Call me once again

За окном уже давно темно, ночь полностью вступила в свои права. Лишь тонкий зарождающийся месяц пытается подглядеть в окно сквозь легкие занавески. Прохладный ветер мягко качает полупрозрачную ткань, так и маня заглянуть за нее… Большое зеркало мягко отражает огоньки свечей, расставленных по всей комнате. Цинсюань все крутится перед ним в новом наряде, примеряя украшения одно за другим. Драгоценные камни мерцали и переливались, но, как говорил дорогой его сердцу человек - не могли затмить его красоты. И он ему верил. Он испуганно вздрагивает, когда из темноты за спиной появляются руки и обхватывают его за талию, но после доверчиво откидывается назад, прижимаясь к широкой груди. Даже сквозь одежды он чувствует ее жар – мужчина, видимо, только выбрался из купальни, накинув один только тонкий халат - несколько капель скользят с его мокрых волос младшему за шиворот. – Гэ, не пугай меня так, – в голосе звучит лишь легкий упрек, хотя на губах играет ласковая улыбка. В объятиях брата он чувствует себя как никогда спокойно. Улыбка становится лишь сильнее, когда на кончик уха ложится кроткий поцелуй. Юноша склоняет голову в бок, давая прядям соскользнуть с плеча и открывая доступ к шее. Изящные пальцы забираются под край верхних одежд, сквозь тонкий шелк лаская кожу. От каждого движения по телу проносятся разряды, рот открывается в беззвучном стоне, когда рука Повелителя Вод скользит ниже, ложась на пах и стискивая его через ткань. – Гэ… – звучит с мольбой. Ши Уду не скрывает своего довольства. Слышится тихий смешок, когда Повелитель Ветров выгибается, вжимаясь бедрами в него. Тело в его руках чувствительно, так и просит о ласке, о том, чтобы его окунули в нежность, омыли любовью. – А-Сюань, – и от звука своего имени тот ерзает лишь сильнее. Словно не боится последствий, распаляя желание из маленькой искры в лесной пожар. Хочется толкнуть его такого отзывчивого на постель, осыпать поцелуями и взять. Ши Уду знает, что брат не будет против – лишь стонать и умолять двигаться быстрее, обхватывая нефритовыми бедрами его талию. Слой за слоем, будто распаковывая драгоценный подарок, он раздевает его: пояс, тяжелая ткань верхнего ханьфу падает к их ногам, словно белоснежная морская пена. Туда же скатывается с округлых мягких плеч нижний халат. На спине и лопатках все еще виднеются красные пятнышки засосов и следы от укусов. Избавиться от них было делом нескольких минут, особенно для небесного чиновника, но Цинсюань словно специально оставляет их как можно дольше. Холодное сердце Водяного самодура наполняется нежностью, он проводит губами по обнажившейся коже, короткими поцелуями соединяя оставленные им метки в созвездия. Судорожные вдохи сопровождают каждое прикосновение – признак того, что его брату хорошо – это все, что ему нужно знать, прежде чем продолжить. Младший Ши удивленно распахивает глаза, чувствуя, как без сопротивления в него вводят сразу два пальца. Он там мягкий, растянутый предыдущими ночами полными страсти – из-за этого щеки и шею заливает густой румянец. Они делали это много раз, но он чувствует себя сладко порочным каждый раз. Словно он роковая красавица, что соблазнила объект своих воздыханий. От этих мыслей тянет в паху, он подается назад еще сильнее, насаживается на руку старшего, выпрашивает большее. Но получает лишь несколько поцелуев в шею и внезапное ощущение пустоты сзади, от которой хочется обиженно хныкать. Масло прохладной струйкой льется на поясницу, стекает в ложбинку между округлых половинок, заставляя почти инстинктивно сжаться, вскидывая бедра вверх. Он тянется рукой назад, наугад прижимая голову старшего к себе. – Гэ, гэ… поцелуй меня. Пожалуйста, гэ Водяной самодур лишь усмехается на такую провокацию, разглядывая выступившие в уголках любимых глаз слезы и пламенеющее от желания и стыда лицо брата. Ему хочется его подразнить. Заставить умолять, изводя ласками, но не давая столь желанного. Искусанные, налившиеся кровью влажные губы же манят и Ши Уду немного сдается, подаваясь вперед и накрывая их своими. Они сладкие, словно перезревшие сливы, пьянящие, как молодое вино. Он кусает их, лижет, проникает в рот языком, нагло по-собственнически клеймя своим. Цинсюань тоже не промах – пользуясь тем, что старший так близко, раздвигает ноги чуть шире, трется словно кошка в течку о его возбуждение и стонет в поцелуй так развратно, что немеет кожа на голове. Несильный, но ощутимый укус немного его отрезвляет, заставляет нахмуриться, но недовольная складка между бровями разглаживается стоит почувствовать внутри вновь растягивающие пальцы, которые аккуратно смазывают горячие стенки. Они будто невзначай всего раз проскальзывают по комочку нервов и дальше специально избегают его, каждый раз пролетая совсем рядом. – Гэ, прошу, пожалуйста, я хочу тебя, гэ! – Повелитель Ветров опирается грудью на зеркало, касаясь напряженными сосками холодной поверхности. От этого его пробивает дрожь, он пытается потереться об него, но не находит желаемого сопротивления. Но Водяной самодур непреклонен, все дразнит рукой, но не дает то чего он так желает. Той предельной наполненности, от которой перед глазами мелькают звезды, того жара, что почти сжигает изнутри. Третий палец входит внутрь легко и лишь больше распаляет, заставляя в голове отсчитывать мгновения до того, как их заменит нечто другое – куда более крупное, что заставит забиться как рыба на берегу от восторга и удовольствия. Когда горячая головка наконец касается влажного от масла колечка мышц, Цинсюань едва держится на ногах и цепляется за резную раму, чтобы не шлепнуться позорно на колени. Если брат и дальше будет его так пытать, он точно не выдержит, но одним легким движением желанная плоть заполняет его до упора, а сильные руки крепко держат за талию. От этой хватки наверняка останутся следы, но легкая боль от них не дает юноши окончательно потеряться в ощущениях. Движения медленные, терпеливые. Повелитель Ветров бросает взгляд вниз, где в отражении видно, как двигается в нем член брата, так приятно заполняя. Масло, которого слишком много, выплескивается с каждым толчком, течет по внутренней стороне бедер. Он чувствует себя таким грешным, но в тоже время благословленным. Стоны и шлепки заполняют его уши, он впитывает эти звуки с жадностью. Уду рычит едва слышно, когда он закидывает руку ему на шею и выгибается сильнее. Меняя угол проникновения, чтобы впускать брата еще дальше в свои глубины. Покровитель Весенних Таинств полностью оправдывает свое имя и гонится за удовольствием, лаская свободной рукой твердую горошину своего соска. – Ах, гэ… Сильнее. Ты такой горячий, так хорошо заполняешь меня. Несмотря на то, что это не первый раз, Цинсюань все так же узок, обхватывает с жадностью, не желая выпускать, но встречает свободно, пуская в свои глубины. А после и вовсе показывает чудеса растяжки, опираясь на него спиной и вскидывая ножку наверх, давая и любимому полюбоваться на место их слияния. Кровь ударяет Ши Уду в голову, и он срывается на быстрые, торопливые толчки. Он понимает, что в очередной раз проиграл своему возлюбленному, но все хорошо пока его брату нравится. А стоны и милые пошлости, слетающие с покусанных алых губ, это только подтверждают. – Моя дырочка так скучала по тебя, гэ. Ах, как хорошо, когда ты так глубоко! – Ты маленький развратник. Так толкаешься мне на встречу, словно одного члена тебе мало, – Повелитель Вод не остается в долгу, кусая подставленную ему шейку и плечо, поверх старых отметок накладывая новые. – Да, гэ. Но я твой, только твой, гэ. Ах, гэ, пометь меня скорее! – младший стонет, почти кричит. Ему мало брата, мало, того как он лишь водит руками по нему, не касаясь тех мест, которые так нуждаются в ласке. Член без внимания болезненно сводит. – И не стыдно тебе так себя вести, а, А-Сюань? Неужели не можешь ни дня прожить без моего семени внутри? – в голосе Водяного Самодура звучит насмешка, но не дожидаясь ответа, он запускает пальцы между губ любовника, играя с его язычком. Тот покусывает их в ответ на рваные движения снизу, прежде чем вобрать полностью, до самого основания, начиная посасывать, причмокивая, словно поедая вкуснейшую карамель. – Так усердно сосешь… нужно будет прикупить тебе что-то что займет твой ротик получше пальцев в следующий раз. А то ему явно одиноко вот так, когда сзади так заполнено, – и в подтверждение своих слов начинает двигать рукой, тараня ими влажную пещерку в ритме своих толчков. Из плохо закрывающегося рта течет слюна, капая на грудь. Стоны выходят сдавленными, но от того только более сладкими. Теперь он только и может, что подмахивать бедрами навстречу, надеясь, что больше ударов попадет по заветной точке. Первым оргазм накрывает Уду, когда анус брата сжимается вокруг него, будто желая выдоить из него все до последней капли. От последнего удара по простате и жара, разливающегося внутри, Повелитель Ветров коротко вскрикивает, выпуская трахающие его рот пальцы и с тихим всхлипом кончает, так и не прикоснувшись к себе. На поверхность зеркала, по которой стекает вязкое подтверждение скрутившего его удовольствия, он старается не смотреть. Лишь закрывает глаза, растворяясь в ощущениях и тепле от объятий брата, что аккуратно опускает его ножку вниз и придерживает, не давая упасть. – А-Сюань… любовь моя, – шепчут ему на ухо ласково, почти невесомо. Будто недавно эти же губы и не произносили все эти ужасные, унизительные слова. Но Цинсюань не против, сполна наслаждается этим контрастом, все еще отходя от накрывшего его удовольствия и пытаясь отдышаться. – Гэ снова так много кончил… – он сжимается вокруг его члена, не давая ни капле вытечь из своего нутра. – Неужели гэ хочет, чтобы я родил ему ребеночка? Если он так же часто любил бы меня в женском облике, у меня бы был уже красивый круглый животик… – Прекрати нести чушь, – горячее дыхание щекочет взмокшие волосы на затылке. Чужой голос хриплый, каждый его звук забирается под кожу. Укус в плечо отдается вспышкой на грани сознания, но возбуждение снова накатывает волной. Цинсюаню этого мало, он хочет еще. Хочет сделать брату приятное, вернуть всю любовь, что получил, поэтому со стоном отодвигается, чувствуя, как между ног становится тепло и липко от текущего из него семени, и разворачивается плавным движением, подталкивая старшего на кровать. Тот лишь вопросительно вскидывает бровь, но послушно садится на шелковые простыни. Повелитель ветров опускается на колени перед ним, целует в бедро, поднимаясь все выше пока не доходит до достоинства между его ног. С благоговением он берет его в ладони, трогает мягко, размазывая белёсые подтеки по всему стволу, касается мошонки. Невесомо щекочет ее ногтями, а после широко лижет головку и обхватывает ее губами. Он вбирает его в себя медленно, чувствуя, как орган во рту наливается кровью и стонет от приятной тяжести на языке. Вкус старшего здесь как никогда силен, юноша наслаждается им, сам не замечая, как утыкается носом в лобок. Короткие волоски щекочут нежную кожу, и он забавно морщится. Он гордится тем, что вот так без труда может принять внушительный размер брата в горло и после его довести до исступления. Ему нравится видеть, как темнеют его глаза от желания, как ускоряется его дыхание и краснеют кончики ушей. – А-Сюань, прекрати. Это грязно, – Уду запускает пальцы в его волосы и пытается отстранить как можно ласковее. Он знает, что младший так не считает и предпочел бы, чтобы вместо этого он схватил его за затылок и как следует оттрахал миленький ротик. Это читается и в движениях, как он крутит покрасневшими ягодицами, и в горящем взгляде, который тот поднимает на него. Порочный мальчишка, словно знает, как привлекательно выглядит, когда припухшие розовые губки плотно растянуты вокруг члена. Поэтому лишь крепче хватается за чужие бедра и начинает сосать. Сначала медленно, привыкая, а после все быстрее, смазывая слюной, лаская кончиком языка выступившие венки и щелку уретры. Повелитель Вод тяжело дышит и начинает толкаться ему навстречу. Цинсюань стонет, пуская вибрацию, и расслабляет горло, позволяя ему двигаться свободно. Он уже чувствует солоноватый привкус, надувает щеки усерднее, готовясь испить все до дна, но в последний миг его грубо прерывают, отбирая и «игрушку», и лакомство. Сильные руки поднимают его с пола и бросают на кровать. Он не успевает возразить и лишь замечает, что возбудился от того, что ласкал ртом член брата, прежде чем разработанную дырочку снова до предела заполняют, тут же попадая по простате. Он цепляется ногтями за плечи Ши Уду, откидывает голову назад и сучит ногами в воздухе. – Да, гэ! Вот так! Я твой, трахни меня, гэ! И тот берет, без жалости врываясь внутрь, терзая зубами соски. Покорное тело под ним изгибается, принимая его страсть. Его сводит с ума то, как стройные бедра обхватывают его талию, реагируя дрожью на каждый толчок. Его любовь – чистое безумие и он щедро им делится, наслаждаясь тем, как младший ему отдается, и утягивая его в этот водоворот. Цинсюань запрокидывает голову, открывая еще больше доступа к шее, напрашиваясь на то, чтобы снова его покрыли засосами и укусами. Ему нравится принадлежать, получать всю ту любовь, что брат ему может дать, так что стонет, когда его кожа расцветает заветными метками, полностью сдаваясь на милость возлюбленного. К краю он подходит слишком быстро, несмотря на предыдущую разрядку. Член, которому не уделяли столько времени внимания, разрывается от трения между их телами. Чувствуя, что скоро кончит, он пытается поторопить волну оргазма. Усерднее подается бедрами навстречу таранящему его анус члену, сжимает его мягкими стенками, усиливая трение и заставляя попадать в то самое местечко глубоко внутри. Уду двигается слишком быстро, кажется, еще пара толчков… – Да, гэ… ах, еще, гэ! Муж мой, я скоро… Движения неожиданно прекращаются и Цинсюань захлебывается стоном, пытается успокоиться. Он был так близко, так близко… но не успевает возмутиться, чувствуя на себе потяжелевший взгляд синих глаз. По позвоночнику от него одного бежит дрожь. – Как ты назвал меня только что? – низкий голос у самого уха звучит угрожающе, словно у хищника, что готов вот-вот напасть и растерзать свою жертву, и юноша со стыдом вспоминает выскочившее из его рта слово. Если бы можно было покраснеть еще сильнее, он бы наверняка так и сделал. – Гэ? – он стыдливо отводит взгляд, надеясь, что старший подумает, что ему послышалось. В паху все сводит, хочется излиться, но распирающий стенки орган не двигается больше, не дает достаточно стимуляции. Это почти сводит с ума, он судорожно сжимается на нем, пытаясь без слов поторопить. – Не так, – лишь дразнящий толчок. Старший все знает и все равно распаляет сильнее. – Если скажешь еще раз, я продолжу двигаться. А если нет… – юноша чувствует, как заполнявший его до краев член начал выходить и сильнее сжался, не желая выпускать. Ему было хорошо, он не хотел вот так вот все заканчивать. – Му… муж. Муж мой, – бормочет он едва слышно, после прикусывая нижнюю губу и думая, как бы как бы оправдаться, но прежде чем он успевает открыть рот снова, резкое попадание по простате заставило его вскрикнуть. – Еще. Громче. Горошину на груди сжимают на грани боли и удовольствия, посылая импульс прямо в пах. Застонав в голос от столь небрежного обращения, Повелитель ветров уже не выдерживает и ерзает, начиная едва ли не кричать: – Муж мой! Пожалуйста, муж. Я хочу кончить, прошу. Муж... Ох! Он чувствует, как член внутри него дернулся, увеличиваясь в размерах. Ши Уду издает утробный рык и снова начинает двигаться, выбивая из его легких весь воздух. Нескольких толчков хватает, чтобы Цинсюань достиг пика и излился, громко крича, царапая плечи и спину брата. Но жестокие движения не прекращаются, даже когда он до боли стискивает таранящую его плоть. Старший трахает его пока он кончает, слишком потерянный в удовольствии, чтобы хоть как-то возразить, и проскальзывает спиной по мокрому от пота шелку простыней. – Сжимаешь меня так, будто хочешь проглотить, – укус в шею заставляет только прогнуться сильнее и закатить глаза. Слишком горячо, слишком приятно, от движения внутри, от этого жара так хорошо, что на глазах наворачиваются слезы. Удары, приходящиеся прямо по комочку нервов, заставляют опавший член снова заинтересованно дернуться. В голове не остается ни единой связной мысли, от грубых фрикций глубоко внутри поджимаются пальчики на ногах. Юноша все еще слишком чувствительный после оргазма и только и может что стонать и цепляться за плечи и волосы брата, своими сладкими криками будоража его и без того разгоряченную кровь. Уду удовлетворенно рычит и довольно облизывается, словно сытый зверь, замечая состояние младшего. Целует его за ушком особенно нежно, доводя до очередного края. Иссушенный прошлыми разрядками, его член лишь выпускает несколько белесых капелек, когда стоны переходят во всхлипы и скулеж. Но этого достаточно для чтобы Водяной самодур наконец отпустил себя, убедившись в том, что его возлюбленный получил все причитавшееся ему удовольствие. Повелитель Ветров все еще видит звезды, когда ощущает, как после глубокого толчка внутри вновь разливается вязкое тепло. Он чувствует себя полным и порочно счастливым, на ощупь находя любимые губы и целуя, пытаясь без слов передать все свои чувства. Послеоргазменная нега все не хотела его отпускать, когда Ши Уду перевернулся и уложил его себе на грудь. От резкого движения член, все это время, находившийся в нем, потерся об стенки, заставив расслабленные мышцы снова инстинктивно сжаться. Цинсюань поднял голову лишь, когда отдышался. Чуть приподнявшись, он еще раз накрыл нежным поцелуем приоткрытые губы брата. Тот лениво ответил ему, медленно мучая его и без того истерзанный рот. – Гэ… – Цинсюань потянулся, ногами чуть сильнее сжимая его бедра, словно боясь, что тот исчезнет. – Мм? – Повелитель Вод наслаждался весом младшего на себе, пропуская сквозь пальцы его спутанные волосы, временами коротко целуя чернильные пряди. Он чувствовал себя благословленным, каждый раз, когда его возлюбленный младший брат прижимался к нему вот так доверчиво. – Я тебя люблю, А–Сюань. – Я тебя тоже, гэ, – с тихим смешком отозвалось его сокровище, прежде чем приподнялось на локтях, заглядывая ему в глаза и накрывая рукой его щеку. В нежности, которой был наполнен любимый взгляд, можно было утопить не один континент. И от того, что он был единственным ее получателем, на душе становилось безумно тепло. Уду чуть повернул голову, целуя ладонь и получая в награду ласковую улыбку. Когда-то давно его терзали мысли о том, что это все неправильно, но сейчас… это казалось неважным. Если какая-нибудь кара и грядет за нарушение всех этих правил и моралей, что ж оно того стоило. Хотя тяжелые мысли терзали не его одного. – Но, гэ, я говорил тогда совершенно серьезно. Мы делим одно ложе, одно имя, одну кровь, я твой до кончиков волос, гэ. Ты купаешь меня в любви и роскоши… я хочу подарить тебе что-то в ответ, гэ. Так… как насчет маленького господина Ши, муж мой? – Цинсюань отвел взгляд, но ему не удалось скрыть печаль, которая отразилась на его лице. Испугавшись повисшей тишины, он начал тараторить, словно оправдывался. – Я уйду в длительную медитацию, закроюсь ото всех… никто не узнает, гэ! Я… правда… правда хочу этого… – Тшш, ни слова больше… – шершавые подушечки пальцев коснулись его губ, прерывая тираду. Ши Уду огладил его лицо, заставляя вновь смотреть на себя, и нежно поцеловал дрожащие от волнения губы. – Все хорошо, А–Сюань, любовь моя. Мне нравится тебя баловать, мне нравится видеть твою улыбку. В зеленоватых глазах напротив зажглись огоньки благодарности, несколько отгоняя все сомнения и неуверенность. Улыбка, робкой звездой на вечернем небе, появилась на его лице вновь. – Так-то лучше, – старший довольно улыбается в ответ, крепче сжимая в объятиях, давая почувствовать то, как гулко бьется его сердце. – И хватит мне одного ребенка. Рассерженный удар в плечо прервал его смех, но новый поцелуй заставил Цинсюаня забыть все подготовленные возмущения.