Тысяча глаз

Темно. Так темно, что порой кажется, будто ты ослеп. Тяжёлая смолистая чернь повсюду; и даже слабый, беспомощный бледный луч лунного света, кое-как выбивавшийся сквозь щель между занавесками, не может осветить комнату. Вокруг тихо. Это та самая жуткая тишина, которая всегда наступает перед тем, как всё вокруг разорвёт буря. Ада лежит на кровати и смотрит куда-то перед собой, затаив дыхание. Она давно оставила тщетные потуги заснуть — все равно в них нет никакого смысла. Раккун-сити уже давно перестал существовать — остались лишь руины, едва ли похожие на мирный уголок; однако этот проклятый город даже сквозь годы тянет к ней мерзкие гнилые пальцы и мертвой хваткой душит за горло, заставляя ненавидеть себя. Она должна была остановиться. Уйти ещё в самом начале, не соглашаться на всю эту адскую авантюру, когда был выбор. Тогда бы, возможно, у нее была бы спокойная жизнь. Тогда, возможно, ей не пришлось бы тыкаться по всем углам, чтобы спрятаться от этого грёбаного мира. Почему ты ввязалась в это, Ада? Спасаешься от призраков прошлого? Б о и ш ь с я? Ада сжимает зубы. Ей едва ли хватает духу признать: боится. Боится, что снова вернётся в те ужасные дни, когда ей приходилось спасаться от самых омерзительных проявлений человеческой сущности. И что в итоге? Её зашвырнули в самое пекло гнаться за каким-то дрянным вирусом. Видят высшие силы — или кто там, черт возьми, сидит над нами? — она не хотела этого. Не хотела искать этот треклятый образец. Не хотела лгать мальчишке, который искренне желал ей помочь. Не хотела прятаться в тенях. Не хотела увидеть ад на земле. Раккун-сити переломал её к чертям. Вывернул наизнанку, переворошил все потроха, передробил все кости — сделал пленницей обстоятельств, потому что назад пути уже давным-давно нет. Её словно унесло в открытое море; море, окутанное неистовым штормом; море, жаждущее обрушить на одинокую крохотную лодку всю свою ярость. Тело окутывает дрожь. Ада невольно обнимает плечи и зажмуривается. Она словно чувствует на себе взгляды тысячи глаз, которые смотрят на нее из ночной мглы: одни — с ненавистью и осуждением, другие — с ожиданием и насмешкой. Незримые взгляды буравят разум, ломают его на осколки. Они обжигают кожу так больно, что хочется содрать её с себя живьём. Ты не героиня. В твоих поступках никогда не было и не будет ничего геройского. Ты трусливая крыса. Лгунья. Ненависть нависает над ней тенью огромной башни. Где-то там, на вершине, её мечты и стремления, такие далёкие и недостижимые из-за её собственных страхов. Ты не справишься. Ты ничтожество. Горькая обида на собственную беспомощность тяжёлым камнем сдавливает ребра. Ада задыхается и судорожно ловит ртом холодный воздух… …а затем вдруг резко, до пробежавшего по предплечью удара током, ударяет кулаком по стене. Хватит. Достаточно жалеть себя. Пускай пути назад нет, но ты можешь всё изменить, Ада. То, кем ты стала, не означает, что отныне твой путь будет вечно запятнан кровью и ложью. Ибо среди этой тысячи глаз есть глаза, которые смотрят на тебя не с ненавистью или злостью, но с любовью — искренней, по-детски чистой. Эти глаза видят в тебе то, чего не видит больше никто. В мгновения, когда необузданный ветер сметает всё вокруг себя, стань каменной скалой, нерушимо стоящей на его пути. В мгновения, когда все убегают от незримых хищников, стань охотницей, которая поймает одичалых тварей в свои сети. В мгновения, когда все вокруг прячутся от бури, стань бурей сама и покажи этому миру свою силу. Ада делает глубокий вдох и открывает глаза. Она не позволит себе сдаться так просто.