Коник

      Федор Стратилат – рубеж весны и лета. Короткие ночи зовут рябиновыми. А дни такие длинные, что можно успеть все. Грозы гремели часто. И, заслышав гром, мужики крестились, повторяя «Стратилат грозами богат», а бабы спешили на покосы – ворошить сено, чтобы быстрее подсыхало. То и дело поглядывали на небо – не погубит ли дождь – сеногной их труды, не останется ли в зиму скотина без корма?       Федяша просыпался в этот день раным-рано, ни свет, ни заря. Знал, что в свои именины будут ему подарки – от отца, от других родственников. В детстве нянюшка обряжала его в новую рубашку, расчесывала частым гребнем буйные кудри, приговаривая: - Ой, хорош, мой светик, пригож, соколик. Шли всем семейством в церковь, где Федя молился, шепча слова «Отче наш» и «Богородица, Дева, радуйся». Смотрел на икону своего святого, вспоминая историю о нем. Изображение Феодора Великомученика висело в сирийской церкви, возведенной в его честь неподалеку от Дамаска. Сарацины превратили этот храм в жилище. Однажды кто-то ради забавы пустил в изображение святого стрелу. И из того места начала течь живая кровь. Глядя на изображение святого Феодора, маленький Федяша думал, куда же попала сарацинская стрела. А дома уже начинался пир в честь именинника. И вручение подарков. В свои шестые именины Федя получил и лук со стрелами прям, как настоящий, и деревянный меч, и даже кожаный шлем – точь-в-точь по размеру. Была среди подарков и книга – да такая диковинная, что у Феди дух захватило. Но он отложил ее, решив рассмотреть, как следует вечером, когда гости разъедутся, и будет время разглядывать картинки, не спеша. А затем старый конюх Игнат подошел к мальчику и что-то протянул ему: - С Днем Ангела вас, Федор Ляксеич. Не побрезгуйте подарком от меня, старика. Федя взглянул на подарок. Это был конь, искусно свитый из пеньки. Небольшой, чуть больше ладони. Но как же ловко сделан – точно живой. И копытца, перевитые веревочками, и грива с вплетенными тонкими лентами, и седло из лоскутов – все, как настоящее. И даже глазки из бусин, черные, блестящие. Да и рот из алой нитки. - Коник, - прошептал Федя, держа игрушку в руках. Сбивчиво поблагодарив старого конюха, сунул подарок в карман и побежал играть – много ребятишек собралось в честь его именин. Лишь к вечеру сунул руку в карман – коник был на месте. И, взяв его в руки, порадовавшись, что не потерял, не выронил, вдруг почувствовал необъяснимую радость, переполнявшую его душу. - Коник… мой коник, - шептал он. Забравшись с ногами на кровать, открыл новую книгу. Пристроил коня рядом, словно тот мог тоже разглядывать картинки. - Что за диковинные звери, - удивлялся он, - в наших лесах таких нет. И рассказывал на пеньковое ухо коню своему, кто нарисован на картинке, да отчего такой необычный.       Когда же отец пришел к сыну, то увидел, что Федя спит, сжимая в ладошке веревочную игрушку. Попытался забрать, но мальчик, почти не просыпаясь, потребовал: - Мой коник… Дай… И Алексей Данилович, перекрестив сына на сон грядущий, тут же отдал ему игрушку. Тот прижал его к себе, повернулся на бок и заснул так крепко, как умеют спать лишь дети.