаться в простую темноту. Слабо проступили ровные силуэты сосен, темными пятнами на фоне посветлевшего воздуха обрисовались кусты. Слабо засветились зеленоватым светом гнилушки на близком пне. Тихо, едва различимо, но стали слышны робкие звуки. Шушукнулись ветки. Робко чирикнула близкая пташка. Прошумел какой-то зверек. Смачно встряхнулся и тяжко вздохнул Хуан, прижавшийся к хозяину. Из глубины леса, беспрестанно ругаясь и обирая паутину с лица, к братьям брел заблудившийся Морьо. Майтимо глянул на своего коня. Злобный, бесстрашный Hwinya стоял рядом с хозяином. Крутил головой, ожидая, когда кто-нибудь из эльфов откроется, чтоб куснуть до крови. Кано тут же, будто по команде, подставил плечо, обернувшись к подходящему Морьо. Вороной вздернул губу и потянулся к беззащитной ключице крупными белыми зубами. Нельо, не глядя, хлопнул коня ладонью по храпу. - Не балуйся, Hwinya, - эльф перевел взгляд со своего злодея-вороного на испуганного, серого в яблоках коня, которого Тьелкормо держал за гриву. Оглядел подтянувшихся братьев. - Как я понимаю, у нас остались только Hwinya и Синдорокко. Остальные кони разбежались. Морьо сжал кулаки. Атаринке опустил голову, вороша ногой сухую листву. Лицо Искусника стало озабоченным и суровым. Сейчас молодой эльф был удивительно похож на Феанаро. Близнецы переглянулись, зябко передернули плечами и теснее прижались к Старшему. Обладая самым острым слухом, Кано прислушался. Покачал головой. - Не думаю, что все так плохо. По крайней мере, трое коней возвращаются. За дальними кустами послышалось виноватое ржанье. Атаринкэ прислушался повнимательнее, тряхнул головой. - Мой трусишка назад бежит! Видимо, осознал и раскаялся... - И мой! И мой! – радостно завопили близнецы. Подмерзшая за время Тьмы трава льдисто хрустела под сильными подкованными копытами. Одинаковые гнедые Амбаруссар, виновато опустив головы, шагали вслед за конем Искусника. Морьо глянул на возвращающихся коней, нахмурился еще сильнее. - Кажется, лишь наши с Кано храбрецы умчались куда глаза глядят! Надеюсь, в чащобе ими славно пообедают волки. - Не знаю, как тебе твоего коня, а мне Вилварина жалко, – не менее сердито отозвался Кано. – Подождем чуточку, может кони просто заплутали. Молодые эльфы постояли еще немножко. Тьма рассеялась окончательно. Но светлее стало не намного. Белый день внезапно сменился темной ночью. Да такой, будто Тельперион погас. В глубокой бархатной вышине горели крупные звезды. - Алмазы Варды, – задумчиво протянул Кано, запрокинув голову и любуясь. – Правда, красивы? - Очень красивы, - озабоченно согласился Майтимо. – Но почему они такие яркие? - И почему их так хорошо видно? – разделил тревогу брата образованный Атаринкэ. – Даже у нас в горах они бледнее, хотя туда Тельперион почти не светит... - Понятия не имею... Ай! Что это? - вскрикнул испуганный Макалаурэ. На плече его лежало теплое и тяжелое, громко сопящее в ухо. Кано обернулся, всплеснул руками. – Вилварин! Это ты! Ты пришел! Обрадованный Певец обвил руками рыжую шею верного коня и спрятал лицо в белоснежной гриве. - Я больше никого ждать не буду,. – решительно объявил Атаринкэ. – Я возвращаюсь. У меня в Форменосе сын остался. - Никто никого больше ждать не будет, - резко откликнулся Морифинвэ. – Поехали домой. А моей лошади, если вернется, придется самой добираться до Форменоса. Братья сели на коней. Оставшийся «безлошадным» Карнистиро уселся на круп здоровенного Hwinya. Вороной тут же показал свой норов, вскинул задом, стремясь сбросить нежданного седока. - Hwinya! – строго сказал Майтимо. – Как тебе не стыдно! Злой конь искоса глянул на хозяина темно-бархатным глазом и попытался схватить зубами за колено. Нельяфинвэ вспылил. Довольно сильно хлопнул злодея открытой ладонью промеж высоких ушей. Рассерженно рявкнул. - Дрова у меня возить пойдешь! Хочешь? Этой угрозы Hwinya, суда по всему, испугался. Опустил голову, начал быстро перебирать тонкими, сильными ногами, стоя на одном месте. Нельо так же быстро успокоился, как и разозлился. Огладил ладонью темную, блестящую в звездном свете шею своего скакуна. Коленями направил его в сторону дома. За Hwinya потянулись остальные кони. Обратно ехали молча, быстро и сосредоточенно, будто выполняли тяжелую, неприятную работу. В звездном свете лес выглядел темным, непривычным. Неприветливым. Длинные прямые стволы шелестели в вышине невидимыми листьями. Темные кроны, заслоняя куски неба, неприятно напоминали осколки Тьмы. Кони с трудом находили дорогу, путаясь в почти невидимом валежнике и низких зарослях ежевики. Почему-то сильно пахло крапивой и мокрой землей. Слабый порыв ветерка донес до эльфов жалобное конское ржанье. Морьо прислушался. Не поверил себе, тряхнул головой. Ржание донеслось вновь. Карнистиро хлопнул по плечу брата. - Нельо, погоди-ка. - Что случилось, Темный? – озабоченно проговорил старший, сдвигая колени, чтоб остановить коня. - Мне показалось, что справа за ельником Айрарокко мой ржет. Пойду гляну, куда он запропастился. Морифинвэ спрыгнул с братнего коня, не удержался, хлопнул злодея Hwinya по крутому, лоснящемуся заду и, аккуратно раздвигая кусты, отправился туда, откуда раздавалось ржание. - Куда Темный направился? – рядом со Старшим остановился Охотник, глядя вслед брату. - Морьо показалось, что за ельником находится его конь. Пошел глянуть, чего случилось. Пойду-ка я тоже. Нельо крикнул братьям, чтоб ехали дальше, не ждали его. Сам спрыгнул с вороного, вполголоса приказал Hwinya ждать и отправился следом за Карнистиро. «Без меня тут точно не обойдется!» - буркнул Туркафинвэ, спешиваясь и отправляясь следом за братьями. Когда Тьелкормо подошел, братья стояли на краю неглубокого оврага и мрачно глядели вниз, где бил передними ногами, безуспешно пытаясь встать, конь Морифинвэ. - Чего вытаращились? – рявкнул злой Турко и спрыгнул вниз. Присел рядом с лошадью, принялся осматривать. Умное животное затихло, тяжело дыша и поводя боками. - Ну что? – раздался рядом с Охотником голос Морьо. Тьелкормо повернул голову, сурово глянул на брата. - Ничего хорошего, Карнистиро. У него сломан хребет. Видимо, во Тьме свалился в этот овраг и ... - Понятно, – Морьо стал собран, сух и чрезвычайно немногословен. – Что делать? - Добить, чтоб не мучался! – отрывисто крикнул Турко. Губы его дрогнули. – Больше ничего поделать невозможно. Домой мы беднягу не довезем. - Но... Я не могу! – неожиданно высоким голосом вскричал Морифинвэ. – Это же мой... мой Айрарокко... Неужели никак нельзя... - Никак, – сухо и холодно цедил сквозь зубы Охотник. – Конь умирает. И лишь от нас зависит, уйдет ли он быстро и безболезненно, или будет мучиться еще долго. Если хочешь, я сам помогу Айрарокко. На охоте мне приходилось добивать подранков. - Нет, - Морифинвэ вновь собрался, заговорил тихо, почти неслышно. – Это мой конь и я должен сделать все сам. Темный подошел к лежащему коню. Наклонился. Достал нож из поясных ножен. Погладил по чуткому, нервному храпу. - Прости меня, Айрарокко. Больше я сделать для тебя ничего не могу. Конь отозвался едва слышным, полными боли ржанием. Морифинвэ закусил тонкие губы, примерился и одним точным движением вскрыл широкую вену на шее лошади. Яркая алая кровь взметнулась фонтаном, забрызгав крупными каплями лицо и сапоги Карнистиро. Конь всхрапнул последний раз, перебрал передними ногами и затих. Эльф коротко вскрикнул, отбросил нож, закрыл лицо руками. - Поехали домой, - глухо уронил молчавший до сих пор Майтимо и сжал руку брата. – Мне кажется, что мы должны торопиться. - Я не могу! Я должен похоронить Айрарокко! – Морифинвэ дернул плечом, сбрасывая чужую руку. - Его похоронят здешние обитатели. Майтимо прав. Мы не должны терять времени, – согласился Охотник, поднимая отброшенный нож и протягивая Морьо. - Оставь! Я не могу видеть этот нож! – как-то задушенно вскрикнул Морьо и быстро пошел к полянке, где стояли кони братьев. - Тьелкормо прав. Мы не можем бросаться оружием. – Холодно проговорил Старший. – Возьми нож, спрячь его. И хватит переживаний. Разве ты не резал свиней и коз? - То была еда. А Айрарокко - мой друг... был моим другом, - возразил Морьо. Однако строгий, холодный тон Старшего оказал свое действие. Темный вернул нож на место, забрался на Hwinya позади брата, обхватил Нельо руками за пояс. Эльфы поехали быстрее, чтобы нагнать братьев. Нельяфинвэ чувствовал, как лицо брата сильно вжалось в его спину, но не произносил ни слова. Морьо сам должен пережить случившееся и смириться с ним.