Успеть до рассвета

«Как же мне хреново! Блин, что же мы пили-то такое? – с трудом соображая, я выпутываюсь из спальника и неуклюже выбираюсь из палатки. Тело ватное, непослушное, в висках противно долбится боль, меня мутит. – Вроде, водка не палёная, брали дорогую в хорошем магазине, да и выпил я символически…» Нет, дело, похоже, не в алкоголе. Что-то неправильное, тревожащее творится вокруг – что именно, я ещё спросонья не понял, но подсознание вопит в панике. Душная летняя ночь в самом разгаре, лес утопает во тьме. Тишина оглушает: ни стрекота сверчков, ни шорохов, ни возни ночных жителей. Призрачное сияние полной луны высвечивает пустую поляну с силуэтами палаток и прогоревшим костром. Однокурсников, с которыми мы вчера начали отмечать «экватор», нигде не видно. Все разбрелись по палаткам? Но в нашей трёхместной ни души, и пара чьих-то спальников сиротливо лежит возле кострища. А на поляну медленно, но неотвратимо выползает, клубясь, зловещий зелёный туман. Он струится из-за кустов, стекает со стволов деревьев, мерцая искорками потусторонних огоньков, подбирается ближе и окутывает меня, наполняя холодом и страхом. Ноги словно приросли к месту, язык не слушается, я не могу ни отступить, ни позвать на помощь, всё больше поддаваясь безотчётному ужасу. Как во сне, когда видишь себя со стороны, всё понимаешь и чувствуешь, но ничего не можешь сделать. Во сне? Сны?! Ну конечно! Меня полгода уже преследуют кошмары, вязкие, тяжёлые, изматывающие, когда наутро не помнишь никаких подробностей, но просыпаешься в холодном липком поту, с гулко колотящимся сердцем и тяжёлой головой, со смутным ощущением пережитого ужаса и какой-то неизбывной тоски. Если бы эти сны приходили каждую ночь, я бы, наверное, давно уже свихнулся, но они милосердно дают передохнуть несколько дней, а потом накатываю опять. И всегда – осеняет меня – мои сновидения сопровождает это зелёное пугающее марево. Но сейчас-то я не сплю: ущипнув себя, чуть не выругался от боли! Что же происходит?! Я не единожды размышлял, что это за сны, и с чем они связаны. Кроме аварии, в голову ничего не приходит. Пьяный мажор без прав на крутой тачке, не справившись с управлением, влетел в толпу на остановке и сбил десяток человек, двоих насмерть. Я чудом не оказался в их компании: чьи-то сильные руки вытолкнули меня из-под колёс в последний момент, но, падая, я приложился головой об столб ограждения и отключился. В себя пришёл уже в травматологии с сотрясением, там и узнал от врачей и приходившего ко мне следователя кое-какие подробности. Но никто не мог толком сказать, кто меня спас и что с ним стало дальше, где его искать. И не мудрено: те из очевидцев, кто не был занят гаджетами или собственными думами, смотрели на подходящие к остановке автобусы, а невменяемый водитель вывернул с другой стороны, слетев со встречной полосы на полной скорости. И сколько бы я после выписки ни расспрашивал найденных всеми правдами и неправдами свидетелей, результат оказался нулевым. А потом пришли сны. Почему-то эта логическая цепочка (авария – сны – сегодняшний туман) внезапно успокаивает меня. Может быть, я найду ответы, и мои кошмары закончатся? Отступает страх, руки и ноги снова слушаются, в голове проясняется, а туман, словно довольный кошак, чуть не урча, лезет под руку, завивается перед лицом, сгоняя огоньки в яркий шарик, висящий в воздухе на расстоянии вытянутой руки от меня. Шарик мерцает, переливается, дёргается вперёд и вновь возвращается, подрагивая, словно приглашает. Делаю шаг в ту сторону – да, так и есть, шарик ведёт меня куда-то. Расслабившись, отдаюсь на его милость и иду следом. Туман не пропадает, но словно рассеивается передо мной, освобождая дорогу, и вновь смыкается позади. Я потерял счёт времени, сколько кружу так в странном мареве, устал, взмок, хочу пить. Ночь и не думает заканчиваться, лес становится всё темнее, всё непроходимее. Я продираюсь сквозь бурелом, мимо корявых стволов с паутиной и лишайниками, хлюпаю по болотным кочкам, пока, наконец, передо мной не открывается сюрреалистичная картина. На опушке леса, в излучине мутного ручейка, журчащего среди зарослей папоротника, прогнивших упавших стволов и замшелых камней, стоит дерево-исполин. Искорёженная его развилка прячется в лесной темноте, оставляя видимым лишь огромный пень, густо покрытый изумрудным мхом, с носом-корягой, щербиной рта и дуплами глаз, очень даже живо и неприятно смотрящий на меня немигающим взором. Вздрогнув, замечаю, что и берега ручья, и окрестные исковерканные деревья полны невероятных обитателей. Из-под каждого куста, из лохматых гнёзд, из дупел деревьев на меня пялятся глаза – жёлтые, красные, зелёные хищные огоньки. Из клубов зелёного тумана выползают всё новые и новые фантасмагории: листики и грибы на ножках, движущиеся коряги и шагающие скопления прутиков, ходячие камни и ожившие холмики-кочки, вообще какие-то непонятные глазастые сгустки материи. Они бы, может, и показались смешными и милыми, если бы не внушительные комплекты острых зубов, хищно изогнутые лапы-когти, потустороннее злобное сияние глаз и явно ощущаемые мной волны ненависти, исходящие от них. Нежить стягивает свои ряды к центру полянки, где у самой воды я с замиранием сердца вижу светящийся силуэт оленя. Он кажется маленьким в злобной темноте, но, судя по рогам, это вполне взрослое, хоть и молодое животное, изящное, тёплое, почему-то бесконечно родное. И меня прошибает ужасом узнавание: это – картинка из моих кошмаров. Каждый раз во сне нежить набрасывается на оленя, погребая хрупкое чудо под своей массой; я бегу туда, отчаянно пытаясь помочь, и всё время впечатываюсь с размаха в огромный лабораторный экран, бессильно бьюсь в бронированное стекло монитора, отгораживающее от меня странный призрачный лес, и просыпаюсь, не в силах ни вспомнить, ни забыть приснившееся. Но сегодня стекла нет, я полноправный участник окружающей меня глючной реальности, и я несусь сломя голову, задыхаясь и падая, чтоб успеть закрыть собой, благоговейно обнять фантом из своего навязчивого сна, защитить его от ужаса, одиночества, мерзких созданий, ядовитого тумана. Время словно остановилось. Замерли на периферии злобные твари. Светящийся олень в моих руках тускнеет, размывается, оборачивается полупрозрачной фигурой смутно знакомого парня. – Долго же я тебя ждал! Спасибо! – тепло и искренне произносит он, глядя мне в глаза, а у меня, наконец-то, отдельные разрозненные штрихи складываются в целую картину. Я видел этого симпатичного парня раньше, и не раз: в парке на пробежке, в магазине возле дома, библиотеке, коридорах универа. Случайные встречи невзначай, кивок-приветствие, улыбка. Порой мне казалось, что он преследует меня, но подойти и заговорить я не решался. А потом была авария, и он пропал. И память тут же услужливо подбрасывает забытый мной сюжет: я иду больничным коридором в ординаторскую забрать свою выписку, а мимо провозят каталку с бледным недвижимым телом, опутанном проводами, капельницами, шлангами дыхательной аппаратуры. Я не понял тогда, но теперь точно знаю, что видел его, призрака-оборотня, что это он вытащил меня из-под колёс, не увернувшись сам, и столько месяцев провёл в больнице в коме. Меня трясёт, я должен что-то сделать. Что?!! – Где мне тебя найти? – Третий корпус, второй этаж, пятая палата. Времени мало. Меня отключат утром, – и парень растаял в моих руках, словно дым. Отчётливо слышу, как голосит петух («Откуда? Здесь на десятки километров ни одной деревни!»), и прихожу в себя на нашей полянке, меж палаток. Туман самый обычный, утренний, белёсый. Верхушки сосен золотит занимающийся рассвет. Уже утро? «Меня отключат утром…» Как же я успею? Лёха, жлоб, накануне прикатил на машине. Мы, как путные туристы, шагали пёхом по жаре с рюкзаками, а он, не мудрствуя лукаво, приехал на место стоянки, выгрузил алкоголь, запасы еды, палатки и потешался, когда мы, потные и усталые, желчно выговаривали ему за отщепенство. А сегодня я расцеловать его готов в благодарность, запрыгивая на водительское сиденье и поворачивая дрожащими руками ключ в замке зажигания. С перепугу вспомнил всё, чему учили в автошколе. Инструктор, вечно оравший, что я просто не способен к вождению и отговаривавший получать права, сегодня был бы посрамлён. Несусь по буеракам разбитого просёлка, на пределе скорости по трассе и успеваю в город к самому началу рабочего дня. Под шумок пересменка пробираюсь на территорию больницы, ищу нужный корпус, наплевав на всех, взбегаю на этаж. Пятая палата. Дежурный свет. Мерно пикают приборы. Шипит мехами ИВЛ. На койке – он, мой сталкер, мой спаситель, мой приснившийся кошмар, худющий, бледный, неподвижный. Подхожу ближе и не знаю, что я должен делать. Поцеловать? Не смешно. Мы не в сказке, и он не Спящая красавица. Сажусь рядом, беру в свои ладони его руку и просто смотрю, знакомясь вновь. Зову, разговариваю, тормошу… да, целую, чем чёрт не шутит – никакой реакции, приборы мерно пикают, время идёт. Когда в дверях появляется врач со свитой, я уже на грани истерики. – Молодой человек! Что вы здесь забыли? Освободите помещение! Упрямо цепляю парня за руку, готовый биться за него до последнего. По щеке катится предательская слеза, срываясь вниз и падая на его неподвижную кисть. С изумлением вижу, как капля шипит и испаряется, будто вода на раскалённой сковороде, слышу недоумённые возгласы врачей, поднимаю глаза и неожиданно встречаюсь с его насмешливым тёплым взглядом: – Ну, здравствуй! Ты, всё же, успел!