***
Минхен показывает себя истинным джентльменом, открывает для Донхека дверь автомобиля, подает руку и улыбается. Юноша и не подозревал, что его преподаватель живет в одном из самых элитных жилых комплексов в городе; от увиденного на его лице читается явное замешательство. — Удивлен? — Ни капли. Я же был уверен, что все наши преподы получают охринительно высокие зарплаты, - смеется Донхек, не отрывая взгляд от высотки прямо перед собой. Это удивительно, просто невероятно. Это сон, это точно сон. — Не ругайся, пожалуйста. Я все еще твой преподаватель, - говорит Минхен, когда дверь лифта за ними закрывается, и притягивает Хека ближе к себе. — Мистер Ли, не подскажете, что за новый вид дополнительных занятий вы на мне сейчас практикуете? - выдыхает юноша, соприкасаясь кончиком носа с чужим. В лифте играет ненавязчивая классическая музыка, Донхеку до безумия нравится вся эта роскошь в мелочах, нравится такой идеальный Минхен, в котором не терпится найти хоть один изъян, но, кажется, такого попросту нет. — Просто подготовка к олимпиаде. Ах, да, забыл сказать, что у меня не прибрано, - говорит мужчина, когда пропускает Донхека в свою квартиру. Там не то, чтобы не прибрано, там все так же идеально. Юноша после этих слов задумчиво хмурится и оборачивается к преподавателю, качая головой. — Вы издеваетесь надо мной? Минхен улыбается, галантно снимает чужое пальто и вешает на крючок, а затем вдруг срывается и хватает Донхека под бедра. Несет прямо в спальню и подавляет чужой смех поцелуями, выбивая из студента лишь судорожные вздохи. — Стойте, с-стойте, мистер Ли, - шепчет младший, наклоняя голову в сторону и наслаждаясь чужими поцелуями по всему телу, — у меня н-никогда не было, - за сказанной фразой следует тишина, а приятные и нежные прикосновения больше не ощущаются. Становится понятно, что Минхен отстранился; такой исход изначально был ясен. — Боишься? Мы можем не делать этого, Донхек, - спокойным тоном произносит преподаватель и хмурит брови; у младшего складывается ощущение, что боль давит тому на виски, отчего он трет их слегка дрожащими руками. Кажется, Минхен очень возбужден, да и сам Хек непременно его хочет. Донхек садится и выпрямляется в спине, смотрит на такую же натянутую струной идеально ровную осанку Минхена перед собой и улыбается. Он проводит кончиками пальцев по линии позвоночника старшего, кажется, того почти что ломает от подобного, из-за чего мужчина выпрямляется еще больше, но больше попросту некуда. — Не нужно пытаться выглядеть при мне идеально, мистер Ли. Вы для меня и так уже, - Хек замолкает и смотрит на чужой затылок. Минхен прекрасен, и студент больше не хочет этого скрывать. Быть может, преподаватель потеряет к нему всякий интерес после подобных слов, быть может, отторгнет и скажет, что все это ошибка или глупая шутка, но он не. Вместо слов — поцелуй и снова те приятные объятия. Донхеку в жизни не хватает чей-то любви, но вот сейчас он, кажется, самый настоящий счастливчик, и упускать возможность стать к Минхену ближе — тело к телу, он точно не собирается. — Я хочу сделать это с вами, - шепчет младший и переводит взгляд на панорамное окно. На улице собирается дождь, и Хек улыбается — такая погода ему по душе. Он встает с кровати, оставляя Минхена сидеть на ней без ласк, и бежит на свет, словно бабочка. Вдали горят яркие огни вечернего города, дождь уже начинает стучать по земле и крышам, где-то слышатся раскаты грома, но Донхек совсем не вздрагивает. Он ощущает на своей талии сильные руки, прикрывает глаза, как только его шеи касаются мягкие губы, и не сдерживает приглушенного шумом дождя стона, когда Минхен прижимается к его спине своей грудью. — Нравится? - звучит в самое ухо, и Донхек кивает; еще бы ему не нравилось воплощение своих самых сокровенных фантазий в жизнь. Минхен продолжает ласкать руками и губами это никем не тронутое, чувствительное и податливое тело; ему нравится, даже слишком. Он счастливо улыбается, разворачивает Донхека лицом к себе и в очередной раз хватает под бедра, припечатывая спиной к холодному стеклу. Это будоражит, возбуждает и до чертиков пугает. Под младшим этажей восемнадцать, и Хек боится вслух признаться, что страшится высоты, но он забывает это, да и все остальное тоже, стоит Минхену коснуться его искусанных губ своими. Он целует уже не так нежно, как в первый раз, скорее, заглушает всю накопившуюся страсть юношескими губами. Хек стонет; ему слишком хорошо, чтобы сдерживаться. — Не бойся меня, ладно? Донхек, посмотри на меня, - шепчет Минхен, и младший смущенно поднимает на него глаза. — Сейчас я не твой преподаватель. Сейчас я просто Минхен. Можешь называть меня «хен» или еще как-нибудь, как тебе захочется, но давай обойдемся без формальностей, когда творим подобное? - Донхек кивает и едва заметно улыбается; это все еще самый лучший сон в его жизни. До кровати они добираются практически без происшествий, разве что мужчина ударяется ногой о ее край и падает вместе с Донхеком на мягкую простынь. Это забавляет их обоих, и поцелуи разбавляются красками смеха от произошедшего. Старший не спешит Донхека раздевать, не спешит приступать к чему-то большему, хотя им обоим этого заметно хочется. Минхен — человек зрелый, и он ни в коем случае не должен действовать необдуманно, но все грани, все выстроенные им принципы вмиг стираются, когда Донхек — студент, практически отличник, извивается под ним и жалобно скулит: «Хен, пожалуйста». Ему не нужно слышать это дважды, чтобы наконец-то приступить; младший резво подается навстречу, помогает снять с себя одежду, но хватается за чужое запястье и мотает головой, не позволяя стянуть белье — явно стесняется, и это заводит Минхена еще больше, но он не напирает. — Раздевайся теперь ты, - выдыхает Донхек и облизывает свои распухшие от поцелуев губы. — Разденешь меня? - усмехается Минхен и сползает с кровати. На нем любимый Донхеком черный костюм, классическая белая рубашка и галстук в цвет пиджака. Младший вспоминает, что преподаватель предстал перед ним в первый день их встречи именно в таком образе; как символично, думает он, но вслух ничего не произносит. Донхек смущается, не спешит раздевать Минхена, но ему в глаза бросается чужое возбуждение, и больше ни о чем он думать не может. — Хек? Малыш, ты в порядке? - ласково спрашивает Минхен и приподнимает лицо парня за подбородок. «Малыш» из чужих уст влюбленному Донхеку хочется слышать постоянно; это мило, это нежно, это звучит так, словно старший действительно считает его чем-то большим, чем просто интрижкой на одну ночь. Хек все еще слабо верит тому признанию в машине. На раздумывание у Донхека уходит пару минут. Минхен все это время терпеливо стоит и ждет, и когда чужое терпение, да и само донхеково, уже практически на исходе, младший резко встает и подходит к своему преподавателю. Ну и как потом ему в глаза смотреть после такого? Как ходить на его пары и обсуждать с ним произведения англичан? — Слишком много думаешь, - говорит мужчина и разводит пальцами складку между чужих бровей. Он улыбается и целует Донхека в уголок губ. Такой нежный, такой заботливый, думает юноша и дрожащими от волнения руками развязывает галстук. Хек кидает на него двусмысленный взгляд, а затем густо краснеет из-за воспоминаний об одном не очень приличном видео, которое посмотрел на досуге, а потом ночью, лежа в кровати, фантазировал о них с Минхеном. — Хочешь, чтобы я связал тебя? - шепчет мужчина и мажет носом по донхековой скуле. — Нет! — а вообще-то да, но в другой раз, если таковой случится. Минхен смеется. Донхек стягивает чужой пиджак, откладывает его на край кровати и принимается за рубашку. Пуговицы поддаются еле-еле, но младший не сдается и, чтобы скрасить всю эту неловкость, целует Минхена. На моменте, когда Хеку предстоит снять чужие брюки, мужчина не выдерживает и, взяв юношу на руки, бережно кладет на кровать. У Минхена взгляд голодный, а губы горячие-горячие, словно раскаленный металл. Он целует донхековы бедра, впалый живот, обводит языком каждую родинку на смуглом теле и наслаждается протяжными стонами сверху. Хек слишком чувствительный, это и пугает, и сносит крышу одновременно; такое у Минхена впервые. Мужчина больше не собирается дразнить, окончательно раздевает Ли и раздевается сам, улыбается на чужое смущение и шепчет: «Все будет хорошо». Донхеку стыдно, он впервые перед кем-то обнажен, он впервые так громко стонет от чужих ласк и впервые кого-то хочет настолько сильно. Прячет глаза в изгибе локтя и закусывает нижнюю губу, лишь бы не потерять сознание от всего происходящего. Минхен раздвигает его изящные ноги, целует внутреннюю сторону бедра и проводит языком по аккуратному члену. Донхек под ним начинает дрожать, выгибаться дугой и протяжно стонать, иногда приходя в себя, чтобы закусить ребро ладони, притупляя очередное «ах». — Не сдерживайся. Я хочу слышать, как тебе хорошо.***
Длинные пальцы отдают внутри дискомфортом и болью. Донхек хватает губами такой необходимый ему воздух и не может остановить потока солоноватых слез, что льются из глаз. Минхен осторожно сцеловывает их, ласкает тело под собой везде, где только может, и шепчет Хеку слова утешения, хотя знает, что вряд ли это хоть как-то сейчас поможет. Младший царапается и шипит, всеми силами стараясь расслабиться, пару раз даже ругается на Минхена, но прекратить начатое не позволяет. — Черт возьми! - резко вскрикивает Донхек и округляет глаза, когда мужчина касается пальцами долгожданной точки удовольствия. — Еще, еще, Минхен! — Хек-и, если это будут не пальцы, а кое-что другое, то станет приятнее, - говорит Минхен и обводит истекающую предэкулятом розовую головку донхекова члена губами. — Тогда я-я готов, - выдыхает Донхек и разводит ноги еще шире. Минхен не может перестать смотреть на лицо Хека, когда медленно в него входит, лаская пальцами набухшие соски. Тот выглядит как самое настоящее произведение искусства — с прикрытыми от удовольствия глазами, распухшими от частых поцелуев губами и изогнутой поясницей, стоит Минхену сделать первый толчок. Даже с блестящими от света ночника каплями пота и спермы на своем теле Донхек все равно остается прекрасным. Мужчина двигается в теле под ним осторожно, внимательно наблюдает за каждым изменением на чужом лице и целует раскрасневшиеся губы, не забывая шептать прямо в них: «Донхек, какой же ты красивый». Когда толчки Минхена постепенно становятся сильнее, резче и быстрее, Донхека ломает. Он прогибается в пояснице, стонет так громко, что перебивает раскаты грома, и откидывает голову назад, путаясь дрожащей ладонью во влажных волосах Минхена. — А-ах, Мистер Ли. — Боже, я же просил, - Минхен делает резкий толчок, — без, - еще один, — формальностей, - и еще один, в этот раз сильнее. Донхек смеется и стонет одновременно, грозясь задохнуться, и тянется к мужчине обеими руками, чтобы вовлечь в спасающий поцелуй. — Может, я сделал это специально? — Ты сводишь меня с ума. Минхен закидывает стройные ноги себе на плечи, обводит губами щиколотки и обещает сам себе, что исцелует каждую клеточку этого невероятно прекрасного тела. Донхек идеальный. Сжимает ладонями простынь, прикрывает глаза от удовольствия и выкрикивает: «Минхен!», когда ему особенно хорошо. Они стонут в унисон, утопают друг в друге вновь и вновь, они оба, кажется, любят. Донхек заканчивает первым, дрожит от накрывшего его оргазма и ловит губами свежий воздух, проникающий в комнату из приоткрытого окна. Минхен продолжает двигаться в ослабшем теле и гортанно стонет, когда Хек сжимает его своими узкими стенками особенно сильно. — Я люблю тебя, - хрипит Донхек, и этого оказывается достаточно, чтобы довести Минхена до пика.***
Когда Донхек открывает глаза, то перед ним оказывается все та же комната, в которой он, изморенный и, в прямом смысле слова, затраханный засыпал. Он осторожно поворачивает голову в сторону и замечает лишь смятую подушку; простынь рядом все еще теплая, значит, Минхен ушел совсем недавно. Хек аккуратно приподнимает край одеяла, замечает, что он под ним полностью обнаженный, и стыдливо краснеет. Попытка сесть отзывается острой болью в районе поясницы, и Донхек едва успевает приглушить звонкий стон, вырвавшийся наружу. Он обреченно смотрит в потолок, пролистывая в голове события минувшей ночи, и краснеет, совершенно не имея представлений, как после такого ему смотреть в глаза Ли Минхену. Спустя несколько минут Хек все же находит в себе силы встать с постели. Он заматывается в теплое одеяло, под которым так убийственно спал, и идет на доносящийся из кухни шум. У Минхена действительно огромная квартира. Донхек практически теряется в ней, но хриплый голос мужчины, словно путеводитель, приводит его в нужное место. — Да. Да, директор, я пришлю вам списки студентов сегодня после обеда, - говорит Минхен и, кажется, совсем не замечает стоящего в дверном проеме Донхека. Он сейчас выглядит очень уютным, по-домашнему эстетичным и совершенно отличающимся от идеально выстроенного университетского шаблона. С взъерошенными волосами, в мятой футболке и даже с каким-то подозрительным пятном на спортивных штанах Донхек находит его идеальнее, чем в строгом костюме, галстуке и лакированных туфлях. — Ой! Хек, ты напугал меня, - вздрагивает Минхен и следует прямиком к Донхеку, оставляя кружку с приятно пахнущим кофе на столе. — Как спалось? — Мистер Ли, что теперь между нами? - на полном серьезе спрашивает его Хек, закусывая внутреннюю сторону щеки. — Любовь? - отвечает Минхен и подхватывает юношу на руки, чтобы отнести обратно в спальню. — Признаюсь честно, после этой ночи я влюбился в тебя еще сильнее. — Почему я? — Разве для любви нужны причины? — Эй, будь серьезен, Минхен. — Потому что, Донхек, это ведь ты. Ты — само совершенство, и я не смог устоять перед тобой. Достаточно? Ну а еще ты спас мою задницу перед директором, так что теперь, пожалуйста, напиши олимпиаду хорошо. — Вот ты засранец, а! Я ему про чувства, а он про олимпиаду! Одного подготовительного занятия мне, мм, мне мало, мистер Ли. — Я схожу от тебя с ума, - шепчет Минхен, с осторожностью укладывая Донхека в постель. — Но-но-но, Ли Минхен. Как говорила Джейн Остин в своем романе «Гордость и предубеждение», — «каждый порыв чувств должно контролировать разумом». — Однако, человек по природе своей падок.