глинтвейн в дождливый день

Сережа сжимал в ладонях прозрачный стакан. Красный, словно кровь напиток почти переливался через края. Ледяные тонкие пальцы сильнее стиснули горячий бокал. Парень поднял взгляд и всмотрелся в лицо напротив: знакомые острые скулы, взгляд карих, почти чёрных глаз, еле заметная улыбка, от которой сердце обволакивала медовая патока. Серёжа вздохнул: — Ну и зачем ты приготовил это? Я вроде не просил. Густой туман укрыл многоэтажки, дымкой затянул кроны деревьев. Серые тучи спрятали солнце, не пропуская яркие лучи. Батареи работали плохо, приходилось кутаться в огромный флисовый чёрный плед. Рыжие волосы лезли в глаза, но завязывать их ни сил, ни желания не было. — Ты замёрз. Я не хочу, чтобы ты заболел. Серёжа приподнял бровь и фыркнул. Он отпил глинтвейн. Грудь обожгло пряным огнём (Олег обжигал сильнее). Веки смыкались от недосыпа, и парень прилагал максимум усилий, чтобы не отдаться во владения сладкой дрёмы, хотя она давно перестала быть спасательным кругом и сама стала кошмаром. Но сегодня птица подозрительно тихо сидела внутри. Олег сел рядом и медленно приподнял руку, остановив её у плеча Серёжи. — Можно? — совсем тихо спросил он, словно кто-то мог их подслушать. Серёжа неопределённо повёл плечом и, ничего не ответив, отвёл взгляд. Олег опустил руку на чужое плечо. «Ведёт себя совсем как в детстве. Такой же упрямый.», — пронеслось у него в голове. Парень даже не вздрогнул. Тёплая шершавая ладонь стала шире, чем раньше, но прикосновение оставалось таким же мягким и приятным. — Я должен заботиться о твоём самочувствии. Это вроде как моя работа как телохранителя… — Олег на секунду замолчал, пытаясь подобрать правильные слова, — …и друга. По крайней мере я надеюсь, что ты меня таковым считаешь. Даже после Сирии и всего, что с тобой тут произошло. Олег приободряюще улыбнулся. Серёжа слегка приподнял уголки губ, уставившись в стену перед собой: — Придётся поднять тебе зарплату и добавить туда ставку личного повара. Олег тихо засмеялся, и Серёже показалось, что его сердце вот-вот выпрыгнет из груди от этого звука. Он прикусил шершавую, обветренную губу. Парень поставил стакан на журнальный столик и откинул голову назад. — Серый, я серьёзно. Кажется, нам нужно обсудить, что произошло за это время, — тихо сказал Волков. Серёжа приподнял голову и с интересом посмотрел на Волкова. — Ты основал соцсеть, стал особо опасным преступником, который поднял весь город на уши, попал в тюрьму, и я вытащил тебя оттуда. Мы оба, вроде как, изменились. Лицо Олега стало серьёзнее. Он чуть нахмурился, и Серёжа с трудом подавил желание разгладить еле заметную складку меж тёмных бровей. За окном пророкотал гром. На город обрушился ливень, смывая грязь с дорог. Людские головы спрятались за пёстрыми зонтами. Небо потемнело, окрасившись в торфяной цвет. Даже в квартире стало холоднее — мороз пробирался под кофты, и стайка мурашек пробегала по спине. Серёжа поправил плед, натянув его почти до подбородка. — Я не хочу вспоминать об этом, — резко ответил Разумовский, но вскоре, глубоко вздохнув, попытался успокоится и ответить на вопрос, тяжёлым сгустком застывший в воздухе. — Мне сложно понять, кто я теперь. Но тебя я всё ещё считаю как минимум лучшим другом. Надеюсь, ты не против. За такую формулировку Серёже захотелось стукнуть себя по лбу. Она слишком явно выдавала чувства, спрятанные глубоко внутри, но Олег, казалось, не заметил этого. — Мне тоже трудно понять тебя, но за этот месяц я пришёл к выводу, что моё отношение к тебе не изменилось. Ты почти такой же, каким был студентом. Ну, если птицу в расчёт не брать, она раньше так не буйствовала. Серёжа тихо засмеялся, чувствуя облегчение. Тонкий лёд, по которому парень ходил, не дал и трещины — лицо Олега осталось таким же непроницаемо спокойным. — Питаюсь уж точно не лучше, чем тогда, — отшутился Разумовский. Игнорируя гневный взгляд Олега, парень взял стакан со стола и, спрятав в нём улыбку, отпил остывший глинтвейн. Алкоголь лишь слегка ударил в голову, тело охватила приятная нега. Рыжие волосы растрепались по спинке дивана. Олег привычным жестом поправил чужую причёску, убрав несколько непослушных прядей за ухо. Серёжа почти незаметно распахнул глаза и смущённо отвёл взгляд. Где-то в районе живота затрепетал обжигающий огонь, и вдруг захотелось, чтобы этот день, наполненный серыми красками, заботой и горячими напитками, продолжался всю оставшуюся вечность. — Раз мы такие хорошие друзья, то может, ты выпьешь со мной? — Серёжа хитро прищурился. В стакане осталось лишь немного глинтвейна. Хотелось больше алкоголя — не то для того, чтобы забыться и не думать о разгорающемся внутри пламени, не то для того, чтобы потом не жалеть о своих поступках. — Я не пью. Армейская привычка, — отрезал Олег. Серёжа хмыкнул, немного разочарованно надув губы. — Ну, у нас вроде сегодня спокойно, драться пока не надо. — Мне казалось, что мы сошлись на том, что мы друзья, а не собутыльники, — парировал Олег. — А кто мешает нам быть друзьями-собутыльниками? «Да буквально всё», — мысленно ответил на свой вопрос Серёжа (или это была вышедшая из спячки птица, он не успел разобрать), — «Твои совсем не дружеские чувства к нему как минимум». — Хорошо, я сделаю нам попить, — Олег встал с дивана и пошёл на кухню. Серёжа победно улыбнулся, но как только Волков скрылся за дверью, громко выдохнул. Руки предательски задрожали, и парень сжал их в кулаки, пытаясь унять разрастающуюся внутри тревогу, которая не упускала возможности напомнить парню о том, что его ненужные чувства лишь всё испортят, создадут непреодолимую пропасть между друзьями детства. За окном сверкнула молния. Дождь усилился — крупные капли падали на землю с устрашающей скоростью, зонты уже не помогали редким прохожих, которые бегом спасались от гнева природы. Ветер колыхал деревья, срывая с них листья. Раскаты грома то и дело пугали не успевших найти убежище птиц. Складывалось ощущение, что за окном не день, а поздний вечер, переходящий в ночь. Серёжа старался не засыпать — кошмары не дали бы ему отдохнуть и секунды, а просыпаться в слезах при Олеге не хотелось. Он бросил взгляд на экран телефона. Сообщений не было, уведомлений тоже. Парень еле остановил порыв встать с насиженного места и пойти за компьютер, чтобы снова безвылазно работать до трёх часов ночи над новым проектом. Олег не одобрил бы такого и отключил бы электричество во всем доме, а идея сидеть в столь холодный день без обогревателя, совсем не прельщала. Волков показался в дверях гостиной с литровым чайником в одной руке и двумя кружками в другой. Серёжа фыркнул и закатил глаза. Вот тебе и «попить». Олег, игнорируя красноречивый взгляд Разумовского, поставил чашку с огромной лисой рядом с Серёжей, а себе оставил ту, что с волками. Пока Волков наливал чай, с лиц обоих не сходили улыбки. — Это теперь называется «выпить»? — спросил Серёжа, скрестив руки на груди. Плед сполз в ноги, и Олег натянул наэлектризовавшуюся ткань до чужой груди. Разумовский приоткрыл рот, будто желая что-то сказать, но тут же захлопнул его и отвёл взгляд. Даже во время битв в костюме Чумного Доктора ему не было так жарко. — Зелёный чай с мятой, лемонграссом и щепоткой мелиссы лучше, чем алкоголь, согласись? Серёжа лишь неодобрительно покачал головой, но чашку взял. Рукам было слишком холодно, а от напитка исходил манящий сладкий запах. Тонкий столб пара взмывал ввысь, к белому потолку, растворяясь где-то посреди пути. Олег снова плюхнулся рядом и занял по меньшей мере половину дивана. Серёжа вжался в подлокотник и посмотрел на Волкова. Тот пил чай жадно, будто промёрз до костей и теперь пытался согреться. Серёжа прикусил губу и молча накрыл Олега половиной пледа, получив в ответ лишь благодарный, но немного недоумевающий взгляд. — Я не слепой, вижу, что ты замёрз. Давай грейся, я не дам тебе заболеть, — Разумовский отпил чай. Его глаза были закрыты; рыжие ресницы еле заметно трепыхались. То ли от пара, то ли от глинтвейна, на бледных щеках выступил розовый румянец. — Вроде я должен был о тебе заботиться, — хмыкнул Олег, но не получил ответа. Некоторое время единственными звуками в комнате были стук капель о подоконник, свист ветра и жужжание обогревателя. Серёжа ловко завязал надоевшие волосы в неаккуратное нечто на затылке. Сердце мерно отбивало ритм, но внутри парня всё горело. Разумовский попытался списать этот пожар на алкоголь, но выпитого глинтвейна было слишком мало, чтобы вызвать такое состояние, да и к тому же, жалкие 0,5 промилле почти выветрились. Не спрашивая разрешения, Серёжа улёгся на колени Олега и снова закрыл глаза. Трепыхавшиеся внутри чувства пугали, не давали трезво рассуждать, и это вызывало панику. Ладони вспотели, пальцы мелко задрожали. Парень сложил их в замок. — Серёж, — начал Олег, отвлекая Разумовского от своих мыслей. Парень уловил нотку неуверенности, проскользнувшую в до боли знакомом голосе, и заинтересованно приподнял брови. — А что ты имел ввиду, когда сказал «как минимум лучшим другом»? Это звучит так, как будто у наших отношений есть… развитие? Парень понял, что слишком рано позволил себе расслабиться. Армия не сгубила сообразительность Олега, тот всё ещё мог читать между строк. Особенно это умение проявлялось в их с Разумовским диалогах, когда Волков понимал чужие желания по тону, которым были сказаны пресловутые «я в порядке» и «не знаю». И сейчас эта способность не подвела. Кровь пламенем прилила к щекам. Серёжа не открывал глаз, но чувствовал знакомый пристальный взгляд на макушке. Олег смотрел выжидающе, хоть и не торопил. Серёжа успел построить несколько вариантов диалога в голове. Врать не имело смысла — Олег раскусил бы ложь за секунду и произнёс бы только недоверчивое «ясно». Сказать правду, признаться и Олегу, и самому себе, что от одних волковских улыбок и прикосновений тело покрывалось мурашками, а где-то под сердцем случался самый настоящий атомный взрыв — самоубийство. Серёже хотелось уйти из дома, промокнуть под дождем до нитки, лишь бы не чувствовать на себе этот взгляд. Сил терпеть разразившийся внутри ураган не было. Надежды на то, что чувства пройдут после нескольких лет разлуки, оказались напрасными, и теперь Серёжа мучился с той же недосказанностью, которая была между ними в студенческие годы. Из груди вырвался тяжёлый вздох. — Ты хочешь поговорить об этом сейчас? — спросил Разумовский, зная, что Олег прекрасно поймёт, что им нужно было обсудить. Серёжа отрезал себе все пути к отступлению. «Как бы не пожалеть потом», — подумалось парню. Он приподнял голову и сел прямо, вызывающе посмотрев в глаза Олегу. — Да, сейчас. Я многое не успел сказать тебе перед армией и теперь жалею. Если мы снова так надолго расстанемся, то я буду последним тупицей, если не признаюсь, — Олег шумно сглотнул, и Серёжа распахнул глаза, а его губы сложились в ровную букву «о». Дождь прекратился. Мелкие ручейки бежали рядом с асфальтом, под поребриком, проезжающие машины обрызгивали пешеходов из луж. Головы прохожих больше не прятались под зонтами, а в квартире стало не так холодно. — Ну хорошо. Давай поговорим, — голос Серёжи оставался спокойным, но его сердце бешено стучало в груди. Ладони вспотели, тревога обвила рёбра плющом с ядовитыми шипами. Но нужно было продолжать. — Я влюблён в тебя лет с пятнадцати. Но признаться никак не мог, хотел сделать это потом, а для начала набраться смелости. Когда мы прощались, я почти сказал тебе это, но было так грустно, и вряд ли всё это помогло тебе в армии. А потом возможности не было, сам знаешь. Сердце Серёжи ухнуло куда-то в пятки. Вот и всё. Карты были разыграны, партия завершилась. Олег фыркнул, и Разумовскому захотелось провалиться сквозь землю. — Я тоже был влюблён в тебя лет с шестнадцати. Всё хотел признаться на первом курсе, но ты всегда был таким уставшим и одновременно вдохновлённым, почти не спал, пахал как проклятый. Отношения тебе были ни к чему, так что я старался просто быть рядом. А потом я ушёл и не успел всё тебе рассказать, — сказал Олег, горько усмехнувшись. Глаза Серёжи сделались по пять копеек. Облегчение головокружащей волной разлилось по телу, на лице расцвела улыбка, и с губ сорвался хриплый смешок. — Мы были такими глупыми. — Да уж. Они разглядывали лица друг друга словно в первый раз добрую минуту, прежде чем сократить расстояние между губами. — Можно? — тихо спросил Серёжа. Получив в ответ лёгкий кивок, он преодолел оставшиеся сантиметры и оставил нежный, почти невесомый поцелуй на чужих шершавых губах. В животе взорвались разноцветные фейерверки, сердце затрепетало, а за спиной будто выросли крылья. Они неспешно разорвали поцелуй и посмотрели друг на друга как-то по-новому, с ещё большей привязанностью и нежностью, плескавшейся на дне глаз. Олег мягко дотронулся до щеки Разумовского. — Давно мечтал это сделать, — сказал Серёжа и тихо засмеялся. — В этот раз тебе некуда уезжать. Олег фыркнул и кивнул, второй рукой прижав парня к себе. Разумовский уткнулся в чужую грудь и вдохнул еле ощутимый запах одеколона, засыпая. Солнце выглянуло из-за грозовых туч. Яркие лучи заглянули в незашторенное окно, озаряя комнату мягким светом. Серёжа прижался ближе к Олегу и, получив поцелуй в макушку, погрузился в сладкий сон. В тот день кошмары ему не снились.